«Одинокие души! Не бросайтесь в пучину отчаяния! Моя музыка спасёт вас!» (Даниэле Раннизи)
***
Сильвия лежала на мягком песке, надвинув на лицо шляпу. Тёплый бриз нежно ласкал её кожу, море неразборчиво шептало о чем-то хорошем и целовало её ступни. Тело совершенно расслабилось, в голове не было ни одной тяжёлой мысли; ей хотелось воспарить над волнами, словно птица, навстречу солнцу… В правом ухе зазвенело. Она досадливо поморщилась, пошевелилась и открыла глаза. Увы, реальность не была настолько прекрасной, как только что увиденный сон. Судя по всему, телефон надрывался уже пару минут, потому что включился автоответчик, и мужской голос произнёс: «Меня зовут Джанни Бреда, вице-комиссар Бреда, звоню с Сицилии, Трапани, нам срочно нужна помощь. Перезвоните как можно скорее, пожалуйста». Три часа ночи! Видимо, дело действительно безотлагательное, раз этому Джанни Бреде сообщили её домашний номер телефона. Сильвия подскочила в кровати и успела поднять трубку. — Слушаю.***
Не так представлял себе эту встречу Джанни Бреда… Хотя чего он, спрашивается, ожидал? В телефонной трубке во время ночного разговора тон Сильвии Конти был сухим, сдержанным и холодным — как и положено заместителю генерального прокурора; здесь же, в его кабинете, голос этой хрупкой женщины сочился ядом. Она заняла его стул, и ему пришлось сесть напротив, сполна ощутив себя задержанным на допросе. — Двадцать восемь лет и уже комиссар? Не слишком ли вы молоды для этой должности? Сильвия презрительно усмехнулась, и Бреда тут же внутренне вскипел от обиды. Какого черта она с ним так разговаривает? В чем подозревает? Какое ей дело до его возраста? Смотрит на него так, словно он не полицейский, её коллега по работе, а какой-то недоумок! — Пока только вице-комиссар. А вы стали судьёй в двадцать шесть, — горячо парировал Бреда. — У вас ко мне какие-то претензии? Не стесняйтесь, высказывайте! Об улыбку Сильвии можно было порезаться. — Претензии? Для вице-комиссара вы слишком легкомысленны и безалаберны! Если дело не в отсутствии опыта, то… Бреда понимающе кивнул, хотя в душе уже разгорался пожар. Ну что за мальчишеская реакция на критику? — Договаривайте, прошу! Сильвия, впрочем, и не собиралась смущаться, предпочитая прямо говорить то, что думала. — Быть может, это вовсе не ошибка? Велика вероятность того, что Розарио Гранккьо не должен был дожить до беседы со мной! …О Сильвии Конти вице-комиссар Бреда, конечно, был и до знакомства с ней наслышан, да кто не знал о ней, бесстрашной, отчаянной женщине, боевой подруге легендарного комиссара Каттани? И когда задержанный беглец Гранккьо изъявил горячее желание говорить только с Сильвией Конти, без колебаний решил вызвать её сюда, на Сицилию, однако… — Почему палату Гранккьо охранял всего лишь один человек? Неужели вам даже в голову не пришло, что тем самым вы обрекаете на смерть обоих, и арестанта, и вашего инспектора? Бреда понимал, что она права — все так, он действительно облажался, но кто же знал, что с Гранккьо расправятся так быстро и практически на глазах у всех, в больнице — признаться, он поначалу этому жалкому типу и не поверил, мало ли какую чушь несут схваченные преступники, изображают нервные срывы, припадки; однако ехидные намеки синьоры Конти неимоверно раздражали. Он глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться. — Послушайте, я не хочу с вами спорить, что-то доказывать, оправдываться… Примем как данность: Розарио Гранккьо хотел сообщить именно вам какую-то важную информацию и был убит прежде, чем вы встретились. Зато теперь мы знаем, что все это не было пустой болтовней, Гранккьо действительно что-то знал и, возможно, был готов сдать своих подельников. Нам предстоит выяснить, что это могли быть за сведения. Сильвия встала и взглянула на него свысока. — Нам? Вы хотите работать вместе со мной? А не вы ли уже второй год просите о переводе обратно, в Рим? Раньше вы стремились сюда, на Сицилию, теперь что-то изменилось? Бреда снова глубоко вдохнул, прежде чем ответить. Навела справки, оперативно, однако… Его личное дело по прибытии изучила. Конечно, Сильвия Конти совершенно права: на её месте у него тоже были бы основания подозревать всех, но тем не менее… — У меня сложные семейные обстоятельства, но даже их я готов отодвинуть на задний план ради того, чтобы избавить этот город от Луиджи Арагонезе и его недобитых приспешников! Слава богу, отвратительная улыбка с губ Сильвии сползла, глаза тут же утратили острый блеск, и лицо ее приобрело грустное, уставшее выражение. — Что ж, похвальное рвение, — она пожала плечами. — Посмотрим, каких успехов вы добились на этом поприще… Неужели на этот раз запасы яда подошли к концу? Бреда мрачно подумал, что совместное расследование будет для него тем еще испытанием, но, по крайней мере, выговорившись, Сильвия Конти перестала так открыто сомневаться в его профессиональных качествах и не была категорически против его участия в деле.***
