***
Шерлок держит руки в карманах пальто и чувствует, что его ладони вспотели. В легкой улыбке Джона угадываются облегчение и беспокойство. Маленькая квартирка выглядит более обжитой, чем в прошлый раз. Менее опрятной – снятый свитер брошен на спинку дивана, на кухонном столе – пачка писем. От этой картины у Шерлока пересыхает во рту. Может, ему следовало продолжать идти дальше. Может, он не должен был вообще сюда приходить. Никогда. А может, думает он, наблюдая, как Джон отряхивает руки, чтобы взять чайник, может, ему стоило прийти сюда раньше. Две чашки, два чайных пакетика, и тут же - Шерлок даже не успевает ничего сказать - чай заменяется на банку растворимого кофе. Будто Джон помнит. Будто он понимает важность чая и незначительность кофе, и почему Шерлок пьет последний и больше не прикасается к первому. Шерлоку так сильно его не хватает, что ему больно. Его сердце в груди колотится в ожидании, что Джон что-нибудь скажет. Что угодно. А Джон тем временем не торопится. Он больше не ищет ничего в кухне. И еще он купил сахар, которого в прошлый раз не было. - Без кофеина, - говорит Джон, протягивая Шерлоку кружку. Тот ее берет, рассматривая, как под маской безразличия Джон старается спрятать боль. Всего несколько месяцев назад Шерлок совсем не мог его читать. – Давай, присаживайся. Шерлок предпочел бы постоять, оставаясь под защитой своего пальто, но Джон усаживается за стол и смотрит на него снизу вверх, будто ждет, что тот сбежит, и это для него невыносимо. Шерлок ставит чашку на стол, вешает на спинку стула пальто и шарф и садится. В повисшем молчании синяя пластиковая поверхность стола очень напоминает разделяющий их океан. - Так, - наконец, говорит Джон, откашлявшись. Он обнимает ладонями чашку и опускает взгляд вниз. – Сассекс? На какое-то мгновение до него не доходит, о чем Джон его спрашивает. А потом память откручивает события назад, и Шерлок слышит собственный голос, будто доносящийся через дверь, сквозь тонкие стены старого здания, громче, чем он мог предположить, и сидящий на диване Джон-пятнадцать-минут-назад смотрит куда-то вперед, где и вправду на маленьком столике лежит оставленная там книга-детектив. Я тоже хотел уехать. Нашел маленький коттедж. В Сассексе. Пульс Шерлока забился в два раза быстрее – Джон слышал. Джон слышал все. - Подумал, посмотрю несколько вариантов, - произносит Шерлок слегка придушенным голосом. Он кашляет и пытается улыбнуться. – Хотя, кажется, моего агента уже от меня тошнит. Джон не улыбается ему в ответ. – Ты собираешься уехать с Бейкер Стрит. Обвинение болезненно, наверное, даже сильнее, чем следовало, если вспомнить, сколько в этом правды. – Я не знаю. Зависит… - Зависит от того, как долго еще Шерлок сможет выдерживать темноту и тишину. Как долго Шерлок сможет чего-то дожидаться – когда это что-то случится. Зависит от Джона и от того, что он об этом думает. Шерлок делает глубокий вдох. – Джон, я… - Ты серьезно? – вдруг спрашивает Джон. – Там, в коридоре. Ты говорил серьезно? Шерлок с трудом заставляет себя посмотреть на Джона. Глаза Джона огромные и темные. Они больше не говорят о Сассексе. На самом деле они вообще не говорили о нем. - Да, - отвечает он, и его дыхание дрожит. – Да, я хотел…– хочу. Хочу быть здесь. Быть с тобой, - когда Джон ничего на это не отвечает, он очень тихо добавляет: – Мне тебя не хватает. Сидящий напротив Джон ставит свою чашку на стол. Аккуратно ее пристраивает – ручкой в сторону кухни, а затем поворачивает ее в другую сторону, будто это рамка, с которой ищут воду, и которая может подсказать ему, говорит ли Шерлок правду или нет. - Знаешь, я тоже этого хочу, - произносит он. Они смотрят на друга, не отрываясь, а часы тикают – десять, двадцать, тридцать секунд. Шерлок почти боится, что, если он сдвинется, заговорит, то чары разрушатся, они вернутся в реальность, и Джон заберет свои слова назад. - Тоже хочешь? – в конце концов спрашивает Шерлок. Ничего не может с собой поделать. – Все еще? Джон опускает голову и, глядя на собственные руки, улыбается слабой, несколько смущенной улыбкой. - На самом деле, мне потребовалось много времени, чтобы это понять. Понять, чего я хочу. Считал, что разобрался, а потом, после того, что произошло недавно в Ярде, после того, что ты мне сказал… - Он поднимает глаза вверх и встречается взглядом с Шерлоком. Шерлок не находит в себе сил отвернуться. – Извини, - негромко и хрипло говорит он. – Извини, что я это упустил. Наверное, я смотрел, но не видел… не знаю. Может, не хотел видеть. У Джона с лицом происходит что-то жуткое. Шерлок говорит: – Все нормально, - только для того, чтобы Джон успокоился, но это не помогает. - Это не так, - фыркает Джон. – И я знаю, что многое должен искупить. Знаю, что тебе, возможно, нужно время, чтобы самому разобраться со своими мыслями, и это нормально. Я готов ждать тебя столько, сколько нужно, но я не могу… не могу перестать об этом думать. Думать о тебе. О том, когда я был с тобой, и мы вместе были … кем мы были тогда. Знаешь, это ведь было лучшее время нашей жизни… Шерлок знает. Когда я был с тобой, и мы вместе были… с этого времени прошло пять лет. Пять лет. Еще до его самоубийства, похорон и скорби, до свадьбы, которая ранила сильнее, чем тот выстрел, что за ней последовал. До правды, до боли и до шрама. До рождения ребенка Джона, до того, как миссис Хадсон, его вторая мать, умерла. Как молоды мы были тогда, думает Шерлок. Сидящий за столом Джон сжимает ладони, забыв про свой кофе. По этому жесту видно, что Джон сдерживает себя, что он сомневается, и от этого руки начинают болеть у самого Шерлока. - Так что, да. Да. Я все еще этого хочу, - говорит Джон, и в этой фразе столько усталости… Он произносит это так, будто очень и очень устал. – Просто я не думаю, что теперь право выбора за мной. Право выбора теперь у Шерлока. Он смотрит через стол на Джона и видит, как его лицо становится таким беззащитным, ранимым. Вопрос предопределен опустившимися уголками его рта и лучиками вокруг глаз. Последние два года отпечатались на нем морщинами и складками, и Шерлоку интересно, замечает ли Джон такие же изменения на лице у него. Замечает ли Джон, насколько все стало по-другому, и как мало осталось от того, что было раньше. - Я хочу, - наконец, отвечает Шерлок. – Я хочу сказать тебе то, что ты сказал мне. В том же самом значении. Просто я… - боюсь, думает он, и, сдавая назад, предпринимает новую попытку. – Ничего не может быть как раньше, Джон. Во мне ничего не осталось от того, каким ты меня помнишь. Приключения, игра…– все кончено. - Игра? Да кого волнует эта игра, - нахмурившись, говорит Джон. – Я был там не из-за… из-за… ну, не знаю, не из-за расследований, всего этого азарта, или блога. А ты, что, так думал? Джон снова наклоняется вперед. В этот раз он оставляет свою вытянутую руку лежать на синем пластике, будто ожидая, что Шерлок к ней прикоснется. – Меня ничего из этого не волнует, - невероятно мягко продолжает Джон. – Я никогда не любил консультирующего детектива. Я любил тебя. - Ты… - Шерлок останавливается, и вместе с этим останавливается его дыхание, замирают его мысли. Он думает о том, сможет ли когда-нибудь привыкнуть к тому, как Джон это говорит. Ему интересно, забудет ли он это когда-нибудь. Существует дюжина разных вещей, которые он хочет сказать, но слова застревают у него в горле, и он не может заставить их пробиться через память прошедших двух лет и пронизавшее его до костей одиночество, что продолжает дожидаться его дома. Прошу тебя, прости, мне не хватает тебя, я люблю… я люблю… - Я понимаю, что будет по-другому, - говорит Джон. – Мы оба изменились. Но раньше я знал тебя лучше самого себя, и я… Я снова хочу, чтобы было так. Просто знать тебя. И чтобы ты знал меня. – Джон делает глубокий вдох и снова смотрит на Шерлока с неуверенной полуулыбкой. - Мне ведь тоже тебя не хватает, знаешь? Шерлок даже не понимает, насколько сильно ему хочется преодолеть разделяющее их пространство, пока не начинает это делать. Его пальцы дрожат на весу, когда он протягивает руку вперед. Джон смотрит на нее, смотрит, и не отодвигается. Шерлок чувствует, какая теплая рука у Джона, и ему приходится сделать усилие, чтобы не отдернуть ладонь, как требуют сейчас какие-то оставшиеся в нем инстинкты. – Я… я стараюсь, - натянуто отвечает он, и Джон с трудом смаргивает, а уголки его рта снова опускаются вниз. – Я буду продолжать стараться. Я тоже хочу тебя узнать. Джон переворачивает руку и берет ладонь Шерлока в свою. И крепко его держит. Они