С теми, кого любишь

«Рано или поздно всё станет понятно, всё станет на свои места и выстроится в единую красивую схему, как кружева. Станет понятно, зачем всё было нужно, потому что всё будет правильно". Льюис Кэрролл «Счастье — это делать то, что любишь, с теми, кого любишь». «Ночь в музее» *** Теперь уже чёрт знает, с чего вся эта катавасия началась. Может быть, с того, что Ларри, придя в себя, посмотрел на лежащего рядом Акменра — голова запрокинута, дыхание ещё неровное, на полуоткрытых губах лёгкая улыбка — и, повинуясь внезапному эмоциональному порыву, спросил: — Слушай, Ак... а скажи: может, ты бы ещё чего-нибудь хотел?.. Или с того, что через какое-то время Акменра, приподняв голову, хитро посмотрел на него и ответил: — Знаешь, если честно — хотел бы хоть раз в обычной человеческой кровати полежать. А то четыре тысячи лет уже — то саркофаг этот злосчастный, то вот диван здешний... Кстати, ты уже знаешь, что вот тут, у стенки, пружина всё время колет... м-м-м... в поясницу? Или с того, что Ларри, не дослушав про поясницу и пружину, скатился с вышеупомянутого дивана и кинулся к шкафчикам, чтобы достать оттуда одежду — в том числе запасную: — Тогда одевайся быстрей, времени совсем мало осталось! Хотя ночь ещё только-только началась. Или с того, как они ловили такси напротив музея, и таксист подозрительно косился в зеркало заднего вида на забавную парочку: взлохмаченного синеглазого мужика с сумкой и смуглого парня в джинсах явно не по размеру. Или с того, как Ларри только с пятого раза попал ключом в замок собственной двери, попутно радуясь, что вчера днём так удачно наконец сменил постельное бельё. Или с того, как они вдвоём ввалились в квартиру, даже не зажигая свет в прихожей, и начали обниматься ещё там, и Ларри чертыхался, натыкаясь на мебель, а Акменра, смеясь, пытался стянуть с себя великоватые джинсы, не расстёгивая. Или, может быть, с того, что в итоге они всё-таки оказались в кровати, и Ларри даже успел сказать: «Вот тебе, прошу, настоящая человеческая постель, лежи на здоровье». Но ясное дело, никто не собирался просто лежать, а потом оба заснули — разом, как по команде. И напрочь забыли про будильник. Проснулся Ларри от того, что в комнате было очень светло. Он открыл глаза и какое-то время переваривал увиденное: в не зашторенные с вечера окна вовсю лился солнечный свет, на часах было двадцать минут пополудни, а рядом в постели негромко посапывал Акменра. Настоящий. Тёплый. Живой. — Ак! — заорал Ларри, словно ошпаренный. — Ак, вставай! — Ы? — с подушки нехотя приподнялась лохматая голова. — Ты чего так орёшь, это... Хранитель Бруклина? — Во-первых, мы проспали! — начал свою тираду Ларри. — А во-вторых... Но Акменра сам уже всё понял про «во-вторых». И с огромным удивлением разглядывал при солнечном свете собственные руки. Настоящие, живые руки. — Осирис знает, что творится, — пробормотал он. — Ларри, эй... Хранитель Бруклина... ты слышишь? Давай-ка... потрогай меня. Ларри? — Ак, если я тебя сейчас потрогаю — такого, какой ты есть, живого, днём, в кровати — мы рискуем вообще никуда не успеть. А нам, судя по всему, нужно что-то предпринимать срочно. И так как голова у тебя тоже вполне живая и, надеюсь, функционирует — то давай, думай этой самой головой: что могло произойти? Потому что лично я ничего не понимаю. А тебе, как владельцу скрижали... — Скрижаль, — спохватился Акменра. — Она же у нас с собой! И мы должны были вернуться в музей до рассвета, как всегда, когда гуляли. А если я сейчас днём живой, то получается, они все... тоже? — Вот именно! Вставай, Ак, поехали скорей: ты представляешь, что сейчас там творится? В музее действительно творилось чёрт знает что. Первое, что заметили Акменра и Ларри, когда выскочили из такси — это хвост очереди за билетами. — Что это здесь нынче такой ажиотаж? — Ларри подошёл к очереди, изо всех сил пытаясь сохранять невозмутимый вид. Акменра молча стоял у него за плечом. — Так ночная программа, эта, с оживающими экспонатами, теперь и днём идёт, — пояснил мужчина средних