Возвращаться домой

Они кричат, волна катится от входа до бара, от бара до сцены, люди тянут к тебе руки, это так банально, что никогда не войдет ни в один трек, ни в одно интервью, даже в пьяную байку за барной стойкой, но в эту секунду счастье так полновесно, что тебе страшно проснуться. Так долго учился отличать фантомы от планов, мечту от шепота ненасытимого тщеславия, что до сих пор не верится: ты здесь. Прошел мейн-ивент. Отбаттлила седьмая пара, и эта пара - вы. King of the Dot, Оргэник на микро, свет бьет в лицо, а ты на сцене, и кровь пульсирует, шумит в ушах, толпа по-прежнему ревет, откатал столько городов, выходил к публике столько раз, но с этим чувством не сравнится даже ваш первый с Димой гиг или твой первый сольник, когда зал наизусть орал твои текста. Рядом Дизастер – в футболке с русской рекламой, горячий и потный, воплоти, с ног до головы залитый олд-спайсом, - и он тебя обнимает за плечи. Тебя ведет немножко, и он держит крепче. Чуть не падаешь, в коленках холодно, в животе легко: то ли взлетишь вот-вот, то ли ебнешься в обморок. И вот тут наконец до тебя доходит, по-настоящему, что это произошло. Предел недостижимого достигнут и пройден. Действительность сошлась с твоими безумными обрывочными снами. Выдыхай. Это не вираж на быстрых, не фантазия, не бред в маниакале. Это все взаправду, и ты один в своих грезах был зряч и здрав. Подышать. Подышать в тишине. Санек, заебись – не сейчас. Штормит. Не перед ними. Потерпи. Жень, подойди, чуваки хотят - чо там хотят? Разберись. Шикардос. Ни отпуск, ни премия не окупят этих последних месяцев, но сегодняшний вечер – Женя? – разве не спишет все? Да? Нет? Еще поговорим потом. Черные пахнут сильней и ядренее белых, отвык, в коридоре не протолкнуться, от запаха чужого пота - не продохнуть. Повсюду чужие руки. Бьешь по ладоням, треплют за плечи. Ты совсем, как свой. Неужели? Знакомые лица: с кадры на поцарапанном монике твоего ноута, из далекого 2012ого, из холодного Питера, ты тогда считал монеты на ладошке, чтоб расплатиться за доставку пиццы, потом жадно жрал ее перед экраном, мерзли ноги в носках, коротал бессонные ночи, созревал в темноте, как кабачок в газете. Любой доступный приз казался несравнимо меньше, чем этот мир за океаном, чем Настоящий успех, но ты готовился забрать, что дают, потом забрать остальное. И вот пять лет, не вынимая, забег без передышки. Кто бы мог подумать, куда он выведет, через духоту и мрак, через семнадцатый год? Ты так яростно бился о потолок, что вокруг боялись, череп расколешь. Но пробил потолок. Ты пробил его. Можно в подсобку? Если в гримерке убирают технику? Патио? А открыто там? Круто, спасибо! Направо? Включаешь мобильник, держишь его двумя руками, знакомый на ощупь предмет - это хорошо, помогает якориться в реальности. В перископе у Рестора – толпа перед клубом. Надрывается вайбер, споры про афтепати. Завтра, завтра. Это после баттла с Гноем готов был гулять еще сутки, нерастраченная холостая энергия, ожог поражения не давал уснуть, - а сейчас выпить немножко и на боковую. Прохладно и мирно, ты оглох от динамиков, и тебе кажется, в патио полная тишина, пульс ночного города ощутим здесь едва-едва, но он ровный, стабильный, и здесь, в брюхе кита, в сердце Лос-Анджелеса, тебе спокойно, как никогда. Толком не соображая, бесцельно тыкая в экран, открываешь ебучий контакт. «Ты, скорей всего, не прочтешь. Забудь и не слушай ничего из того, что здесь говорят в последние месяцы. Похуй на города под подошвой, все, что здесь проросло вообще, упало с твоей ладони. И я помню, конечно, все вот это про «породил ненароком», конечно. Но