Гостья из прошлого. Часть 2

— Мамочка! Голос Гвен звенел нетерпением, и Алин распахнула глаза, судорожно пытаясь понять, где она находится. Она резко села, отчего затылок пронзила острая боль, и ведьма, широко распахнув глаза, огляделась. Осознание того, где она, а главное с кем, накрыло девушку удушающей волной. Картины произошедшего ночью замелькали перед Алин сумасшедшим хороводом, отчего нежные щеки залились румянцем. — Привет, кошечка, — лениво проговорил Элайджа, разглядывая сидящую на мятых простынях жену. Тонкий плед, прежде укрывающий ведьму, сполз до талии, предоставляя вампиру прекрасный вид на налитые женские груди. Майклсон потянулся было к нежным полушариям, но в этот момент дверь скрипнула, и на пороге спальни появилась Гвен. Алин вихрем нырнула под плед, укрываясь с головой, и вампир не мог сдержать улыбки, когда она прижалась к нему всем телом, думая, что так их дочь не заметит того, что отец в постели не один. — Ты не спишь, папочка? — сдвинула тонкие бровки Гвендолин, не сводя с вампира сонных синих глазок. — Уже нет, детка, — спокойно отозвался Элайджа, пока его рука под пледом прошлась по узкой спине, спускаясь на округлую ягодицу. Алин попыталась его ущипнуть, но вампир перехватил ее запястье, прижимая к своему торсу. — А где мама? — продолжила Гвен, делая еще шаг к постели. В этот момент она увидела выглядывающую из-под пледа изящную ступню, и на ее маленьком личике появилась хитрая улыбка. Элайджа поднес к губам указательный палец, призывая дочь к молчанию, и та быстро закивала, едва сдерживая смех. — Мама осталась у тети Кэролайн, — проговорил вампир, не сводя взгляда с довольной дочери, — она немного устала и расстроена из-за твоего побега, детка. Ты ведь сожалеешь о том, что сделала? — Очень, папочка, — наигранно виновато протянула Гвен, усаживаясь на краешек кровати, — если бы мамочка была здесь, я бы попросила у нее прощения, и поцеловала. А ты? — Я бы тоже расцеловал твою маму, Гвендолин, — усмехнулся Элайджа, чувствуя, как Алин, недовольно сопит, пытаясь незаметно отодвинуться от вампира, который не позволял ей это сделать, удерживая рукой, — но у нас еще будет время. А сейчас тебе нужно умыться и почистить зубки. — Хорошо, папочка, — улыбнулась Гвен, — а что мне надеть? Вся одежда, которая лежит в моем шкафу, мне уже мала! — Значит, сегодня мы с тобой займемся обновлением твоего гардероба, любовь моя, — пообещал Элайджа, — а сейчас — иди в ванную комнату. Гвендолин кивнула, и, бросив последний веселый взгляд на тонкую ступню матери, выбежала из комнаты, закрывая за собой дверь. Как только дочь исчезла за порогом, Элайджа уже не мог сдержать смех, а Алин скинула с себя плед, пытаясь высвободиться из удерживающих ее мужских рук. — И зачем ты спряталась, кошечка? — нежно проговорил Майклсон, целуя длинную шейку. — Потому, что Гвендолин ни к чему видеть то, как ты воспользовался состоянием ее матери и склонил ее к… — Вот тут я бы поспорил, Алин, — нахмурил брови Элайджа, разворачивая к себе упирающуюся ведьму, — ты хотела оказаться со мной в постели не меньше, чем я с тобой. — Ты спровоцировал меня! — сузила раскосые глаза девушка, — мы не должны были этого делать! — Да почему, черт возьми?! Алин ничего не ответила, лишь надула свои губки, упираясь ладонями в мужскую грудь. Вампир, преодолевая ее сопротивление, склонился к недовольному лицу, пытаясь поцеловать хмурую ведьму, но Алин увернулась, не позволяя ему коснуться своих губ. Несколько секунд Элайджа изучал ее лицо, будто пытаясь отыскать что-то понятое только ему одному, после чего, он резко разжал руки, почти отталкивая от себя