***
— Юнги-оппа, этот свитер так мило смотрится на вас! — Юнги всегда бесило все шумное и назойливое, но фанаты — никогда. Сегодня, видимо, переклинило. — Можно сделать с Вами фото? — Да, конечно, — Юнги как-то по-дурному натянул улыбку на своё лицо, взяв в руки телефон фанатки и включив фронтальную камеру, сделал снимок. — Юнги-оппа, вы такой классный! — счастливая фанатка рассматривала фото, что только что сделал её биас, иногда поглядывая на него. — Возможно, — Юнги улыбнулся, глядя на остальных столпившихся фанаток, создающих шум. Обычно это самый приятный шум, который только может быть: люди, что всегда далеко от тебя, но, в то же время, всегда с тобой, лишний раз подтверждают свою любовь, свою преданность, свою душевность, но сегодня… Сегодня не понимаешь, зачем они это делают. Обычно для всех мемберов это значит очень многое, но сегодня для Юнги это лишь пустые слова. Обычно подобное очень приятно слышать, но сегодня лишь думаешь: «А зачем?». Погрузившись в свои мысли и отстранённо отвечая на какие-то вопросы фанатов, Юнги и не заметил, как менеджер объявил, что фансайн подходит к концу. — Юнги… — стоило рэперу зайти в гримёрку, как к нему тут же подошёл Хосок. — Хён, хотя бы мне скажи, что случилось? – почти шёпотом, чтоб не услышал никто из присутствующих. – Мы ведь друзья. Дружим между собой дольше всех. Поэтому, я думаю, ты можешь мне открыться. Я ведь знаю, что это не «кот» тебя поцарапал, и ты просто не мог случайно порезаться в этом месте. Это ведь рана? Ушибы так не перевязывают,— Хосок вплотную приблизился к Юнги, взял его за запястье, аккуратно развернул к себе внутреннюю сторону его руки и, еле касаясь, провёл подушечкой большого пальца по предположительному месту раны, тщетно пытаясь понять, насколько она глубока. А у Юнги тем временем крышу сносит даже от столь простых, обыденных прикосновений младшего. Чон смотрит на него своими полными тревоги, взволнованными глазами. Он так редко бывает настолько серьёзным, таким спокойным и, в то же время, панически испуганным. Ему это не идёт. Ему больше подходит образ яркого, весёлого, немного странного воплощения надежды сотни людей, что своей улыбкой может подобно солнцу согреть и осветить даже самый холодный и хмурый день. Тот, от чьего голоса разрываются на части барабанные перепонки и хочется поскорее, чтобы он заткнулся, но, стоит тому это сделать, как понимаешь, насколько его слова, будь то в песне или в обычном разговоре, ласкают слух. Но, всё же, он так же прекрасен, когда смотрит на Юнги, пытаясь понять, что произошло такого, заставившего его чуть ли не совершить главную ошибку в жизни. Пожалуй, Юнги нравится не меньше тот Хосок, что говорит сейчас неуверенно, тихо, ему нравится тот Хосок, который сейчас в дрожащим ладонях держит его руку. Ему нравится, как Хосок пристально смотрит ему в глаза, пытаясь увидеть в них ответ. И, кажется, начинает понимать. Юнги искренне надеется, что он не настолько очевиден. И всё же, ему нравится такой Хосок, ведь он настоящий. Он не натягивает масок, не боится, что его чувств не поймут. Он боится, что, поняв, проигнорируют и поэтому показывает всего себя. Не боится высказаться, а боится, что его не услышат, поэтому говорит как можно больше. Он не боится показаться дураком или психом, просто боится, что не сможет образумить, и именно поэтому сейчас с таким трепетом рассматривает лучшего друга. Этот Хосок нравится Юнги. Как и любой другой Хосок. Он счастлив просто быть рядом с ним, но это же приносит невыносимую боль. И, возможно, стало бы легче, если бы он сказал ему всё, как есть. Но у этой розы слишком острые шипы, чтобы сорвать. Ведь, стоило бы Юнги это сделать, как он смог бы аккуратней положить её в руки, любоваться видом и запахом, при этом не обжигаясь об иголки. Но сейчас его кожа слишком чувствительная для того, чтобы хотя б прикоснуться к этой розе.Юнги смотрит на Хосока. Хосок смотрит на Юнги. Хосок видит лучшего друга. Юнги — божество
