Хемлок Гроув 4: Притяжение

Роман Годфри больше всего на свете боялся стать похожим на мать, стать многоликим хладнокровным монстром, жестоким и беспринципным, который ни перед чем не остановится, добиваясь своего. Теперь Роман не боится. Бояться уже не имеет смысла. Темное чудовищное наследие победило, оказалось сильнее жалкой личности слабохарактерного девятнадцатилетнего наследника, возомнившего себя светлым героем, борцом за лучший мир. Роман смотрит на себя в зеркало, не мигая. Большое зеркало во весь рост в серебристой оправе демонстрирует идеальные черты последнего аристократа из рода Годфри. Не без иронии Роман думает о том, что, кажется, начал понимать, что в нём находят женщины: они просто не знают, какая мразь скрывается за красивой оболочкой, вздернутым вверх курносым носом, затягивающими своей глубиной глазами, скульптурными выразительными скулами, изящными манерами и отличным вкусом, которые являются заслугами ненавистной матери, на которую молодой самонадеянный дурак так старался не стать похожим и которую с разгромным счетом превзошел по всем параметрам. Роман прикусывает нижнюю губу, завороженно наблюдает в зеркало, как темно-красная кровь стекает по его подбородку, пачкает дорогой светло-серый джемпер. Джемпер вскоре отправится в урну. И плевать Роману, что он почти новый, дорогой и супербрендовый. Уже прошло на дюжину дней больше месяца с тех ужасающих событий. А Роман до сих пор временами ощущает разрывающую хватку волчьих клыков на своей идеальной белой шее. Не осталось даже крохотного шрама: на на шее, ни на грудной клетке, которая была полностью выпотрошена беспощадным варгульфом. Кажется, Роман сам, не соображая, вне себя от боли многочисленных переломов умолял о смерти. Жуть какая, дьявольщина, ересь. Очнувшись месяц назад на рассвете в порванной одежде, на пятнах застывшей крови повсюду и остром битом стекле у своего дома, не понимая, что произошло и как он остался в живых, Роман ясно понял только одно: он очень хочет жить. Первую неделю после чудесного воскрешения Роман упивался кровью, как безумный. Когда первобытная жажда немного поутихла и к Роману вернулась возможность ясно мыслить, он первым делом делом связался с начальником охраны башни и потребовал развернутый отчет. Надю так и не нашли. Зато ученый слюнтяй Блински, занявший место погибшего Прайса и за неделю отлично освоившийся на вольных хлебах без надзора со стороны Годфри, преподнес неожиданно приятный сюрприз: нашел в лесу подопытного, которым оказался никто иной, как Питер Руманчек собственной персоной. Роман был заинтригован, впечатлен. Не так-то просто захватить полуволка. Почти детская эйфория Романа только усилилась, когда стало известно, что Руманчек по неизвестной причине прочно застрял в человеческой форме и больше не может обращаться в волка. Роман немного позубоскалил над этим занятным фактом, строго-настрого приказал эскулапам в белых халатах отменить запланированные опыты и через насколько дней, когда на минусовом этаже был оборудован бункер по типу детской, забрал Питера к себе. Роман утирает кровь с подбородка большим пальцем и с блаженным стоном обхватывает свой палец губами, думая о том, какая у Руманчека нежная и соблазнительная шея, гораздо соблазнительней, чем должна быть у мужчины. И пахнет от него приятно, сладостью с ноткой горечи тирамису. И, Господи, он совсем рядом, стоит только спуститься в подвал, раскрыть три тяжелых кодовых двери с уникальными кодами на каждой, подмять его под себя, сжать в ладонях слабые человеческие запястья, отпустить себя совсем немного... Нет, Роман совершенно точно не хочет снова порвать шею рома клыками, поэтому режет себя перед каждой встречей с Питером.