Сильвия вышла на террасу и замерла, вглядываясь в ночные огни города. Сицилия… Вот и снова ей пришлось вернуться сюда для очередного сражения, точнее, для очередной попытки обрубить как можно больше щупалец уродливого кровожадного спрута… Быть может, это её последняя схватка, кто знает? С моря дул прохладный ветер и швырял ей в лицо капли дождя. Сильвия провела ладонями по мокрым щекам, поплотнее закуталась в плащ. Пять лет минуло с тех пор, как она работала здесь, на Сицилии, и никого из тех, кто был ей дорог, нет рядом. С кем-то её развела жизнь… с кем-то разлучила смерть. Она осталась одна. Сильвия, вздрогнув, оглянулась. В комнате стрелки настенных часов светились в темноте: без пяти минут полночь. Спать ей не хотелось, хотелось плакать, укрывшись одеялом с головой, жалеть умерших и себя саму… Сильвия с силой сжала виски, прогоняя от себя трусливые, никчемные мысли. Нужно бороться: с врагами и с собственными слабостями, ведь вся жизнь — борьба; но чем яростнее ты сражаешься, тем сильнее становятся ответные удары, и от очередного ты уже можешь больше не подняться. Сильвия со стыдом вспомнила то своё письмо, адресованное Давиде, в котором она сообщала, что устала жить в постоянном напряжении, страхе за жизнь близких и родных людей, и хочет лишь одного: покоя. Самообман. Она бы никогда не смогла жить спокойно, зная, что в её силах было переломить ситуацию, вывести преступников на чистую воду. Стоя у тела Давиде в бывшем бараке концлагеря, Сильвия смотрела на имена умерших на стене и ясно понимала: она не сможет убежать от самой себя. Она — служитель закона, и весь смысл её существования в этом мире — война. Именно война — с бесчестием, злобой, жестокостью, всей той мерзостью, что уничтожает красоту, доброту, любовь, счастье… Сильвия закрыла глаза и представила лицо Коррадо. Он улыбался и ласково смотрел на неё. Господи, как же она по нему соскучилась! И по Давиде тоже…***
Бреда ходил по комнате из угла в угол и размышлял о превратностях судьбы. С одной стороны, на Сицилии он очень быстро продвигался по карьерной лестнице, к нему хорошо относились начальство и сослуживцы; с другой — его не покидало чувство бессмысленности происходящего — а после убийства Розарио Гранккьо оно усилилось. Расследования, облавы, аресты — если они и приводили к чему-то, то явно не к тому, к чему должны были. Все больше и больше Бреда убеждался в том, что сами жители отчаянно держатся за существующий порядок, не желая никаких перемен — точь-в-точь те несчастные из легенд, вынужденные скармливать чудовищу из глубин своих детей, только бы оно не уничтожило весь город. …Когда пошли слухи, что на Сицилию вернулся Арагонезе, один из последних старых мафиози, Бреда понял, что назревает конфликт, и вскоре начнётся передел сфер влияния: Арагонезе против существующей власти, а банды будут на подхвате. Гранккьо в прошлом был одним из людей Арагонезе, но отчего-то шесть лет назад, в восемьдесят девятом, подался в бега; да и сам дон тоже где-то скитался, оставив весь город на попечении своей правой руки, Надзарено Марчиано, известного как Нуццо. Бреда присел на подоконник и задумчиво потрогал плотно закрытые пыльные жалюзи. За окном шумел ночной дождь. А Нуццо город отдал, это очевидно: он здесь не хозяин. Конечно, первый вариант, который напрашивается сам собой — отдал графине Ольге Камастра, которой здесь принадлежит практически все производство, земля, дома… Быстро же она оправилась после тюремного заключения! Доброе имя вернула, замуж вышла за одного из достойных горожан, Альдо Раннизи, установила здесь свои порядки. Как там ее величают в местной прессе? Благодетельница! И Нуццо на неё работает, официально — охранником на одном из заводов, а по факту — сборщиком дани с местных торговцев, мелких предпринимателей и, по совместительству, киллером. Не Нуццо ли убрал нечаянно захваченного ими Гранккьо? Бреда с тоской посмотрел на часы: скоро полночь, ещё один ночной звонок от него судья Конти не потерпит. Что ж, придётся шевелить мозгами и покамест разрабатывать план действий в одиночку…***
