Сбежать

      Свят морщится со сна и пытается разлепить глаза. Тело ватное. Оно не хочет двигаться. Но чутье подсказывает, что времени уже полно, и Свят жалеет, что переборщил со снотворным. Его вообще пить не стоило, папа предупреждал. И все же непрекращающаяся грызня с Антиповым, подковерные игры преподавательского состава сделали свое дело — нервный Свят перестал спать. И вчера он заварил себе сбор. Пил, морщась от горечи, но организму требовался полноценный отдых, а не полуночные бдения. Он и так уже запорол пару отчетных работ. А отец шутить не любит. Он и без того несколько раз непрозрачно намекнул, что уступать сыну Антиповых Свят не имеет права. И Свят выбивался из сил, культивировал в себе отвращение к доброму и харизматичному Кики и продолжал прыгать выше головы. Вот и результат.       Свят морщится и трясет головой. И тут его огорошивает. Воздух. Непривычный, чужой. В его комнате в пансионе он живой, свежий, струящийся сквозь приоткрытое окно. Он пахнет близким парком, розами и отцветающим жасмином. А здесь кондиционированная прохлада, неприятно отдающая химией. Свят вскидывается, глаза мигом открываются и даже дремлющий, неинициированный волк вздергивается. Свят на секунду отвлекается на него, зовет, потому что он хрен знает где и помощь зверя нужна непередаваемо. Но волк далеко и не может прийти на зов. Свят оглядывается. Все тело напружинено и готово к броску. Но в комнате никого нет.       Откровенно говоря, это сложно назвать комнатой. Даже избалованный финансами Свят затрудняется с подбором определения. Огромное помещение, сверху донизу изукрашенное, забитое дорогими безделушками, напоминает столь любимые дедушкой фильмы о страстях на Востоке. Гаремы и все дела. Свят решительно щиплет себя за руку, потому что это слишком напоминает сон, но не просыпается. Картинка не меняется, и он спускает ноги на пол. Ступни утопают в мягком ворсе ковра, и это было бы во много раз приятней, если бы Свят понимал, где он и как сюда попал.       Ему не слишком нравится восточный колорит; от изобилия красного и коричневого фантомно болит голова и тихо постанывает чувство прекрасного. Ему, сибиряку, по душе дерево. Живое, дающее согревающее золотистое тепло от стен. Свят медленно подходит к окну, прячется за тонким газовым тюлем, но видит с той стороны только беснующуюся зелень. Ничего родного. Даже вид из окна пансиона роднее, чем это. И солнце — его слишком много.       Свят вздыхает и ерошит волосы. И тут же подскакивает от внезапной догадки: это розыгрыш! Ну конечно! Еще на первом курсе их компания, насмотревшись приколов в интернете, как-то разыграла одного особо крепко спящего однокурсника. Они перетащили парня в подвал, приковали цепями и разыграли кровавую мессу. Орал тот так, что сбежались кураторы. Были выволочки и нагоняй от отца. И вот теперь кто-то решил так же поразвлечься со Святом. Свят хмыкает и прислоняется к невысокому столику. Это будет даже забавно. Что же за сценарий для него выбрали? Наложник в гареме у султана? Интересно, кто будет за альфу? Свят ставит на Камиля Беклемишева. Тот, высокий и статный, мог бы вписаться в роль.       Словно в ответ на его мысли в дверь стучат. Свят хмыкает и весело кричит:       — Войдите!       Дверь медленно приоткрывается, и в комнату входит омега в возрасте. Свят чувствует, как вытягивается лицо, потому что он вошедшего не знает. Какими бы богатыми и влиятельными ни были воспитанники пансиона — никто не даст пройти на территорию постороннему. Да и сами преподаватели не будут участвовать в юношеских забавах. Плюс, всех преподавателей Свят знает, если не лично, то в лицо. А этот омега незнаком.       — Кто вы? — резко спрашивает Свят и хмурится.       Омега кланяется и бормочет что-то. Свят прислушивается, но безуспешно — он не понимает ни слова. Повторяет свой вопрос на английском, немецком и французском, подключает даже плохой испанский — безуспешно. Омега, бормоча, ставит поднос с фруктами, стаканами и графином с водой и удаляется.       