допивают кофе, негромко разговаривая практически ни о чем. Такая тишина очень уютна, она как ладонь, прижатая к ушибленному месту – нежная и приятная. Однако, время уже позднее, и в неуверенных проблесках удовлетворенности, читающихся по изгибу рта Джона, сквозит ожидание того, что Шерлок не готов произнести. Все еще заметный на пальце у Джона след от кольца сдерживает его, ему нелегко от устоявшейся привычки себя контролировать и от нестабильности, присущей изменениям. От еще сохраняющейся возможности, что все может снова стать так, как было некоторое время назад. - Мне нужно идти, - извиняется он, глядя, как Джон ставит в раковину их чашки. – У меня в микроволновке эксперимент. Джон понимающе кивает. Шерлок видит отражение собственного сожаления в улыбке Джона, но тот не предлагает Шерлоку остаться. Вместо этого он стоит, опираясь о кухонный шкаф и смотрит, как Шерлок берет пальто. Он слишком далеко, и руки его засунуты в карманы. - Я напишу, - обещает Шерлок, замедляясь после того, как затянул на шее шарф. Это мгновение кажется липким, как ириска на кончиках пальцев, будто он не может уйти, не сказав того, что сейчас вертится у него на языке. Но у него ничего не получается, и нужный момент проходит. А затем Джон, оттолкнувшись от шкафа, пересекает небольшое расстояние между ними и быстро прижимается губами к щеке Шерлока, будто пытаясь сделать это до того, как его покинет самообладание. – Я буду ждать, - мягко говорит он, отступая назад, и они оба понимают, что он говорит не о сообщении. Шерлок чувствует, как щеки Джона вспыхивают румянцем. – Я знаю, - отвечает он, и уже когда он проходит половину улицы, он понимает, что он не просто знает – он еще и в это верит.***
На то, чтобы подобрать правильные слова, у него уходит несколько дней. И чем дольше он тянет, тем сильнее нервничает: не слишком ли долго он молчит, не слишком ли много он себе напридумывал, не разрушает ли он все сам? Но все кажется слишком обычным, слишком незначительным, слишком бледным и маленьким по сравнению с тем, что, как Шерлок считает, он должен сказать. И в результате все заканчивается тем, что Шерлок просто смотрит на свой мобильный и не пишет ничего. У него такое чувство, что они смотрят друг на друга поверх китайской ловушки для пальцев: зависли в режиме ожидания всего лишь на расстоянии дыхания друг от друг и не могут отдалиться, продолжая попытки сообразить, как двинуться вперед. А потом Шерлок думает: может быть есть вещи, которые он пока не может сказать, но это не означает, что он не может сказать ничего. Он набирает Доброе утро. ШХ. И оставляет сообщение неотправленным до тех пор, пока утро не переходит в день, снова и снова открывая его и думая, увидит ли в нем Джон его нетерпение сквозь пиксели. Нажимает «отправить». Джон отвечает немедленно. Привет, все в порядке? И Шерлок задумывается о том, как долго тот так же, как и он, смотрел на свой мобильный.***
Джон не просит снова пригласить его в Скотланд Ярд. Он шлет ему жуткие шутки и приглашает на кофе во второй половине дня, жалуется на пробки и на рост цен на замороженные сосиски, говорит о своей дочери и о пациентах, и о потерпевших полный крах намерениях есть что-то, кроме фастфуда. Но он не просит, а Шерлок не предлагает. Он не очень понимает, чего ждет, но где-то между разговорами об отвратительных телепрограммах и последних новостях из Гардиан, за стаканчиками с кофе в Риджентс-парке и, однажды, за промасленным ужином, состоявшим из завернутой в газету жареной рыбы с картошкой фри, после того, как Джону пришлось задержаться на работе, до Шерлока доходит, почему это кажется ему таким важным: потому что Джон согласен ждать. Шерлок не знает, ждал ли его кто-нибудь вот так. Без вопросов, без условий, не отворачиваясь и не бросая. Такое вот ожидание, как рука, поддерживающая его за локоть, удерживая его на ногах и давая ему время, чтобы повести за собой.***
(Джон и на Бейкер Стрит больше не приходит, но это уже ощущается по-другому, потому что оба они знают, что на самом деле означает Я хочу быть с тобой. В следующий раз Джон придет на Бейкер Стрит, чтобы вернуться домой.)***
Квартира внизу становится все более и более пустой. Все начинается с холодильника: с выбрасывания продуктов, протирания полок, вытряхивания льда из формочек в раковину. Выдергивания вилки из розетки. А следом – одеяла, сложенные стопкой на кресле рядом с комодом Шерлока, а потом – тарелки, кастрюли и сковородки отнесены в Оксфам. А потом – безделушки и все остальное, часть из которого заняло место на каминной полке в квартире наверху, а часть – в мусорных баках за домом. Он пытается не убирать много вещей за раз, но разрастающейся пустоты не избежать. Он видит, как эти пустоты зияют, будто квартира зевает измученно, готовясь к долгому сну, устав от того, как много жизни осталось в прошлом. Сегодня пришел черед шкафов. Ряды жестяных консервных банок с супом и овощами, пакеты риса и фасоли, коробки с лапшой и банки с соусами: обеды, что она запланировала, но которые никогда так и не состоялись. Выдохшиеся специи, черви в муке. Шерлок выбрасывает все, даже не проверяя, осталось ли что-то пригодное. А потом, явившаяся из тени – коробка чайных пакетиков. PG Tips. Шерлоку очень хочется обвинить во всем эту хлипкую маленькую коробочку, неотъемлемое утешение в проявлении невысказанной любви: она приносила ему утренний чай. Иногда он задумывается, а что, если бы она этого не делала, если бы не упала? Как все было бы по-другому... Была бы она рада возвращению Джона? Если бы он вообще увидел бы Джона снова. Если бы он вообще когда-либо сделал шаг в это промежуточное пространство, или ждал ли бы его кто-нибудь там. Если бы он когда-нибудь смог произнести слова, которые ему так хочется сказать, если бы у него было еще чуть-чуть больше времени. Он перестает разбирать шкафы и уносит коробку наверх. Набирает воду в чайник, берет с полки кружку. Его сердце тяжело стучит в груди, тревожно и часто. Он старается удержаться от излишнего благоговения, когда достает чайный пакетик, но он пахнет так сладко и так знакомо, и слегка затхло, как пахнет что-то, что он когда-то очень хорошо знал, но знал очень давно. И не делать это с нежностью просто невозможно. От кипятка поднимается пар, когда он наливает его в кружку, напоминая ему о нематериальных сферах, о призрачном видении, с ужасом качающем головой, глядя на то, в каком состоянии ковер и проводящем пальцем по пыли на каминной полке. Уголок его рта самопроизвольно поднимается вверх, и он слышит ее неодобрительные замечания – посмотрите сюда, молодой человек – за секунду до того, пока она не начинает смеяться с нежностью в голосе. Он пока еще не начал разбираться в спальне внизу, да и в ванной тоже. Она оставила домашние тапочки рядом с кроватью. Ее кардиган все еще лежит сверху на стопке грязной одежды, ждет. В один из дней ему придется постирать его, свернуть, сложить в коробку и унести его из дома туда, где он станет принадлежать кому-то еще. А пока он лежит там, ему кажется, что ее призрак все еще здесь. Эта вещь оставлена для нее, на случай, если ей станет холодно зимой, ночью, в быстром потоке времени, что проносится сквозь ее тело. Когда он, наконец, заставляет себя сделать глоток чая, тот оказывается чуть теплым, и совсем не таким терпким, каким он его помнит.***
По телевизору показывают Джеймса Бонда, который что-то взрывает. Шерлок свернулся калачиком на диване, смотря фильм, от усталости с трудом держа глаза открытыми. Мобильный в его руке становится все тяжелее. На другом конце города Джон смотрит то же самое, отправляя ему время от времени сообщения с шутками про злодея и саркастическими замечаниями по поводу реальных возможностей того или иного оружия. Шерлок около часа назад отправил ему свои выводы по поводу того, чем все закончится, и они оба не спят, чтобы досмотреть, договорившись, что если Шерлок не угадал, то он в следующий раз платит за кофе. Все-таки ты свою хватку не потерял, в итоге пишет ему Джон за десять минут до полуночи, и вибрация лежащего на груди телефона заставляет Шерлока проснуться. Какое-то мгновение ему кажется, что Джон сейчас рядом, улыбается ему с другой стороны дивана. Он чувствует, как постепенно исчезает ощущение ладоней на запястьях и пальцев в волосах, когда он, моргая, выбирается из сна в реальность. Конечно же, нет, - отправляет он в ответ. - Если хочешь, я продемонстрирую тебе это завтра за кофе. Время и место как обычно? Тогда до встречи. Это очень похоже на «спокойной ночи», которое Шерлоку никто не говорил уже много лет, и, может быть, именно это заставляет его колебаться, задержав палец над кнопкой блокировки экрана. Может быть, от того, насколько близок ему сейчас Джон, в квартире на другом конце города и одновременно здесь, рядом, так сокровенно и легко. А может быть просто потому, что уже поздно, и он уже почти спит, слегка затекший на этом диване. А может, просто он готов, или просто устал быть не готовым, или просто он никогда не будет готов, и в этот самый момент он знает, что это не проблема. Не проблема, потому что это Джон. На самом деле, я бы не отказался от медицинского взгляда на одно старое дело, если у тебя будет время. Комната 317 в Ярде, в наше обычное время? ШХ Он оставляет телефон на журнальном столике и спускается вниз, на ее диван, сиденье и подушки которого оказываются холодными и жесткими. Он делает звук телевизора погромче. Идет очередной Джеймс Бонд - похоже, показывают несколько фильмов подряд. Всю ночь он ощущает, как его желудок поднимается вверх, будто он поднялся на самый верх на американских горках и ему не терпится увидеть, что ожидает его в самом низу.***