Сильвия бездумно щелкнула клавишей «вкл», и радиоприемник ожил, принявшись распевать какую-то современную разухабистую песенку. Она было потянулась к переключателю, чтобы сменить волну, как вдруг в эфире раздался приятный, смутно знакомый голос ди-джея. — Радио «Там-там», приветствует вас, полуночники! С вами, как всегда, Даниэле Раннизи, и я желаю вам чудесной, нежной, страстной ночи! О, сегодня у меня игривое настроение, друзья, ибо в наш город приехала одна из прекраснейших женщин, служительница Фемиды, безжалостный ангел правосудия, сама Сильвия Конти! Сильвия невольно рассмеялась, вспомнив, наконец, откуда ей знаком этот голос — без сомнения, он принадлежал тому развязному молодому человеку, журналисту, которого инспектор Ливоти назвал «радиопиратом» и «папенькиным сынком». Поклонник? Интересно… Свободная пресса? Конкурент официального «Диана-ТВ» и при этом — пасынок графини Ольги Камастра? Бунт молодого поколения? — Да-да, не сомневайтесь, ребята, как же мне хочется, чтобы Сильвия Конти допросила меня с пристрастием… Предлагаю помечтать, а кому-то — эх, везунчики — и реализовать свои эротические фантазии под композицию Аны Флора… Надеюсь, ты слышишь меня, Сильвия! Знай, я думаю о тебе! Даниэле томно вздохнул, Сильвия улыбнулась и выключила радио.***
Они подъехали к комиссариату. Всю дорогу от дома Гранккьо Сильвия не проронила ни слова, задумчиво глядя в окно. Бреда изредка бросал на неё осторожные взгляды, но тоже хранил молчание. — За девушкой, Сарой, надо бы присмотреть, — наконец, решился он, когда они вошли в его кабинет. — И за ее братом. Не зря же отец говорил о них перед смертью. — Они знают, кто его убил, — согласилась с ним Сильвия. — И жена, и дети. Но почему-то покрывают убийцу… Из страха перед ним? Или тут другая причина? Гранккьо бросил жену и детей, сбежал, может быть, в этом все дело? От кого он скрывался все эти шесть лет? От Арагонезе? Почему он вообще бежал с Сицилии? — У семьи Гранккьо неплохой доход, они ни в чем не нуждались эти годы, — подтвердил её догадку Бреда. Он налил воды и протянул стаканчик Сильвии. — Дом, может быть, старый, но мебель и бытовая техника не из дешёвых! А посмотрите, к примеру, на мотоцикл Гранккьо-младшего, это не простой драндулет, как у большинства местных парней, это же Дукати 916! Мне о таком даже мечтать нельзя! — И вдова, — Сильвия присела на край стола. — Смотрит на нас, твердит «Розарио бросил меня с детьми на произвол судьбы», а у самой серьги с бриллиантами в ушах так и сверкают. Тут и сомневаться нечего: семью Гранккьо содержат очень даже хорошо, но кто? — И почему, — добавил Бреда. — И будут ли содержать дальше, после смерти Розарио?***
Сильвия приехала ровно в девять: архив только-только открылся. В холодных коридорах не было ни души, и только звук её шагов гулко раздавался в полумраке. Она шла вдоль окрашенных в синий цвет стен и одинаковых, без табличек, белых дверей по обе стороны — все они были закрыты, но проверять, заперты ли они, ей отчего-то не хотелось. — Синьора! — окликнули её сзади, и Сильвия, невольно вздрогнув, оглянулась. Одна из дверей отворилась, и оттуда выглядывал маленький кудлатый толстячок в очках. — Здравствуйте, я следователь Сильвия Конти. Я звонила вчера вечером и просила подготовить мне архивные дела для ознакомления. — Да-да, — засуетился толстячок. — Как же, как же, проходите сюда. У нас ремонт, к сожалению. Полный разгром, все в ужасном беспорядке. Что смог — нашёл, уж не сердитесь, что не все. Картотекой до меня здесь плохо заведовали, к сожалению, многое утрачено… И ведь это никого не волнует! Уже две недели как должен был приехать специалист, занести данные в компьютер, но так и не приехал, и в архиве творится невообразимое! Ужасный беспорядок — это было ещё слабо сказано. Бумаги были везде: в папках и без, они неровными кипами покрывали столы, стеллажи, подоконник, даже пол, отчего довольно большая комната казалась тесной донельзя; пыль стояла столбом, вдобавок пахло мокрым картоном, плесенью и мышиным