Добро пожаловать в нигде

      Особняк старого Беррингтона и в лучшие времена не мог похвастаться гостеприимством: пускай соседи победнее зеленели от зависти, воображая царящую внутри роскошь, никому так и не довелось побывать за калиткой, украшенной загадочными письменами. Старый Роберт никогда не устраивал балов и вообще вёл себя неприлично тихо для такого богача, что, конечно же, порождало множество слухов. Рассказывали, будто по ночам в окнах загораются кладбищенские огни, стонущие призраки в цепях качаются на ветру в саду, а из подвала доносятся леденящие душу крики. Иногда к мистике примешивались истории попроще о тайных ходах, не менее тайных оргиях и причастности Роберта к тонким ценителям творчества де Сада.       Так или иначе, это было больше ста лет назад. Ныне живущим потомкам от пращура не досталось фамилии, зато достался его дом — натужно хрипящий, с дырами в стенах и ухающими филинами на чердаке. Проблемы с водопроводом компенсировала дождевая вода, льющаяся сквозь протекающую крышу, а уж о центральном отоплении можно было и вовсе не заикаться. Особняк всегда напоминал Роуэну эдакую керамическую статуэтку, которую дарит на день рождения дальняя родственница: и выкинуть жалко, и сунуть некуда. Ввиду отсутствия средств, времени и желания последние поколения их семейства не особо заботились о сохранности древнего дома. В результате пышно цвели здесь только плесень, ядовитый плющ и сорняки всех сортов и мастей; то, что некогда было роскошным садом, теперь скорее напоминало о сказке про Спящую Красавицу, в той части, где вокруг замка выросла изгородь из шипов.       Это выглядело отличным местом, чтобы наконец-то подготовиться к экзамену!       Роуэн прижал к себе покрепче сумку и вздрогнул: ему почудилась знакомая вибрация, какая бывает, когда приходит новое сообщение. Что на этот раз? Элис не может найти ключи от машины? Шон случайно забаррикадировался в ванной? Кого-то из двух собак семейства тошнит, и нужна срочная консультация? Мама просит купить пару бутылок молока?!       Он сделал глубокий вдох. Нет, это всего лишь нервное. Родители, обе сестры и несносный братец остались там, в родных краях, в хрестоматийном домике с белым заборчиком. А здесь заборчик не белый, а очень даже чёрный, с затейливыми пятнами ржавчины. Хороший, высокий: за таким его не достанет ни одна живая душа.       Роуэн ещё раз вдохнул воздух свободы, пахнущий пылью и многолетней грязью, и повернул ключ в замке. С натужным скрипом механизм повиновался, вот только отпускать ключ отказался наотрез: заклинило. А, да ладно, шут с ним, с ключом: кто в здравом уме полезет в эту развалину? Если задуматься, глупо ставить засовы там, где можно спокойно войти сквозь дыру в стене.       Тропинка, ведущая к дому, давным-давно заросла, и теперь колючки то и дело цеплялись за штаны, так и норовя оставить на память дырку. Ничего, этот репейник — малая цена за тишину и спокойствие.       Словно желая развеять мысли о спокойствии, над головой заухал филин. Он, словно старый привратник, сидел на дереве по левую сторону от двери, нимало не смущаясь тем, что до его ночной охоты ещё как минимум пара часов. Роуэн, улыбнувшись пошире, воскликнул:       — Здравствуйте, мистер филин! Простите, если потревожил, но не соблаговолите ли сообщить остальным, что хозяин вернулся?       Круглые немигающие глаза уставились с явным недовольством, и Роуэн сглотнул. Где-то на границе памяти замаячило что-то то ли с экскурсии в заповедник, то ли с фильма о Гарри Поттере, что ни в коем случае нельзя отводить взгляд: птица решит, что ты — добыча, и нападёт. Выпучив глаза так, словно он и сам принадлежал к славному роду лупоглазых ночных птиц, «хозяин» уставился в ответ. Ну и зрелище со стороны, наверное: взрослый парень играет в гляделки с филином.       Когда глаза уже слезились от напряжения и невозможности моргнуть, «привратник» сжалился и тяжело вспорхнул с ветки. Бесшумной тенью он скользнул за угол дома, словно и в самом деле намеревался сейчас облететь свои владения и донести до каждой крысы и паука весть о возвращении человека. Хотя какие крысы там, где уже столетие как не водится еды?       