ГЛАВА 7 ВИХРЬ. СОМНЕНИЯ. РАСКОЛ.
***
— Никитос, что она сказала? — не унимался Степанов, когда речь зашла о Варе. — Я ей понравился? Я не спугнул ее своим напором? Светловолосый парень с горящими глазами сидел напротив меня и пытался разузнать интересующую его информацию. Помните, я не придал значения его поведению в день вечеринки у Темы на квартире? Так вот, сейчас я почему-то жалею об этом. — Она сказала, что ты милый. Больше мы тебя не обсуждали. Ну да, соврал. Соврал, потому что меня бесит вся эта ситуация. От одной только мысли, что эти двое сойдутся, выворачивает наизнанку. Может быть мне просто обидно, что кто-то, кто не придавал отношениям такой значимости и необходимости, как, например, Варя, вдруг нашел свою вторую половину, и ей достаточно лишь поманить Свята пальчиком, чтобы тот пал к ее ногам. Фу, как эгоистично, Киоссе! Как только Степанов узнал, что больше Варя о нем ничего не говорила, у него сразу же появились какие-то дела, и он умчался в неизвестном направлении, оставив после себя пустую кружку и вихрь негативных эмоций, пожирающих меня изнутри. Но обстановку разрядил звонок Темы. Он позвал в зал, и я, не задумываясь, принял предложение. Не будет лишним заняться собой и отвлечься на какое-то время от глупых мыслей.***
Я уже во всю крутил педали, как Артем начал расспрашивать меня о Варе и наших отношениях. От его предположений губы растянулись в глупой усмешке. И почему все вдруг решили, что мы встречаемся? Ну да, весь вечер я старался не отходить от девушки ни на шаг, чтобы та не чувствовала себя чужой или брошенной в совершенно незнакомой ей компании, и причины излишней моей встревоженности вовсе не заключались в скрытой симпатии и уж тем более пылкой любви, ведь сердце болело совершенно по другой красотке. И разговора о ней было не избежать. — Никитос, прости, что забыл предупредить по поводу Саши. Я действительно не думал, что она сможет приехать. — друг виновато взглянул на меня, утирая полотенцем влажное от пота лицо. Я лишь кивнул в ответ, говорить про Супруненко совершенно не хотелось. Теперь нас ничего не связывало кроме дурацких и раздирающих сердце воспоминаний. Она живет своей счастливой полноценной жизнью, радуется своему спутнику, который, очевидно, боится оставлять свою красотку одну, ибо таскался он за ней весь вечер, словно хвостик. — Ты осуждаешь ее? Она, кажется, выглядела счастливой. — Тема осторожно озвучил вопрос, который боялся задать, я уверен, с момента нашего с девушкой расставания. — Мне не за что осуждать ее. Она счастлива — это главное. Я действительно не имел права осуждать Сашу. Тот смуглый парень с широкими плечами и ярко выраженными скулами — ее выбор. Она посчитала, что именно с ним будет чувствовать себя счастливой. Это ее право. Да вся наша жизнь — сплошной выбор! Мы все желаем связать ее со своим: будь то книга, фильм, работа или человек! Каждый из нас пытается найти свой причал и успокоиться, наконец. И нет ничего криминального в том, что наши с Сашей пути разошлись. Значит я был не ее человеком, а она была создана вовсе не для меня. Вот и вся арифметика. После зала я чувствовал себя еще более отвратительно, чем прежде. Жутко хотелось острых ощущений или банального расслабления. И, возможно, на тот момент я был настоящим глупцом, поскольку считал расслаблением случайный секс, но именно тогда этого хотелось больше, чем банального сочувствия и понимания со стороны близких. В те сложные для моего юного возраста времена мне отчаянно казалось, что первая встречная поможет обрести ту уверенность в себе, которую безвозмездно отняла моя бывшая Саша. Я почему-то слепо верил в судьбу и считал, что любовь всей моей жизни бегает за углом торгового центра и ловит ртом снежинки, но все