помётом. — Вот, — толстячок протянул ей большую растрепанную папку в желтых разводах. Восемьдесят девятый. Пресса там местная и всякое такое… Можете пройти в соседний кабинет, будет посвободнее. Правда, там один из ваших коллег уже дела изучает. Один из коллег? Сильвия нахмурилась. Кому ещё могло понадобиться рыться в пыльной макулатуре? Конечно же, вице-комиссару Джанни Бреде. Сильвия с непонятным самой себе неудовольствием посмотрела на сидящего к ней спиной молодого человека: мятая серая куртка, взъерошенные черные кудри… Какой из него, к черту, полицейский? Он даже со своей недельной щетиной на щеках на двадцать пять не тянет, а туда же — играет в сыщика, борца с преступностью… Сильвия одернула себя, вдруг осознав, что злость, которая поднимается в её душе при виде Бреды, с самим вице-комиссаром никак не связана. Что ж, она, в самом-то деле, так пристрастна? Тот же Треви, да и Куадри — они ведь в девяностом были даже младше Джанни Бреды, а их команда работала слаженно и продуктивно. Нет, так дело не пойдёт, надо находить с вице-комиссаром общий язык, это необходимо для дела, а парень он вроде бы старательный и неглупый, и до сих пор переживает из-за допущенной ошибки при задержании Гранккьо… Бреда обернулся, поздоровался, и Сильвия кивнула в ответ.***
— Много интересного нашли? — холодно осведомилась Сильвия, присаживаясь рядом. — Немного, но кое-что, — Бреда решил разговаривать с ней как можно миролюбивее — проблем ему не хотелось. — А вас что сюда привело? — Восемьдесят девятый, — не стала скрывать от него цель своего визита Сильвия. — Может быть, изучение материала и прольет свет на события шестилетней давности. В девяностом вовсю гремело дело об убийстве семьи барона Линори, и о том, что было на Сицилии в предыдущем году, как-то подзабыли, а мне, конечно, было не до того… Она осеклась, видимо, осознав, что слишком уж разоткровенничалась перед ним, и Бреда сразу понял, что боль от утраты комиссара Каттани до сих пор в её душе так и не утихла. — Я тут полистал все, что нашёл об Луиджи Арагонезе, — Бреда пододвинул в сторону Сильвии пару папок. — Все в голос твердят, что старый дон не появлялся тут с конца семидесятых, что он в Америку сбежал, но людей-то не проведешь! Кто конфликтовал с Куполом? Кто захватил половину предприятий города в первой половине восьмидесятых? Кто руководил вооруженным ограблением инкассаторской машины в Палермо в восемьдесят четвёртом? Расстрелом охраны банка Антинари в восемьдесят пятом? — А это на самом деле так? — недоверчиво качнула головой Сильвия. — Не приписываете ли вы Арагонезе чужих преступлений? Материалы по Гранккьо нашли? — Да, — Бреда раскрыл ещё одну пыльную папку. — Но здесь почему-то нет личных данных других участников банды. Возможно, затерялись где-то в этом бардаке… — Или их выкрали. — Возможно, — не стал спорить Бреда. — А тут что? — Сильвия потянулась к синей картонной папке, достала оттуда старые, пожелтевшие газетные вырезки: «Дочь комиссара Каттани похищена», «Комиссар Каттани обвиняется в превышении полномочий», «Смерть комиссара Каттани». — Это все лежало в общей куче, — пояснил Бреда и с тревогой взглянул на разом побледневшее лицо Сильвии. — Вам нехорошо? Да, ей было плохо. Ужасно. Больно. Но показывать свою слабость перед ним она не собиралась. — Все в порядке, не отвлекайтесь, пожалуйста. Она выдержит.***
Спустя месяц самоотверженного копания в архивах, кропотливого сбора информации, тщательного изучения нравов и быта горожан, Сильвия Конти уже порядком вымоталась. Пролетали дни, до безумия похожие один на другой, но расследование с мёртвой точки не сдвигалось. Порой Сильвия размышляла о том, что она здесь делает и не утратила ли былой хватки. Видимо, прокурор Орионе тоже об этом задумывался, потому что звонил ей почти каждый день и интересовался новостями, а то и приглашал к себе, для более детального обсуждения хода расследования. — Зря, зря вы вцепились в эту версию с Арагонезе, — уже который раз за сегодня повторил ей прокурор. — Если бы он был здесь, на Сицилии, мы бы давно об этом узнали! Я уверен, что покойный Гранккьо просто набивал себе цену! «И вас не минула чаша сия», — зло подумала Сильвия, но вслух произнесла: — А по чьему приказу он был убит в больнице? — Почему именно «по приказу»? Отчего вы отказываете убийце в спонтанности? В больнице вполне мог находиться кто-то из тех, кого он опасался… Вице-комиссар поспешил с решением сообщить вам об этом случае. Конечно, в нашей профессии лучше перебдеть, чем недобдеть, но… — В этом вопросе я всецело доверяю вице-комиссару Бреде, — Сильвия встала, и прокурор посмотрел на неё снизу вверх с каким-то жалобным выражением лица. — Держите меня в курсе дела, пожалуйста. Не хочу неприятных сюрпризов. И не принимайте опрометчивых решений, здесь ошибок никому не прощают.***
