Ученик с последней парты

Конец или начало?       Свет прорезался сквозь тонкий тюль, сегодня солнце было особенно ярким, но лучи его казались какими-то размытыми и призрачными, будто они не реальны. Синие глаза внимательно наблюдали за пыльной улицей, будто бы провожая это место, стараясь отложить в памяти каждую мелкую деталь. Например, у дома напротив всегда летом в вазочках цвели фиалки, а у соседской машины была царапина на крыле вот уже несколько лет и русая девочка садилась каждое воскресенье за чтение книги на белые качели.       Итан никогда не любил этот город и никогда не любил людей в нем, но вдруг сейчас он почувствовал легкую тоску, что защемила в сердце. «Почему?» — сам себе задавал вопрос он. Должно ли быть так, когда уезжаешь оттуда, откуда хотел уехать всю жизнь? Будет ли Итан скучать по этому городу? Он не мог найти ответы на эти вопросы. По сути, здесь его больше ничего и никто не держал. Крылась ли причина в людях, ведь они были слишком жестоки по отношению к Райту или же причина была в нем самом? Козел отпущения или тот, кто сумел себя отстоять до конца, не попадая лишний раз на рожон? Впрочем, это уже было неважно.       Рука потянулась к листку и черной гелевой ручке. Итан сел за стул и склонился над листком, но слова не вязались между собой и в голове как-то пусто. Письма всегда тяжело писать, особенно когда это больше походит на крик души. Стержнем Итан постукивал по столу, словно пытаясь собрать хаотичные мысли в цельный комок. Он закусил губу и обернулся, в углу комнаты его ожидал небольшой рюкзак. В нем было все самое необходимое: пару свежих футболок и штанов, зарядка, кошелек, художественные материалы. А рядом с рюкзаком находилась связка из альбомов. Больше ничего и не нужно было. — Все собрал?! — крикнула Дорис. — Ага! — в ответ крикнул Рэй, спускаясь по лестнице вниз. — Дай-ка посмотреть, что у тебя там, — она подошла к набитой сумке возле выхода. — Не надо, я все уже сложил аккуратно. — Ты наверняка что-то забыл, я хочу проверить, — Дори расстегнула сумку. — Мам! Мам, нет! — остановил он ее. — Я же сказал, что я все собрал, не нужно. Ладно? — Ах, — вздохнула она. — Точно все? Одежду, щетку, носки? — Да-да, зарядку, деньги, документы — все положил. — Я просто беспокоюсь. — Не надо лишний раз волноваться, мне уже давно не пять лет, я вполне самостоятелен. — Ну смотри мне, самостоятельный мой. Я потом тебе по почте ничего отправлять не буду, — сделала руки в боки и прищурила взгляд, делая его подозрительным. — Не будешь, потому что тебе не придется. — Боже, я все-таки так волнуюсь за тебя! — приблизилась она к Рэю. — Я еще никогда не прощалась с тобой так надолго. — Я понимаю, я тоже, — улыбнулся. — Но по-другому никак. — Да… — Дорис сжала губы и пронзительно посмотрела в глаза сына, мягко проводя ладонью по его щеке. — Этот дом опустеет без тебя, но, пожалуйста, помни всегда, что ты можешь вернуться и твоя комната тебя ждет. — Ты как будто ща заплачешь, я же не уезжаю насовсем, это просто учеба, у меня будут каникулы и я буду обязательно приезжать. — Не думаю, что по окончании университета ты вернешься обратно, тебя ждет хорошее будущее. Останешься в каком-нибудь в муравейнике с бездушными высотками, а я буду тут одна, — тепло улыбнулась и убрала руку с щеки Рэя. — Почему одна? — недоуменно взглянул на нее Циммерман. — А Фрэнк? Вы же почти начали жить вместе. — Ой, — махнула Дорис рукой. — Я уже ни в чем не уверена, Рэй. — В смысле? — Давай сядем на дорожку, кофе попьем и поговорим обо всем? — Как скажешь.       Рэй поспешно вскипятил чайник и добавил пару ложек растворимого кофе. Это был не самый лучший кофе, но аромат у него был что надо! Соблазнительный, манящий запах орехов вперемешку с карамелью. И хотя на языке не ощущалось ни орехов, ни карамели, Рэй был готов пить этот кофе только лишь из-за божественного аромата, который поистине кружил голову.       Когда Циммерман поставил кружки на стол, Дорис, наконец, присела. Ее ладони обняли кружку, и она внимательно посмотрела в кофейное отражение, будто пытаясь найти частички, что не растворились. Сделав первый глоток, Дорис скорчила лицо, бодрящий напиток был уж больно горяч, поэтому она попросила добавить немного холодного молока.       Все сделав, Рэй расслабился на стуле и протяжно выдохнул, медленно оглядывая комнату. В воздухе витала уютная атмосфера, она приятно грела изнутри. Каждый предмет, находившийся в доме, был для него по-своему родным и с каждым было по-своему трудно прощаться. Например, этот старый сервант, в детстве Рэй любил подбегать к нему и смотреть сквозь отполированное стекло на чашечки с блюдцами, изучая затейливые узоры. Он мерил свой рост по полочкам серванта, радовался, когда мог дотянуться рукой до новой и всегда знал, что однажды дотянется до последней и непременно выпьет из самой красивой чашечки кофе. К сожалению, этого не случилось. Ну как, до последней полочки Рэй дотянуться все же смог, правда чашечка к тому времени уже успела разбиться. Горько, но порой люди взрослеют слишком долго.       Кажется, это случилось на какой-то из праздников. Тогда Дорис с Люси знатно напились, в какой-то момент произошла неразбериха и вместо бокалов схватили лучший сервиз, а уже на лестнице его разбили, разлив вино. Лестница… Ах, лестница! Сколько же связано воспоминаний с ней, буквально вся жизнь. Когда Рэй был еще совсем ребенком, Дорис старательно оберегала его, не подпуская одного к лестнице. Когда Рэй стал постарше, он любил скатываться с перил, и тогда Дорис ругалась на него, ведь один раз он все же упал, в тот момент Рэй неистово плакал и пришлось оперативно напичкать его ореховой пастой, ведь он ее просто обожал. После того раза, правда, Рэй не перестал скатываться с перил… А сколько капель крови повидали ступеньки, когда Циммерман в очередной раз влезал в драку и приходил домой избитым, сколько раз приходилось Дорис нервно подниматься за аптечкой! Странно, что столько неодушевленного может играть такую огромную роль в нашей жизни и ассоциироваться с ее периодами, предметы наделены особым волшебством — они умеют хранить наши воспоминания и секреты. — Как же вкусно, никто так не делает кофе, как ты, — сказала Дорис. — Да ну, я же тупо его кипятком залил. — Я серьезно, у меня так никогда не получается вкусно. — Хочешь сказать, что у меня какой-то особый дар? — усмехнулся. — Может быть, — пожала плечами. — О чем думаешь? Такой озадаченный. — Детство вспоминаю, по-моему за все эти годы у нас никогда не менялся ремонт. — Это да, скоро краска со стен полезет. Последний раз мы делали его с Джеком, перед твоим появлением. Мы тогда жутко поругались из-за цвета стен. Я хотела естественные оттенки, а он бешенные неоновые. Творческая натура, так сказать, — скорчила лицо Дорис в полуулыбке. — Вижу, ты