***
Как и все предыдущие, это утро было серым и одиноким, зябким и ленивым, даже несмотря на то, что за окном во всю светило осеннее, такое редкое в это время года солнце. Собственно, сегодня день обещал быть совершенно бесполезным и грустным, хотя у Кима тот единственный «долгожданный» выходной. Ему бы выбраться из своей норы, прогуляться, подышать свежим воздухом и впитать в себя лучи солнца и чуть прохладный, свежий после дождя воздух. Но он не желал выходить на улицу. Не потому, что ему не нравилась погода или он так сильно устал за неделю, что хочет поваляться и отоспаться. Нет. Просто для него с недавних пор такие пешие прогулки по общественным местам или же посиделки в кофейне неподалеку были словно пыткой, они морально уничтожали его и угнетали ту последнюю надежду на его «долго и счастливо». Месяцем ранее Сокджин гулял везде и всюду со своим омегой, вытаскивал его после работы из дома и подолгу бродил с ним по тёмным улицам, грея его ладошку в своей и разговаривая обо всём и ни о чём одновременно. Пару-тройку недель назад он гулял уже один, заставлял себя, учился жить заново, старался спрятаться от внезапного одиночества в толпе людей, учился просыпаться и засыпать один. Неделю назад он умер. Морально скончался и сложил все свои попытки жить без любимого человека на самую дальнюю полку, на антресоль своей пострадавшей души. Неделю назад он увидел своего счастливого омегу на улице, что сжимал грубую ладонь высокого и мускулистого парня и чуть ли не подпрыгивая шёл навстречу Джину, даже не замечая его, щебеча и громко смеясь на всю улицу. Конечно, он его не заметил, это ведь Джин, гамма, ни цвета, ни запаха, серая, бесполезная масса, не достойная даже приветливого взгляда от бывшего парня. Так бывает лишь однажды, чтобы вот так, никого не замечая и ничего вокруг не слыша. Хосок, некогда его парень, милый и яркий, пахнущий чёртовой скошенной травой, нежный и нереально громкий, встретил истинного. Вот так все просто, он ушел от Джина к своему новому коллеге, имя которого Ким так и не запомнил. Так бывает и Сокджин знал, что рано или поздно это случится. Не мог Сокджин дать омеге то, что ему нужно, ни физически, ни, как оказалось, морально. Рядом с тем парнем Хосок сиял так ярко, как никогда с Джином, смеялся так громко, ластился так доверчиво. У Сокджина кошки на душе скребли, а на глазах слёзы проступали, когда он вспоминал о том, чего видеть не должен был, но ведь он сильный, переборол в себе желание впасть в депрессию. Джин закрылся, не просто дома, на два замка и цепочку, но и внутренне, он душу закрыл, зарёкся искать себе кого-то и начинать что-то, все одно: они найдут истинных. Конечно, можно было найти такого же гамму, возможно и бету, однако а) и тех, и других было «кот наплакал», б) от гаммы бете детей не заиметь и наоборот, без особой душевной связи, в) гамму себе искать Джин не хотел, из принципа. Но Сокджин семью хотел и дом, полный смеха и тепла, любви хотел искренней, без страха и сомнений, чтобы преданно и страстно. Он мечтатель, которому крылья к черту оторвали и показали, насколько он бесполезен и, как оказалось, жалок. В общем, на улицу он не хотел ни под каким предлогом, дом — милый дом, глупые сериалы по едва работающему старому телевизору, что любезно ему оставила хозяйка квартиры, и банка пива, та самая, что на чёрный день. Всего денёк пережить, а на следующий день уже на работу, чтобы забыться в шумной суете коллег и куче работы.***
— Пап, ты обещал, что сегодня мы съездим в торговый центр! Ты обещал мне, что мы купим мне синтезатор! Ты обещал! — громкие вопли темноволосого юнца раздавались по всему дому, эхом отдаваясь в комнатах на втором этаже. Утро только началось, а сорванец уже успел наделать шуму, нагрубить домработнику и испугать пушистого маленького котёнка, что пулей унёсся куда-то на второй этаж. В этом доме утро часто начиналось с требовательного крика мальчика, которому для счастья всегда чего-то не хватало. Хотя, не просто чего-то, а конкретно важных для него вещей. Нет, Юнги не был испорченным или избалованным папенькиным сынком, которому вечно нужно все, что не нужно будет в будущем в принципе. Просто он хотел синтезатор. И колонки хотел, и ноутбук, и ещё тучу всякого музыкального «хлама», как называл всё это Намджун. Его сын музыкант, в будущем, наверное даже успешный. Джун не был в этом уверен, хотя и сам замечал за сыном талант к сочинению. Ким отдал его в музыкальную школу, купил гитару, даже слушал каждый вечер незнакомые ему короткие мелодии, что