Хорошо, вполне подходит. В обычное время, у тебя. (А затем, чуть более трех минут спустя, будто он пытался уйти, но вернулся, не в силах удержаться от: Жду с нетерпением.)***
Шерлок вытирает ладони о брюки и оглядывает стол в своей комнате, пытаясь не чувствовать себя глупо. Он мог просто отправить эти фотографии вниз в лабораторию криминалистики и попросить их проверить его подозрения – так, как он делал все последние два года, но тогда у него не останется того, что можно показать Джону, а это будет выглядеть еще глупее. К тому же, он не хочет просто пригласить Джона заглянуть к нему по пути – он хочет, чтобы Джон к нему присоединился. Поэтому он вертит в руках фотографии, перекладывая их с места на место, пока они не выстраиваются в безупречные ряды и колонки. Потом садится за дальний край стола и вытряхивает содержимое из папок. Он будет разбирать бумаги, когда войдет Джон, и не выдаст своего волнения, черт побери. Несколько часов спустя, в почти мучительно точные пятнадцать минут четвертого, раздается стук по открытой двери. Шерлок оказывается настолько завороженным своими файлами, что с удивлением обнаруживает, что перестал следить за временем. Джон стоит, опершись о косяк двери и сдержанно улыбается, осторожно пиная носком ботинка порог, пока Шерлок не приглашает его войти. – Привет. Шерлок заливается краской, думая о том, как долго Джон так стоял. Он по локти увяз в токсикологических отчетах и документах, аккуратные ряды фотографий уже давно нарушены и переложены новыми группами – сначала по симптомам, а потом по найденному токсикологами. Джон окидывает взглядом этот беспорядок. В его глазах - явно сдерживаемые любопытство и нетерпение. - Убийство посредством аллергии, - взволнованно выпаливает Шерлок, и в ту же секунду лицо Джона озаряется улыбкой. Это лучшее, что видел Шерлок за последние месяцы. И после этого они уже говорят без умолку, перебивая друг друга, держа в руках фото, сравнивая их между собой, набрасывают теории. Джон немного подрастерял навык, но он очень старается, будто этому нераскрытому делу не двенадцать лет, а оно так же интересно, как любая ночная засада или погоня по крышам, из тех, что с ними случались. Он смеется над шутками Шерлока, и у того на щеках выступает румянец. Чтобы Джон не заметил, Шерлок отворачивается и пришпиливает фото на стену, стараясь не улыбаться. По пути домой к ним заглядывает Лестрейд и удивляется, когда видит в комнате два силуэта. Пожимает Джону руку, хлопает Шерлока по плечу. – Вся банда снова в сборе, - говорит он. – Прямо как в старые добрые времена, правда? Шерлок напрягается, внезапно отрезвев от напоминания, насколько сильно все изменилось. Нет, не так, думает он, как бы мы этого не хотели. Но когда Лестрейд уходит, Джон начинает старательно просматривать стопку фотографий и говорит, не поднимая глаз. – Знаешь, я даже и не думал, что это снова со мной случится. Я просто… спасибо, что позволил мне прийти сюда. Шерлок несколько секунд ошеломленно смотрит на Джона во все глаза. – Разумеется, - наконец, медленно отвечает он. – Я… Я рад, что ты здесь. - Я тоже, - Джон поднимает на него взгляд и улыбается, в глазах – невероятная нежность, и когда в половине седьмого вдруг в их комнату приходят убираться, он предлагает поужинать, будто не хочет, чтобы этот день заканчивается. Шерлок отвечает согласием.***
Заново узнавать друг друга. Позволять узнавать себя. Если честно, это не то, чего ожидал Шерлок. Что-то дается невероятно легко – рассказ Джону про сон, увиденный накануне (составлял реестр запаса носков, который мог бы занять комнату для вещдоков в Ярде), обмениваться историями про жутких пациентов и беспорядке в файлах с делами. Жаловаться на высокомерных братьев и сестер. Привыкнуть к вибрации телефона в кармане, сообщающего о поступлении нового сообщения, привыкнуть к ожиданию этого. Но некоторые вещи все еще так безумно тяжелы, так неожиданно, глубоко болезненны. Джон целых два года прожил без него, и эти два года прилипли к нему, и будто грозят снова утянуть его в свое лоно. Истории про коллег, чьи имена Шерлок не узнает, или о местах, в которых Шерлок никогда не бывал, или о дочери, которую Шерлок никогда не встречал – все это рассказывается с робостью, будто Джон не уверен, что Шерлок хочет про это знать – маленькие детали и намеки о Джоне, которого он никогда на самом деле не знал, и времени, которое он никогда не сможет вернуть. Ощущение потери необъятно и всепоглощающе – черная дыра, что расположилась в груди у Шерлока. Он знает, что Джон подмечает подобные вещи и в нем тоже. Иногда, когда Джон смотрит слишком долго, когда он делается тихим – Шерлок знает. Но он держал свои секреты внутри так глубоко и так долго, что предложить их Джону каждый раз получается только с боем, и когда он прорывается сквозь рутину, которая заставляет держать их в себе, это по ощущениям очень похоже на срывание пластыря. Но когда он видит лицо Джона, после его каждого маленького откровения, он видит его удивление, и признательность, и благоговение, и он продолжает пытаться. Продолжает стараться, предлагая эти подробности одну за одной: о том, как медленно он разбирает вещи в квартире миссис Хадсон, как сужалось поле его работы от огромного Лондона до маленькой комнатки для совещаний в Скотланд Ярде, в которой нет окон. Про походы к врачам. Последнее является для Шерлока самым сложным – визиты к докторам. То, как тело, жизнь и будущее Шерлока рухнули после выпущенной в него пули. То, как наглядно видны усилия Шерлока по обеспечению счастья Джона - в рецептах врачей и их запретах на физическую активность. То, как Шерлок прячет все это за расплывчатой и запутанной медицинской терминологией, и как даже самая сложная констатация факта оставляет его с содранной кожей и обнажает его уязвимое существо. Это тяжело, так тяжело, но Джон смотрит на него внимательно и принимает каждое из его приношений как птицу, трепещущую в его ладонях, и не отворачивается. Ну и конечно, еще они говорят о миссис Хадсон. Они говорят о ней постоянно. Шерлок рассказывает Джону, как он с ней познакомился, когда его ломало и он потел до полусмерти во флоридском пекле -страх, который он не мог увидеть и понять, пока не отошел от кайфа. Он рассказывает Джону о Фрэнке Хадсоне и о том, какая решимость была в глазах у миссис Хадсон, когда Фрэнк отправился навстречу своему смертному приговору. И как она рухнула ему на руки, когда казнь состоялась, повторяя все кончено, все кончено, будто боялась поверить в то, что это когда-нибудь произойдет. Джон, запинаясь, вполголоса рассказывает о том, как она сидела с ним в 221Б в день похорон Шерлока не позволяла ему смотреть, как она плачет. Шерлок даже и не представлял, как много у него есть что сказать, пока не появился тот, кому это можно рассказать. И если и остается что-то, что он все еще не говорит, то Джон только смотрит на него спокойным взглядом и, похоже, совершенно не возражает.***
Я люблю… думает Шерлок, наблюдая, как Джон у стойки заказывает им кофе. Он поворачивается, ожидая, когда парень размешает сливки и сахар, встречается с Шерлоком взглядом и улыбается. Я люблю…***