оказалось куда проще: ее просто не существовало. Понял я это с очередным визитом мамы в мою холостяцкую берлогу. Она, будучи той еще чистюлей, как всегда наводила порядок, не стесняясь заглядывать во все уголки комнат, тщательно избавляя их от пыли и накопившегося за долгий период мусора. В одном из таких углов она случайно наткнулась на тонкую тетрадь со странным рисунком, писающий с небес мальчик в костюме рокера. А еще моя мама была жутко любопытной женщиной, а потому безо всяких сомнений заглянула в тетрадь и ужаснулась. — Никита, что все это значит? — спрашивала она с округлившимися от удивления и, возможно, даже страха глазами. Я бы тоже потерял дар речи, узнав, скольких девушек мой сын отымел, после чего записал в «журнал учета», оценивая их старания по десятибалльной шкале, словно они — качественные шлюхи в ночном клубе, а мое мнение об оказании приятных услуг интересует их сутенера, чтобы тот тоже смог занести выставленные оценки в свою базу, дабы выставить рейтинг на лучший «товар». И в тот момент мне действительно стало стыдно, стыдно и противно от самого себя. Ну, а дальше все по сценарию: я пытался все объяснить, мама меня не понимала. Впервые за девятнадцать лет она меня не понимала и наотрез отказывалась это делать. Долго протестовала, что-то упорно доказывала, а потом, как и свойственно любой женщине, обиделась и уехала домой, оставив после себя тонну нерешенных вопросов и кучу сомнений. Сомнений в себе и своих действиях. Мне ничего не оставалось кроме как поехать к Варе и просто банально выговориться, ведь она была единственной девушкой, понимающей мое состояние. Но даже у Кузнецовой меня ждало разочарование. С недавних пор к ней повадился Свят, и теперь они часто проводят время вместе. Я остался в стороне наблюдать, как медленно скатываюсь вниз по наклонной с криками: «Гип-гип, ура!»***
Ну, а время летело неумолимо быстро. Костя настолько загрузил нас работой, что мы с парнями и не заметили, как до самого главного и всеми любимого праздника осталась ровно неделя. Я ясно понимал, что совершенно не готов к встрече Нового года. В квартире по-прежнему царила атмосфера полного безумства и отвращения к себе вперемешку с нерешенными проблемами, слоем пыли осевшими на мои плечи. Никаким волшебством и праздником даже не пахло. Странно, но не было даже желания поставить елку и заполнить холодильник продуктами. Хотелось овощем развалиться на кровати и проспать все праздники в удобной позе. Я настолько устал от самого себя, что хотелось ненадолго выйти из своего тела, уехать куда-нибудь далеко-далеко на пару-тройку дней, отдохнуть от дурацких и пожирающих изнутри мыслей. Но неожиданный звонок в дверь на время притупил эти мысли, давая волю надежде на что-то сказочно-волшебное. Незваным гостем оказалась раскрасневшаяся от мороза Варя. Она, заботливая и улыбчивая, принесла мне домашнюю еду, приготовленную с любовью. — Киоссе, ты вообще знаешь, что такое швабра? — поинтересовалась подруга, когда мы уже сидели за столом в кухне: я ел борщ, а девушка пила чай с печеньем. — Мы только вчера прилетели в Москву. Я вообще в шоке, как моя квартира еще не покрылась плесенью… — Почему не предупредил, не оставил ключи? Я хотя бы подготовилась к твоему приезду… — она вздохнула и опустила глаза в пол, затем непонятно от чего залилась краской. — Я бы предупредил, если имел возможность с тобой пообщаться. — не знаю почему, но вдруг захотелось уколоть ее побольнее, дать понять, как мне неприятно от того, что даже она забыла про меня. — Теперь, кажется, у тебя появился тот, за кем надо убирать. Как там Свят? Я давно его не видел. При упоминании о Степанове девушка еще больше покраснела, а глупая влюбленная улыбка сдала ее с потрохами. В принципе, для