жену, и поднялся с постели. — Знаешь что, кошечка, — процедил он дрожащим от ярости голосом, — с меня хватит. Я сыт по горло твоими капризами, Алин! Ты можешь и дальше продолжать обвинять меня во всех смертных грехах, выставляя напоказ свое оскорбленное достоинство, но я участвовать в этом больше не намерен. Хочешь развода? Ты его получишь! Но только на моих условиях! Договорив, он натянул на себя брюки, сорочку, и вихрем покинул комнату, оставляя ошеломленную его словами жену в одиночестве. Оказавшись в гостиной, Элайджа подошел к старинному буфету, и, распахнув дверцы, достал початую бутылку бурбона. Он сделал глубокий глоток прямо из горлышка, и только после этого вампиру удалось перевести дыхание, успокаиваясь. — Что случилось, папочка? — осторожно проговорила появившаяся в комнате Гвендолин, рассматривая отца настороженным взглядом, — вы опять поссорились с мамой? — Твоя мама никого не слышит кроме себя самой, — в сердцах отозвался Майклсон, поворачиваясь к дочери, — прости, милая, но это выше моих сил. — Значит, мы уедем? — задрожали маленькие губки Гвен. — Ни за что на свете, любовь моя, — мгновенно оказался рядом с девочкой Элайджа, подхватывая ее на руки, — ты останешься со мной. — А мама? — насупилась Гвендолин. — Если хочет, может уезжать. Держать ее я больше не буду. — Значит, ты правда разлюбил ее? — обвиняющим тоном проговорила Гвен, хмуря тонкие бровки. — Это она, похоже, разлюбила меня, милая, — хмыкнул Элайджа, касаясь нежной щечки, — но мы оба обожаем тебя, Гвендолин. И мы будем с тобой рядом. — Я хочу, чтобы мы были все вместе! Здесь! На детском личике отразилась боль, и синие глаза наполнились слезами, заставляя вампира стиснуть зубы от собственной беспомощности. Но он сделал все, что мог. Всеми силами пытался сохранить их брак, вымаливал прощение у своей упрямой жены за то, чего даже не помнил, доказывал ей свою любовь прошедшей ночью. И Элайдже казалось, что она поверила. Вот только Алин, судя по всему, было мало его унижений, и свое уязвленное самолюбие она ставила выше их счастья. Упрямая гордая дурочка! Майклсон стиснул зубы, призывая на помощь всю свою выдержку. Его любовь к жене никуда не делась, и ему было больно от того, что она хочет от него уйти, но и терпеть ее бесконечные упреки вперемешку с ледяным равнодушием он больше не мог. В этот момент дверь спальни тихо скрипнула, и Элайджа, удерживая на руках шмыгающую носом дочь, повернулся на звук. На пороге комнаты стояла Алин, нерешительно кусая свои пухлые губки. — Элайджа, я… — Мы обсудим все позже, — прервал ее вампир, скользя по бледному лицу холодным взглядом, — Давина и Кол вернуться только через неделю. Надеюсь, ты сможешь потерпеть мое общество это непродолжительное время. Алин вздрогнула от сказанных ледяным голосом слов, но через секунду она подняла на мужа свои раскосые глаза, скользя взглядом по покрасневшему личику дочери. — Нам нечего обсуждать, кроме того, с кем останется Гвендолин, — проговорила она, стиснув зубы, — и исходя из последних событий, выбор нашей дочери очевиден. Алин замолчала, судорожно сглатывая. Она хотела сказать что-то еще, но вместо этого резко повернулась и скрылась за дверью спальни. Ведьма слышала, как Гвен что-то говорила отцу, и тот отвечал ей тихим голосом, шум их шагов на кухню, свист закипающего чайника. Все эти звуки их неторопливого быта слились для нее в один непрекращающийся гомон, разрывающий на части голову. Алин опустилась на пол, подтянув к себе колени. Ей хотелось плакать, но слезы не шли. Она получила то, что хотела. Только почему-то вместо облегчения и радости, ведьма чувствовала лишь боль.