- Умираю от голода, - откладывая в сторону отчет о результатах вскрытия, говорит Джон. Он здесь уже час, может, два… а может, уже и три, на самом деле. По его словам, он освободился в клинике пораньше и зашел провести здесь остаток дня. От этого в груди у Шерлока приятно замирает, и он широко улыбается от удовольствия. – Может, пиццу поедим? -Ммм. – Шерлок просматривает очередную пачку фотографий и раздумывает. Он не очень любит пиццу, но ему нравится, как необычно неаккуратно Джон ее ест. Вполне того стоит. Колбаса, грибы, двойной сыр – пагубное удовольствие. Его кардиолог его убьёт. - Ты видел вот это фото с брызгами крови? Очень похоже, что их источник располагался чуть выше двери в туалет, а не рядом с кухней. - Нет, не пиццу, - вносит изменения Джон, окидывая Шерлока ленивым взглядом. Значит, вспомнил про кардиолога. – Этот греческий ресторанчик все еще работает? Помнишь, тот, что прямо на Мэрилебон Роуд? Ммм. Сувлаки из баранины, порцию долмы можно взять на двоих на закуску. Намного более соблазнительно. – Если источник брызг был рядом с дверью в туалет, это была крестная дочь, а не дядя. Ее одежду взяли на анализ брызг крови? Проверь вон тот отчет. Тяжело вздохнув, Джон тянется за отчетом, но тут звонит телефон Шерлока, похороненный где-то в глубинах его пальто, которое тот повесил на спинку стула, и Джон меняет направление, чтобы порыться в карманах. Шерлок, не дыша, наблюдает за ним краешком глаза и с удивлением задумывается, понимает ли Джон, что он сейчас делает. - Ну серьезно, Шерлок. Это ждало четырнадцать лет, и вполне может подождать до завтра. А ужин так долго ждать не может. – Он находит мобильный, проводит пальцем по экрану, чтобы ответить. – Алло? Шерлок возвращается к своим фотографиям, чувствуя, как колотится сердце. Он пытается сосредоточиться на направлении брызг от ответного удара. Он решает, что их источник точно был не в кухне. А Джон говорит. – Нет, это Джон Уотсон. Он… он сейчас недоступен. И вот она, заминка - Джон сообразил. Его шею начинает заливать жаркий румянец, и он смотрит на Шерлока полными ужаса глазами. Он почти сразу опускает голову и отводит взгляд. – Ммм. Да, конечно. – Повисает пауза, пока он слушает собеседника, а плечи его напрягаются все сильнее. – Хорошо, да. Я ему скажу. Спасибо. - Лестрейд? – спрашивает Шерлок, размышляя, стоит ли ему что-то сказать. Может, если он отреагирует так, будто Джон поступил совершенно естественно, то напряжение исчезнет само собой? Он рассеянно берет другое фото и переворачивает его вверх ногами, чтобы рассмотреть получше. Нет, определенно не из кухни. Но было ли это действительно в туалете или существовал кто-то третий? И кто этот третий мог быть? Джон переступает с ноги на ногу, и предчувствие стекает у Шерлока по позвоночнику. – Хмм, нет. Это был твой агент по недвижимости. - А. – Это неважно. Он забывает об этом сию же секунду, направляя свое внимание на Джона. Тот не садится. Он продолжает стоять и даже более решительно. У Шерлока начинает болеть внутри локтевых сгибов. Это просто старая привычка Джона – отвечать по телефону Шерлока – не более, чем грубость в самом худшем случае, а в лучшем – знак того, что они продвигаются вперед. И он не может понять, почему это выглядит для него таким важным. У них все так хорошо получалось. У них было все так хорошо, и Шерлок совершенно не представляет, что делать. Следующее фото было сделано уже не в коридоре, а в гостиной – ярдовцы сделали недостаточное количество фотографий. Шерлок, не отрываясь, смотрит на него и совсем ничего не видит. Он сглатывает. – Ладно, а что с отчетом?***
К моменту, когда Шерлок откладывает в сторону фотографии с места преступления и перемещает Джона в такси, - все-таки, тот греческий ресторан – от расстояния между ними веет холодом и одиночеством. Джон сидит так близко к двери, как только можно и смотрит в окно. И Шерлок пытается сообразить, было ли у них точно также вначале, когда Джон постучал в его дверь и спросил разрешения войти, и был ли он тогда таким же далеким и таким недосягаемым. - Я не знал, что у тебя все еще есть агент по недвижимости. Шерлок смотрит на него испуганно и немного изумленно. Джон не отворачивается от окна, челюсти его упрямо сжаты. – Да, - отвечает он, сбитый с толку. – Я думал, что сказал это тебе. Сассекс, помнишь? После недолгой паузы Джон продолжает. – Ты говорил, что нашел коттедж. В голосе Джона слышится что-то, что Шерлоку совсем не нравится. Будто он готовится принять удар, будто пилит тот самый пресловутый сук из поговорки и ждет, когда упадет. Будто боится того, что Шерлок может ему сказать, но все равно заставляет себя это выслушать. – Правда, как мне кажется, я также сказал тебе, что его купил другой человек, так ведь? Сказал. - И ты… - Джон кашляет и опускает взгляд на руки, лежащие на коленях. – И ты продолжаешь искать. Тут Шерлок вдруг вспоминает, как поменялось выражение лица Джона там, в комнате – как прервалось дыхание, а в глазах появился страх. Не от того, что до Джона дошло, что он ответил по его телефону. А когда он сообразил, кто звонил. Он все неправильно понял. Шерлок понял все неправильно. Внутри расцветает чувство вины, горькое и дрожащее. – Джон, - выдыхает он. - Просто я не ожидал, что ты продолжаешь поиски, только и всего, - быстро произносит Джон, стараясь говорить так, будто все нормально. Но это слабое прикрытие его боли и желания защититься, и он запинается, пытаясь поправить самого себя. – Нет, я имел в виду… Я не знал, что ты… Нет, я о том, что… Я просто… - Он снова начинает смотреть в окно, и вокруг него будто вырастает каменная защитная стена. – Я просто не знал, что ты все еще рассматриваешь варианты. - Это не то, что ты думаешь, - начинает путано объяснять Шерлок, стараясь все исправить. – Просто, ты знаешь, сейчас, когда на Бейкер Стрит совсем никого не осталось… - но это совсем не то, что он хочет сказать. Он начинает снова. – Я просто… - Не уезжай, – внезапно говорит Джон. Он, наконец-то, поворачивается к Шерлоку – глаза слишком большие и слишком ярко блестят в темноте кэба. И Шерлок смотрит на него неотрывно, безмолвно и изумленно. – Что? Джон делает глубокий вдох, и Шерлок вспоминает, как много лет назад Джон сидел за его кухонным столом – руки сложены, лицо очень серьезное. Шерлок, послушай, это самый большой и самый важный день в моей жизни… И тихо и медленно говорит: – Я просто прошу тебя не уезжать. - Я не… - У тебя есть агент по недвижимости, - обрывает его Джон, и в его голосе нарастает раздражение – Шерлок, даже не пытайся это отрицать. – Она нашла для тебя еще один коттедж. По ее словам, такой же, как и предыдущий. Это дорога к отступлению, правда? Подстраховка, или что-то вроде того. На тот случай, если здесь все не срастется, если что-то произойдет – у тебя будет выход. Внутри у Шерлока все сжимается и переворачивается, и он внезапно осознает, что эта резкость в голосе Джона так болезненна, потому что это правда. Он оставляет себе этот выход, планирует, запасается ключом, чтобы уйти от всего этого, от Джона, от их прогресса и от всей этой надежды. Что он, может, и не отвечает на звонки агента, но продолжает слушать голосовые сообщения. Что он, может, и замедлил процесс, и вроде как отвернулся, но совсем поиски не остановил. Любое отрицание сейчас кажется ему признанием. Он не может придумать, что сказать. - Я знаю, что мы… мы все еще над этим работаем, - хрипло и напряженно произносит Джон, когда их такси подъезжает к ресторану и останавливается у входа. – Но, пожалуйста, не уезжай, Шерлок. Я хочу, чтобы ты остался. Я прошу тебя остаться. Шерлок смотрит ему в глаза и пытается запечатлеть их в памяти – черные и маслянистые, блестящие от беспокойства и сомнения. Он хочет запомнить их навсегда, знать, что он способен сделать их такими. – Хорошо, - отвечает Шерлок. – Я останусь.***
