Гостья из прошлого. Часть 2

— Еще бурбона? Деймон оглядел сидящих в его гостиной Майклсонов, и его губы скривились в горькой усмешке. Давина больше часа назад заперлась с так и не пришедшей в себя Алин в его спальне, и до сих пор из комнаты не донеслось ни единого звука, кроме монотонного шепота колдуньи, творящей заклинания над телом беременной ведьмы. Все это время братья Майклсоны в абсолютном молчании уничтожали запасы его бурбона, не поднимая взгляд на Сальваторе, которому все происходящее казалось каким-то странным спектаклем, в котором он участвовал совершенно против воли. Шагнув к бару, Деймон наполнил свой рокс, краем глаза отмечая, как Майклсона, не сговариваясь, подняли вверх пустые бокалы. Закатив глаза, вампир направился к низкому дивану, прихватив с собой бутылку. Разлив бурбон, он прочистил горло и тихо проговорил: — А где Ребекка? Элайджа поднял на Деймона тяжелый взгляд, и несколько минут темные глаза не отрывались от лица вампира, будто что-то выискивая. Сальваторе смотрел на Первородного, не отводя взора, и на мгновение ему показалось, что на лице Майклсона мелькнула тень улыбки. — Она с Кэролайн и девочками, — хриплым после долгого молчания голосом наконец ответил он, и одним глотком осушил бокал. Не говоря ни слова, Деймон вновь наполнил опустевший рокс и Элайджа сдержано кивнул, в то время как Кол вскочил с дивана, и быстро заходил по комнате, качая головой. — Что это с ним? — расширил глаза Сальваторе, наблюдая за мечущимся древним вампиром. — Слишком долго, — мрачно отозвался Клаус, переводя взгляд на Элайджу, лицо которого просто окаменело, — это может быть опасно не только для Алин, но и для Давины… Деймон хотел что-то сказать в ответ, но в этот момент из спальни донесся слабый женский стон, а после громкий детский крик. Вампир не успел и глазом моргнуть, как Майклсоны оказались у двери его комнаты, не решаясь войти. — Давина, — очень тихо позвал любимую Кол, и братья замерли, ожидая ответа колдуньи. Кажется, прошла целая вечность, прежде чем она открыла дверь, устало опираясь на косяк. В руках у Давины был маленький сверток, и Элайджа застыл на месте, не отводя взгляда от крошечного личика. — Мальчик, — едва слышно проговорила Давина, и покачнулась. С ней рядом мгновенно оказался Кол, придерживая обессиленную девушку за талию, а Клаус предельно аккуратно забрал у колдуньи обернутого в белую простынь младенца и повернулся к старшему брату. — Иди к ней, — прошептал он, и Элайджа, бросив последний взгляд на сына, который разглядывал окружающий мир мутными глазками, устремился к постели, на которой лежала бледная Алин, кутаясь в покрывало. Раскосые глаза были мутными от слез, и вампир осторожно опустился на край постели, не сводя с жены пристального взгляда. — Как ты, кошечка? — хрипло проговорил он, едва сдерживая дрожь в голосе. — Немного устала, — очень тихо ответила ему ведьма, пытаясь улыбнуться, — твой сын порядком нас вымотал, прежде чем появится на свет. Не удивлюсь, если он будет первородным вампиром… — Что мне сделать, чтобы тебе стало лучше? — склонился над лицом любимой Элайджа, касаясь кончиками пальцев бледного лица, — я сделаю все, что угодно, Алин. — Тогда поцелуй меня, — щурится ведьма, прикусывая нижнюю губу, и глаза вампира вспыхивают. Майклсон на пару секунд забывает, где находится, перестает дышать. Он видит только раскосые глаза, сияющие нежностью, и Элайджа целует жену, без слов выражая ту тысячу слов любви и благодарности, что он хочет сказать. И скажет. Но немного позже. Вампир мягко отстраняется от Алин, и укладывает смоляную голову на подушку, напоследок касаясь губами маленького носика. — Тебе нужно отдохнуть, моя кошечка, — твердо говорит он, не обращая внимания на то, что ведьма недовольно хмурит брови, — я буду с тобой. Он сжимает тонкие пальцы, не сводя глаз с лица жены, которое постепенно разглаживается. Алин слабо улыбается и опускает веки, почти мгновенно погружаясь в сон, пока Элайджа держит ее за руку, охраняя