если бы ты слышал нас. Отучаемся говорить за всех, ладно, послушай меня. Ты можешь стереть, или не откроешь вообще, или пошлешь меня нахуй, если захочешь, и бога ради, зато я попробовал. Насрать, сколько раз Дизастер выходил в круг, он не будет тем, чем ты стал для каждого из нас. Я не успел визу с военником и всей хуйней, жалею пиздец. Годами буду жалеть, по-моему. Славка говорит, я патетичен хуже бабы иногда. Ну что тут. Ну жизнь пиздец бессмысленна и пуста, если тебе не с чего быть патетичным, я считаю. Искренность делает суетливым и тупорылым, но протянуть с каменным ебалом до конца и лечь в гроб уже дохлым- это как-то совсем печально. Звучит смешно, хотя бы потому, что ты на десять лет почти старше, а еще я тебе никто, но я очень горжусь тобой. Горжусь, что тебя знаю, горжусь, что мы заняты одним делом, на одном языке, в одной стране. Что у меня с тобой ебучая себяшка есть. Что ты вообще говорил со мной. Горжусь тем, что ты там, где ты есть, даже при том, что причем здесь я, и вообще не важно, чем этот баттл кончится. Но я верю, что буду гордиться еще сильней. Купил трансляцию, не буду пить. Не пойму по-английски, дождусь сабы, если что. Я не знаю, насколько ты всерьез это писал в твиттер, что мы там орали бы против тебя и еще что-то. Я вроде сказал тебе уже все, что мог, но если бы мы там были, кто угодно из наших, ну и я, естественно, мы бы как суки орали за тебя, какие могут быть варианты вообще. Ты первый там. Нас там просто не будет. Ты сделаешь. Ты взорвешь. Хотел бы – не смог бы в тебе сомневаться. *Все ложатся в гроб уже мертвыми, а не живыми, я хуйню снес. Ты понял, о чем речь, короче». У Дениса своеобразное чутье на чужой долбоебизм. Вероятно, за счет этого чутья он три года управляет стадом ебанатов на СловеСпб и - при большой удаче - лично Гнойным. Написал не в инсту, не в твиттер, не в вайбер. Написал в ебучий вк. Нахуй, откуда ему было знать, что ты зайдешь взглянуть, когда он пошел спать и, соответственно, смотрел ли трансляцию. (не заглядывал, не хотел, не смотрел, не вспоминал, поебать на него, вот как никогда) Оказывается, сообщение он прислал еще с утра. В первый раз жадно проглатываешь, потом перечитываешь по кускам. Хочется сделать вид, что из этой ямы тебе поддержка нахуй была не нужна, что ты ни секунды в себе не сомневался, что он последний, чьи слова тебя вообще должны ебать. Хочется сделать вид. Звонишь ему раньше, чем успеваешь себя удержать. Сбрасываешь раньше, чем зашкваришься. Перезванивает. А пошел он. Денис строчит в чат. «Это пиздец пожар» «Ни единому твоему слову не верю» - так и просится в ответ, и все-таки он написал тебе раньше, чем ты победил, а он видел, как ты проиграл, с разгромом, в августе. «Пиздец, блядь» И Денис явно принял водочки на пивко, со всеми лишними обещаниями не пить, а когда Денис в жопу, в нем просыпается младший брат Кличко, но он пишет: «кто кроме тебя» И твой большой палец проходит туда-обратно по короткой строчке, а потом Диз открывает дверь, он снимает трансу: - Got him, at last! Садится рядом, в трансляции обвал лайков: при виде тебя. Замечаешь, что он переоделся, мелькает мысль предложить ему подписать футболку с баттла и продать с аукциона, но быстро забываешь ее. Он хлопает тебя по спине между лопаток. Обнаруживаешь внезапно, что улыбку не надо натягивать. И все хорошо. Все хорошо. Незыблемо и бесспорно. Что бы ни было дальше – эта ночь заслонит тебя. И когда понимаешь это, уже не можешь потратить ее на сон. Сансет, Венис, бассейн у отеля, голубой свет по упругим телам, ни одной знакомой телки, текила, китайская хавка, не