Ужин проходит тихо – чувствуется неловкость. Оба они стараются вернуться к чему-то, похожему на их обычное общение. Они колеблются, они выбиты из колеи тем, как все хрупко – что они ничего друг другу не обещали, не делали никаких долгосрочных планов, что каждый из них может повернуться и уйти, раз и навсегда и оставить другого. Но они стараются. После ужина они идут в сторону улицы, где можно поймать такси. Джон держится чуть ближе, и их плечи раз или два соприкасаются. А когда Шерлок, набравшись смелости, бросает на него взгляд, то видит намек на улыбку, похожий на предложение мира. Шерлок улыбается в ответ. - Ну, вот, мы и пришли, - говорит Джон, когда они доходят до угла. - Спасибо, что зашел сегодня, - отвечает Шерлок. Оба переступают с ноги на ногу. Ему хочется пообещать, что он позвонит агенту по недвижимости и скажет ей, что больше не нуждается в ее услугах, но он не уверен, что стоит возвращаться к этой теме. - Да, - отвечает Джон. – Да, это было здорово. – Он делает шаг вперед и тянется, чтобы поправить шарф на шее у Шерлока. – Сегодня ночью снова обещают снегопад. Холодная выдалась зима. – Он смотрит вверх. Он так близко, что Шерлоку слышен почти незаметный запах его одеколона. Они стоят так довольно долго. Джон продолжает одной рукой разглаживать складки на шарфе Шерлока, и смотрит, не моргая и очень выразительно. А затем Джон переводит взгляд на его рот, и Шерлок не может себя остановить. Он отворачивается. - Ну ладно, - после короткой паузы говорит Джон. Он отступает на шаг. – Хорошо. - Я не говорю «нет», - пытается объяснить Шерлок. Ему кажется, что он запутался, он чувствует себя слишком слабым, неуверенным и виноватым. Он все еще не закончил блуждающую в голове мысль, что занимает там так много места – я люблю…я люблю… - и как бы он этого не хотел, как бы он об этом не мечтал, все это ему кажется непонятным, сложным и ненадежным. И он не может. – Я просто хочу сказать – пока нет. - Все нормально, - отвечает Джон, и улыбается так, будто старается доказать, что так оно и есть на самом деле. – Послушай, Шерлок. Я знаю, что ты все еще пытаешься определиться. Мне не стоило подгонять. У тебя есть столько времени, сколько тебе нужно. Я не… я даже не знаю, о чем я думал. - Извини, - беспомощно говорит Шерлок. - Не нужно извиняться. – Джон подходит к краю тротуара и смотрит на дорогу, ища глазами такси. – Мы же хотим, чтобы все сложилось правильно, так? Я вполне могу подождать, пока сложится. – Рядом с ним останавливается такси. – Поедешь на этом? Шерлок качает головой. – Нет, поезжай ты. Тебе дальше ехать. Джон некоторое время колеблется, но, в конце концов, открывает дверь и садится в машину. В последний момент Шерлок бросается вперед и ловит закрывающуюся дверь. – Тем не менее, я говорил серьезно, Джон. Я не уеду. Я знаю, что все еще… что я не… что мне нужно время. Но я никуда не уеду. Хорошо? Лицо Джона смягчается, и его улыбка снова становится чуть более похожей на искреннюю. Он наклоняется и накрывает своей ладонью руку Шерлока, которой он держит дверь. – Хорошо. Шерлок остается стоять на углу улицы и смотрит, как отъезжает такси. Начинает идти снег.***
Шерлок возвращается домой. Думает о Джоне. О черноте, что заливала его глаза. Об обиженном вздохе и о том, как он сжал кулаки. Думает, как там он. Шерлоку интересно, думает ли Джон о нем когда-нибудь. Он знает, что должен бы думать, но ему сложно это представить. Ему интересно, хочет ли когда-либо Джон быть кем-то другим или быть где-то еще. Если Джон когда-нибудь захочет быть здесь. Но Джона здесь нет, и образы его тесной, одинокой квартирки, как ни жаль, сгорают где-то на границах сознания Шерлока – пальто Джона, висящее на чужом крючке, ботинки Джона, стоящие у чужой двери. Детективный роман, заложенный салфеткой на странице, где остановился Джон, что все еще лежит, брошенный, на журнальном столе. Единственная незнакомая тарелка для хлопьев в раковине на кухне. Он сидит в кресле в темноте, прижав кончики пальцев к губам, обдумывая все это – признаки обживания, признаки намерений остаться. Все они – указатели того, что Джон признает это мрачное и тоскливое место своим домом, в котором он одинок. Это кажется неестественным и неправильным, будто перестал существовать один из основных законов мироздания. Он сидит и изводит себя воспоминаниями о том месте, где вещи Джона заполнили пространство, которое не нуждается в заполнении. Об усилиях Джона принять квартиру, которая принимает его в ответ. Кажется невозможным тот факт, что Джон может оставаться в подобной дыре, когда здесь есть столько места, и оно его примет. Когда здесь столько пространства, которое нуждается в нем, что Джон может быть здесь нужен. Он думает о том расстоянии, что было между ними сегодня, о том, как оно уменьшалось, пока между ними не осталось всего лишь их дыхание и аромат одеколона Джона. Это был знакомый запах. Шерлок закрывает глаза. И задумывается, чего же он ждет. Когда Шерлок снова открывает глаза, оказывается, что уже далеко за полночь. Его это не… не может… волновать. Он не в состоянии ждать ни секунды. Он вылетает из кресла, и через мгновение он уже в пальто, в шарфе, и натягивает перчатки, сбегая по ступенькам вниз. Его сердце больно колотится о грудную клетку. Он должен идти. Он должен увидеть Джона. Он должен переписать то, что было в глазах Джона: горе и неуверенность, вопрос, сможет ли он когда-нибудь снова к нему приблизиться или приблизится ли к нему Шерлок в ответ. Он должен переписать напряжение в руках Джона и краску стыда на лице, чтобы он перестал сдерживать себя и сомневаться, хочет ли Шерлок быть с ним. Он должен переписать расстояние, что пролегло между ними. Ему нужно переписать концовку, вычеркнув раздельные такси и выбросить их слова прощания, вместо этого вписав то, чего он ждал: самого себя. Потому что Джон сказал ему эти слова и сказал их такими разными способами, и Шерлок знает, что они означают, и верит в искренность Джона. Что Джон всегда говорил их серьезно и всегда будет придавать им только одно значение. И Шерлок наконец понимает, со всей убежденностью, со всей верой и преданностью. Он понимает, что думает также. Он боялся, но вдруг перестал. Он не представляет себе, что будет говорить, кроме того, что скажет все, и надеется, что этого будет достаточно, чтобы вернуть Джона домой.***
Шерлок пулей вылетает из двери 221Б на тротуар и чувствует, как холодный воздух обжигает его легкие. Прошел снег, и уличные фонари окрасили улицу золотым и темно-красным. Бейкер Стрит сияет, как рассветное солнце – абсолютно неподвижная и необычно молчаливая. Шерлок смотрит на дорогу и кусает губы, прикидывая, где можно в это время поймать такси. Но когда он поворачивает голову, чтобы посмотреть в другую сторону, внезапно это становится неважно. Потому что там, на углу, с виноватым и удивленным лицом, стоит Джон. Джон. Тротуар разверзается как ущелье, как пропасть, и Шерлоку трудно дышать. Джон здесь, и он идет к Шерлоку. Каждый его шаг переступает через годы молчания и неуверенности, и, даже не понимая как, Шерлок двигается ему навстречу. - Привет, - говорит Джон, глядя на темные окна 221Б. – Вот. А я собирался постучать. Кажется. Прости, я знаю, что уже поздно, просто я… - Он замолкает, пожимает плечами и переводит взгляд на Шерлока. В уличном свете его лицо выглядит таким спокойным. Шерлок делает глубокий вдох. Он намеревается сказать я тебя люблю, и ты мне нужен, и мне тебя не хватает, но у него только получается: – Пойдем домой. Джон улыбается так, что становится понятно, что он все равно все услышал, и его глаза блестят, а голос вдруг становится хриплым. – Да, - выдыхает он. – Да, хорошо. Домой. – Он не смотрит на 221Б. Он смотрит на Шерлока. Шерлок его целует. От света под закрытыми веками Шерлоку кажется, что ночь в огне, и Джон целует его в ответ, крепко, основательно и уверенно, обнимая ладонями его лицо, невыносимо нежно и без каких-либо сомнений. Он целует его так искренне. Он целует Шерлока так, будто никогда не думал о чем-то другом. - Я люблю тебя, - наконец-то удается вымолвить Шерлоку. Он отстраняется, чтобы увидеть лицо Джона, когда будет это говорить. И видит облегчение и радость, а глубочайшая усталость наконец-то растворяется под покровом ночи. Видит, будто Джон не верит своим глазам, видит подтверждение и удивление, будто Джон знал всегда, и просто не понимал это, пока не услышал это. Джон вздыхает, закрывает глаза и целует Шерлока снова, немного жестче, будто эти слова одновременно ранили и излечили что-то у него внутри. - Я люблю тебя, - наполовину смеясь, наполовину всхлипывая, повторяет Шерлок. – Прости меня. Я люблю тебя. Я люблю тебя. И Джон в поцелуе возвращает ему это признание со вздохом и с медленным, нежным напором и с улыбкой, которую Шерлок чувствует рядом с уголком его рта. - Я тоже тебя люблю, - шепчет ему Джон в губы. – Я дома.***
