***
— Свитс, что ты творишь? — крик агента был слышен за плотно закрытой дверью допросной и Пелант не смог сдержать улыбку. — Ты с ума сошел? — Ты представляешь, какая эта сенсация! — отвечал ему Свитс и в голосе его слышался восторг. — Да к черту сенсацию, это чудовище загубило столько невинных жизней, а ты хочешь, чтобы он с уютом расположился в отдельной камере? И он еще ставит условия! — Бут, давай обсудим это позже? — уже тише спросил Лэнс и дальнейший их диалог стал не слышен. Прошло совсем немного времени, прежде чем агент Бут ворвался в комнату, в глазах его горел огонь. — Я бы задушил тебя собственными руками, ты, чертов ублюдок, — сказал он ему, перегибаясь через стол и буквально шипя в лицо заключенному. — Но ты не можешь этого сделать, потому что я сдался сам и потому, что тебе бы не позволило этого бюро, — спокойно сказал Пелант с легкой улыбкой, не сделав ни единого движения, чтобы отклониться от близко расположенного лица федерала, ноздри которого раздувались с такой яростью, что воздухом, который он вдыхал и выдыхал можно было с легкостью гнать небольшой фрегат. — Ты — мой, учти это, — угрожающе заявил мужчина и, громко хлопнув дверью, вылетел из комнаты, едва не сбив с ног как раз входящего в помещение психолога, который с удивлением и осуждением взглянул в спину удаляющегося друга.***
POV Пелант Мне была выделена, естественно, не самая комфортабельная камера. Простой пол, с кинутой на него не то циновкой, не то просто половой тряпкой; койка, стол с парой стульев (на случай посетителя) и… туалет с раковиной в углу, милостиво отгороженные драной шторкой, которая раньше, видимо, висела в чьей-то не менее пугающей ванной. Что ж, я испытывал в своей жизни лишения, не такие, конечно, но и к этому можно привыкнуть. Я все равно здесь не собирался задерживаться. Первым моим посетителем, к моему разочарованию, оказался агент Бут. Он в один прекрасный (честно говоря, довольно скучный) день просто зашел ко мне, яростно захлопнув железную дверь, и долго стоял, глядя на меня злым взглядом. Наверно, таким образом желал проделать в моей голове дырку. Сомнительное мероприятие, даже такому дубиноголовому, как он, должно было быть это понятным. Я уж подумал, что этим все и закончится, но он просто набросился на меня, сдергивая со стула и швыряя на пол. Я, наверно, все же ожидал этого. — Ты… — он аж задыхался в своей ярости, — как ты посмел приблизиться к ней?.. Вопрос был, мягко говоря, расплывчатым, но, если немного подумать, в такую ярость его могло привести только моё краткое взаимодействие с его семьёй. Она… Дочь я его не трогал, значит, вывод напрашивался сам. Он явно имеет в виду мой с доктором Бреннан поцелуй. Ах, какая горячая преданность, какая очаровательная честность и желание быть лучше, чем есть. Но отвечать я не собирался. Агент сейчас пытался вывести меня из равновесия, не учел только один фактор. Я сейчас и был — равновесием. Поэтому я остался на полу, в полусидячем положении, опираясь на предплечье левой руки. Моё спокойное молчание только больше его распаляло, и он схватил меня за горловину тюремного наряда, поднимая к себе. — Что ты молчишь, ублюдок? — дышал он мне в лицо. — Какая ограниченная синонимами речь, — я просто не смог сдержаться. Он ведь напрашивался. Видимо, он решил, что я тоже, и с силой швырнул меня в стену. Я снова оказался на полу, плечо болело от удара о камень. Но боль была терпимой. Как бы мне ни хотелось довести агента до невменяемости, я понимал, что только сам пострадаю, а инвалидом мне становиться не хотелось, поэтому я сохранял молчание. Верным это решение было или нет, но я точно знал, что если буду говорить, будет хуже, примером этому уже послужила моя короткая реплика. А пока же Бут, зверея от моего молчания, в очередной раз вздернул меня вверх, прижимая своим весом к стене так, что моя щека, казалось, вплавится в камень, надави он еще чуть сильнее. Каменная кладка больно впивалась в кожу, но я молчал. Он, наверно, хотел меня спровоцировать, но пришло моё долгожданное спасение в лице доктора Свитса.***