выиграла. — Но чего мне это стоило! Я считаю, что ребенок не должен расти в проститутском притоне. — Меня бы наоборот веселило, — хихикнул Рэй. — Ты мне так мало о нем рассказываешь, я почти ничего не знаю о нем. — А ты не спрашиваешь. Он так же, как и ты, любил играть на гитаре, писал стихи, пел. Вообще он хотел стать успешным музыкантом, хотел свободную жизнь. Знаешь, что-то вроде колесить по Америке на фургончике, давать концерты. Вот таким он был. — А я ему помешал? — Мы. Мы ему помешали. Он не планировал детей, но я была рада беременности. Он еще тогда начал меняться, становиться грубым, потом пошли измены, а потом ушел. Мне от этого не грустно, ведь у меня есть ты. Ты для меня самое важное. — Мне кажется, что я похож на него, если, конечно, не такой же. — Не неси чушь, Рэй. Ты совсем не такой, ты другой. Единственное, что между вами общего — это музыка. — Мож ты просто не замечаешь, я ж твой сын. — Поверь, я бы заметила. И если бы я заметила, я бы тебя как следует отруга-а-ала, — весело протянула Дорис, потягивая Рэя за щеку.       Пока портрет сох на подоконнике, Итан тщательно вырисовывал буквы на листке. Когда он написал первое слово, то все пошло как-то автоматически. Поток мыслей лился на белое полотно, марая его. Создавалось впечатление, что Итан готовился к этому письму всю свою жизнь. Ему столько всего хотелось сказать, но он никак не мог это правильно сформулировать, поэтому его письмо было довольно банальным. Он не хотел наговорить лишнего и не хотел сказать слишком мало, он вкладывал в слова эмоции, чтобы после они вызвали эмоции у того, кому он его адресовал.       Ему нужно было закончить до того времени, пока Кэрол не вернулась из магазина, а Альфред с работы. В груди будто ребра ходуном ходили, рука пыталась писать быстрее, но поток слов был слишком бурный. — Так во сколько ты поедешь? — уточнила Дорис, почти допив кофе. — Думаю часов в пять, как Итан придет, так и поеду. — Поздновато, нет? Потом темнеть же начнет, а ты по трассе. — Все ок. Ща темнеет поздно. Я, кстати, думал, что ты опять возникать начнешь. — Из-за Итана? — Ага. — Ну… Я по прежнему не в восторге от этих отношений, — приподняла брови и сделала серьезное лицо, скрестив руки на груди. — Но я в который раз говорю, что ты — мой сын.       На этом моменте Рэй затих и начал пристально смотреть на Дорис, он слегка напрягся и внимал все то, что она говорила. Показалось, что даже кровь затихла в его жилах. — Я знаю, что ты упертый и по-другому быть не может, — продолжала она. — И если что-то или… Кто-то тебе нравится, то мое мнение не играет особой роли. Наверно, так правильно. Правильно, что ты умеешь слушать себя. Это твоя жизнь и только у тебя есть право делать с ней все, что тебе вздумается. Я же имею право только поддержать или промолчать и самое главное — любить тебя. Ты у меня единственный, я не хочу терять тебя из-за собственной глупости, не хочу терять тебя из-за навязанного людьми мнения. Просто… Будь счастлив и я буду счастлива вместе с тобой, — последние слова Дорис выдохнула и ее глаза заслезились, а губы задрожали.       Рэй не смог сдержать эмоций и улыбнулся во все тридцать два зуба. Принятие — это так важно. Особенно сейчас, особенно от нее. Стены словно отразили эти слова, и они эхом раздавались у Циммермана в голове. Все эти месяцы он жаждал услышать именно слова поддержки от родной матери. Для него это много значило и трогало за душу. Он ласково взял в ладони руки матери и крепко сжал их, прижимая к своему лицу. Рэй не прекращал улыбаться, он был не в состоянии этого сделать. Ему самому захотелось заплакать в этот многозначительный момент, но он сдержался. — Спасибо. Мне так приятно слышать это от тебя. — Я так тебя люблю, мой мальчик, — улыбнулась Дорис сквозь слезы. — И я тебя, не плачь, — утер он ей слезы. — Все хорошо.       Дорис стало в мгновение легче, как будто упал груз с плеч. Ей было также тяжело все это время. Тяжело осознать, что отношения с сыном могли разрушиться из-за разных взглядов, тяжело пересилить себя и понять Рэя, тяжело признаться ему в этом и сказать эти слова, но зато после сделанного, ей даже дышать стало свободнее. И все то напряжение, тянувшееся несколько месяцев, покинуло ее и она вновь почувствовала себя собой. Вновь почувствовала, что теперь все как раньше и даже лучше.       Трогательную минуту прервал внезапный звонок в дверь. Рэй удивленно покосился на проход в коридор, мельком глянув на часы, было слишком рано для прихода Итана. Циммерман планировал еще немного посидеть с Дорис и поговорить. — Ох, пришел, иди открывай, — прошептала Дорис. — Чета он слишком рано, ща.       Встав со стула, Рэй оставил позади себя недопитый кофе, пройдя к выходу из дома, он не торопясь начал открывать двери, находясь в полном смятении. Распахнув двери, Циммерман замер и пришел в замешательство, взгляд был полон недоумения, а слов не находилось. «Че? Че она тут делает?» — метались в голове вопросы. — Привет, — решительно сказала первая Хилари. — Э-э-э, — Рэй выглянул из-за двери и оглянулся по сторонам, будто бы пытаясь что-то найти. — Ты че тут забыла? — М-м, ну… Как бы это сказать, я типа слышала, что ты уезжаешь. — Да, сегодня, через пару часов. — Если у тебя есть немного времени, мы могли бы поговорить? — О чем? — насторожился Рэй, продолжая сверлить девушку недоуменным взглядом. — Ах, — вздохнула она, растерянно посмотрев вокруг. — Ну… Короче выйди сюда, мне так неудобно. — Окей, — Рэй захлопнул за собой дверь и облокотился на заборчик, что окантовывал веранду. — Так, и? Че ты хочешь мне сказать? — Ты только выслушай меня до конца, ладно? — Ладно. — И не злись, пожалуйста. — Вот этого обещать не могу. Чем дольше ты подводишь меня к теме, тем сильнее я начинаю напрягаться. Говори уже, че хотела? — Я просто не знаю с чего начать… Помнишь…       Хилари волнительно перебирала пальцами клетчатое платье, что едва доходило ей до колена. Волосы ее шелестели на ветру, как осенние листья. На ней не было ни грамма макияжа, абсолютно чистое лицо, это было весьма на нее не похоже. Рэй подметил, что без косметики она выглядела куда лучше, возможно дело было и не в самой косметике, а в том, как она ее наносила, зачастую это был яркий макияж, что размывал ее довольно-таки приятные черты лица, а губы ее терялись в помаде или блеске.       Внутри все трепетало от неизвестности, что же она так хотела сказать ему, каждая ее пауза казалась вечностью. Она говорила слишком затянуто, заходя издалека, что не могло не раздражать. — Ту фотографию, где вы с Итаном… — Помню. И? — Я знаю, что тогда у тебя и у него было много неприятностей. — Неприятностей? Мягко сказано. Из-за этой фотки было пиздец как много проблем. — Да, но вы же до сих пор вместе? Вы ведь встречаетесь? — Отпираться смысла нет, встречаемся, но причем тут это?       