Проходит еще пара долгих минут до того, как они добираются до двери. В конце концов, Шерлок отстраняется, берет руки Джона в свои, коротко целует костяшки его пальцев, и ведет через улицу ко входу в дом. Недолгая возня с ключами, и они проскальзывают внутрь, стараясь не шуметь от бурлящей внутри радости, шикая друг на друга по привычке. И эта привычка заставляет Шерлока задержаться у подножия лестницы и посмотреть в сторону ее двери. Ему хочется, чтобы она хотя бы раз застукала их целующимися, если это могло бы сделать ее счастливой. Стоящий сзади Джон, похоже, понимает, и он обнимает Шерлока за талию и целует его сзади в плечо. – Прости, что это заняло у меня так много времени, - тихо говорит он. – Прости, что меня не было здесь, когда все это случилось с миссис Хадсон. Что я не был здесь, когда все закончилось. Шерлок слегка отклонился назад, к Джону, позволяя теплу его тела просочиться сквозь ткань пальто. – Ты меня тоже извини, - произносит он. – За то, что не говорил тебе, кем я хотел тебя видеть рядом с собой. Джон в последний раз крепко сжимает объятия и, обойдя Шерлока, становится перед ним. Улыбка его немного грустная, но она не исчезла. – Мы с этим разобрались, - говорит он, вглядываясь в лицо Шерлока. – И прямо сейчас у нас все хорошо, правда? Шерлок кивает, и Джон протягивает руку и гладит Шерлока по щеке с благоговением и заботой, а потом снова его целует. Быстро, нежно, едва ощутимо. Только дыхание на губах и прощение, преданность и принятие, извинение и подтверждение. Никто и никогда так не прикасался к Шерлоку, и это обжигает. – Они не позволили мне ехать в скорой, - говорит он. – А потом она умерла, и я так и не… я не смог… - Она любила тебя, - в попытке утешить говорит Джон. – Она знала. Шерлок вдыхает носом и закрывает глаза, чтобы вспомнить. Ее вечную улыбку, ее ладонь в его руке. Он надеется, что это так. Ему кажется, это правда. Джон проводит кончиками пальцев по щекам Шерлока и целует его еще раз. Когда он говорит. – Ну ладно. Пойдем домой, - он произносит это с закрытыми глазами, будто запоминая это. Пойдем домой. Они поднимаются по лестнице. Рука Джона у Шерлока на талии, будто он не может не касаться его. На повороте они останавливаются и целуются, и дышат, и, когда Шерлок поворачивается, чтобы пойти вперед, Джон склоняется через перила и говорит. – Спокойной ночи, миссис Хадсон. Шерлоку почти кажется, что он ее слышит, будто она отвечает им откуда-то очень издалека. Спокойной ночи.***
В 221Б темно. Джон неуверенно переступает порог, так же, как и в самый первый раз, семь лет назад. Он делает глубокий вдох и оглядывает комнату, оценивая окружающее пространство и прикидывая, вписывается ли он сюда или уже нет. Шерлок видит, как он задерживает взгляд на том, что изменилось, и ищет то, что осталось прежним, будто находя в этом утешение. Он натыкается взглядом на коробку с надписью «сервиз миссис Хадсон», стоящую рядом со столом, и продолжает осмотр с уважением и пониманием. Шерлок остается сзади и вешает вещи. Он берет куртку Джона и пристраивает рядом со своим пальто – оно идеально смотрится на соседнем крючке. Они какое-то время медленно двигаются по комнате, уже не настолько уверенные, как внизу. Они раньше уже жили здесь вдвоем, и снова собираются жить здесь вместе – и это мгновение более интимное, более личное и важное, чем то, что было между ними на улице. Шерлок не понимает, какие теперь правила и каковы должны быть его дальнейшие шаги. (Он вспоминает их отчаянные поцелуи на кухне, и то, что он готов отдать, не будучи уверенным, что это нужно Джону, и думает о секунде, когда Джон увидел его грудь и шарахнулся от него. И он сомневается.) - Как же хорошо вернуться, - говорит Джон, положив руку на спинку кресла, которое всегда принадлежало ему. Он уверенно кивает в сторону комнаты. – Вернуться домой. Шерлоку снова хочется оказаться близко, почувствовать, как бьется его сердце, услышать запах его кожи и как он смешивается с запахом квартиры. Вместо этого он засовывает руки в карманы брюк и старается не глазеть. – Хорошо, что ты вернулся. Стоящий на другом конце комнаты Джон переводит на него взгляд и говорит. – Я вернулся к тебе. Если хочешь. Я имею в виду, так, как ты хочешь. Шерлок хочет всего. Ему немедленно хочется сказать миллион разных вещей. Миллион всего, чего им нужно сказать. Подробности и последовательность, и если что, и а что теперь, и что это значит – быть друг с другом, и хотеть, и оставаться, стараясь сгладить моменты, в которых они больше не совпадают. Признания, что рвутся наружу. Вопросы, извинения. Истории о том, кем они были, кто они сейчас, и кем они могут быть. Ему приходит мысль, что имеет смысл начать с самого начала. Шерлок делает один шаг вперед, потом другой. Джон не отводит взгляда. – Я играю на скрипке, когда думаю. В уголках рта Джона появляется улыбка. Она прекрасна. – Иногда, - отвечает он, делая шаг к Шерлоку, - Я не разговариваю по нескольку дней. Шерлоку кажется, что его улыбка дрожит у него на губах, неуверенная, будто она там не окончательно. – Ты помнишь. Джон кивает. – Я помню о тебе все. Шерлок делает очередной шаг. – Но теперь не будет так, как тебе запомнилось, - тихо предупреждает он. – Мы не можем вернуть то, что было. Больше нет клиентов. Нет материалов для блога. Для борьбы со скукой остаются только эксперименты и чепуха по телевизору. И боль. Мне не разрешено принимать наркотики. - У меня трехлетний ребенок, - отвечает Джон. – И работа, на которую нужно ходить каждый день. И бывшая жена, которую, как мне известно, ты бы не хотел видеть. Поэтому я знаю, что к прошлому не вернуться. Да я и не хочу возвращаться в прошлое. – Он делает еще один шаг навстречу и смотрит очень уверенно. – Я хочу идти вперед. Куда угодно, только бы вместе с тобой. Много месяцев назад, глядя на его блестящие от слез глаза и дрожащие руки, миссис Хадсон сказала ему – ты не должен быть один, Шерлок. Шерлоку на мгновение кажется, что его грудь готова сломаться под тяжестью этого воспоминания, потому, что именно этого она для него хотела, и, торопясь, облекла это в слова своей последней материнской воли: второе пальто на соседнем крючке. Пара ботинок, стоящих рядом с его. Рука в темноте. Джон стоит в гостиной, его лицо открыто, на нем боль и вера. Он смотрит на Шерлока без неопределенности, сожаления или страха: ты не один. У тебя есть я. Остается сделать всего несколько шагов и заставить себя преодолеть привычную нерешительность и взять Джона за руку, обнять его за шею и прижаться к его губам. И Джон отвечает, приникает к нему, хватаясь рукой за лацкан пиджака – у тебя есть я. Все происходит по-другому, не так как внизу, не так, как было на улице. Медленнее, но более глубоко и нежно, при этом настойчиво и целеустремленно. Вкус Джона, тихий вздох и едва заметная дрожь, что проходит по его телу, стон и прикосновение его языка к нижней губе Шерлока. У тебя есть я, сказал Джон, и Шерлок хочет. - Джон, - задыхаясь, говорит Шерлок, сам не слишком хорошо понимая, что он имеет в виду, не уверенный, что хочет сказать, но отчаянно пытаясь выстроить слова в нужном порядке. – Джон. Джон отстраняется, чтобы глотнуть воздуха. Прижимается лбом ко лбу Шерлока, касается его носа своим. – Шерлок, - говорит он. Глаза его закрыты, губы нежны, и это звучит как я знаю.***
Позже, намного позже, после того, как они, не переставая целоваться, проделали путь из гостиной в кухню, после того, как согрели замерзшие от стояния на холоде ладони чашками с горячим кофе, и после поцелуев, в которых был горьковатый привкус кофе, после толкотни в ванной около раковины, когда они улыбались друг другу ртами, полными зубной пасты, Шерлок замирает. Одна рука – на ручке двери, ведущей в его спальню, другая – в ладони Джона, и их пальцы переплетены. Он останавливается, оглядывается, а Джон смотрит на него, и его улыбка становится нежнее. Шерлок тянется к нему и целует снова, и в этом поцелуе непроизнесенный вопрос. Джон отвечает на поцелуй, а когда он отстраняется, Шерлок видит по его глазам, что он понял. Он делает неровный вдох, будто не может поверить. – Ты хочешь? - Да. Всего, – отвечает Шерлок, и это уже очень похоже на мольбу, что находит отражение в его голосе. Он ничего не может с этим поделать. Не сейчас, когда они стоят рядом с его спальней, держась за руки. – Я хочу всего. Я устал изображать обратное. Некоторое время Джон стоит неподвижно, тяжело дыша и глядя на Шерлока во все глаза - так, как он смотрел миллион раз до этого. Посреди расследования, когда Шерлок рассказывал, кто преступник, посреди той их первой ночи много лет назад, в которой были неопознанная пуля в груди у таксиста и руки Джона, уверенно засунутые в карманы. И понимание, как давно, и как сильно, вспыхивает внутри Шерлока, как сухое дерево: Джон сказал у тебя есть я, и он имел в виду я с тобой навсегда. Даже, когда Шерлок этого не знал. И даже, когда Джон не знал. Навсегда. В итоге, когда Шерлоку кажется, что он уже больше никогда не сможет снова дышать, Джон тянется вперед, и кладет ладонь на руку Шерлока на дверной ручке. - Я тоже этого хочу, - говорит он, и раздается щелчок замка и дверь открывается.***