лезет в горло кусок до утра, рассвет у моря, крупный песок под ногами, русская девчонка в русской футболке, воодушевленные незнакомцы, тебя наконец догоняет отходос, съебываешь к линии прибоя, хочется взять бутылку, забрать Башира куда-то, где больше никого нет, хочется откровенных разговоров под озноб с трезвяка, но не находишь его взглядом и накрывает в секунду: какие у вас могут быть разговоры, какое начало прекрасной дружбы? Вы как жуки-водомерки: скользите строго по поверхности, темы для приятельских бесед давно исчерпаны, проект состоялся, теперь проект закончен. Пытаешься трезво и здраво себя примирить с этой мыслью, но Башир вязнет в песке, когда спешит к тебе, косолапит смешно, ржешь, завалившсь на спину, "знай меру" – да ну вас нахуй, волна обрушивается рядом, и брызги летят, орешь, откатываешься, теперь он ржет с тебя, девчонки сдержано улыбаются: держат в голове, что их запросто могут погнать, если заржут не там. У тебя штаны промокли. Диз говорит, купил косяк у спасателя в будке, садится рядом, протягивает на первую тяжку. - Sasha says you party harder. - Back in Russia? - In Saint-P. Почему-то, кстати, ты был уверен, что он запанчит про Питер, мол, у нас тоже есть свой Петербург во Флориде, свой Лондон в Огайо и Берлин в Нью-Гэмпшире, а ты такое же село, как они, провинциальная копирка с претензией на стиль. Рассказываешь ему. Он внимательно смотрит, пока вникает, у него секундная задержка на обдумывание, Санек над этим стебался в тачке, мол, а Дизастер вроде не очень такой, умный парень, - ты чуть не ответил, что смотря с кем сравнивать, но решил не обижать Саню. Сказал вместо этого: - Люди, Саша, которые думают над тем, что им говоришь, они, может, не самые умные. Но точно умнее тех, кто уже решил, что типа во все вник и все знает. Башир говорит, что он не знал про Лондон с Берлином. Гуглит, есть ли в Штатах Париж. Находит в Техасе. Когда угарает, бьет тебя кулаком в плечо, но кулак "понарошковый", кисть расслаблена, рука мягкая, и тебе не больно. Толкаешь его в ответ. Он говорит, что это crazy shit, потом говорит, что у тебя охуенно работает голова, он до такого просто не додумался. В следующий раз купит у тебя гострайтинг, чтоб тебя унижать. Он так вовремя и так ловко подъебывает после того, как погладит по шерстке, что ты никак не привыкнешь. - На самом деле, у тебя в России фанклуб больше, чем в Штатах. У твоих панч-лайнов. Повторяешь по-английски, забылся. И рассказываешь ему зачем-то про его панч с family bucket. Про то, как один русский баттловик его спиздил, а на финале другая девчонка – пиздец фанатка твоих баттлов, не просто фанатка, она реально баттлит и баттлит неплохо, и она смотрела все, что у тебя есть, серьезно, - раскатала его за это в хлам, он был ее оппонентом, это был полуфинал. Ты слегка переписываешь историю, но ему нравится, он в восторге, в глазах даже легкая нотка недоверия, вот теперь и ты как следует прошелся по шерстке, попал по нужной кнопке. И похуй, что Юля Киви не выиграла полуфинал, а слилась. Похуй, что сезон взял Аббалбиск. Похуй, что она, скорее всего, посмотрела совсем не все баттлы Диза, а только те, что показал Денис. Похуй на Дениса, отдельно. Но ты так опасно близок к тому, чтоб начать о нем рассказывать: Дизастеру, на берегу Атлантики, в семь часов утра. Он берет косяк, долго держит, потом долго выпускает дым. - So. Строит решительное, вдумчивое ебло. Ты строишь зеркально. Колешься первым. Девушка заходит в воду, русская футболка облипает талию, когда волна сходит. И Башир говорит, что навестит, пожалуй, русские баттлы в русскую зиму. Подаст, пожалуй, на