Что-то громыхнуло, и Роуэн выронил сумку. Чёрт! Стук повторился: а, всего лишь старая ставня болтается на одной петле и уныло колышется с каждым порывом ветра. Интересно, а внутри осталась хоть одна относительно целая комната, где можно было бы отсидеться? Он так поспешно сбежал от семьи в уединённый уголок, что успел задуматься разве что о запасе еды на эти несколько дней, но уж никак не о прочих удобствах.       А ведь помощи ждать неоткуда. То, что некогда было провинциальным городком, ещё во времена славного предка считалось вымирающим медвежьим углом. Когда-то здесь была шахта, но месторождение иссякло: жили к тому времени здесь лишь потомки шахтёров, обедневшее и опустившееся семейство ювелиров — и богач с причудами, возжелавший удалиться от мира. Теперь не осталось никого, и окна опустевших домов — тех из них, что ещё стояли — смотрели на мир подобно пустым глазницам черепа.       Сообразив, что начинает драматизировать и про себя сочинять подходящий к случаю сценарий фильма ужасов, Роуэн твёрдо решил, что отныне будет думать только об истории. Все инфернальные ужасы меркнут перед мыслью, что скоро ему, несчастному студенту, придётся предстать перед светлым ликом профессора Булмана, о котором слухов ходило ничуть не меньше, чем о всех домах с привидениями, вместе взятых. Что-то о том, как он запирается со студентами на кафедре и мурыжит их часами, пока не останется лишь трясущаяся пустая оболочка, в безумии шепчущая дату за датой, и о тех нескольких студентах, что увезли с его экзамена кого куда — в психушку, в реанимацию, на кладбище…       Да тут и так как на кладбище, безо всяких профессоров. У пращура явно было плохо со вкусом: тут и там торчали опутанные сорняками статуи ангелов с молитвенно сложенными руками. От обычных церковных статуй отличало их наличие двух лиц. Одно, расположенное анатомически верно, смотрело в противоположную сторону от дома, а второе, на затылке, пристально вглядывалось в окна. Некстати вспомнилась страшилка о том каменном ангеле, от которого нельзя отводить взгляд, потому что он приближается к тебе, чтобы убить. Вопреки страшилке, двуликие ангелы стояли себе как прежде: то ли сорняки мешаются, то ли изначально не задалось с убийствами. Роуэн пожал плечами и, прощупав предварительно путь — мало ли прогнивших досок в этом доме? — поднялся на крыльцо. Точно, как на кладбище. Вон и табличка есть. Наверное, с годом постройки дома… Нет, никаких цифр, только надпись.       — Ежели ты чистая душа, молитва Господу нашему отворит врата; ежели нечист сердцем, отступись, ибо стены эти не отпустят тебя… Да, дедуля, вы были большим оригиналом! — оставив в покое табличку, Роуэн перекинул сумку в другую руку. Молитв он не помнил, да и вспоминать не собирался. Какая разница, если маршрут построен: открыть дверь — какое счастье, что этот ключ не на одном кольце с ключом от ворот! — найти относительно целую комнату — засесть за учебники…       Дверная ручка, хрустнув, осталась в руках. Некстати вспомнилось, что на дне сумки лежит пачка чипсов, а он не ел всю дорогу.       Но дверь всё-таки открылась — так гостеприимно, словно кто-то подтолкнул её с той стороны. За порогом было темновато, но фонарик лежал рядом с чипсами, и, чуть поразмыслив, Роуэн шагнул внутрь без дополнительного освещения.       С душераздирающим грохотом дверь захлопнулась за спиной — и вспыхнул свет. О нет, неужели сейчас послышится радостный вопль матери: «А мы решили поехать с тобой», — и навстречу кинется всё семейство?! Да лучше уж призраки, чудовища или что там водится обычно в таких местах…       Когда глаза привыкли к свету, Роуэн озадаченно моргнул. Не было ни того, ни другого, ни третьего. Просто он стоял в ярко освещённом холле с абсолютно целыми стенами и полом, покрытым блестящим паркетом. У лестницы пристроился пушистый ковёр, а чуть левее маячил парень, который вполне мог бы быть моделью для каталога нижнего белья. Одет, в общем-то, был так же.       — Э-э… Вы что забыли в моём доме? — да, не ахти получилась реплика, но что поделать? Чем реже с тобой случается какая-то ситуация, тем неадекватнее реакция.       Да и «модель», положа руку на сердце, адекватностью не отличался. Он не испугался, не забормотал извинения, и даже не объяснил, что здесь происходит. Вместо этого он хищно облизнулся и в несколько шагов приблизился.       — С-соблюдайте моё личное пространство! — Роуэн попытался отшатнуться, но путь ему преградила зловредная дверь, прежде достаточно хрупкая, чтобы лишиться ручки с одного прикосновения, но сейчас — удивительно крепкая. Парень, по-женски покачивая бёдрами, приблизился непозволительно близко. Одна его рука скользнула по щеке, другая — расстегнула джинсы.       — Ммм, рыженький… Люблю рыженьких. У тебя глаза не голубые, нет? Мой любимый типаж.       Офигенно к экзаменам подготовился: не успел прийти, а тут незнакомые парни за причинное место держат. Роуэн откашлялся:       — Так, если у вас тут оргия, то я не из вашей компании! Отпусти меня сейчас же, или… — узнать, что «или», миру было не суждено. Шагнув назад, «модель» вдруг закричал во всю мощь лёгких:       — Девственник! Народ, подъём, здесь рыжий девственник!       «Ну даже если так, чего орать-то», — меланхолично подумал Роуэн, шаря по стене за спиной в поисках выхода. Наверное, надо бы как-нибудь заткнуть этого орущего — сумкой огреть, хотя бы… Но все планы рассыпались круче карточного домика, когда пушистый ковёр у лестницы зашевелился, и сквозь белую шерсть показались два очень заспанных голубых глаза:       — Харрот, зачем так кричать? Не разводи панику. Он всё равно никуда не денется. Можно же спокойно собраться, всё обсудить…       — Г-говорящий ковёр? — Роуэн озадаченно моргнул, силясь вспомнить, не было ли среди героев коллежских историй какого-нибудь студента, который свихнулся на нервной почве ещё до экзамена. А то, кажется, есть все шансы стать первым.       Существо обиженно зашебуршало, и из шерсти, помимо глаз, вынырнула кожистая когтистая лапа:       — Беру свои слова обратно! Да будет тебе известно, смертный, что я — Ицилис, демон снега и льда, и я заморозил бы тебя своим дыханием, если бы у меня осталось что-то, кроме когтей!       Впервые в жизни Роуэн испугался. Это был совсем не тот страх, какой бывает при просмотре фильмов ужасов. Там ты понимаешь, что всё ненастоящее. А считать ненастоящим то, что надвигается на тебя отнюдь не с экрана, как-то проблематично.       — Бегите, — прошелестел едва слышный голос с лёгким британским акцентом, — бегите, пока можете!       Думать о том, что за голос из ниоткуда советует бежать, Роуэн не стал. В панике он пару раз толкнул дверь, но та не поддалась. Тем временем Ицилис и Харрот приближались, причём второй к постоянному облизыванию губ добавил томный шёпот:       — Ты не представляешь, сколько я могу тебе предложить в обмен на всего пару капель крови. Ну что тебе стоит…       — Харрот, так нечестно, не смей его соблазнять! Мы же договорились: невинную кровь разыгрываем между собой, как цивилизованная нечисть! Это тебе не тот уфолог, который крутился здесь в прошлом году — ох, вспоминать противно. Такой скользкий, что проще мыла наглотаться! — из-под лестницы высунулась косматая голова. Седая старуха, сложенная пополам, как марионетка в сундуке, с хрустом вытянула костлявые руки. Этого зрелища хватило, чтобы с воплем «Любишь голубые глаза — встречайся с этим ковром!» кинуться налево, в коридор.       — Он здесь, он здесь! — просыпаясь одна за другой, верещали красавицы на портретах. Одна даже царапнула Роуэна по щеке длинными, кроваво-красными ногтями, когда он, вопя как резаный, пробегал мимо. Лишь одна ведьмочка, стряхнув с подола занимающийся огонь костра, отмахнулась:       — Да что вы устроили базар, девочки! Он и сам себя прекрасно выдаёт своими криками.       «А ведь в логике не откажешь», — отметил Роуэн и зажал себе рот рукой. Отныне его бег сопровождался топотом за спиной и постепенно затихающим разговором:       — Серафина, ты опять всё испортила! Вот не можешь промолчать, вечно надо влезть со своим мнением…       — Кто бы говорил, Лилит, ты-то вообще руки распустила! Забыла про договор?!       Спасаясь от преследования, Роуэн нырнул в одну из боковых дверей и прислонился к ней спиной, переводя дыхание. Осмыслять происходящее он пока не собирался — себе дороже. Подумать можно потом, у тёплого камина под Рождество, а сейчас надо…       — О, парень! Слушай, подай мне сердце из во-он того шкафа.       Бедолага тупо уставился на необъятный ярко-красный зад, вываливающийся из белых штанов. Масса заколыхалась, разворачиваясь, и сперва Роуэн увидел жирное складчатое пузо, трогательно перевязанное фартуком, а затем — рогатую голову и ярко-жёлтые глаза. Как ни странно, испугаться не получилось, наверное, потому, что когда ты целиком наполнен священным ужасом, лишний испуг переливается через край. Даже хватило сил распахнуть шкаф, после чего — убедиться, что силы орать ещё остались. Да и кто в здравом уме отреагирует иначе, увидев кучку отрезанных рук, скромно сложенных в углу полки?! Рядом обнаружилась полуобглоданная стопа и парочка мух, но никаких сердец не было и в помине.       — Кончились? Да что ты будешь делать! — пригорюнился рогатый толстяк. — Слушай, парень, может, своим поделишься? Я тут и так один на всех готовлю!       — Может, как-нибудь в другой раз! — заверил Роуэн и юркнул в дверь за его спиной. Это оказалась столовая, на первый взгляд, пустая. Горящие свечи, кружевные салфетки — как в дорогом ресторане. Он бы даже присел здесь передохнуть, если бы не звенящая тишина, непривычная и оттого пугающая.       — Вы не можете выйти? — прошелестел уже знакомый голос. — Вы не произнесли молитву, и не можете бежать?       — Дверь не открылась, так что, пожалуй, да, — пробормотал Роуэн и всё-таки сел на пол. С голосом было как-то спокойнее. Хотя бы оставалась надежда, что он просто поехал крышей на почве экзамена.       — Не задерживайтесь здесь, ибо приведёт сие к дурным последствиям. На другой стороне зала есть дверь. Выйдете в коридор и повернёте направо. Через одну дверь — библиотека. Возле двери сидит Балемон, поэтому пригнитесь и убедитесь, что он занят чтением, лучше всего — если читает вслух. У стены отсчитайте третий стеллаж по правой стороне, верхняя полка. Откроется тайный ход. Дневник на столе. Прочтите.       — А ещё раз не повторишь? Так, для закрепления информации.       Увы, но повтора не последовало. Даже голос из собственной головы — и тот бросил! Пригорюнившись, Роуэн обнял сумку — единственного своего товарища на нелёгком пути. Оглушающе захрустел пакет с чипсами. И здесь предательство!       На звук повернула голову каменная горгулья, до того бережно державшая светильник, как и положено порядочной статуе. Приняв единственно верное решение, Роуэн швырнул в неё рюкзаком, после чего кинулся к обозначенной двери. Так, куда там дальше?! Что в одну, что в другую сторону тянулись однообразные обои в полосочку, и никакого тебе указателя или стрелочки. Как же обидно, что в реальности нельзя поставить себе квестовые маркеры! За дверью уже слышалась возня: горгулья, распотрошив рюкзак, жаждала новых впечатлений. Времени думать не осталось, и Роуэн, махнув рукой, метнулся в левую дверь.       — Не туда! — громче, чем раньше, воскликнул голос. Не мог, называется, на пару секунд пораньше. Щёлкнул замок, отрезая путь к отступлению. Ну всё! Конец этого реалити-фильма наступил как-то слишком неожиданно.       Комната, признаться, была весьма колоритная. Напоминала она дамский будуар, над которым хорошенько поработал безумный дизайнер: расставил тут и там чучела, а вместо уместной шкатулки с украшениями оставил подле треснувшего зеркала стойку для трубок и рассыпанный табак. Любое случайное прикосновение оставляло чёрные следы: сажа! Она покрывала и уютные кресла с подранной обивкой, и потолок, и стены, и круглый столик с разложенными в ряд папиросами.       