Хилари продолжала тревожно вздыхать, пряча взгляд где-то в стороне, будто бы боясь столкнуться со взглядом Рэя. Было видно, как ей нелегко, она закусила губу в попытке подобрать нужные слова. — Ты можешь не томить? Мне скоро надо уезжать, раздражает такая тягомотина, — вдруг взъелся на нее Циммерман. — Да-да, прости. В общем, — облизнула губы, — та фотография — это наша с Элис вина. — Че? Еще раз? — нахмурился он. — Это наша с Элис вина… Это мы ее сделали. — Вы? — Да, и мы же ее разослали… — ее голос слегка задрожал. — А, и то есть ты мне щас пришла это сказать, чтобы что? — Чтобы извиниться, Рэй. — Ты угараешь? — Почему? Нет. — Нет, ты угараешь. Извиниться спустя столько времени, когда мы нахлебались столько дерьма? Да ты хоть представляешь, что было?! — Нет, но… — Вот именно, блять, что нет! — яростно перебил ее Рэй. — Я блядскими неделями сидел в доме и грыз локти от того, что не могу его увидеть! Я выкуривал пачки сигарет в день! Я пил, блять, как не в себя! — покрасневший Циммерман разъяренно стукнул кулаком по перилам, не в силах сдерживать накипевшее, отчего Хилари испуганно дернулась. — А ты мне приходишь вот такая сюда, ни с того ни с сего и просишь прощения?! Да нахуй мне твое прощение?! — Рэй… Рэй, пожалуйста, — ее голос был слишком неспокойным, она была готова вот-вот зарыдать от криков Циммермана и от собственной никчемности. — Ты понимаешь, что из-за вас я чуть не просрал эти отношения?! Что из-за вас, двух идиоток, от меня чуть не отвернулась собственная мать?! Ты сечешь вообще, че вы наделали?!       Глаза Хилари покраснели и первая крохотная слеза скатилась по ее щеке, она больше была не в состоянии держать этот ком в горле и выплеснула его. Она все также стыдливо отводила взгляд в сторону, лишь иногда поглядывая на небо, будто оно должно было ей помочь успокоиться. Честно говоря, ей показалось, что она уже зря все это затеяла и не стоило приходить. Пусть она бы унесла эту тайну с собой, зато сейчас бы не стояла не позорилась здесь.       Увидев слезы Хилари, Рэй сжал ладони до такой степени, что ногти больно впились в кожу, а после расслабил руки, тяжело выдохнув. Достав из кармана пачку сигарет, он вынул одну и закурил, тут же отвернувшись и четко плюнув в куст неподалеку. Он не переставал злиться на нее, но больше всего он злился на Элис, ведь ей не пришлось выслушивать сейчас все то, что пришлось Хилари. Хорошенько устроилась.       Циммерман понимал, что злость в этой ситуации абсолютно бесполезна, ведь уже прошло достаточно времени и в принципе все благоприятно закончилось, но мысли о том, что все могло быть иначе — не переставали терзать его. Итан слишком много терпел, а это могло стать точкой кипения. — Не ной только, а, — уже более утихомиренным голосом произнес он. — Прости, прости меня… — прятала она покрасневшее лицо под ладонями. — Я не хотела, п-правда не хотела. — Просто пойми, что ему до этого жилось и так не ахти, а эта ситуация могла его сломать окончательно. Это могло стать причиной его самоубийства. Ты ответь мне: зачем? — Я понимаю. Не знаю. — Понимаешь и все равно пришла. — Я хотела рассказать правду. — Тебе легче стало? Мне ничуть. — Я знаю, что это трудно простить, но п-пожалуйста, все совершают ошибки и ты в том числе. Я действительно раскаиваюсь. Я говорила Элис, что не стоит, но она была слишком зла. Я думаю, что она просто хотела отомстить. — Хах, — усмехнулся, выдыхая дым. — Эта дурочка должна злиться только сама на себя, ее проблема в том, что она любвеобильная, но я ее не осуждаю, пусть ебется с кем хочет, — пожал плечами Рэй. — Я с того момента почти каждый день думала об этом, думала, как это отвратительно. Я пыталась забить, но не вышло. — Да я понял, расслабься. Мне кажется твоя вина здесь меньшая, она бы в любом случае это сделала. — Это в ее стиле, да. Но я так не могу. Можно тебя еще попросить? — О чем? — Передай Итану, что мне очень стыдно. Ладно? — Как скажешь.       Хилари уже почти пришла в себя и ее голос выровнялся, перестал скакать то вверх, то вниз. Глаза все еще были напряженные, заплаканные, а нос розовый-розовый. Как знала, что не стоило краситься.       Туша сигарету и оставляя ее в пепельнице неподалеку, надо признать, Рэй растаял. Хилари уже хотела уйти, но он ее остановил. Пусть она совершила паршивый поступок, но так же все делали и он в том числе. Хилари была права насчет того, что все совершают ошибки и возможно для Рэя это была своеобразная карма, он смог очутиться по ту сторону, в другой шкуре. Это было неприятно, но очень поучительно. И благодаря этому он понял намного лучше Итана. — Знаешь, — схватил Циммерман ее за руку. — Спасибо, что пришла и сказала. Не знаю, решился бы я на твоем месте так отважничать, но короче все нормально, не парься больше. — Спасибо, — расплылась в улыбке она, и на ее щеках появились еле заметные ямочки. — Для меня это много значит. Мне кажется, что Элис тоже это не дает покоя, просто она не показывает этого. Думаю она раскаивается, как и я. — Думаешь? — Уверена… Ладно, я все что хотела — сказала. Наверно, мне стоит уйти. — Да. — Извини еще раз и спасибо.       Рэй положительно кивнул, Хилари неожиданно сжала его руку и слегка подергала ее, как при рукопожатии, при этом с лица ее все еще не сходила улыбка. Ее силуэт постепенно тлел в зелени, спустя несколько минут клетчатое платье растворилось и от него не осталось и следа. Странные ощущения не покидали Циммермана, они были двоякие. С одной стороны это так похвально, когда люди признают свои ошибки и им хочется попросить прощения за это. С другой же стороны, Рэю уже было все равно на ту фотографию, а Хил лишний раз только напомнила о ней. Да и к тому же, сейчас он почувствовал себя большим монстром, а не жертвой, крича на Хилари. В общем, что было, то было.       Итан в который раз перечитывал письмо, боясь, что он что-то упустил или забыл сказать. Листок уже был знатно помят, но это только придавало этому письму атмосферности. Казалось, что он уже выучил все написанное наизусть. Он еще никогда прежде так не волновался. Запечатывая письмо в конверт, он еще сидел минут пять и пялился в одну точку, думая о чем-то своем. Вдруг он услышал звук открывающейся двери и замешкался, взгляд стал бегающим и он быстро засунул конверт в карман джинс, сгибая его напополам. — Ита-а-ан! Ты дома?! — раздался голос Кэрол с первого этажа. — Да! — крикнул он ей в ответ.       