визу. У тебя два пиздец неловких порыва – обнять его, потому что проекту конец, но вам, по ходу, все-таки нет, внутри фейерверк, тебе тридцать два года, так много людей, но по-прежнему – друзей так мало, и как же здорово, как по-настоящему здорово было бы, если бы твоим другом стал он. Это во-первых. Во-вторых, ты хочешь пригласить его на РНБ, не на Версус, как бы там ни было. Вспоминаешь старую шутку Нолимита: Мирон с отличием окончил Akward Оксфорд, думаешь, что ни того, ни другого делать, конечно, не стоит. Делаешь по порядку – и то, и другое. Вас никто уже не слышит, на вас почти не смотрят, и ты знаешь, что эту историю, в конце концов, ты тоже перепишешь по-своему. Переписывать историю в эти три дня приходится частенько. Например, в отредактированной версии, тем утром ты не видишь Дениса во сне. В этом несуществующем сне царит зимняя ночь, снегоуборочная машина грузно и деловито ползет под окнами, а он лежит поперек кровати, у него почему-то партак на руке, но не Димин (были другие сны, когда находил на нему знакомые татухи, накатывали паника и отвращение, как будто влез в постель с трупом и ласкал мертвечину, но в этот раз все не так), Денис смотрит на тебя сонными глазами, покорными, они кажутся совсем черными, и ты ложишься рядом, грудью к груди, и засыпаешь в его руках, просыпаясь наяву. Не просыпаешься, не ложишься, не видишь, не снилось: не забывай. В этой версии ты не говоришь Оргэнику, что Санек зря выебывался, когда заявил, что у него организация круче KotD. Сраное Слово организует ивенты лучше, чем он. - Tell him. Like really, tell him. I will! I will! Не тратишь на разговор про «сраное Слово» весь кофебрейк – пока пишете сабы. Не находишь SlovoSpb в инсте, чтоб Оргэник мог подписаться. И он не переспрашивает: - Slo-vo-s-p-b? This one? What is «spb»? What it stands for? И когда под вечер остальные уезжают тусить, ты не включаешь и не переводишь Баширу свой баттл с Гноем. Женя в телефоне. Переспрашиваешь ее специально, правильно ли подобрал перевод – к той строчке, к этой, чтобы вовлеклась. Женя видела запись раз тридцать. Жене есть, что тебе сказать, но совсем не про перевод, и она помалкивает. Эта часть несущественная, и ее ты тоже вымарываешь из окончательной редакции. Там же, ты не прерываешься между вторым и третьим раундам, когда Башир спрашивает – они серьезно такие уебки? Подожди-ка. Ты же сказал, они крутые. Вот этот парень. Он мне не нравится. У него пиздец какое мутное ебло. Ты не тратишь сорок минут, чтоб объяснить, почему Башир не прав (почему ты не прав – то есть прав, но не так, чтоб тебя прямо стоило слушать), хотя хватило б трех слов: «это просто баттл». Ты не говоришь Баширу про Дениса: - He`s not slag, just sneaky. Ты не перебираешь в голове слова на трех языках и не останавливаешь запись, едва-едва сняв с паузы. - He`s notable guy, really. 24 years old, pit bull snap. Ты не чувствуешь, что внутри тебя ввернули лампочку, когда Башир говорит, что не знаю – не знаю, но вот этот чувак (Слава Гнойный, король драконов) в любом приличном обществе отхватил бы пизды, не успев открыть рот. Ты не переводишь ему панч про тубик. Он не корчит рожу, как будто его тошнит. Ты не пишешь Денису: «С добрым утром. Тут лучший баттлер в мире назвал тебя мутным ебланом. Просто чтобы ты знал» А он не отвечает: «Это было три месяца назад. Нихуя себе новости». И до тебя слишком поздно доходит, что он вот так тонко подлизнул, назвав лучшим баттлером планеты тебя (не подлизывал, не поздно, не назвал, не дошло, не было), поэтому ничего не отвечаешь, улыбаешься много без повода, но без повода – значит без повода, и Денис тут вообще не причем. Башир показывает тебе ЛА с задворок, вы пьете пиво, пересекая латинский квартал, и ты рассказываешь, что такое латинский квартал в Париже, описываешь ему узкие улицы, проходы между домами, где взрослый мужчина протиснется только боком, Сорбонну, синагогу, стены, впитавшие дыхание тысячелетия скорбей и радостей, надежд, потерь и заблуждений. Вас слушает мексиканец, с крыльца своего дома. В темноте вспыхивает конец сигареты. И у него на коленях лежит автомат. Ближе к Санта-Монике, на втором этаже в галерее танцуют девчонки, ты танцуешь под ними с бутылкой, не боясь показаться смешным, и они рады тебе, и тебе рад весь мир, и нет, когда вы сидите, свесив ноги в бассейн, тусовкой в шесть человек, ты не говоришь Баширу про свой новый трек, чтобы свернуть на белых эмигрантов, и не вспоминаешь август, и как вы с Денисом искали, чем белые офицеры закусывали водку («Я так думаю, чем бог пошлет, короче»), гуглили описание булгаковской закуски в Собачьем Сердце и в Мастере, а потом Денис грел на конфорке банку кильки в томате, засыпав красным перцем, и вы жрали ее под холодную водку, и было отлично, и он рисовал на столе пальцем Киев, наступление Петлюры, позиции красных, и ты второй раз с тех пор, как вы вроде-бы-помирились, хотел поцеловать его, и он ответил, нагнув тебя за шею к своему плечу: - Нельзя. Нельзя… Его ладонь была горячей, его дыхание лилось на твой бритый затылок. Он сидел у стены, ты толкнул его так, что спинка стула о нее ударилась. Сжимал его плечи, треснула футболка, целовал его жадно, вообще без тормоза, кусал его губы, его вечерняя щетина царапалась, он надавил тебе на грудь, потом еще, настойчивей, а потом, конечно, он в секунду тебя отпихнул, а ты сдался, тебе бы ни за что не хватило ни сил, ни уебанства, чтобы его заставить. Но как хорошо ты помнил время, когда не нужно было заставлять, когда любое твое слово для него было приказ. Ничего из этого ты, конечно, не рассказываешь Баширу в любой редакции, не рассказываешь вообще никому, включаю Женю, хотя она знает достаточно, и это неприятно. Женя отвечает за твой распорядок, а Денис дважды становился его постоянной частью, в прошлом году и теперь, с августа по сентябрь. Кроме того, они знакомы, и что еще важнее, он фактически сдал тебя ей с рук на руки, на следующий день после баттла с Гноем: когда ты наконец разрешил ему ей позвонить. Признавать это не хочется, думать о том, как для Жени это выглядит, не хочется тем более. Твои "редакции", одна за другой, помогают здесь мало и положения не улучшают. Ты понимаешь, что этот сюжет имел только один вариант благоприятного развития, в котором бы ты себе нравился, и этот вариант был упущен, когда ты снова написал ему, хотя был уверен, что больше на это не пойдешь. Его присутствие осенью было целительно, как полтора года назад, в самом начале вашей невнятной истории. Это было хуже, чем первые годы с Ваней, и вообще сравнивать Дениса с Ваней было все равно, что путать счастье и кристальный мет, ты не путал, но счастлив уже не был и согласен был на все, что поможет это пережить. Загвоздка была одна: вы больше не ебались. В его отказах и в вашем неопределенном положении ты успел найти романтику - и снова разозлиться. Ты успел найти в этом урок - и потом вы опять поссорились. Время до твоего отъезда в Штаты шло в надеждах, ссорах, раздражении, необъяснимых порывах и неудовлетворенных потребностях. Почти не ранило, что он с кем-то другим, когда не с тобой: ты привык, что его словно и вовсе нет - когда нет рядом. Но когда он рядом был - почему не мог сделать