— Два трупа, — сообщил Бреда только что приехавшей Сильвии. — Нашли в автомобиле, вон там. Яркое утреннее солнце, отражаясь в стеклянных витринах, заливало светом узкую, мощеную камнем улочку. — Кого убили? Бреда открыл дверцу новенького красного «Фиата», и Сильвия увидела двух парней лет двадцати; оба в джинсах, кожаных куртках и дешёвых кроссовках. Тот, который сидел на водительском месте, судя по безмятежному выражению на лице, даже не успел понять, что произошло. Голова второго была откинута назад под неестественным углом. — Пока выясняем. Обоих задушили, а вот этому, похоже, шею вдобавок свернули, к тому же, у него во рту деньги. Наверняка, рэкетиры. Похоже, не поделили территорию. — А это что за собрание? — Сильвия указала на несколько мужчин и женщин, сбившихся в кучку чуть поодаль и со страхом взиравших на происходящее. — Хозяева магазинов, расположенных неподалёку, — Бреда с досадой махнул на них рукой. — Как всегда: никто ничего не видел и не слышал. В этом городе вообще все живут по данному принципу: «не меня, и слава богу». — Во всем мире так живут, — вздохнула Сильвия и направилась к потенциальным свидетелям двойного убийства. Конечно, она решила попытаться усовестить напуганных горожан, но безуспешно. Бреда осматривал салон машины, в которой были найдены убитые и невольно прислушивался к их разговору. «Вы обязаны нас защищать, это ваша работа, вы за это деньги получаете». Знакомая присказка! Удобная позиция! Из года в год одно и то же — неужто синьора Конти надеялась, что сможет убедить этих трусливых обывателей в том, что им непременно нужно выступить против преступников единым фронтом с полицией? С ее-то опытом работы уже давно пора привыкнуть, что сотрудничать с правоохранительными органами никто добровольно не будет, это крайняя, вынужденная мера, к которой прибегают, когда больше нет выхода… В кармане у одного из убитых парней Бреда нашёл кольцо с надписью «Саре». Интересно, что синьора следователь думает по этому поводу?***
Дом убитого Антонио Рагузы представлял собой переделанный морской контейнер, местами проржавевший и наполовину засыпанный песком. Сильвия медленно передвигалась по маленькой грязной комнатке, одновременно служившей и спальней, и кухней, и ванной, отмечая разобранную постель, разбросанную одежду, сломанные деревянные модели самолётов и кораблей. — Ни фотографий, ни каких-либо других свидетельств, что Антонио был знаком именно с Сарой Гранккьо, нет, — сообщил ей Бреда. — Но если именно ей предназначалось найденное в кармане у Антонио обручальное кольцо, то все очень печально: сначала отец, потом жених… — Да, — согласилась с ним Сильвия, поднимая с пола крошечную золотую звездочку, затерявшуюся среди обломков деревянных кораблей. — Сара была здесь, и не так давно: я запомнила эти серьги, оригинальная штучка.***
Они сидели в машине и смотрели, как ворота интересующего их дома распахнулись и оттуда вышла худенькая темноволосая девушка с короткой стрижкой. Яркое цветастое платье красиво облегало ее фигуру. Бреда подумал, если Сару Гранккьо и обуревают какие-то чувства, по ее лицу прочитать это совершенно невозможно. — На рынок, что ли, отправилась? Она больше никуда не ходит, только за покупками, — Бреда помедлил, провожая Сару взглядом, подождал, пока она дойдёт до конца улицы, потом повернул ключ в замке зажигания. — И за весь месяц ни разу не была дома, — Сильвия покачала головой. — Странно все это. Работает у Надзарено Марчиано, ни с кем не общается. — Вся их семейка странная, — Бреда встретился глазами с Сильвией. — Похоже, сомневаться в происхождении их достатка уже не стоит. В салоне автомобиля повисло молчание. Бреда подумал, что для него, северянина, нравы южан всегда будут казаться дикими: все эти древние традиции, мафиозные семьи… То, что казалось ему мерзким пережитком прошлого, здесь воспринималось как норма. Видимо, комиссара