Кэрол начала подниматься по лестнице, звонко напевая подобие колыбельной песенки. Кажется сегодня она была в приподнятом настроении. Этот день вообще был странным, почему-то именно сегодня хотелось улыбаться солнцу и тянуться руками к его лучам. Райт испытывал какое-то внутреннее счастье вперемешку с волнением. — Я тебе звоню-звоню, а ты… — остановилась Кэрол, смотря на рюкзак и альбомы в связке. — А ты куда?.. — Я… В библиотеку. — В библиотеку? — Да, хотел отнести свои альбомы туда и книжки сдать. — А-а, я уж подумала сбежать хочешь, — хихикнула Кэрол, отчего уголки губ Итана приподнялись. — А зачем тебе относить туда альбомы? — Слышал, у них есть какой-то специальный архив, а мне выбрасывать жалко, но захламлять комнату не хочется. — М-м, понятно. А можно взглянуть? — Да, конечно, — мягко ответил Райт.       Кэрол достала из связки альбом, что лежал на самом верху и, открыв его, замерла. Ее встретила изумительная картина, полная деталей. На ней была изображена марина, волны хлестали и брызги выглядели, как летящие жемчужины. Небо было устлано кучевыми облаками, больше напоминающими барашков. Вода выглядела таинственной и загадочной, оттенки перемешались, создавая неповторимый глубокий синий цвет. — Ух ты, как красиво, это ты откуда-то срисовал? — Из своей головы. — Восхитительно, — продолжала перелистывать Кэрол, изумляясь каждой новой картине. — Не думала, что ты так хорошо рисуешь. — Ты же никогда не интересовалась, откуда бы ты знала про это, — пожал плечами.       Кэрол ничего не ответила на это, ее взгляд лишь мельком юркнул на Итана, и она тяжело вздохнула. Последнее время она начала вести себя совсем иначе с Итаном, стала более чуткой, внимательной к нему, старалась завести с ним будничный диалог, поинтересоваться как у того дела, выведать хотя бы что-нибудь. Видимо, она решила таким образом наладить с ним отношения, правда уже было слишком поздно что-то менять, ведь Райт считал все это притворством.       Вдруг Кэрол перевела взгляд с альбома на подоконник, где лежал раскрашенный портрет, она начала заинтересованно разглядывать его. Краски высохли и стали светлее, но от этого портрет смотрелся даже лучше, он выглядел мягким, плавным и слегка туманным. — Это кто? Тот самый парень? — Да, это Рэй. — Хм, Рэй значит, понятно… Симпатичный этот твой Рэй, — с мимолетным пренебрежением сказала Кэрол. — Тебе нужно было поступать в художественный, — заявила она. — Правда? Вы же мне говорили, что это бред и несерьезно или ты забыла? — …Так говорил Альфред. — А ты ему поддакивала. — Послушай, Итан, — она подошла ближе и присела на краешек кровати. — Я знаю, что наделала много ошибок, но мне бы хотелось это исправить. — М-м, как? Как ты собралась исправлять то, что уже невозможно исправить? — Почему ты так в этом уверен? — озадаченно нахмурилась Кэрол. — Потому что я уже вырос, у меня уже не получится тебе довериться. Я слишком много помню.       Она замолчала, взгляд ее сделался тяжелым из-за падающих теней на глаза. Кэрол будто бы что-то хотела сказать, но не решалась. Молчание было оглушающим и давящим, а потом она вдруг сказала: — Я знаю, что ты скорее всего откажешься, но Альфред позвал нас в кино на выходных. Может мы вместе выберем фильм и сходим? Не хочешь? — Что-то вроде «семейного» похода? — усмехнулся. — …Наверно попробовать… Можно, — неожиданно согласился Итан и увидел довольную улыбку на лице матери. — Отлично, я… Я рада, давай тогда сегодня вечером, когда ты вернешься, мы сядем и выберем? — Хорошо, — кивнул он.       Кэрол встала с кровати и направилась к выходу из комнаты, держа в руках тот же альбом, она остановилась в проеме и обернулась на сына. — Можно я оставлю его себе? — Оставляй. — А еще… Может нарисуешь как-нибудь меня? Всегда мечтала о портрете. — Может и нарисую, — сказал Райт, и Кэрол улыбнулась еще шире. — Я тебе, кстати, купила йогурты без сахара. — Наконец-то запомнила? — Наконец-то запомнила. — Спасибо, мам.       Итан сказал последнюю фразу с особой теплотой, прежде он еще никогда не говорил слова благодарности так. Что-то в его сердце екнуло и, встав со стула, он подошел к Кэрол и оставил на ее щеке воздушный поцелуй. Она посмотрела на сына, будто не веря в произошедшее, с неким удивлением и восторгом. Безмолвно рука ее потянулась к черным волосам и взъерошила их. Кэрол была так мягка, словно чувствовала, что это их возможно последняя встреча. — Ты чудесный, — прошептала она и развернулась, уходя по лестнице.       Итан остался стоять в проеме, и к горлу подступил ком. Он ощутил, как мурашки засеяли его тело и на ребрах заиграли щекочущие волны. В этот миг он почувствовал себя как никогда любимым, именно этой нежности ему всегда не хватало, именно таких ласковых слов. И вот после того, как, наконец, эти чертовы мечты о нормальных отношениях в семье стали реальностью, ему приходится бежать. Почему все хорошее так мимолетно? Зачем так придумали? Хотя… Может именно поэтому мы и ценим эти моменты, потому что их так немного.       Маленькая слезинка скатилась по щеке Райта, оставляя за собой влажную дорожку. Он закрыл глаза, прикусил губу и ровно дышал, пытаясь прийти в себя. В голове мысли путались, и он прокручивал этот момент заново и заново, возвращая себе эти ощущения. Но Итан не мог так стоять вечность, поэтому, утерев слезы, Итан развернулся и окинул свою комнату взглядом, напоследок прощаясь с ней. Он погрузил на свои плечи рюкзак и взял связку альбомов, предварительно положив сверху портрет, только изображением вниз. Достав из кармана письмо, Итан повертел его в руках и оставил у себя на столе, а дальше… Закрыл дверь и ушел. — Ты чего так кричал? И кто это был? — обеспокоенно спросила Дорис. — Да так, со школы девка приходила. — Что ей было нужно? — Заходила попрощаться, — соврал Рэй. — А кричал ты тогда почему? — Ой… Да там херня, неважно. — Какие-то секреты, я смотрю? — игриво пролепетала Дори. — Может быть, может быть, — с улыбкой сказал Циммерман. — Ну да, вы, молодежь, полны загадочности. — А ты как будто нет? Че там про Фрэнка, кстати.       Рэй прошел из коридора обратно на кухню и присел на стул, его ладони вновь обняли кружку, правда кофе уже, кажется, остыл. Но ничего, этот кофе и холодным не казался гадостным, поэтому Циммерман продолжил делать глотки. — Тебе серьезно это интересно? — задала вопрос Дорис. — Ты меня заинтриговала вообще-то. — Ах… Ну… Мы решили взять небольшую паузу в отношениях. — Че? Зачем? — глаза Рэя наполнились непониманием, а брови сдвинулись. — Я решила, что так будет лучше, нам нужно отдохнуть друг от друга. — У вас же все было класс, в чем проблема? — Проблема в том, что он давит на меня. — В смысле? — Я не могу строить крепкие отношения с тем, кто презирает моего сына, пусть и не в открытую. — Так вот оно че, он меня, выходит, презирает? — на лице мелькнула усмешка. — Это все потому что я типа с парнем? — Да, Рэй, именно поэтому, — грустно вздохнула Дорис. — Но я ведь уеду и не буду никому мешать, че вы впадаете в крайности. — И что дальше? Ну уедешь, а отношение его к тебе ведь не изменится. Я так не могу, мне нужно многое обдумать. — А в чем проявляется его презрение ко мне? — Когда я говорю о тебе, я вижу как меняется выражение его лица и его взгляд, это невозможно не заметить, мне сразу становится так неуютно. — А, ну понятно короче все.       