Они оставляют свет включенным. От нетерпения у Шерлока вверх по позвоночнику будто бегут искры, покалывая в затылке, пока они, спотыкаясь, входят в спальню, целуясь сильно и глубоко. Руки Джона дергают рубашку Шерлока вверх, чтобы проникнуть под нее. Все кажется ближе и быстрее, и внутри у Шерлока все сжимается, в груди становится тесно, в горле – комок от того, что Джон, наконец, здесь, и больше нигде, и только с ним. Джон отстраняется и смотрит на него. Его щеки залиты румянцем, губы ярко-красные от поцелуев, и Шерлок наклоняется к нему, не в силах остановиться, задевая губами его щеку на пути ко рту Джона. – Шерлок, - руки Джона у него на шее, на ребрах, на бедрах. Джона бросает к нему, и он вжимается в его тело, касается языком его губ и держит в ладони его затылок, будто защищает что-то очень ценное. – Шерлок. Пальцы Шерлока чувствуют холод пуговиц на кардигане Джона и тепло пуговиц на его рубашке. Шерлок с трудом переводит дыхание. – Все в порядке? – спрашивает он, и Джон фыркает в ответ, легкий смешок, что прилетает теплой и нежной волной к его щеке. - Да, - говорит Джон. – Бог мой, да. Вот… позволь мне… Шерлок позволяет, и тут же на пути сталкиваются слишком много рук, еще больше локтей, огромное количество пуговиц и пальцев, и почему вообще так много рубашек. Боже, и Джон не перестает его целовать, не перестает вжиматься в него, и у Шерлока кружится голова. Затем: шорох падающей одежды. Горячая кожа под ладонью. Шерлок открывает глаза. Шрам Джона – жуткая паутина, что тянется через его левое плечо с оспинами и выпуклостями, оставленными инфекцией. Его грудь раскраснелась от явного возбуждения, и нити его шрама сильно на ней заметны. Шерлок проводит по нему пальцем, представляя себе путь пули, что прошла через него, и как под ее напором рвались мышцы, кости и плоть. Это ужасно. Это завораживающе. В этом сила, и мощь, и преодоление – виток злости и боли, что привели Джона сюда. - Я собираюсь посмотреть, - тихо говорит Джон, выдергивая Шерлока из его мыслей. Его рубашка тоже расстегнута, но полы ее находятся близко друг от друга, и между ними видна только малюсенькая полоска кожи, почти незаметная в приглушенном свете. Руки Джона лежат на бедрах Шерлока в ожидании. Он смотрит на него, прося разрешения. – Я хочу увидеть. Шерлок кивает. Медленно занавес и рубашки раздвигается, и вот он, такой, каким был всегда: чуть правее от середины, маленький, круглый, серебристо-белый шрам. Он выглядит таким небольшим по сравнению со всей той тяжестью, что была на нем последние несколько лет. Кажется, он должен быть небольшой точкой в его поле зрения, а вместо этого он почти его уничтожил. От касания пальцев Джона Шерлок слегка вздрагивает, и у него перехватывает дыхание. Джон, похоже, этого не замечает – он смотрит, не отрываясь, взгляд очень серьезный, а уголки рта опущены. Он проводит по шраму большим пальцем, будто может его стереть. - Они не одинаковые, - говорит Шерлок. Ему кажется, что сейчас это важно, но он не очень понимает, почему. – Наши шрамы, они не совпадают. - Да, - соглашается Джон. – Они разные. А затем кладет поверх него руку, и прикосновение его ладони подобно благословлению и искуплению. Он притягивает Шерлока к себе. Целует его, горячо, медленно, и со значением. А потом смотрит на него с решимостью в глазах и находит другие его шрамы, более ранние. Шрамы, от которых теперь остались только ночные кошмары, выталкивающие старые воспоминания в ночную темноту, шрамы, которые все еще дают о себе знать, когда идет дождь. Джон касается каждого, прочерчивая линии на коже Шерлока, будто может их излечить только узнав, наконец, что они там есть. Прижимается губами к шее, к плечу, к груди. Шерлок дышит ему в висок и на ключицу и старается не утонуть. - Можно? – спрашивает Джон. Он ведет вниз пальцами по одному из шрамов, туда, где он уходит за пояс брюк. Шерлок чувствует, что его бросает в пот от одной только мысли, что рука Джона дойдет по шраму до конца, туда, где он заканчивается, изгибаясь на внутренней стороне бедра. -Да, - удается выговорить Шерлоку. - Только здесь. – Он отходит, садится на кровать и начинает возиться с ботинками и носками. Джон хихикает, легкомысленно и одурманенно, и тоже снимает ботинки, затем носки, расстегивает ремень. Шерлок снова поднимается на ноги и тянется к застежке на брюках, но, внезапно смутившись, отворачивается к стене, чтобы их снять, и остается в трусах, ощущая, что его член отяжелел, отвердел, и явно, очень сильно заметен. С того выстрела прошло три года: со дня, когда Шерлоку впервые предписали ограничение физической активности. Он опускает взгляд на свой мягкий живот и пытается прикрыться руками. - Шерлок, - говорит Джон. Пальцы его прикасаются к пояснице. Поцелуй, мягкий и влажный, ложится между лопаток. – Можешь на меня посмотреть? В попытке успокоиться, он делает еще один глубокий вдох, потом еще два, и поворачивается. Вещи Джона сложены аккуратной стопкой на полу рядом с окном. Джон нежно гладит рукой Шерлока по щеке, смотрит на него, дожидаясь его легкого, едва заметного кивка, чтобы придвинуться ближе и снова начать его целовать, заключив Шерлока в свои объятия – как можно теснее, грудь к груди. Пылающее тело и ответный жар. И ответная твердость. У Шерлока кружится голова от такого наплыва ощущений: рот Джона, дыхание Джона, руки Джона, его грудь, бедра, живот. Столько звуков, запахов и вкусовых ощущений и разных подробностей, кожа Джона так близко, будто настроил фокус на окуляре микроскопа, и вдруг Шерлоку видно все, все его слои. Миниатюрные белые пятнышки и очень давние царапины, изгибы мышц и сухожилий. История Джона, как фон, что оставался далеко на заднем плане, легендарные основы его настоящего – гибкость его торса, его поза, изгибы. Шерлок любит его. Шерлок любит его. Шерлок любит каждую его малейшую частичку. Кровать позади поднимается им навстречу, и Шерлок тянет Джона за собой, чтобы встретиться с ней. Одеяло холодное, и даже кажется почти грубым по сравнению с шелком кожи Джона, с его мозолями и пятнышками на коже, с обветренной кромкой его нижней губы и горячей, бархатной кожей его члена, что сейчас прижат к внутренней стороне его бедра. В смехе Джона столько тепла и любви, от которой перехватывает дыхание. – Все нормально? – спрашивает он, касаясь языком тайного места под левым ухом Шерлока. Похоже, что он знает, как отыскать все те места у Шерлока, о существовании которых сам Шерлок даже не подозревал: там, на запястье, на локтевом сгибе (на локтевом сгибе, на локтевом сгибе…), на боку, чуть ниже последнего ребра. Джон знает их все. Бедра Шерлока вскидываются вверх против его собственной воли: тяжесть тела Джона – как восхитительный, пьянящий намек. – Да, - отвечает он. Его собственный голос кажется ему незнакомым. – Да. А как ты? Улыбку Джона он ощущает кожей. – Лучше, чем нормально, - шепчет он, находит точку, где бьется пульс и проводит по ней языком, отыскивает нежные места рядом с ключицей Шерлока, находит отвердевший сосок, трепещущее пространство его живота вокруг пупка. Чувствительную полоску кожи над поясом его трусов. Руки Шерлока забираются за плечи Джона, ласкают его бока, заднюю сторону бедер. Он старается концентрироваться, а в это время дыхание Джона холодит его кожу. - Сними их, - говорит Шерлок. Его грудь вздымается, когда Джон подсовывает большой палец под резинку, чтобы погладить нежную кожу и колечки волос. Он тянется рукой, чтобы помочь, извиваясь в бедрах и хватаясь за тонкую ткань. – Джон. Сними их. Джон опускается ниже и прижимается горячим, влажным поцелуем к изгибу его члена, что прячется под хлопком белья, и еще, и еще. – Бедра, - говорит он, постучав пальцами по боку Шерлока, и Шерлок приподнимает их вверх, и Джон стягивает трусы, оставляя их чуть выше колен. Шерлок недовольно рычит, и Джон смеется, и нежно целует поднимающиеся вверх бедра Шерлока, а потом скользит ниже, чтобы стянуть трусы совсем, и Шерлоку, в итоге, удается отбросить их ногой, когда они оказываются у него на лодыжках. - Ну наконец-то, - выдыхает он и тянет Джона на себя, чтобы получить поцелуй, звенящий смехом Джона, и он выходит смазанным и очень приятным. Джон снова занимает свое место сверху на Шерлоке, удерживая его на кровати, чтобы он никуда не улетел. - Ты прекрасен, - говорит ему Джон, целуя его в кончик носа и куда-то чуть ниже челюсти. Чуть приподнявшись, он одной рукой