Каттани в своё время также возмутили беззаконие и безнаказанность, являвшиеся здесь основой всего, оттого-то он и принялся ворошить это безобразное осиное гнездо — и они с Сильвией, похоже, продолжают его дело. И скорее всего, с тем же результатом. …На рынке было не так много народу, и Бреда довольно быстро увидел Сару, которая стояла у прилавка с фруктами. Он осторожно коснулся её плеча. — Сара, с тобой хочет поговорить синьора Конти, — Бреда намеренно не сказал «следователь», чтобы девушка поняла, что разговор будет носить неофициальный характер. Сара неопределенно качнула головой. — О чем? Бреда взял из её рук тяжелую сумку. — Пойдём, тут недалеко. Мы тебя надолго не задержим. Сара подняла на него глаза: взгляд у нее был абсолютно пустой, ничего не выражающий, и Бреду отчего-то передернуло.***
Сара села к Сильвии, на заднее сиденье; Бреда проехал пару километров и остановился на берегу. С моря дул тёплый ветер, над волнами летали чайки и отчаянно кричали. — Чем ты занимаешься в доме Надзарено Марчиано? — наконец, нарушила молчание Сильвия. Бреда обернулся к ним. — Веду домашнее хозяйство, — ровным голосом ответила девушка. — Уборка, готовка, покупки — вот мои обязанности. Кстати, через час мне уже надо быть дома, хозяин возвращается к восьми. — Но почему? — не сдержался Бреда. — Почему — служанкой? — А кем ещё? — Сара мрачно посмотрела на него. — В этом городе непросто найти хоть какую-то работу, а так у меня есть и кров, и еда. — Предположим, — кивнула Сильвия. — Это было твоё собственное решение? Тебя никто не принуждал? — Конечно, никто, — Сара прикусила губу. — Нуццо ко мне прекрасно относится, он был другом моего отца и обещал ему заботиться обо мне. — Надо же, — недоверчиво ухмыльнулся Бреда. — Это тебе Нуццо сказал? Хорошо! А как ко всему этому относился твой жених, Антонио Рагуза? Ноль реакции. — Он не мой жених. Мы встречались давно, потом решили расстаться. Сильвия достала из кармана обручальное кольцо и протянула Саре. — Здесь написано твоё имя. Вы хотели пожениться, да? Сара равнодушно скользнула взглядом по кольцу, лежащему на ладони Сильвии. — Это какая-то другая Сара. Не я. У вас все? Отвезите меня в город, пожалуйста.***
— Сара нашла работу и больше здесь не живёт. Сильвия пристально посмотрела на вдову Гранккьо. — Она уехала из Трапани? Вы знаете, где её можно найти? — Нет, — женщина сложила руки на груди, вскинула подбородок и встретила взгляд Сильвии. — Я ничего не знаю. Она просто собрала вещи и ушла. Моей дочери уже восемнадцать лет, она совсем взрослая. — А ты, Бьяджо? — обратилась Сильвия к вошедшему в дом юноше. — Тебе сестра сообщила, куда она отправляется? Бьяджо пожал плечами. — Может, на Сардинию? Она всегда хотела туда уехать. Или вообще в Германию. Откуда я знаю? Она никому не докладывает о своих планах. Сильвия не выдержала первой. — Слушайте, к чему весь этот цирк? Мы же все прекрасно знаем, что Сара живёт в доме Нуццо в качестве прислуги! Или на неё возложены и другие обязанности, более интимного характера? Вы что, продали ему свою дочь? — А вам какая разница? — подскочила к ней мать. — Мало ли у кого она работает и кем? Зачем вы вмешиваетесь в наши дела, синьора следователь? Будьте добры заниматься расследованием убийства моего мужа, а не личной жизнью моей дочери! Не стройте из себя ханжу! Не читайте мне мораль! И вы, и ваш смазливый комиссар, что вы понимаете в нашей жизни? Приезжаете из Рима, устраиваете здесь полный кавардак, а страдают простые люди! Убирайтесь вон! Сильвия молча повернулась на каблуках и вышла из дома; Бреда последовал за ней.***
Под окнами завывали сирены, в трубке что-то хрипело, скрипело, и Бреда с трудом разбирал, о чем говорит Берарди, глава коммуны Аркодалено, где в данный момент проживала Тициана, его бывшая жена. Впрочем, общий смысл был понятен: у неё снова неприятности. — А сейчас она как себя чувствует? Чёрт возьми! И угораздило же её! Да ещё так не вовремя! — Плохо, но уже пришла в себя, — Берарди вообще не имел привычки звонить по пустякам. — Хорошо, что моя покойная жена не застала все это… Ты приедешь? Тициана звала тебя всю ночь. — Попробую отпроситься, — Бреда со вздохом положил трубку на рычаг и откинулся на спинку стула. Но подумать ему не дали: в кабинет стремительно влетела Сильвия. — Нам нужно по полной разрабатывать Надзарено Марчиано, — не терпящим возражений тоном начала она. — Предоставьте мне все, что есть на него. — Я… — Бреда запнулся, подбирая слова. — Мне нужно на пару дней уехать из города. Сильвия мгновенно напряглась. — Это невозможно! Я не могу больше затягивать расследование! — Мне это необходимо! Семейные обстоятельства… — Какие семейные обстоятельства? Ты уже три года, как развелся с женой! В лицо ему бросилась краска, уши заполыхали — это ещё что за?.. Почему она?.. — А вообще, отпрашивайтесь у вашего непосредственного начальника, не у меня! — глаза Сильвии сверкнули, кулаки сжались. — И валите на все четыре стороны! Дверь кабинета с треском захлопнулась.***