Допив кофе, Рэй сполоснул кружку и поставил ее к остальным, он оперся на кухонный гарнитур и достал сигарету, зажег ее и выпустил дым. Пусть он уже курил недавно, но почему-то маниакально хотелось еще. — Эй, ты чего творишь, Рэй?! — прикрикнула Дорис. — Ты же видишь. — Ну не на кухне же! Блин! — Давай ты сделаешь вид, что не замечаешь, ладно? Всего один раз. — А-ай! Тогда делись!       Циммерман хихикнул и передал Дорис сигарету, та зажгла ее и с нескрываемым удовольствием затянулась ею. Они курили в абсолютной тишине, Дорис беззвучно скидывала пепел в кружку и лишь иногда слышалось, как за окном проезжали машины. Дорис любовалась тем, как ветер играл с ветками деревьев, она могла наблюдать за природой хоть вечность, это было ее вторым любимым занятием после вина и сигарет. — А ты любишь его? — внезапно спросил Рэй. — Что? — Ты его любишь? — Что за странные вопросы пошли? — она приподняла брови в недоумении. — Обычные, просто ответь. — Я же тебе говорила, что я не… — Не ври сама себе, — перебил ее Циммерман. — Я не знаю, Рэй. Честно не знаю. — Ну ясно, я просто не хочу, чтобы ты была одна. — У меня еще есть Люси, не беспокойся, не пропаду, — улыбнулась. — Может тебе завести животное? — Животное? — Так ведь веселей, ты, вроде, давно хотела, не? — Хотела, собаку хотела. Идея хорошая, я подумаю об этом.       В дверь постучались, на этот раз это должен был быть Итан. Рэй бросил бычок и поспешно направился к двери, открыв ее, на пороге действительно оказался Итан. Циммерман встретил его тесными объятиями, он был безумно рад его видеть, ибо прежде мелькали мысли, что вдруг тот не придет, вдруг он испугается, но все же Райт решился. Прижав губы к бледному лбу, Рэй не хотел отпускать его и сжимал все сильнее и сильнее, пока Итан не сказал, что ему больно. — Прекрати, — недовольно буркнул Райт, отталкивая Циммермана. — Ладно-ладно, я просто соскучился, — выпустил из рук хрупкое тело. — Я тоже, но ты меня такими темпами задушишь. — О, Итан, привет, — выглянула из-за спины Рэя Дорис. — Здравствуйте. — Давно тебя не видела, у тебя опять волосы отросли? — Да. — Тебе идет! — Спасибо. — Ну что ж, мальчики, грузиться надо. — Ага, — бросил Рэй.       Циммерман взял в охапку чемодан с рюкзаком и понес к машине, он плотно уложил все это дело в багажник. Помимо всего прочего, Дорис завернула небольшой паек Рэю, паек в виде пары пачек чипсов с мармеладками. В общем-то, собирать еду в дорогу было не ее коньком, она часто покупала вредности, но оно и понятно, как удержаться от таких вкусностей?       Когда Райт протянул свой рюкзак, Циммерман с легким непониманием взглянул на него, он заглянул за Райта, будто бы пытаясь найти что-то еще, но кроме альбомной связки ничего не было. — Это все что ли? — Да. — Я думал у тебя больше вещей. — Нет, я взял все самое необходимое. — Ты ж туда не на неделю едешь. — Я понимаю, но мне больше ничего не нужно. — Как знаешь, — Рэй пожал плечами и потянулся за альбомной связкой, но Итан приостановил его. — Подожди, пусть это лежит на задних сидениях. — Ну… Окей, — покосился Циммерман на Райта, захлопнув багажник.       Итан уселся на переднее сидение, в то время как Дорис подошла к Рэю. Выражение ее лица только казалось веселым, на самом деле она еле сдерживала слезы и ей было тяжело прощаться. — Ну что, вот и все. — Ага. — Ты хоть звони, пиши. — Обязательно. — Будь, пожалуйста, аккуратнее на дороге, ладно? — Да это само собой, не переживай, — успокоил Рэй Дорис. — Ты ж понимаешь, что все равно буду. — Но я хотя бы попытался. Ехать надо. — Надо. Буду скучать по тебе, приезжай обязательно на каникулы и пока едете — тоже отзванивайся. — Хорошо-хорошо, давай.       Циммерман крепко обнял маму, вдыхая запах ее солнечных волос. Дорис как кусок от себя отрывала, было невыносимо тяжело, она не хотела отпускать сына, но понимала, что вот она — его взрослая жизнь, наконец, наступила. Ей это нужно принять, свыкнуться с тем, что он уже давно не маленький мальчик, за каждым шагом которого нужно следить. Когда-то и она сама была в аналогичной ситуации, прощаясь с родителями. — Пока, — чмокнул он ее в щеку. — Пока…       Рэй отпустил Дорис и сел в машину. Следующие дни должны были быть наполнены приключениями и совершенной свободой. Отъезжая от дома, он в зеркале видел силуэт матери, что махала ему рукой. Она стояла так до того момента, пока из ее обозрения машина не исчезла. Циммерман искренне надеялся, что она не плакала.       Дома сменились лесами, гладкую дорогу окружали костлявые сосны, тянущиеся прямо к небу, казалось, что верхушки вспарывали облака. Итан не отрываясь смотрел в окно, пытаясь уловить могучие силуэты деревьев. Глаза отдыхали от городских пейзажей и наслаждались дикой природой. Хотелось остановиться и побежать по лесу, слиться с деревьями, упасть в опавшую хвою и закрыть глаза, внимать пению птиц, слушать зов ветра и расслабляться от треска дерева. И руки почувствовали бы шершавую кору при объятьях и не это ли зовется счастьем? Когда ты свободен и волен бежать туда, куда захочется, когда можешь валяться на траве и искать в облаках силуэты, когда ты можешь дышать, когда ты можешь жить здесь и сейчас.       Итан успел увидеть пробегающую косулю по склону и это вызвало у него особый восторг. Всю свою жизнь, живя в том крохотном городке, окруженным лесом со всех сторон, удивительно, но он впервые лицезрел живого оленя. Это было так быстро, но так невероятно грациозно и красиво. Она неслась на тонких ногах, словно парила над землей, от ее копыт в стороны разлеталась будто бы волшебная золотая пыльца, что переливалась, как только проворный луч пробирался сквозь стену деревьев и подсвечивал ее, а длинная шея ее устремлялась вперед. Это бегство было завораживающим и самым прекрасным, что видел Итан за последнее время.       Пейзажи сменялись друг за другом, и Итан не успевал сполна восхититься их красотой. Он потерял счет времени, они ехали уже несколько часов, но все эти часы пронеслись как секунда. Мельками небольшие озерца, хвойные леса чередовались с лиственными, зеленые оттенки переплетались между собой, создавая что-то ядовитое и таинственное, но такое заманчивое и привлекающее к себе, как будто желающее заковать тебя острыми ветками в клетку. Дикие протоптанные тропинки казались сказочными и с уверенностью можно сказать, что если пойти по такой, то непременно заблудишься в лесной прохладе и потеряешься с концами.       