— Бут! Что ты делаешь? — закричал психолог, подбегая к другу и пытаясь отнять его от заключенного. — Он посмел… — ярость всё еще застилала разум мужчины. — Бут, я знаю, — спокойно глядя другу в глаза, сказал Лэнс, — всё позади. Федерал тяжело вздохнул и, последний раз вдавив покорное тело в стену, вышел из камеры, всем своим видом давая понять, что эта встреча — не последняя. Пелант, казалось, еле держался на ногах, пытаясь опереться на стену. Лэнс тут же, со всем своим человеколюбием, подставил плечо Кристоферу и помог добраться до стула. Первый контакт пронзил внутренности заключенного сладостной истомой, и он намеренно еще некоторое время держался за Свитса, пока это не стало казаться странным. Тогда он убрал руку с его талии и прижал ладонь к болевшей стороне лица. — Позвать врача? — поинтересовался психолог, пытаясь рассмотреть повреждение. — Нет, — качнул головой Пелант, — всего лишь царапина. — Хорошо, ладно. Прежде, чем мы начнем, у меня есть к тебе пара вопросов, — спокойно начал Свитс, садясь напротив заключенного. — Всё что угодно, доктор Свитс, — со своей дежурной, одновременно хитрой и невинной улыбкой, сказал Пелант. Лэнс нахмурился, удивляясь такой сговорчивости. — Зачем тебе нужна была ДНК агента Бута? — он спрашивал прямо, не боясь, что их подслушивают, поскольку это входило в небольшой список условий Кристофера при сдаче с поличными, а сейчас Лэнсу это было даже на руку. — Уловка, — просто сказал собеседник. — Какая еще уловка? — не понял Свитс. — Чтобы… — Пелант внезапно смутился, замолчав, и это выглядело, честно говоря, потрясающе и завораживающе. — Я хотел… Свитс, выпучив глаза, ждал окончание фразы, и он уже чувствовал, что оно будет грандиозным. — Я искал повод… — Мистер Пелант, — нетерпеливо подгонял психолог. — Просто скажи и всё. Нас никто не подслушивает, благодаря твоей… просьбе. — Мне нужно было твоё внимание. Свитс поперхнулся воздухом, ему показалось, что глаза вот-вот выкатятся. Он встал со стула и, повернувшись к заключенному спиной, прижал ладони к затылку, чувствуя, как мозг просится наружу. Он несколько раз тяжело втянул носом воздух и выдохнул через рот, пытаясь хоть немного успокоить разбушевавшиеся чувства. Он ожидал чего угодно, но не такого признания. — Ты, доктор Свитс, вероятно, меня неправильно понял, — спокойно сказал Пелант, неимоверным усилием пытаясь оставаться спокойным. — Да-а? — поворачиваясь, протянул с интересом психолог, — объясни же тогда мне. — Я хотел, чтобы ты стал мне другом, — объяснил Пелант, видя, как воздух у Лэнса опять пошел не тем горлом и тот тяжело рухнул на стул. — Открою тебе один секрет, — сказал Свитс, опустив голову и усиленно рассматривая свой блокнот, — не с того начинается дружба. Пелант в ответ долго смотрел на подставленную обозрению макушку психолога, но тот так и не поднял головы. — Открою тебе один секрет, доктор Свитс, — передразнил он, надеясь, что тот все же посмотрит на него, и не ошибся. В глазах собеседника промелькнул интерес. — Ты — один из двух человек, кому я позволяю так со мной разговаривать… Без последствий. — Мне теперь гордиться? — поднял бровь психолог, немного придя в себя. Кристофер недовольно сощурился, но продолжил: — …Но, первый так со мной сам не разговаривает, в силу того, что в принципе имеет иную манеру вести беседу… — Да, я понимаю, — нетерпеливо вздохнул Свитс, пытаясь понять, к чему ведет компьютерный гений. — К чему ты клонишь? Пелант не спешил отвечать, а Лэнс не спешил узнать ответ, поэтому, когда молчание стало уже длиннее, чем того позволяли приличия, он просто открыл свой блокнот и начал то, зачем пришел.***