Сильвия повернулась на правый бок и прижалась лбом к холодной стене: нестерпимо болела голова, и таблетки уже не помогали. Мерцающие стрелки часов медленно ползли к полуночи, а в окно заглядывала полная луна и заливала комнату призрачным серебристым светом. Отчего-то перед глазами стояло лицо Сары с потухшим взглядом, потом её сменила фотография с места убийства её отца, Розарио Гранккьо — черно-белая картинка вдруг стала цветной и оттуда, из распоротого горла убитого, начала сочиться кровь, а труп Антонио Рагузы выпрямился на сиденье автомобиля, одной рукой поправил сломанную шею, а другой протянул ей кольцо… Сильвия села в кровати, судорожно хватая ртом воздух. Бешеный стук сердца отзывался в висках, затылок тупо ныл, звенело в ушах. Сильвия не сразу поняла, что эти мерзкие трели издает телефон. — Алло. — Сильвия, — произнёс незнакомый приятный баритон. — Ты же красивая женщина, ты создана для другой жизни, уезжай из этого города, пока не поздно. Она положила трубку и включила радио. — Сильвия, — сказал Даниэле Раннизи. — Вдруг ты слышишь меня сейчас? Эта песня для тебя, любовь моя. Комнату наполнили звуки джазовой композиции, и голова неожиданно перестала болеть.***
Десять часов за рулём — и вот он здесь, в знакомой с детства коммуне. Пока за окнами автомобиля мелькали живописные пейзажи, Бреда думал о расследовании, о карьере, о всей своей дальнейшей жизни и гадал, увидит ли он когда-нибудь свет в конце тоннеля. И ещё из головы не шла Сильвия… Что это было? Зачем она упомянула Тициану? Видимо, синьора Конти считает, что бывшая жена-наркоманка — это серьёзная помеха… Но разве он может бросить Тициану на произвол судьбы? Тем более, чем дальше, тем больше его мучает чувство вины: не реши он тогда развестись, быть может, Тициана не начала бы принимать наркотики? Кто знает, прости он жене этот дурацкий роман, все было бы иначе? …Берарди встретил его на крыльце чуть ли не с распростёртыми объятиями. — Господи, Джанни, ты приехал! Я уж и не знал, что делать, ей так плохо было, так плохо… Тициана лежала на кровати, бледная, под глазами чёрные круги, худые руки поверх одеяла, от правой тянулась трубочка капельницы. Сейчас она была всего лишь бледной тенью той жизнерадостной, весёлой девушки, на которой он женился пять лет назад… Бреда подошёл к изголовью, наклонился и поцеловал её в лоб. — Привет, — слабо улыбнулась она. — Её нашли на станции, коллапс случился, — пояснил Берарди. — Вколола опять какую-то дрянь, чуть богу душу не отдала. В который раз… Бреда вздохнул, присел на край кровати и взял Тициану за руку. — Чего ты опять натворила? Зачем уезжала из коммуны? Разве тебе здесь плохо? Серые потрескавшиеся губы Тицианы задрожали. — Мне здесь хорошо, правда! Джанни, поверь, мне здесь хорошо! Я… я не знаю, почему ушла… Просто ушла… Я больше не буду! Она всхлипнула, и Бреда успокаивающе погладил её по щеке. — Ладно-ладно, только не плачь… Я же здесь. Давай просто поговорим.***
Сильвию слепил белый свет софитов, а беготня многочисленных ассистенток по съемочному павильону уже порядком утомила. Этим хаосом правил Лучо Панареа, самый главный человек на «Диана-ТВ», рупор пропаганды, икона стиля и местный гуру масс-медиа. В данный момент этот импозантный мужчина средних лет стоял посреди площадки, решал какие-то технические вопросы со звукорежиссером и периодически бросал на Сильвию странные взгляды. «Пожалуйста, не отказывайтесь от участия в программе, — увещевал её накануне прокурор Орионе. — Вы сейчас здесь олицетворяете правосудие, люди к вам прислушиваются, возможно, после эфира кто-то решится пойти на контакт, не стоит упускать подобный шанс!» Сильвия, конечно, в благие намерения прокурора не верила, но на плодотворную беседу с аудиторией все же надеялась. — Полная готовность! — разнесся по павильону зычный голос Панареа. — На старт, внимание, пишем!***