Но даже это звучит лучше, чем всю жизнь быть запертым в пыльном городе. Итан слишком устал от людей и предпочел бы лучше стать отшельником хотя бы на некоторое время. Наверно, это одно из самых заветных его желаний — отправиться однажды в поход на месяц, совершенно одному, чтобы удовлетворить свою потребность в одиночестве. Он бы восседал на трухлявом пне и рисовал жуткие тени стволов, чернеющее солнце, дурманящий туман и леденящих душу русалок, обитающих на кипящем болоте. — Че молчишь? — вдруг вырвал из мыслей Рэй. — Любуюсь. — Лесов что ли не видел? — с легкой усмешкой спросил Циммерман, на что Райт промолчал. — Ладно, я шучу. Хотел все спросить, как твои родители отреагировали? — На то, что я уехал? — Ага. — Они не в курсе. — Ты им не сказал? Почему? — удивленно вытаращился Рэй на Итана. — Я посчитал, что это ни к чему. Эй, на дорогу смотри! — обеспокоенно взмахнул руками. — Не, я понимаю, что они к тебе херово относятся, но так нельзя. — Кто сказал? — Бля, ну тебя будут искать, лишние проблемы — зачем они? — Не будут, я об этом позаботился. — Как? — Секрет фирмы, — загадочно улыбнулся Итан. — Да але, че такое? — Записку, блин, оставил, — с мимолетным раздражением сказал Райт. — Че ты беситься сразу начинаешь? — Потому что это не имеет значения. — Если бы не имело, то я бы не спрашивал. — Ай, все, давай только ссориться не будем. — Ты первый начинаешь, — недовольно пробубнил Циммерман, нахмурив брови.       Итан вздохнул и вновь уставился в окно, в последнее время у него проявлялись неконтролируемые вспышки гнева по отношению к Рэю. Вроде бы он и не хотел злиться на него, не хотел отвечать агрессивно, но получалось как-то само по себе. Он не мог найти объяснений природе своего поведения, может быть он подсознательно все еще воспринимал Рэя не как того, кто его любил, а как того, кто его презирал и ненавидел?       Райт краем глаза покосился на Циммермана, взгляд зеленых глаз устремлялся уверенно вперед, ему как никому другому «шло» сидеть за рулем, ибо в этот момент он казался таким сконцентрированным и оттого сексуальным. Невозможно было увести взор от тонкого, аккуратного носа, кончик которого слегка был вздернут вверх, от четко очерченных скул, узких сомкнутых губ и выступающего подбородка с еле заметной ямочкой. Итан соблазнительно облизнул губы, и не спеша опустил взгляд на ширинку черных джинс, одолело невыносимое желание коснуться того места и плотно сжать. — Ох, черт, — задумавшись, случайно ляпнул Итан вслух, почувствовав как кровь медленно приливала вниз. — Че? — А, да нет, — помотал головой Райт. — Куда ты пялился? — с хитрой лыбой мимолетно посмотрел Рэй на Итана. — Уж точно не на тебя, — саркастически выдавил Райт. — Правда что ли? А было ощущение, что во мне щас дыру прожгут. — На член твой пялился. — М-м, — протянул Рэй. — Соскучился? — Ну был бы не прочь повидаться, — ухмыльнулся он. — Могу организовать встречу на ближайшем повороте. — Я бы предпочел посильнее соскучиться и повидаться сегодня вечером в мотеле. — А как же спонтанность? — весело пошевелил бровями. — Для меня в приоритете комфорт. — Как скажешь, а жаль.       Итан сдавленно хихикнул и мягко положил свою ладонь на руку Рэя, легонько сжав ее, а тот в свою очередь ласково потерся пальцем. Райт продолжал смотреть на нескончаемую линию выстроившихся вдоль дороги деревьев, пытался считать их, но это только утомило его, и глаза начали слипаться. В попытках не заснуть, Итан старался чаще моргать, он не хотел пропустить природную красоту, но увы сон все же затянул его в свои недры.       Неоновая вывеска абсолютно пустой заправки, в щелку окна задувал прохладный ветерок, только что прошел дождь и слышалось, как резина приятно протрещала по асфальту, когда машина плавно остановилась. Химический запах витал в воздухе, но он не казался неприятным, наоборот, будто токсикоман, Итан с удовольствием вдыхал его.       Пока Циммерман шел на кассу оплачивать бензин и покупать сигареты, у Райта была возможность осмотреться. Смотреть-то особо, конечно, нечего, но как же это всегда атмосферно ходить по таким, словно брошенным вдали от цивилизации, заправкам. Это как истинный символ дорожного путешествия.       Выйдя из машины, Итан лениво поплелся в магазинчик заправки, повернув голову налево, он мог увидеть кассу. Все также протяжно шагая и взглядом провожая стенды, на которых лежали цветные упаковки всякого, он становился к Рэю все ближе и ближе. Тот выбирал сигареты и кокетничал с молоденькой кассиршей, противно жующей жвачку. Помимо сигарет она пробивала еще гору из печенек, конфеток и прочей дряни. «Сладкого захотел?» — презрительно подумал Райт. Итан бросил на кассиршу оценивающий взгляд и, что самое интересное, она была действительно неплоха, были бы у нее рыжие волосы, он бы и сам с ней, но у нее не было рыжих волос, поэтому Итан незаметно подплыл к Рэю сзади и положил руку тому на плечо. — А-ха-ха, да ничего такого, — услышал Итан обрывок фразы, произнесенной девушкой. — Сигареты выбираешь, значит? — с ехидной лыбой спросил Райт. — Уже выбрал. — М-м, отлично, тогда не забудь выбрать презервативы, — язвительно напомнил Итан.       Рэй в недоумении сдвинул брови и позарился на Итана, а тот без зазрения совести ядовито пялился в зеленые глаза, мол съел? Девушка в свою очередь пропустила короткий смешок, как бы тем самым говоря, что вот оно что, все ясно, а я-то думала парень нормальный. — Какие? — задала вопрос она. — Вон те, ультратонкие, пожалуйста, — сказал Итан за Рэя. — Эти? — Да, — кивнул. — Заплатишь? Я в туалет. — Заплачу, — сквозь зубы процедил Циммерман.       Итан уверенной походкой направился в туалет. Открыв двери, его встретили обшарпанные кабинки, плитка имела желтоватый оттенок, она была чуть подбита и, кажется, уже начинала в углах зацветать плесень. Место не из самых приятных, но что-то в этом есть. У Райта такие сортиры ассоциировались по какой-то неведомой причине со шлюхами и грязными надписями. Оно и понятно, школу-то недавно закончил.       Итан опустился вниз и внимательно посмотрел нет ли в кабинках кого. Они были пусты, поэтому он направился к последней, но внезапно шаги стали такими тяжелыми, тянущими вниз. Райт не понимал что происходило, каждый новый шаг давался сложнее и сложнее, как будто он завяз в тягучей массе. Он остановился и осмотрелся, но лучше бы он этого не делал, ибо в следующую секунду его настиг ужас. Двери не было, она испарилась, на ее месте образовалась такая же плесневая плитка. Дыхание участилось, а глаза раскрылись шире, он поморгал, ведь может все мерещится?       Итан попробовал опять пойти к кабинке, но это было, черт возьми, невыносимо, как в кандалах. Он повторил ошибку вновь — обернулся. Плесень поразила большую часть комнаты, стены были махровые, отвратительно ядовитого, химического цвета и плесень продолжала расти у Итана на глазах. В груди ни на шутку затрещало волнение, а руки задрожали. «Что за херня?!» — вскрикнул Райт и попробовал хвататься за ручки кабинок, но его ладони обжигало будто кислотой.       