лет, держащий за руку мальчика дошкольного возраста. — Мне друзья позвонили, они были сегодня утром здесь с детишками. А там с утра уже все живые! Меня сын всё упрашивал ночью сходить. А ночью, мне кажется, с ребёнком как-то несподручно, и так хорошо, что теперь и днём есть возможность! — А меня тоже ночью всё мама не пускала, — влезла в разговор бойкая рыжеволосая девица лет семнадцати-восемнадцати. За её спиной виднелись две подружки-ровесницы. — И вот их не пускали тоже, — она мотнула головой, указывая на подружек. — Всё говорили — что вы там ночью забыли, в музее этом? А там в египетском зале такой фараон есть — м-м-м! — девица сладко зажмурилась. — Такой смуглый, глазастенький, и вообще весь такой секси-секси, в такой прикольной одежде — и с голым пузиком! Вот знаете, он чем-то на вас похож, — она пальцем с обгрызенным ногтем ткнула в Акменра. — Только посимпатичнее! У-ю-юй, я наконец-то на него посмотрю! А может быть, и потрогаю! За голое пузико! — Так, всё ясно, — отрезал Ларри. И повёл обалдевшего Акменра к служебному входу. Ак лишь успел пробормотать, что в кои-то веки полностью согласен с доктором Макфи по поводу того, что не надо трогать экспонаты руками. Музей встретил их невообразимым гамом, гвалтом и гоготом. Причём сразу было невозможно понять, кто шумит больше: экспонаты или посетители. Акменра и Ларри начали пробираться в египетский зал, куда надо было вернуть скрижаль: хотелось надеяться, что хоть это как-то поможет. Но, как говорится, беда не ходит одна: первый, на кого они нарвались по дороге, был взмыленный и ошарашенный доктор Макфи. — Дэйли! — директор музея остановился и схватил Ларри за рукав. — Первый вопрос: что происходит? И второй вопрос: где фараон? Посетители уже тысячу раз спрашивали! — На первый вопрос мне и самому пока ответить нечего, — выдохнул Ларри. — А фараон — вот. И он показал директору на Акменра, стоящего рядом. — Что это? — взвизгнул Макфи. — Акменра? Почему вы не на своём месте? Во что это вы одеты? Где вы шлялись столько времени? В каком вы виде вообще! Я вас уво... — тут директор осёкся, выдохнул и словно сдулся, как проколотый воздушный шарик. А потом сказал совсем другим тоном: — Ларри... вы оба... пожалуйста... может, хоть вы разберётесь, что случилось? Акменра сидел на краю саркофага — на всякий случай уже в своём полном рабочем облачении. Так совпало, что обоих его личных охранников — шакалов Анубиса — как раз вчера отправили на реставрацию. Что ж, оно и к лучшему: не хватало, чтобы эти шестиметровые ребята остались живыми ещё и днём. Но чтобы теперь обезопасить Акменра от девочек, которые придут «трогать секси фараона за голое пузико», у входа в зал повесили табличку «временно закрыто по техническим причинам». — И ведь даже не скажешь, что соврали, — горько усмехался Макфи, вешая табличку. — Причины-то и правда технические. Акменра молча рассматривал скрижаль. Та не реагировала ни на прикосновения, ни на повороты элементов, ни на гортанные звуки древнеегипетских заклинаний: ни на что вообще. Но при этом оставалась тёплой и словно светящейся — живой. Подтверждением тому были наполнившие зал экспонаты, в том числе и сам Акменра. — Ничего не понимаю, — наконец произнёс растерянный фараон. Потом со вздохом снял с головы тяжёлый дешрет и провёл ладонью по взмокшему лбу. — Ларри, если я ничего не путаю в том, что касается современных планшетов и компьютеров — я бы мог сказать, что скрижаль зависла. И, боюсь, невозможно предугадать, что со всеми нами будет, если она внезапно... Даже если мы будем находиться при этом в музее или где-то ещё рядом с ней. Она сейчас функционирует по каким-то новым... алгоритмам, так? Частично новым... но всё-таки. Экспонаты вокруг недовольно загалдели: особенно те, кто более-менее был знаком с современными реалиями. — Как это — зависла? — встревоженно спросил Джедидайя, который вместе с Октавиусом по обыкновению сидел в шапке Аттилы. — Это что же получается, она в любой момент и отвиснуть может? Даже днём? Причём внезапно? Нет, я так не