На первый взгляд в будуаре никого не было; на второй из воздуха проступила полупрозрачная дама с жёлтыми пальцами и красным носом.       — О, гость, это так прекрасно! — прокуренным басом завела призрачная дама и от души затянулась трубкой. — Добро пожаловать в наше восхитительное нигде и никогда. Не желаете ли покурить со мной?       — Не, спасибо, — пробормотал Роуэн, — покурил я уже достаточно.       — Но вы так хрипите! Индийский табак, юноша, чудно помогает от простуды. Или, быть может, желаете опиума?       Бедняга уже и сам не был уверен, что не желает. Но накуриться с привидением в старом особняке — это как-то перебор. Бормоча извинения, Роуэн попятился к двери в смутной надежде, что сейчас та всё-таки откроется. Или сломается.       — Куда же вы? Присаживайтесь, поговорим! Между прочим, очень невежливо с вашей стороны оставлять даму в одиночестве. Ко мне уже столько лет никто не заходил!       Дым от её трубки тем временем лез в уши и глаза, и Роуэн закашлялся. Кажется, здесь совершенно невозможно вдохнуть. А призраку дышать не надо, сидит себе довольная. Даже интересно, как она, не дыша, умудряется курить? Ох, не те мысли в голове, не те…       — Присядьте, молодой человек! Я хочу рассказать вам о той охоте, когда собственноручно подстрелила оленя с вишнёвым деревом меж рогов.       — Я о такой уже слышал, спасибо, — просипел Роуэн, держась за горло. Призрак подскочил:       — Этот проклятый Мюнхгаузен снова пытался забрать себе все лавры! Нет уж, выслушайте, как всё было на самом деле. Я думаю, вам важно будет узнать правду до того, как вы задохнётесь, как все мои предыдущие гости…       Она продолжала говорить, то и дело вскидывая жёлтые пальцы к небу, но слушать уже не хотелось. Голова кружилась от запаха крепкого табака, желудок сводила судорога. Господи, как же хочется вдохнуть!       — Эй, голос, чего мне делать? Приём! — Роуэн не ждал, что ему ответят, но неожиданно неведомый помощник пробормотал:       — Попросите у неё опиум.       — Это чтобы умереть безболезненно? — простонал бедолага, сползая по стенке. Слава всему святому, призрачная дама увлеклась проклятиями в адрес проклятого Мюнхгаузена и его переговоров не замечала.       — Леди Белинда хранит опиум в тайнике в противоположном крыле: она уйдёт, и у меня будет время, чтобы открыть вам дверь.       — Открыть… погоди, так ты не мой внутренний голос? — плеча коснулось прохладное дуновение ветра, и над ухом пронзительно воскликнули:       — Молодой человек, если вы ещё не умерли, извольте прислушиваться к вашей собеседнице! Какая поразительная невоспитанность, я уж молчу о том, что вы явились без пиджака, жилета и трости!       Перед глазами всё плыло, и Роуэн уже устал их тереть в смутной надежде избавиться от тяжёлой копоти. Приценившись, где именно стоит «собеседница», он простонал:       — Что вы там говорили? Ну, насчёт опиума.       Просьба, конечно, была не очень вежливая. И, вероятно, при жизни леди Белинда глубоко оскорбилась бы, услышав от джентльмена нечто столь прямолинейное. Но, когда десятилетиями ожидаешь того, кто разделит твои радости, обращаешь мало внимания на детали.       — О, разумеется! Сейчас принесу, сейчас! — дама испарилась с таким воодушевлением, что даже как-то неловко было уходить. Но умирать желания тоже не было, и потому Роуэн, воровато оглядевшись, шепнул:       — Голос… Голос, ты тут?       — Подождите; здесь очень сложный замок, — заметил невидимый собеседник. Казалось, следующая минута длилась целую вечность; замок щёлкнул, и Роуэн, хватая ртом воздух, вывалился в коридор. Отдышавшись, он огляделся, но не увидел своего спасителя: лишь откуда-то послышался тихий топот, словно сразу несколько крохотных ног стучали по паркету. Из замка торчала сломанная отмычка.       Несколько раз вдохнув и выдохнув, Роуэн стряхнул с футболки сажу.       — Ты кто? Тоже призрак, как она?       Не получив ответа, Роуэн пожал плечами. Не хочет говорить — не надо; сейчас важнее разобраться, что происходит. И для начала вспомнить, что он там рассказывал про библиотеку…