меня это была не новость. Это было вполне ожидаемо, только вот не пойму, отчего мне так неприятно? — Насчет Свята я и хотела поговорить… Никит, я знаю, что не должна вообще обсуждать эту тему с тобой, но… но больше мне не с кем поговорить об этом, а ты опытный… И на этих словах сердце предательски екнуло. Неужели она хочет поговорить о том, о чем я сейчас думаю? Не-е-ет, пожалуйста, Варя, не говори только, что ваши отношения настолько далеко зашли, что… — Вчера мы ходили в кино, держались за руку, долго смеялись, а уже на лестничной клетке чуть не поцеловались, спасибо соседке, которая решила именно в тот самый момент выбросить мусор. — я спокойно выдохнул, но вспотел жутко. — Я не умею цело… — она шлепнула губами, заставляя меня на них посмотреть. И только сейчас я заметил, насколько они красивые. Розовые пухлые губки, покрытые сухой корочкой, очевидно из-за того, что их обладательница постоянно облизывается на морозе. — Подожди! — внезапно встрепенулся я, не понимая, к чему она клонит. — Ты хочешь, чтобы я научил тебя целоваться? — Не совсем. Я просто хочу, чтобы ты кратко изложил, как это делать. Мне нужна теория, понимаешь? — сказала она с умным видом философа, плохо разбирающегося в сфере, совсем ему неподвластной. — Ты рехнулась. — выдохнул я, понимая, с кем имею дело. — Не все поддается теории. Конкретно в этом случае нужна практика. Пусть Степанов научит тебя. Зачем все усложнять? — Не хочу, чтобы он подумал обо мне плохо. — Если он тебя действительно любит, то твоя неопытность его просто умилит. Но вместо того, чтобы согласиться, Кузнецова лишь насупилась и обвинила меня бесчувственным чурбаном, коим я, собственно, даже не являлся. Она дулась ровно минуту, потом резко перевела тему и выглядела дружелюбно, я бы даже сказал — крайне мило. — Я иногда боюсь собственных мыслей. — прижимаясь ко мне ближе, прошептала Варя. Мы лежали в кромешной темноте. В квартире было очень тихо, даже уличный шум не смел нарушить этот покой. Я слышал лишь размеренное дыхание девушки, так сладко пригревшейся на моей груди, и улыбался, сам не зная от чего. Чувствовал какое-то внутреннее спокойствие. Казалось, будто пустота, образовавшаяся внутри меня от частых сомнений и неудач, постепенно стала заполняться. — А еще мне бывает стыдно за то, о чем я думаю. Например, перед сном я часто представляю наш первый со Святом поцелуй, и все мое тело покрывается мурашками, внутри все трепещет и рвется наружу. Мне страшно. — я слушал ее внимательно, боясь пропустить что-то важное. Важное для себя. Но от ее слов делалось грустно. — Я боюсь, что после поцелуя мне захочется чего-то большего. — Ты же уже большая девочка. Рано или поздно это все равно случится. — пытался сохранять спокойствие, чтобы Варя не заметила моего волнение. — Важно — с кем, понимаешь? Брюнетка лишь угукнула и погрузилась в свои мысли. Сейчас я жалел, что не обладаю телепатией. Жутко хотелось узнать и понять, о чем думает это сомневающееся в себе и людях в целом создание. А еще было почему-то стыдно, только я долго не мог понять, почему? — Никит, а почему ты выбрал такой странный метод? Неужели, только переспав с девушкой, парень понимает, годится она на что-то или нет? Неожиданный вопрос вдруг расставил все по своим местам. Ну конечно, Варя сомневалась в противоположном поле, конкретно в Святе (конечно, ведь он был единственным, как мне казалось, кого она смогла подпустить к себе чуточку ближе, даже ближе, чем меня), только из-за дурацкой теории, созданной мной в состоянии полной отрешенности и обиды на бывшую девушку. Я являлся тем самым человеком, благодаря которому Кузнецова думает о мужчинах так, а не иначе. По крайней мере, я так считал конкретно в тот момент. — Нет, секс, на самом