Свят подходит к подносу и принюхивается. Посторонних запахов не чувствуется, но он не решается выпить или съесть что-нибудь. В их век продвинутую химию может не учуять даже волк. Несмотря на прохладу, пить хочется. Ледяная вода в графине только усиливает это чувство, и Свят начинает злиться. Он подходит к окну и берется за красивые узорные решетки. Они кажутся тонкими, и в первую секунду Свят почти расслабленно толкает одну из них. Через пару минут он уже матерится и не сдерживается — дергает изо всех своих волчьих сил. Решетка не поддается даже на миллиметр. Свят рычит и в прыжке пытается выбить ее ногой, но только изрядно прикладывается пяткой. Он скачет на одной ноге и жалобно стонет.       — Ты в порядке? — неожиданно раздается незнакомый голос.       Свят подпрыгивает и резко разворачивается. От испуга даже боль проходит моментом. Он уверенно встает на обе ноги и настороженно оглядывает незнакомца. Крупный — ему не по зубам. И только тут приходит понимание. Альфа. Свят взвизгивает — звук недостойный, но сдержать его не получается — и резко разворачивается к стене, закрывая глаза руками и стараясь вдыхать по чуть-чуть и через рот. Альфа! Откуда здесь альфа? Посторонний. Свят трясет головой. Ему никак нельзя встречаться с альфой без согласия родителей.       Волки ступают бесшумно, а здесь еще ковер скрадывает шаги, но Свят чувствует спиной приближение незнакомца и резво отскакивает в сторону.       — Не подходи! Не приближайся! — вопит он. — Кто ты такой?!       — Яман, — выдыхает альфа, и Свят слышит, как он принюхивается.       Неслыханная наглость. Свят оборачивается, начисто забывая о том, что нужно не видеть — не слышать — не чувствовать.       — Ты не охренел?       Яман улыбается и, да, объективно он очень красивый. Черноволосый, смуглый, с брутальной небритостью. И улыбка красивая, яркая, белозубая. Но Святу нравится совершенно другой типаж. Точнее, другой альфа. И общего с Яманом у него — зеленые глаза. Да и то, там изумруды, а здесь вода — светлая, прозрачная. В такой не утонуть.       — Прости, — извиняется Яман и чуть склоняет голову.       — Кто ты? Почему я здесь? Где мы вообще? — выпаливает Свят главные на этот момент вопросы. И хмурится, понуждая отвечать живее.       — Я — Яман. Ты в моем доме. Гостишь?       В сочетании с улыбкой эти уклончивые ответы выглядят издевательством, и Свят тихо угрожающе рычит, показывая свое недовольство. Улыбка Ямана тухнет, и он делает шаг назад.       — Я купил тебя, — и вот тут проявляется, наконец, скрываемая за показным радушием сталь. — Ты мой.       — Ты дурак? — ласково спрашивает Свят. — Больной, да?       Яман вздыхает и качает головой.       — Я серьезно. Купил тебя, — у него легкий акцент, скорее приятный, чем раздражающий, но Свята сейчас бесит даже он.       — Так, — решительно начинает Свят. — Давай-ка ты прекратишь эти глупые игры и дашь мне телефон. Ты даже представить себе не можешь, кто мои родители.       — Могу, — ровно отвечает Яман. Слишком ровно для человека, который в курсе, что за семья у Свята. — Ты Святослав Григорьев, омега из Сибирской стаи. Волк.       — Мой отец тебя найдет и порвет, псина!       Яман прищуривается, но проглатывает оскорбление.       — Не найдет. Я хорошо тебя спрятал.       — На кой хрен я тебе сдался?! А-а-а, — вдруг понятливо прищуривается Свят, — бабосиков захотел? Сколько думаешь срубить?       Но Яман широко улыбается, чуть насмешливо, как будто Свят сказал какую-то несусветную глупость, и качает головой:       — Неужели ты думаешь, что мне нужны деньги? — он обводит комнату рукой, и Свят вынужден признать, что она не похожа на собственность бедняка. Да и сам Яман, холеный, сильный, не выглядит вымогателем.       — Все бывает, — фыркает Свят.       — Я купил тебя для себя. Думаешь, ты готов к доказательствам?       Мозг обрабатывает полученную информацию медленно, непрозрачный намек никак не хочет пониматься. А потом Свят вскидывается и тянет зло:       — Ты в каком веке застрял, ущербный? Что за бред вообще — «купил»? Я волк, оборотень, а не… конь!       — Я заметил, — Яман все так же улыбается, и Святу хочется кулаком убрать эту улыбку нахрен. — Но это так. Твой пансион подвергся нападению. Тебя украли и продали мне. Так что ты мой.       — Ладно, — покладисто кивает головой Свят, переставая истерить. — Предположим. И как же ты собираешься удержать меня здесь?       — Не вижу проблемы.       — Я сбегу. Ты меня не удержишь.       Яман вздыхает и качает головой:       — Смешной. Ты, кажется, выламывал решетку на окне? Как успехи?       Свят фыркает и показывает фак. А потом без подготовки бросается на расслабленного Ямана, собираясь сбить его с ног. Впечатление обманчиво. Свят будто в стену врезается. Яман не сдвигается даже на миллиметр, а у Свята вышибает воздух из груди. Но он отскакивает и пытается обогнуть преграду, чтобы добраться до заманчиво приоткрытой двери. Он не знает где он, куда бежать, чтобы добраться до дома, но он обязательно выпутается и что-нибудь придумает. Просто нужно убежать от этого шаха-падишаха Тарабарского. Вот только побег не удается даже в рамках комнаты. Свят пытается так и эдак, бежит, прыгает, дерется, но все без толку. Яман ухитряется ни разу не схватить, не прижать так, чтобы стало больно. Все время держит дистанцию, но к двери не подпускает, и через полчаса Свят измотан донельзя. Он тяжело дышит, тонкая шелковая пижама липнет к телу, от отчаяния хочется рыдать. А Яман расслаблен и спокоен. И ни капли не устал, даже дыхалку не сбил. Свят оскаливается и рычит. Его одаривают странным взглядом. Там жалость, восхищение, умиление, раскаяние и куча всего. Это царапает, вдогонку бьет под дых.       — Пошел вон, — тяжко выдыхает Свят, падая на кровать.       Мышление, речь и прямохождение — вот что отличает человека от животного. Последние два не прокатили, так что Свят должен хорошенько подумать. Продумать план «Б».       — Хорошо, Святослав, — так же ровно отвечает Яман и чуточку улыбается.       Мудак. Хоть бы разозлился.       Дверь не захлопывается, тихо закрывается с легким щелчком. А Свят тянется к воде. Она почти сладкая, очень вкусная. А потом методично уничтожает виноград — свой любимый. Но ни одной здравой мысли в голову не приходит, только разная дурь, вроде разбить голову о стену и требовать медицинской помощи. Свят вздыхает и откидывается на подушки. Он и не замечает, как засыпает.       Все, к чему он приходит на следующий день, — с хрустом сломанный столбик кровати. Свят кое-как крепит легкий полог и пристраивает столбик сбоку от двери. Приносящие еду омеги не поднимают взгляд от пола и все так же не идут на диалог, поэтому самодельное оружие они не замечают. И только после обеда Святу везет. Он, настороженный, старательно прислушивающийся, понимает, что шаги за дверью не омежьи, а стук слишком уверенный для забитого слуги. Свят перехватывает столбик и встает поудобнее.       — Заходите, — хрипловато от волнения говорит он и прокашливается.       — Можно на «ты», — ласково с явственной улыбкой говорит Яман, открывая дверь.       Едва он показывается из-за нее, Свят бьет. С силой, так что многострадальный столбик трескается снова. Теперь уже от удара о выставленную руку.       — Я оборотень, а не человек. Могу распознать местоположение источника звука. Если ты стоишь за дверью — ясное дело, что-то замыслил. — Яман стучит пальцем по лбу. — Стратегия, Святослав.       И Свят выбешивается. Он орет и матерится, краем сознания удивляясь, откуда в его голове все эти слова и выражения. Носится по комнате и без перерыва пытается достать Ямана. Бьет руками и ногами, даже головой, налетает корпусом, но все безуспешно. Тот ловок, силен и возмутительно опытен. Он даже не прикладывает усилий, чтобы сдержать ярость Свята. Обидней всего его лицо. Яман не улыбается, но глаза характерно блестят, а губы чуть подрагивают, сдерживая очевидную улыбку.       — Свинья! — выпаливает задыхающийся Свят.       И тут Яман взаправду хмурится и темнеет лицом.       — Ты можешь оскорблять меня по-всякому. Я вытерплю. Но не это слово. Свинья — грязное животное. Нестерпимая обида для меня.       