Еле дойдя до последней кабинки сквозь боль, он незамедлительно открыл ее и увидел парня, сидящего на толчке, лица не было видно из-за черных прядей, закрывающих его. В руках тот держал шприц, рука была обвязана тугим ремнем и он медленно вводил себе дозу. Как такое возможно, кабинки ведь были абсолютно пусты?! В глазах у Итана начало мутнеть и холодный пот выступил на лбу, он начал скатываться по стенке, ибо сил стоять на ногах уже не было. Последнее, что он увидел, это глаза того парня. Синие-синие, как у самого Итана, но такие безжизненные и бездушные, испепеляющие болью. Провал.       Резкий скачок, Итан распахнул глаза, отчаянно хватая ртом воздух. Он пощупал ладонью постель, та была мокрая. Сердце со страшной периодичностью билось и покалывало, что Райт аж схватился за него и зажмурился, закусывая губы. Он попытался успокоиться, хотелось безумно пить, тогда, встав на дрожащие ноги, Итан поплелся в ванную. Обдав лицо ледяной водой, он протяжно выдохнул. Взглянув на себя в зеркало, он мог лицезреть покрасневшие глаза и жуткие синяки под ними.       Покинув ванную, он взял телефон с тумбы и узнал время, сейчас было около шести утра, недаром за окном небо голубело с каждой минутой. Кровать не была заманчивой, матрац, если честно, был жестковат, да и всю ночь что-то в спину кололось, а уж сколько укусов оставили чертовы комары. Зато Рэй мирно спал на свой половине, словно его ничего из перечисленного не тревожило, лицо его было расслабленно, а руки распластаны на подушке.       Итан устало потер лицо и прошерстил взглядом по комнате, наткнувшись на связку альбомов. «Точно, связка», — буркнул себе под нос. Он напялил первые попавшиеся штаны из рюкзака. Стараясь не шуметь, Итан взял у Рэя спички из кармана, тот всегда их с собой носил на тот случай, если зажигалка потеряется или еще чего. Прихватив с собой альбомную связку, Райт поспешно направился на улицу.       Вокруг не было ни души, одни деревья, но они сохранят этот секрет. Солнце помаленьку выплывало из-за горизонта верхушек сосен, птицы звонко воспевали песнь, словно гимн морозного летнего утра. Прозрачные росинки осели на травке, отражая в себе пурпурный рассвет и ветер шелестел, играясь с зеленой.       Около мотеля находилось подобие лавочки, ну как лавочки — огромное поваленное бревно. Медлить нельзя. В следующее мгновение Итан небрежно кинул связку на влажную землю и, присев на бревно, черпнул спичкой. Он глядел на то, как спичка догорает и не решался. Эти альбомы — вся его та жизнь, она запечатлена во всех его работах, это, можно сказать, единственное прекрасное, оставшееся из прошлого. Но то самое прекрасное, одновременно и уродливо, ибо оно жирное пятно, напоминающее о том, как Итан сидел на последней парте и рисовал, рисовал, рисовал, пока окружающие сыпали на него издевки. Эти альбомы — подтверждение тому, что все было, тому, что Итан так безнадежно хотел стереть из памяти.       Рука потянулась к верхнему рисунку и медленно вытащила его из связки. Цветные глаза равнодушно смотрели на Итана, наконец-то, цветные… А в уголке все также красовалась надпись «бесцветный Рэй». Райт осторожно провел пальцами по бледному лику, пожалуй, это единственная работа, которую следовало бы оставить, но не у себя. Итан черпнул спичкой еще раз и легким движением руки бросил ее в связку, та вспыхнула и языки пламени агрессивно затанцевали, будто ехидно смеясь, будто они знали в чем дело.       Удивительно, Итан так долго обдумывал и не решался на этот шаг, а сейчас ничего внутри не щелкнуло, и он безэмоционально смотрел на то, как прошлое безвозвратно исчезало в беспощадном огне. Он свернул портрет и убрал в карман.       Слеза покатилась по щеке. Итан не единственный, кто не мог нормально спать этой ночью. Вся подушка Кэрол была пропитана горечью. Она не могла остановиться беззвучно плакать, мысли впивались в разум шипами и не отпускали. Губы дрожали, а взгляд устремлялся в одну точку, ногти кромсали ладони. Кэрол еле сдерживалась от того, чтобы не зарыдать в голос, она не хотела, чтобы Альфред проснулся.       Она прокручивала тот момент, когда Итан поцеловал ее в щеку, прежде он так никогда не делал, хотя… Если только давно в детстве. Это было так тепло и нежно, совсем неожиданно от него, словно действительно в последний раз.       Ее тело воспроизвело вновь то волнение, когда она взяла конверт, который в уголке ласково был подписан «Это тебе, мама». Был горящий вечер за окном, Кэрол ждала, что Итан вернется и как они договаривались, выберут вместе фильм, на который пойдут. Но время шло, а Итан так и не вернулся. Тогда собственное чутье повело миссис Райт в комнату к своему сыну, и уже там она нашла то, что при прочтении заставило ее сердце трепетать от боли. Глаза медленно пробегали по строчкам в который раз и не могли поверить в написанное, Кэрол чувствовала себя беспомощной девочкой в этот момент, словно вся ее жизнь только что перевернулась с ног на голову, как будто она наконец прозрела и смогла увидеть то, что все эти годы так тщательно не замечала.       Из меня писатель так себе. У меня всегда были сложные отношения с вами, но уехать и ничего сказать, я не могу. Не спрашивай, почему я пишу именно тебе, а не отцу. Хотя мы были далеки с тобой, но ты все-таки понимаешь меня лучше, по крайней мере, я на это надеюсь. Мы никогда не говорили с тобой откровенно, но все бывает до поры до времени. Я честно признаю, что вырос не тем, кем вы хотели, кем ты хотела…       Я знаю, ты верила, что я буду семьянином, у тебя будет куча внуков, а у меня хорошая жена. Знаю, хотела гордо рассказывать, что твой сын инженер, что он весь в работе, а получилось в итоге совсем далекое от этого. Мечтательный художник и бесхребетный, трусливый человек, который кололся в туалетах и связался с мутным парнем (хотя, если честно, тот парень добился гораздо больше, чем я и от этого я чувствую себя еще большим ничтожеством). Паршиво, когда все твои ожидания рушатся, правда? Иногда я думал, что вы плохие, но на самом деле — это, наверно, я не очень и вы тут совсем не причем, возможно вы правда хотели лучшего. Наверняка я отлично потрепал вам нервы.       Я хотел бы извиниться за все, в том числе и за это. Только не плачь, все хорошо, я не умер, я просто уехал. Не пытайся меня искать, Кэрол, я этого не хочу и тебе это не надо. Симку я выбросил, но обещаю, что буду звонить тебе иногда. Тебе больно, мне тоже, но по-другому быть не может. Если бы я остался и все сделал, как вы хотели, это бы меня съело. Я бы был не собой. Я ненавижу этот город, а все к чему я стремился — поступление в лучший университет страны, оказалось для меня пустым. Я потерялся, наделал много ошибок, но надеюсь это исправить.       