вид, что не бывает ни с кем другим? И откуда вообще у него взялось "нет", для тебя? Так не договаривались, не убедительно, несправедливо. Ты кричал много, он слушал, ему нечего было тебе сказать. Реальный взрыв был неминуем и наступил, когда у тебя кончилось терпение и ты навел справки. - МиккиМаус ебаный? Серьезно? Дружище, это за гранью. Не мог понять, проще стало или наоборот. Наделся, что тебя поменяли на девушку, боялся, что на Гнойного. Больше вроде в их чудном милом бойз-бенде кандидатов не было, даром, что СловоЛГБТ, а вот поди ж ты. - Нет, я все понимаю. Я понимаю. Иногда тянет на мезальянс. Даже освежает. Скажи только честно, ты что будешь делать, когда наиграешься, а упущенные возможности будет не вернуть? Он улыбнулся устало, посмотрел на тебя, как смотрел папа, когда ты дожидался его до ночи с работы – и врал, что крепко спал, а вот только сейчас проснулся. Кто такой был Денис, чтобы так на тебя смотреть. Потом он ответил: - Ты зимой сказал, чтоб я билет купил и уебывал. И ночевал в другой гостинице. Или в аэропорту, или хоть на улице, только пусть уже съебется, невозможно его выносить. Это было в конце декабря, в 2016ом, когда он прилетел в Киев, и на этом вы закончили в прошлый раз. Ты не выдержал суток с ним, шла жуткая неделя жуткого месяца жуткого года. Ваше жалкое копошение, потные тела, суетливые пустые попытки сделать что-то из ничего разрушали, летально. - Мне что теперь, перед тобой на колени встать? Или чего ты хочешь? «Ай как жалко, обидели, выгнали шавку на мороз» - ты уже рот открыл, непонятно, как вообще (спасибо) заткнулся. - Нет. - Ай спасибо! - Илья-то здесь причем? А причем здесь Илья? Ты даже не понял, кто это, не помнил, как зовут МиккиМауса, почему-то казалось, что «Микки» должен быть «Миша». Но в ответе на этот вопрос крылась проблема, заставлявшая бесконечно переписывать историю и ставить на себя заплатки. Причем тут был МиккиМаус, которого никто не помнит по имени, и он очевидно глупей, заурядней и мельче тебя? Причем тут Микки, который никогда в своей ебучей узко-тусовочной смутно-публичной никому нахуй не нужной жизни не достигнет того, чего ты достиг, не удержится там, где ты день за днем принимаешь удар? Причем тут Микки? Только при том, что твой стольный город обрушился, и последний удар опрокинул тебя в пыль, так тебе казалось после поражения в августе. Ничего из того, чего ты добился, за что держался, не помогло устоять. Об этом, в общем, три раунда читал Гнойный, и ему так радостно, так яростно шумели в толпе. Ты смирился с тем, что не будет коронации, как бы высоко ты ни поднялся и кого бы ни победил. Бог бы с ней. Не мог принять другое: как бы ты ни выбивался из сил, никакой существенной разницы не будет между тобой и Илюшей Зиминым (погуглил его имя, погуглил его инсту, он от водки, кстати, опух и похож был на жирную телку). И от этого было не спастись. Так убеждали тебя все вокруг, и ты не знал, где скрыться. Орали голоса в твоей голове, но ты не лег в пыли и не поверил им (почти). Ты не лег в пыли. И теперь у тебя есть твоя ночь в китовом брюхе, в сердце ЛА. И нет, вообще никак, нихуя не письмо Дениса у тебя в личке. И если ты пережил это, переживешь все, что угодно. И если снова рухнет твой город, ты возьмешь чужую крепость и поселишься там, где стынет тело врага. Приток сил колоссален, уверенность незыблема, пачка ксанакса в багаже не вскрыта, и девятнадцатого числа из салона ты пишешь: «Сели в самолет. Что позырить, пока лечу?» Ден ответил: «Давно не был в кино» И потом: «Позвонишь? При возможности» Не звонишь еще сутки, после того, как садитесь в Питере.