. И уже битую минуту или две не может произнести ни слова, утопая в чёрных, словно бездна, глазах любимого и столь ненавистного человека. — Юнги, прошу, хотя бы мне откройся. Я хочу знать, что происходит в жизни моего друга. На них оборачивается Намджун, а за ним – всё остальные, а потому у Юнги возникает навязчивое желание поскорее завершить этот разговор. Наконец выдергивает свою руку из ладоней Хосока и даёт ответ. — В любом случае, чтобы ты ни сделал, станет только хуже. Не пойми неправильно… В данной ситуации, как бы не пытался, что бы ни делал… в принципе никто не поможет, пока я сам себя в руки не возьму, — Юнги дал намёк, но зашёл издалека, даже слишком, что не дало Хосоку ни грамма объяснений. — Но почему, Юнги? Я, по-твоему, настолько плохой друг, что даже не могу знать о твоих проблемах? — Хосок смотрит на хёна явно обижено. — Наоборот. Ты слишком хорош для того, чтобы пытаться понять. — Юнги засмеялся, пытаясь отогнать мысль о том, что стал говорить слишком очевидно и поспешил добавить ещё одно предложение, усмехнувшись и опустив взгляд на пол. — Правда, Хосок, оно того не стоит. Клянусь тебе, что я в абсолютном порядке. Ещё утром я осмыслил всё и понял, что это была бы безумно глупая смерть. Даже если я хочу сдохнуть, я не собираюсь как-то приближать день своей смерти. Пусть всё придёт тогда, когда миру это будет максимально выгодно. — Юнги, осилив себя, вновь посмотрел Хосоку в глаза, на этот раз просто подмигнув ему, и вышел из комнаты, в то время как Хосок остался в замешательстве стоять в гримёрке, тут же заполненной вопросами мемберов о теме их разговора.***
Первую минуту Юнги просто бесцельно бродил по зданию, но, наткнувшись на туалет, решил зайти внутрь, чтобы умыться. Рэпер уже минут пять просто стоял перед зеркалом и рассматривал своё отражение: лицо того идиота, что почти двадцать пять лет назад испортил всю его жизнь, просто появившись на свет. Ведь, если задуматься, то действительно можно проследить логическую цепочку, исходя из которой, нет человека — нет проблем. Если бы бог только понял это раньше и не позволил Юнги появиться на свет… Хотя стоп, о чем это он? Бога нет. Если бы он был, он бы давно помог Юнги найти правильный путь, выход из сложившейся ситуации или просто убил бы лет сто назад беднягу, чтоб не мучался. Но нет никакого бога, и Юнги это знает точно чуть ли не с пелёнок. Вся эта чушь про Ад и Рай — лишь выдумка людей, которые боятся смерти. Лишь способ успокоиться и перестать переживать из-за того, что должно произойти, надеяться, что именно он тот счастливчик, которому суждено отправиться на Небеса. Но всё это лишь чистой воды бред, ведь после смерти не остаётся ничего: ни человека, ни его души. Его голос, взгляд, воспоминания, внутренний мир… Всё это уходит навсегда и, умирая вместе с телом, растворяется вместе с сознанием. После человека не может остаться призрака и он не может попасть ни в Ад, ни в Рай, и уж тем более не может наблюдать за живыми родственниками или видеться с уже давно умершими. Во все эти басни может поверить лишь маленький ребёнок и, наверно, именно из-за этой неизбежной пустоты Юнги так и не смог утром исполнить своё самое заветное желание — расстаться со своими муками. Не потому что пугает эта пустота и неизбежность, вовсе нет. Просто, несмотря ни на что, у него всё же есть причины жить.