Их встречи, если это можно было так назвать, длились примерно месяца два, пока Лэнс приходил к заключенному в своё свободное время. Они разговаривали, Кристофер рассказывал о своей жизни, стараясь одновременно поведать как можно больше, но и не раскрывать некоторые неприятные детали. Пелант хотел растянуть повествование настолько долго, насколько это было возможно. Лэнс появлялся примерно три раза в неделю, всегда в разные дни, иногда подряд, иногда через день и каждый раз Пелант ждал этого с нетерпением. Он не выказывал психологу своей симпатии, стараясь завоевать хотя бы его дружеское расположение и ему показалось, что он в этом преуспевает. Они вели беседу не только о жизни гения, но иногда цепляли отдельные моменты жизни Свитса, что сильно радовало заключенного. Это же верный путь к победе — когда собеседник сам раскрывается, добровольно. И Пелант ликовал. Но были и печальные моменты, избежать которых он пока не имел возможности. К нему с неослабевающей частотой заглядывал агент Бут и неизменно швырял в лицо фотографиями расчлененных жертв, вынуждая признавать свою причастность к их смерти. Пелант же признаваться ни в чем не планировал и, мельком глядя на снимки, либо едва заметно улыбался уголками губ, либо вообще не обращал на них внимания и каждый раз давал один и тот же ответ: «Впервые вижу» или «Какой ужас, кто же мог над ними так надругаться?!», сопровождая свои реплики невинным выражением лица, по которому нередко получал от того же федерала. Но, пока его цель не была достигнута, Кристоферу приходилось все это терпеливо переносить. Ещё несколько неприятных инцидентов произошли у него с другими заключенными, с которыми ему приходилось делить трапезу в столовой и прогулки. Если еду ему никто не собирался таскать в камеру (в которой, кстати говоря, он был один. Ну хоть тут ему пошли навстречу), то насчет прогулок уже позаботился Бут. Из этих инцидентов Пелант нередко выходил с обширными гематомами и едва ли не переломами, и даже это он переносил стойко, конечно же, поклявшись, как только выйдет, взорвать к чертям собачьим эту чертову дыру, называемую федеральной тюрьмой. Впервые, увидев разбитое лицо своего «подопечного», Свитс, конечно же был в ужасе и негодовании. Он потребовал, чтобы Пеланта отвели в лазарет и осмотрели. Было сложно, но своего он добился, при этом переругавшись с Бутом и самую малость с начальством, грозясь уволиться. Но, специалиста такого уровня и с его опытом, терять никто не хотел, поэтому пришлось пойти у него на поводу. С тех пор Кристофер мог хотя бы выбирать, идти ему на прогулку с остальными или сидеть в камере. Конечно, он избрал второй вариант, поскольку нагуляться на воле еще успеет, нужно лишь потерпеть еще немного. История его жизни для книги Свитса подходила к концу. — Ну что, Кристофер, — теперь Лэнс всегда обращался к нему исключительно по имени. — Сегодня, я боюсь, у нас с тобой состоится последняя беседа. — Я понимаю, — глухо отозвался Пелант, наблюдая, как собеседник делает пометки в своем пухлом, исписанном заметками, блокноте. — От себя скажу, что условия твоего содержания останутся прежними, но гулять тебе я все же ходить советую, а то без солнечного света ты тут быстро загнешься, — посоветовал психолог. — Ты больше не будешь приходить? — не обращая внимания на рекомендацию, спросил мужчина. — Ээ, — Свитс растерялся, не зная, что ответить. — Я… постараюсь найти на это время. Сейчас у меня есть официальная возможность посещать тебя, но в остальное время… прости, как получится. — Хорошо, — сказал Пелант. Два с лишним месяца он угробил на это, сидя тут и подвергаясь постоянным избиениям и терпеливо всё перенося. А теперь… в душе он уже понял, что его план провалился.