Свят открывает рот, чтобы повторить. Его никогда не могли заткнуть такие вот нелепые просьбы, и тем более он не собирается сдерживаться с похитителем. Но выдает совершенно другое. Он как будто не может сказать нужного оскорбления, словно Яман каким-то тупым волшебством наложил запрет.       — Меня ищут, тупой ты гондон! Вся, блядь, Сибирь ищет. Ты хоть знаешь, что такое Сибирь? — прищуривается Свят и снова злится, потому что Яман опять давит чертову улыбку и теплеет глазами. — Да вся твоя песочная страна — один мелкий пук моего округа! И когда — заметь, имбецил, я не говорю если! — меня найдут, тебя разотрут с говном медведя. Ты знаешь, кто такой медведь?       Яман даже прикусывает губу. На долю секунды, но все же Святу хватает этого, чтобы попытаться снова ударить. Яман не отбивается, не уклоняется. Он хватает Свята за руку и разворачивает, впечатывая спиной себе в грудь.       — Я знаю, кто такой медведь. И ты не уступаешь ему в ярости, отважный Bebeğim*. А насчет того, что будут искать… С чего ты взял? Возможно, они думают, что ты сбежал сам? К своему возлюбленному, например. Ты бунтарь — все знают. Почему бы и не удрать от родных под венец? *малыш       У Свята мигом темнеет в глазах. Он ничего не помнит, не видит, не слышит. Приходит в себя от назойливого громкого звука, пытается закрыть уши, но это не помогает. И только резкая боль приводит его в себя и обрывает звук. Его крик. Дикий, недостойный волка визг. Щека горит. Яман хмур и сердит. Свят оглядывается и не понимает, где он. А потом вспоминается фраза про побег, и Свята снова накрывает. Он в шоке, отчаянной панике, но в этот раз пребывает в сознании. Пытается бежать, но Яман удерживает и быстро шепчет на ухо:       — Я врал. Тебя ищут. Просто пока не могут найти.       Свят поворачивается и понимает, что это правда. Он обмякает и садится на пол, пытаясь прийти в себя.       — Почему так? — тихо спрашивает Яман и садится рядом. — Чего ты испугался?       Свят мотает головой и идет в свою комнату. Теперь, когда адреналиновый туман растаял, пытаться сбежать глупо. Не хватит сил. Но маршрут он на корочку записывает. Мало ли.       Яман идет за ним. Свят думает, что тот начнет докапываться, потому что на вопрос-то так и не ответили, но он молчит и только у самой двери выдает:       — Я хотел позвать тебя на прогулку. В комнате тебе должно быть скучно.       Свят оглядывается и испытующе смотрит на него.       — С чего бы такие роскошества?       — Я не хочу огорчать тебя. Больше необходимого, — быстро добавляет Яман, натыкаясь на насмешливый взгляд.       — Ну ладно, — хмыкает Свят. — Прогуливай уж, тюремщик.       Яман вздыхает и наконец улыбается. Но улыбка эта грустная, и Святу от нее самую капельку не по себе. Яман предлагает руку. Свят не очень понимает, действует тот по инерции, соблюдая какие-то законы вежливости, или просто решает рискнуть. Он вскидывает брови, как бы говоря: «Риали?». Яман не тушуется ни на секунду. Понятливо кивает и убирает руку. Не прячет за спину или еще чего. Она просто расслабленно свисает. И Свят отчего-то периодически косится на нее.       — Мы можем погулять по саду, — между тем начинает перечислять Яман. — Или покататься на машине. Можно еще…       Но Свят уверенно перебивает:       — Машина.       Об этом мало кто знает, потому что он «образцово-показательный омега», и в Инстаграме у него всякие изящные и милые штучки, но Свят обожает тачки. Постоянно сидит на форумах, брат незаметно скупает ему все автожурналы и изредка, облив нужными препаратами, таскает с собой на выставки. Это сложно, потому что хочется не дуть губы на камеру, а закопаться в технические характеристики нового концепта. Слава богу, брату вся эта тема тоже интересна, и они еще не спалились.       А гараж у Ямана куда круче любой выставки. Потому что в нем только лучшее. Коллекция. Никаких проходных тачек. Свят думал, что увидит ширпотреб в стразах, но не угадал ни разу. Он изумленно выдыхает и медленно идет по помещению. Почему-то слова не хотят вылетать изо рта, и ему приходится спрашивать жестами, мол, можно? Яман тепло улыбается и кивает:       — В твоем распоряжении.       