деле, глупости. Только время и общение помогают понять, на что способен человек. — и в момент, когда говорил это, я пытался понять, кого все же пытаюсь успокоить: Варю или себя. — Скажи, — я взглянул на подругу, бегло всматриваясь в черты ее лица, стараясь найти что-то важное, что-то, что поможет мне разобраться во всем этом дерьме, — ты смогла бы полюбить человека, если знала бы о списке его девушек, которых он тр… — брюнетка приложила холодный пальчик к моим губам, заставляя тем самым заткнуться. — Ты сейчас говоришь конкретно про нас? Не знаю почему, но после ее этого «нас» меня будто током прошибло. Насквозь. А что, если действительно Варя — та, за которой я гоняюсь долгое время и не нахожу. Это, знаете, как искать очки, которые благополучно сидят на вашей голове. Вы ходите, ищите, злитесь, проклинаете все-все, а потом раз! А они все это время были на вас. Наблюдали за вами. Выжидали чего-то. — Если хочешь знать мое мнение, то я бы, наверное, не смогла бы доверить себя человеку, так безжалостно пользовавшемуся наивностью девушек. — звучало слишком грубо, но честно. И от чрезмерной искренности меня бросило в жар, потом резко в холод. Она считает меня моральным уродом, но лежит в одной постели и даже обнимает, тепло и непринужденно. Кажется, Кузнецова заметила легкую обиду с моей стороны, а потому еще крепче сжала мою руку в своей. — Никита, ты отличный друг. Но отношения для меня — не пустой звук. Я не хотела тебя обидеть, правда. Только лишь высказала объективное мнение. Поверь, не всякой девушке нравится, когда до нее у парня была целая артиллерия женщин. Мы тоже брезгливы в этом плане. — ее прохладная ладонь ласково гладила меня по груди, стараясь тем самым успокоить. — Боже, что я вижу? Девочка-девственница не стесняется говорить на такие откровенные темы? — попытка разрядить обстановку обвенчалась успехом, брюнетка тихо захихикала. — А как же твое табу? — С появлением Свята все как-то поменялось. И кто бы тогда знал, что эти слова обратятся для меня настоящим кошмаром-пророчеством? С появлением Степанова в наших с Варей дружеских отношениях все действительно изменилось. Я больше не смел заявиться к подруге без приглашения или хотя бы звонка, потому что светловолосый мальчик этого никак не одобрял. Про возможность остаться на ночь вообще молчу. Однажды Свят подошел ко мне на вечеринке по поводу грядущих праздников и ясно так дал понять, что Варя его девушка, и ему не совсем приятно понимать, что еще с кем-то она имеет возможность разделить свое уютное ложе. С тех пор в квартире Кузнецовой я не появлялся. А видел я ее последний раз за три дня до Нового года. Мы как-то пересеклись в торговом центре. Эта встреча была совершенно случайной и мимолетной. Она выбирала подарок отцу, я — родителям и Алиске. Мы перекинулись парой-тройкой фраз и разошлись также быстро и неожиданно, как и встретились. Но я не собирался просто так отступать. В конце концов, Варя — моя подруга, и я первый с ней познакомился.***
Тридцатое декабря. Суббота. Я настойчиво вдавливаю кнопку звонка до упора, слыша только, как противная трель гулко звенит за стенкой. Никто даже не собирался открывать дверь и приветствовать старого (нет) друга. Но чуть позже послышались неторопливые шаги, возмущения и неторопливое копошение в замочной скважине. — Ну наконец-то! — бурчу я, когда дверь открывается, но застываю на месте, видя в пороге вовсе не Варю, а мужчину сорока пяти лет с густой шевелюрой на голове и такими же усами под большим и длинным носом. — Не понял… — мужчина смотрит на меня изучающе, оценивая внешний вид, долго всматриваясь в глаза, тем самым заставляя смущаться. — Здравствуйте… — запинаюсь, понимая, что совсем не знаю имени отца Кузнецовой. — Я друг Вари.