Бреда присел на скамью рядом с инспектором Ливоти и, бросив взгляд на экран, тут же заметил Сильвию. После возвращения из Аркодалено общались они по-прежнему холодно, и следователь Конти больше не позволяла себе вспышек ярости. — Ток-шоу «Я обвиняю», — пояснил Ливоти. — Будут говорить о проблемах молодёжи нашего города. — Ну-ну, — хмыкнул Бреда. — Значит, и о тех двоих рэкетирах речь пойдёт… Надеюсь, Панареа о них не забудет. — Следователь Конти ему напомнит, — Ливоти прибавил звук. — А она неплохо держится перед камерой, прямо телезвезда! И вообще чудесно выглядит для своих-то лет! Бреда, не удержавшись, рассмеялся: ни для кого не было секретом, что по мнению Ливоти все женщины старше двадцати были уже «в возрасте», а тридцатишестилетнюю Сильвию он и вовсе счел «пожилой». Тем более следовало оценить эффект, который она на него произвела. Строгий деловой костюм, минимум макияжа, туфли на шпильке — Сильвия выглядела так всегда, но сейчас, в студии, будучи на виду у многих, она была звездой. Сам вице-комиссар сейчас видел в Сильвии Конти — помимо упорного и бесстрашного борца с преступностью — просто смелую, умную и, чего греха таить, красивую женщину, своеобразный светлый символ сопротивления тьме и хаосу. Между тем передача только набирала обороты. — Итак, следователь Сильвия Конти, прибывшая из Рима, уже целый месяц пытается помочь нам преодолеть ту волну беззакония, что захлестнула наш город. Уверен, что прокурор Республики совершенно правильно выбрал для этой миссии синьору Конти, уж кто, как не она, Жанна д’Арк от правосудия сможет освободить Сицилию от мафии! — Лучо театрально замолчал и посмотрел в камеру. — Ну, конечно, судьбы несчастной Жанны мы следователю Конти не желаем… «Сволочь, — подумал Бреда. — Паяц. Этому исходу ты бы радовался больше всего… Не ты ли сожалел, что Каттани убили не здесь, а в Милане?» — Синьора Конти, знаете ли вы, что согласно нашим опросам, шестьдесят процентов женщин нашего города хотели бы походить на вас, а семьдесят процентов мужчин провели бы с вами ночь? Бреда не без удовольствия отметил, что смутить Сильвию ведущему не удалось. Она даже бровью не повела. — Синьор Панареа, — явно скучающе произнесла она, — все мы собрались здесь по иному поводу. Три дня назад город потрясло двойное убийство, ставшее, увы, неизбежным плачевным результатом того, что молодые люди в поисках лучшей жизни преступают закон. Не хотите ли вы обсудить причины, толкнувшие ребят на скользкий путь? И Антонио Рагуза, и Джино да Сильва были молоды, энергичны и талантливы, один мог бы стать инженером, другой — художником, однако оба теперь лежат в могиле… В кабинете раздался резкий дребезжащий звук телефонного звонка. Бреда, не отрывая взгляд от экрана, поднял трубку. — Алло, вице-комиссар Джанни Бреда слушает… Что? Что вы сказали? Сейчас будем!***
С каждой минутой Сильвия Конти убеждалась в том, что превратить тщательно распланированный Панарео фарс в адекватную беседу ей удастся только в том случае, если ведущий внезапно лишится дара речи. Любая её попытка начать дискуссию на заявленную тему безжалостно подавлялась болтовней Лучо, а остальные гости предпочитали играть на его стороне. Вскоре Сильвия поняла, что их партия в словесный теннис ведётся на её поле и отбивать подачи становится все сложнее. — Но разве не очевидно, что нравственность молодёжи формируется под воздействием социальных факторов? — Господа, вы тоже считаете, что в деградации молодого поколения виновато общество? Разве личная ответственность за свои действия уже не учитывается? — Но ведь это порочный круг: они преступники потому что преступники — такова ваша точка зрения, синьор Панареа? Лучо ослепительно улыбнулся. — А вот и нет! Не все молодые люди в этом городе — нарушители закона, и скоро вы в этом убедитесь! Я взял на себя смелость пригласить также… Погодите, в чем дело? Что-то безусловно затевалось, и Сильвии была уготовлена роль проигравшего, однако внезапное появление вице-комиссара нарушило планы Лучо Панареа. Джанни Бреда стремительно вошёл в студию, отмахнувшись от подскочившего к нему ассистента режиссёра и, наклонившись к уху Сильвии, шепнул ей одно лишь слово: «Убийство».