Свят сначала быстро обегает все. Потом проходит чуть медленнее, прикасается к каждой. И тут Яман начинает говорить. Он доходчиво и уверенно описывает машины; Свят в курсе, вообще-то, но Яман знает больше. Это безумно интересно, затягивает, и он срывается, выходит из роли. Начинает задавать вопросы, прокалываясь, показывая, что знает больше, чем «вот эта красивенькая». Спохватывается и вскидывает на Ямана глаза. Но тот не выглядит удивленным, просто продолжает отвечать на вопросы. И Свят машет на все рукой. Здесь можно быть собой и не пускать пыль в глаза — так чего терзаться. Он заваливает Ямана вопросами, не дает ему передышки. Удивительно, откуда этот несомненно влиятельный человек знает так много.       — Откуда столько знаний? Ты ведь реально разбираешься, не просто из буклетов нахватался.       Яман весело хмыкает:       — У меня своя компания. С детства увлекался, потом решил заняться сам. Глупо было бы лезть в это, не зная всех тонкостей.       Свят прищуривается, потому что, кажется, знает, какая компания принадлежит Яману. А потом морщит нос и закатывает глаза. И тут впервые Яман начинает хохотать.       — Ну что поделать, — хмыкает он, отсмеявшись, — мы на Востоке. Здесь свой колорит.       — Бриллианты в фарах — сомнительный колорит.       — Не буду спорить с тобой, — примирительно поднимает руки Яман.       — А почему у самого ничего такого? — вопросительно тянет Свят и ухмыляется.       — Потому что для меня это тоже сомнительный колорит. Предпочитаю качество яркой обертке.       — Это правильно, — одобрительно кивает Свят и вдруг замечает машину, стоящую чуть в отдалении.       Даже странно, как он не заметил ее сразу. Красотка расписана потрясающей аэрографией.       — У художника золотые руки, — восхищенно говорит Свят, присаживаясь на корточки.       Он проводит пальцем по филигранным линиям и впервые чуточку завидует, потому что ему хочется даже не тачку, а вот такую картину.       — Спасибо, — выдыхает Яман и тут же осекается: — То есть я передам.       И этим выдает себя с потрохами, палится так явно, что Святу даже анализировать ничего не нужно. Он резко оборачивается и выдыхает:       — Да ладно…       Яман горестно вздыхает и закатывает глаза, запуская пятерню в волосы.       — Это хобби.       — Хобби — это лентами вышивать. Ну или котят бездомных пристраивать в добрые руки. А это вот… — он разводит руками, не находя слов.       — Что ж, — подводит итог их беседе Яман, — значит с голоду не пропаду, если официальный бизнес накроется.       Свят все еще отслеживает линии рисунка, двигается на корточках, резко оборачивается, чтобы что-то уточнить и натыкается на взгляд. Как на нож напарывается. Так нельзя смотреть на чужого омегу, нельзя смотреть на того, кто должен ненавидеть тебя, своего похитителя. У Свята обрывается что-то внутри. Ему и страшно, и удивительно, и неправильно-хорошо от этого взгляда. Яман резко опускает глаза, а подняв их, выглядит привычно. Радушным и внимательным хозяином. Но Свят заглянул уже куда не надо, его больше не обманывает эта маска.       — Ты… — хрипло тянет он.       Яман смотрит горько, печально и так же улыбается:       — Иногда мы не имеем права выбора. Его делают за нас.       Святу не хочется это обсуждать. Он и так уже испытывает чувство вины на пустом месте, потому что к страданиям Ямана отношения не имеет, он ничего не сделал, чтобы их вызвать. Свят отворачивается и встает:       — Пожалуй, я пойду к себе.       Яман ничего не отвечает, молча сопровождает его до комнаты и прощается с легким поклоном:       — Если тебя не затруднит, могли бы мы поужинать вместе?       Свят, уже вошедший в дверь, резко оборачивается:       — Зачем тебе это? Неужели ты питаешь иллюзию…       Но Яман впервые резко обрывает его:       — Именно потому что не питаю. Я хочу использовать имеющееся у меня время. Если тебе неприятно мое общество за едой, я не настаиваю.       — Я не против, — Свят не хочет оставаться один. Одиночество здесь почему-то гнетет.       — Тогда тебя отведут.       Остаток дня Свят проводит в ванной, а потом перебирает содержимое шкафа. Горчинка не уходит. И Свят понимает, что ждет ужин.