наигрывал Юнги, весело улыбаясь и гордо заявляя: «Я сам написал». Пусть юный талант и тратил деньги отца, объясняя это тем, что сам ещё мал и не способен пойти работать, обещая все вернуть в будущем с процентами, Намджун был совсем не против, хоть и старался не баловать мальчика. Если бы не маленький сын, он вряд ли пережил бы потерю истинного и вряд ли продолжил бы работать. Юнги был мотивацией, стал для Джуна всем, буквально заставил его жить. Юн шёл за мечтой, которая чудом теплилась у него в мыслях и сердце, а Намджун шёл следом, не смел ему препятствовать, в конце концов, после смерти мужа, папы Юнги, нужно было отвлекать мальчика на что-то полезное и интересное. Так они взаимно поддерживали друг в друге тепло, не давая впасть в депрессию из-за отсутствия в жизни чего-то важного. — Раз обещал, значит отвезу, но сначала заедем в офис, у меня нет выходных, ты же знаешь, — в растянутых пижамных штанах, заспанный и помятый, шаркая мягкими тапочками, со второго этажа спустился мужчина, лениво обводя взглядом полностью собранного и недовольного сына, показушно бодро стучавшего ногой по паркету. Откуда в нём столько энергии утром? Намджун искренне поражался и немного завидовал. Уже в 36 лет он выглядел уставшим и в край заёбанным, осунувшееся лицо украшали морщинки в уголках глаз и щетина, которую мужчина едва успевал сбривать. И речи не шло о какой-либо энергии, он работал засыпая на ходу от усталости, а засыпал все ещё с мыслями о работе и делах. После смерти мужа все стало сложнее, спокойного сна в жизни мужчины явно не хватало, однако сейчас он почти привык, забываясь в воспитании сына и урабатываясь до состояния овоща, лишив себя всех выходных. — Если мы поедем в офис, то там до вечера застрянем, я тебя знаю. Разреши съездить одному, пап, — юный омега сложил руки на груди и недовольно сморщил нос, уже представляя себе это «увлекательнейшее» воскресенье в сером офисе. — Или найди кого-нибудь, кто со мной съездит. — Тебе легко сказать: «Найди». Юн, ты омега, не забывай об этом, у тебя не постоянный цикл течек, кругом полно похотливых альф, которые могут сцапать и… Юнги, нет, мы об этом говорили, — Намджун, если честно, уже устал бороться с сыном, ему всего 15, он только созрел и его сущность только-только дала о себе знать, но Юнги отказывался понимать отца и просил свободы, хоть какой-нибудь самостоятельности. — Это похвально, что ты у меня такой самостоятельный, но отпустить одного — нет, с кем-нибудь из охраны — нет, там же одни альфы. Омег-подчинённых у нас с тобой нет, придётся потерпеть. — Тогда найди гамму или бету, уж такой человек точно не набросится на маленького и беззащитного меня, ну и убережёт от всяких придурков, — фыркнув, Юнги двинулся следом за отцом, который уже сидел на кухне и делал первый глоток кофе, сваренного домработником. — Вообще, сам виноват, что в доме работают одни альфы. — Ты знаешь, что я не выношу омег. Ты — исключение. А гаммы не шибко хотят работать в охране. Про бет вообще молчу, — Джун практически каждый день напоминал своему непутевому сыну о простейших вещах, уже привыкнув объяснять ему последствия сущности омеги и прочие мелочи. Мужчина безумно любил своего сына и меньше всего ему хотелось, чтобы тот в свои пятнадцать угодил в лапы какого-нибудь… А не дай бог он истинного найдёт, так рано. Нет, он бы не позволил сыну разгуливать в компании охранников, которые нет-нет, да и люди, а течный маленький, слабый омега любому крышу снесет. — Давай так, мы едем в офис, там я среди сотрудников пытаюсь найти кого-то подходящего и нанимаю тебе в личные няньки, то есть, охрану или кого-нибудь ещё, просто чтобы присматривал. С ним ты и отправишься в магазин, до вечера, обещаю, успеешь. Юнги ничего не оставалось, как согласиться с отцом, все-таки, доставлять проблем он не хотел. Мальчик знал, как устает отец и был благодарен за то, что тот не опускал руки и постоянно возился с ним. Отца он любил, даже сильнее папы, потому что реже его видел, да и ругал Джун его не так часто, как Ёнсок. Хотя, Юн безумно скучал по ворчанию и серьёзности папы. Мальчик старался не унывать, он понимал, что сейчас для отца нет ничего, что могло бы заставлять его вставать по утрам, кроме самого Юнги, поэтому, несмотря на свой капризный характер, Юн соглашался с отцом и старался приходить к соглашению. Он резко повзрослел после потери папы, и для Намджуна это не осталось не замеченным, Джун гордился тем, что его мальчик рос сильным, с характером и острым умом, с тягой к музыке, прямо как Ёнсок.