Я люблю вас, но себя, к сожалению, люблю больше. Я эгоист и был им всю жизнь, им и останусь. Прости меня и прощай.       Кэрол смяла в руках листок и склонила голову, не в силах сдерживаться. Это прощальное письмо, как раскаяние за все совершенное, хотя от него и веяло привычной Итану колкостью. Кэрол вдруг поняла, что самое дорогое, что у нее было в жизни — это Итан, но теперь он исчез. Она не могла остановиться перечитывать и с каждым прочтением вгоняла себя в еще большую тоску. Кэрол теперь была растеряна, она вдруг поняла, что все это время жила в каком-то вакууме, совершенно не хотя замечать ничего вокруг себя. Жила только для того, чтобы готовить Альфреду завтраки по утрам и из-за этого упустила из виду самое важное — свою собственную жизнь и жизнь ребенка. — Эй! — окрикнул Рэй. — Я тебя потерял, ты че тут сидишь? — У костра греюсь, не спится. — И сколько ты тут сидишь? — Не считал. Ты давно встал? — Полчаса назад, я уже перекусил. — М-м, тогда поедем? — спросил Итан. — А ты разве не голоден? — Все хорошо, я не очень хочу есть. — Тогда беги в машину, я пока за вещами на верх схожу. — Ладно.       Рэй бросил Итану ключи и тот ловко их поймал. Сев на переднее сидение, Итан удобно расположился, откинув спину чуть назад. Глаза все так же резало от недосыпа, было бы неплохо заехать за каплями в аптеку, если таковая попадется на трассе. Райт открыл бардачок и достал сверток из кармана, он аккуратно положил портрет под документы. Тем временем Циммерман уже возвращался с рюкзаком. — Так, вроде ниче не забыл, — сел в машину Рэй, он завел ее и она тихонько зарычала. — А ты че не спал-то? — Кошмары снились. — Расскажешь? — Да бредятина одна, не хочу вспоминать даже, — отмахнулся Итан. — Ты сегодня с плохим настроением ехать будешь? — Не то чтобы плохим… — Мож я могу для тебя что-нибудь сделать? — Если только заехать в аптеку и купить мне капли для глаз, потому что ощущение, что у меня стекло там. — А я думал, ты меня попросишь поцеловать тебя.       Рэй улыбнулся и сам потянулся к Итану, оставив слабый поцелуй у того на виске, а потом потрепав рукой черные волосы, отчего Райт недовольно простонал, поправляя волосы обратно. Дорога была без единой ямки и было так спокойно, вдруг заиграла какая-то душещипательная песня, под нее хотелось лечь и закрыть глаза, под нее хотелось мечтать и плакать. Не то, чтобы она слишком депрессивная, просто струящаяся, как водопад, просто под нее дышится легко.       Итан услышал, как Рэй тихо подпевал и это заставило Итана улыбнуться. После выпускного Райт больше не слышал пения Циммермана, если честно, это была настоящая услада для ушей. Голос был именно таким, каким Итан всегда его представлял: хриплый, вольный, низкий. Нужно было промолчать, но Итан не выдержал и все же сказал: — Ты так красиво поешь. — Спасибо, — смущенно ответил Рэй, при этом улыбаясь. — Знаешь, я все хотел спросить, а та песня… — Какая? — На выпускном. Ты ее написал для меня? — …Да. Я на самом деле думал, что ты не придешь, но когда я увидел тебя, то был так счастлив, — его глаза засветились. — Я не мог этого пропустить… Споешь мне ее как-нибудь еще раз? — Если хочешь, то хоть каждый день буду тебе петь и не только ее. — Я и мечтать о таком не мог… — мягко улыбнулся Итан. — Конечно хочу.       Солнце уже достаточно взошло и слепило лучами, Итан прислонился к стеклу и вдруг леса резко сменились просторной степью, горизонт был голый и ровный, глазу не за что было зацепиться, а песня все продолжала и продолжала играть. Райт открыл окно и высунулся, ветер бил в лицо и развевал черные пряди. Воздух был таким свежим и холодным, а в легких ежесекундно будто бы стало так много места, что Итан мог делать глубокие вздохи. Ладони трогали августовский ветер и он пролетал сквозь пальцы, как призрачная вуаль. Свобода. Долгожданная, несокрушимая, порывистая, невероятная, безусловная, совершенная внутренняя свобода!       Итан улыбался солнцу, улыбался миру, улыбался себе. Ему хотелось кричать, кричать от радости и плакать от счастья, что наконец-то он абсолютно свободен от себя прежнего и что больше никогда не вернется туда. Пусть он зацепился за Рэя, как за возможность уехать оттуда, пусть он до конца не знал, что чувствовал к нему: любил или нет. Главное — это ощущение собственной свободы. Теперь он дышал ей, теперь он мог ее потрогать.       Он перевел взгляд на Рэя, у того на шее болтался кулон. Кажется, это был тот самый кулон, который Итан ему подарил на новогодних каникулах? Да, это определенно тот самый, ибо Райт смог разглядеть гравировку. — Ты его носишь, — подметил Итан. — Ты про кулон? — Да. — Я его практически не снимаю, странно, что ты раньше не заметил. — Не обращал внимания. — Люблю его за гравировку, это так на тебя похоже. Ощущение, будто ты всегда рядом со мной. Единственное, я так и не понял, что значат цифры. — Я думал, ты догадаешься, — загадочно усмехнулся Итан. — Подскажи и я догадаюсь. — А что противоречит этой фразе?       Рэй на секунду замолчал, а взгляд стал серьезным, даже угрожающим и время остановилось. Все застыло. Дыхание, птицы, ветер и даже глаза моргать перестали. И только медленная музыка отражалась в пространстве. Итан не отводил пронзительного взгляда от губ Рэя, он ждал, когда те зашевелятся в ответе. Не томи. Пожалуйста, не томи, ведь секунды пролетают вечностью. — Люблю? Это значит, что я тебя люблю, — с замиранием произнес Рэй.       Сердце забилось, дыхание участилось и тяжелый ком подступил к горлу. Эти слова обожгли уши, проникли внутрь тела и перевернули там все, они отразились током и бледные пальцы задрожали. Это та самая фраза, которая имела объем, которую можно было вообразить и ощутить. Это что-то большее, люблю — это слишком мало. Это что-то настоящее, то, что невозможно объяснить символами, а значит реальное, которое заставляет трепетать, которое заставляет распадаться на частицы, которое оглушает и выбрасывает из мира.       Итан молчал, боясь развеять это сладостное настоящее в воздухе, он хотел, чтобы оно продолжало звонко играть у него в ушах. Эта фраза будто врезалась саднящей занозой прямо в сердце и она в момент окаменела, что теперь ее невозможно будет вынуть никогда. Наверное, все, что было, было только ради этого мига. Все страдания, все моменты на грани жизни и смерти только ради того, чтобы пропустить через себя заветное люблю.       И пусть, может, все пройденное этого на самом деле и не стоило, и пусть оно не изменит прожитого и, может, не повлияет на будущее, не наполнит его особым смыслом, но черт возьми, любовь и ощущение любви уж точно приукрашивает жизнь и делает ее насыщенной, позволяет ей дышать.       Глаза Итана заблестели, мурашки охватили тело и он, все также не спуская с лица улыбку, склонив голову к ветру, шепотом ответил: — И я тебя… Ненавижу.