отбрасывает назад прилипшие ко лбу Шерлока кудри и очень мягко просовывает колено между его бедер, раздвигая их. Он не отводит взгляда от лица Шерлока, от сияния его глаз, и сдерживает рвущийся из горла хрип, опуская бедра, чувствуя, как его член, липкий и негнущийся, оказывается рядом с членом Шерлока. Шерлок чувствует, как дрожат его бедра от усилий держать их неподвижными. – Так хорошо? Это лучше, чем хорошо, пытается сказать Шерлок, это превосходно, но у него получается только слабый, неровный вдох и кивок, а его рука вцепляется в бедро Джона, удерживая его на месте. Ливень из вспышек, что двигались то вверх, то вниз по его позвоночнику, кажется, отвердел и растаял жидким золотом где-то у основания, горячий и настойчивый – сейчас, сейчас, сейчас. Кажется, все происходит одновременно, и вместе с тем, очень медленно – изгиб и напряжение мышц, капельки пота, катящиеся по плечам Джона. Мазки поцелуев, слова на выдохе, торопливо и влажно разливающиеся в быстро исчезающие между ними пустоты. Ритм и прилив адреналина, нарастающий стремительно. Мускусный аромат и вкус соли. Легкие укусы и касания языков. Стон, всхлип, мольба. Влажная липкость выступившей смазки и ладонь Джона, жестко обхватившая оба их члена, удерживая их в контакте, толчки вперед и вдоль, толкание в унисон и назад, и движение, напряжение и нарастание, нарастание и нарастание… И вдруг один кристально четкий момент ясности, и в следующую секунду Шерлок чувствует, как бьется рядом сердце Джона, его пульс везде – на шее Джона, на его бедрах, подмышками, и тук-тук-тук в его члене. Кажется, что он целует его всей кожей, и это как уверенный стук обещаний, и крови, и жизни, и вот, Шерлок у черты. Его оргазм подобен лесному пожару, он проносится сквозь него, его тело почти вырывается из объятий Джона, он изгибается, замирает и кричит в губы Джона. Джон стонет и рычит и гладит Шерлока, пока тот переживает все это, он удерживает его одной сильной рукой и прижимает бедром, пока тот не падает на кровать. И тогда Джон обнимает его за плечи, прижимая поближе. – Бог мой, Шерлок, - а затем Джон вжимается в него и сжимает объятия. Джон всхлипывает, все сильнее лаская себя рукой, а когда кончает горячей волной на живот Шерлока, то выдыхает так, будто его ударили в солнечное сплетение. Какое-то время Шерлок парит в невесомости, как уголек на ветру, не бодрствуя, а, скорее заснув с открытыми глазами – дыхание его замедляется, конечности его перестают дрожать и тяжелеют от наступившего удовлетворения. Джон рисует круги на груди у Шерлока, покрывает поцелуями его ключицы, шепчет куда-то во впадинки его тела слова, что Шерлок не в силах понять. Он чувствует себя согретым, и спокойным, и укрытым – защищенным в новых ощущениях того, что значит быть собой. Или что значило все время до этого быть одному. И что теперь означает быть вместе. Разум его затуманен и пуст. Он моргает в темноту до тех пор, пока Джон, наконец, не вздыхает сонно и удовлетворенно, укладывая его на себя, не обращая внимания на испачканный живот. Он нежно пристраивает голову Шерлока на своем здоровом плече. Джон хмыкает. Ночь накрывает их, и Шерлок позволяет себе вспомнить подробности, собирая мельчайшие детали, будто морские стеклышки: цветные капли, что стали неровными под влиянием жизненных волнений и суеты, ровный стук сердца Джона в ушах Шерлока. Медленное движение пальцев на плечах Шерлока. Тишина дрожит от чего-то хрупкого и нового, раскрываясь между ними.***
Темнота кажется другой, когда в ней есть Джон: она плотная, будто охраняет их. Теплая, как луч, что застыл за горизонтом, спрятавшийся, но не исчезнувший. И потом, позже, когда они вытерлись, выпили воды, Шерлок поворачивается на бок, и поглубже вжимается щекой в подушку, чтобы из пухового убежища наблюдать за выражением лица Джона. У Шерлока на запястье скользят два пальца, нежные и любопытные. Прикосновение Джона не настолько сильное, чтобы почувствовать биение пульса Шерлока, но он думает, что Джон все равно знает, как он бьется. - Ты правда думаешь, что у нас получится? – шепчет Шерлок. Пальцы Джона замедляются, а затем замирают. - Что у нас получится что? Шерлок поворачивается на спину и смотрит на потолок. Он лежал так раньше тысячу раз, разглядывая потолок, глядя, как по нему движется свет. Все это кажется теперь таким далеким… - У нас не… все это время мы не… Ничего не получалось. Шерлок решает, что природу темноты на самом деле определяет молчание. Ему уже не слышно дыхание Джона – молчание снова разрежает темноту, превращая ее в нечто дрожащее и резкое. Джон нависает над ним, опираясь на одну руку, чтобы посмотреть сверху, и он сам гнев и страх, и в изгибе его бровей читается нежность и невыносимая преданность. Он тяжело вздыхает и забирает с собой дыхание из груди Шерлока вместе с его болью. - Нет, - говорит он. Его голос – раскат грома. – Нет, Шерлок. Я бы не пришел сюда сегодня, если бы думал, что могу снова уйти. Что-то горячее собирается у Шерлока в глазах, и от этого потолок колышется. Он закрывает глаза. – Мне кажется, мы не ожидали многого из того, что случилось с нами, Джон. - Тогда давай я внесу ясность, - гром откатывается, а затем раздается снова – сильный и уверенный. Пальцы Джона лежат на щеке у Шерлока и совсем не дрожат. – Я здесь не потому, что это с нами происходит. Я здесь, потому, что я за это борюсь. - Но почему на этот раз мы можем ожидать, что победим? – Сердце у него пытается выскочить из груди, щеки горят. – Почему сейчас победим, если каждый раз до этого мы проигрывали? Джон прижимается губами ко лбу Шерлока. Голос его становится нежнее и походит на дождь. – Потому что раньше я считал, что делаю это в одиночку, а теперь нет. И ты не в одиночку. Теперь не в одиночку. – Его большие пальцы рук лежат на скулах Шерлока, теплые и ласкающие. – Я не сражаюсь против тебя, Шерлок. Мы боремся вместе. И внезапно Шерлок понимает, какое это потрясающее чувство – узнать правду в тот момент, когда она прозвучала. Про веру, которой не нужно добиваться, но которую ему осветили, чтобы он ее принял. Про убежденность, порожденную не тем, что он вычеркнул невозможное, а тем, что все остальное невозможно. Шерлок, наконец-то, понимает, что, пока он будет протягивать Джону руку, тот будет отвечать ему тем же. Что ему не нужно в одиночку проходить все это бесконечное расстояние целиком. Никогда. Попытки дотянуться закончены. Джон встретился с ним на середине. Они нашли друг друга, не оборачиваясь на то, кем они были, но двигаясь вперед, к тому, чем они могут стать. Одна половина и другая, вместе сплетенные в нечто новое, но при этом остающиеся собой: два целых, совпавших в центре диаграммы Венна [1]. Посередине. Он находит губы Джона, прячась в безопасности закрытых век. У губ Джона – вкус соленой воды. Вкус завтрашнего дня. - Я люблю тебя, - снова шепчет ему Джон. – Я не остановлюсь. Шерлок с трудом сглатывает – сказывается привычка не верить, глотает и глотает, и глотает… - Да, - говорит он и позволяет Джону себя успокоить.***
Шерлок просыпается утром от негромкого стука ложки о стенку чашки и от скрипа босой ступни на линолеуме кухни. И вдруг он чувствует, как тесно стало в груди, как рвется наружу его сердце. Прошло пять лет с момента, как Шерлок слышал эти звуки: когда Джон дома. Он закрывает глаза и слушает, как звуки приближаются и Джон проскальзывает в дверь спальни. - Доброе утро, - негромко говорит Джон, в голосе его улыбка. Он ставит на тумбочку чашку, запах от которой напомнил ему чайные пакетики PG Tips. Джон колеблется, переступает с ноги на ногу, а потом быстро наклоняется и целует Шерлока в висок. – Ты как, в порядке? Шерлок протягивает руку и берет Джона за локоть, чтобы удержать его и не дать раствориться или спрятаться. Прижимается носом к его волосам, находит его губы своими. Все могло бы показаться сном, если бы не его утреннее дыхание и кровать, все еще хранящая тепло двух людей, что слишком сильно прижимались друг к другу. - Да, - наконец, отвечает Шерлок, чувствуя, как неожиданно сжалось горло. – Все хорошо.***
После этого их утренние часы стали другими: нежными, и спокойными, и не всегда благообразными. (Теплые руки и поцелуи, через которые прорывается смех. Две чашки, стоящие рядом, чтобы наливать в них чай, и знакомая фотография в рамке, стоящая на каминной полке.) Нечеткими от старых воспоминаний. Яркими от мелких уколов новых открытий, что прорываются наружу. Слегка менее предсказуемыми. Немного более обнадеживающими. Шерлок с нетерпением ждет каждый из них.