покой своей любимой ведьмы. Когда дыхание жены становится ровным, вампир осторожно выпускает из своей ладони тонкие пальцы, и напоследок обводя полным любви взглядом хрупкое женское тело, тихо выходит из комнаты, прикрывая за собой дверь. У него есть еще одно важное дело, и Элайджа устремляется в гостиную, где его сын знакомится со своей семьей. Клаус укачивает маленький сверток, нежно разглядывая крошечное личико, когда старший брат оказывается с ним рядом, протягивая руки. Не говоря ни слова, гибрид передает Элайдже новорожденного, и тот предельно аккуратно принимает из рук брата сына, который смотрит на него темными глазками, приоткрывая маленький ротик. — Привет, — только и может сказать Элайджа, прижимая к груди укутанного простыней малыша. На некоторое время в гостиной воцаряется молчание, пока отец и сын изучают другу друга одинаковыми карими глазами, прежде чем с грохотом распахивается входная дверь, и в комнату врывается Ребекка, едва удерживая на руках, извивающуюся от нетерпения Гвен, которая сразу же спрыгивает на пол, и бежит к отцу. — Это мой братик, папочка? — расширяет она свои синие глазки и Элайджа только кивает, не в силах сказать и слова. Счастье, что он испытывает в этот миг кажется настолько полным, что он прикусывает губу, сдерживаясь, когда лицо Гвендолин становится размытым. — А где мама? — Она спит, — вместо отца отвечает ей Деймон, и Гвен поворачивается в сторону Сальваторе, поднимая на него заинтересованный взгляд. — Это ты спас мамочку? — Я лишь немного ей помог, — с улыбкой отвечает вампир, щуря глаза, — Алин будет отдыхать несколько часов, может, хочешь горячий шоколад, синеглазка? — Ты — хороший, — уверенно заключает Гвендолин и переводит глаза на Ребекку, которая прикрывает тонкой ладонью рот, сдерживая смех, наблюдая за происходящим. — Почему ты смеешься, тетя? — сводит бровки Гвен. — Потому что я счастлива, детка, — отзывается та, и делает шаг в сторону Элайджи, — можно? Вампир кивает, и аккуратно передает сестре белый сверток, пока Гвендолин прыгает рядом, пытаясь рассмотреть крошечное личико. Элайджа подхватывает дочь на руки, и она сразу же заглядывает под тонкую простынь, заворожено изучая спящего мальчика. — Он такой маленький…- наконец выдает она, и вампир тихо смеется, качая головой. — Хоуп тоже самое сказала про тебя, — говорит он, и Гвен недоверчиво щурится. — Но теперь я — большая. Правда, папочка? А можно мне увидеть маму? Я не буду ее будить. Элайджа серьезно кивает, после чего целует румяную щечку и опускает дочь на пол, поднимая вопросительный взгляд на Ребекку. Сестра улыбается, и, удерживая одно рукой племянника, протягивает ладонь Гвендолин. — Я провожу тебя. И, за одно, уложу твоего братика. Ему тоже нужно немного поспать. Они идут в спальню, и Элайджа провожает сестру и дочь взглядом, пока дверь за ними не захлопывается. В этот миг братья окружают его, хлопая по плечам, шумно поздравляя, и через мгновение они оказываются у бара, где Деймон уже разливает по бокалам коллекционный бурбон. Майклсоны воодушевленно реагируют на столько благородный напиток, кивая Сальваторе, Элайджа же не говорит ни слова, только пристально смотрит на хозяина дома, который стойко выдерживает его взгляд. Новоиспеченный отец делает еще шаг и под недоверчивыми взорами братьев протягивает Деймону руку. Сальваторе картинно кривит губы, но синие глаза, в которых отражается буря самых разных эмоций, с головой выдают вампира, который пытается казаться невозмутимым, пожимая протянутую Первородным ладонь. — Спасибо, — просто говорит Элайджа, и Деймон только кивает. В этом коротком слове так много всего, что на мгновение в комнате воцаряется полная тишина, которую нарушает голос Кола. — Отличный бурбон, Сальваторе! — Лучший, — закатывает глаза Деймон, — и я бы никогда не подумал, что буду распивать его в своем доме с семейством Первородных, да еще и по такому поводу. До чего я докатился! И Майклсоны смеются над его шуткой, со звоном сводя бокалы.