играю! Последней фразой ковбой, скорее всего, хотел героически разрядить атмосферу, но на этот раз никто даже не улыбнулся. — Я не знаю, Джед, — признался Акменра. — Подозреваю, что и мой отец не знает. Хотя он говорил, что ему известно об этой скрижали всё. Но, во-первых, сейчас кому-то ехать к нему в Лондон просто опасно: ты прав, скрижаль теоретически может отвиснуть по дороге. А во-вторых, повторю ещё раз: я сомневаюсь, что мой отец сумеет сказать, что произошло. Он говорил мне, ещё тогда, в Британском музее, что скрижаль может от длительного пребывания в современном мире приобрести новые свойства, которых он не будет знать и в случае чего не сможет с ней справиться. Я думал, что он меня пугает, но, как видно, — фараон обвёл присутствующих тревожным взглядом, — как видно, он всё-таки не пугал. — Подожди, Ак, — поднял голову Ларри. — Говоришь, похоже на то, что она зависла?.. Так... Может быть, раз есть вероятность, что она приобрела свойства, связанные с современной реальностью, нам поможет какой-нибудь хороший программист? — Программист? — Акменра задумался. — Ты имеешь в виду — специалист по... — В том числе и по зависаниям девайсов, ага. — Ещё пару дней назад я бы сказал, что эта идея совершенно абсурдна, — Акменра нервно усмехнулся. — Но сейчас, вероятно, есть смысл использовать любую возможность. Хуже уже не будет. Макфи слушал их обоих, наморщив лоб, словно что-то пытался вспомнить. И вдруг сказал: — Кажется, я знаю, что нужно делать. Все выжидательно уставились на него. А он продолжал: — У меня есть один друг. Он мне многим обязан. Я не буду сейчас вдаваться в подробности, важен факт. Он босс компании, которая занимается кибербезопасностью. Я сейчас ему позвоню. Если речь идёт о программировании, то как минимум он сможет что-то посоветовать или как-то помочь. Ждать пришлось не более получаса: или просто так показалось? Ларри смотрел в окно: из галереи, ведущей к египетскому залу, был виден служебный вход в музей. Они с Аком когда-то очень радовались такому обстоятельству. Сейчас можно было видеть, как к этому входу подкатил автомобиль, и из него вышли два человека. А через некоторое время директор Макфи ввёл в зал высокого мужчину с седоватой бородкой и в очках. — Разрешите вам представить, господа: Гидеон Годдард, компания «Allsafe Security». — Добрый день, — сказал мужчина спокойно, даже не пытаясь перекричать гомонящую толпу. — Да я-то что, не обо мне сейчас речь и не во мне дело... Доктор Макфи описал мне ситуацию вкратце, но мне и не нужны подробности. Те подробности, которые понадобятся, вы изложите другому человеку. Вот этому. Прошу любить и жаловать — Эллиот Алдерсон, инженер кибербезопасности, — мужчина протянул руку ко входу в зал. Все посмотрели в указанном направлении — и гомон стих. На пороге стоял второй Акменра. Нет, конечно, если приглядеться внимательнее, то сходство уже не казалось таким разительным: в отличие от фараона — смуглого, с царственной осанкой и в золотых одеждах, Эллиот был бледным, сутулым, с покрасневшими глазами, а чёрная мешковатая кофта с наброшенным капюшоном только подчёркивала общий не самый здоровый вид. Но всё равно они были потрясающе похожи: если бы Эллиоту дать как минимум выспаться, а фараону предложить переодеться — родная мать бы наверняка не отличила, кто из них кто. Ларри в очередной раз подумал обо всей той непознанной чертовщине, с которой приходилось сталкиваться последние несколько лет. Надо будет потом покопаться в старых документах: что там говорит древнеегипетская мифология о затерянных во времени близнецах, обменах телами, переселённых душах и прочей ерунде? Парень в чёрном балахоне — Эллиот, или как там его? — молча шагнул в толпу, не здороваясь. — Что у вас тут? Экспонаты расступились, и Эллиот увидел фараона. — Вот, — сказал Акменра с дружелюбной улыбкой. И подал гостю скрижаль. Эллиот стоял столбом, хлопая глазами. Кажется, он тоже осознал, что видит напротив практически своё отражение. — Э-э-э... ты кто? — Я Акменра, четвёртый фараон четвёртой династии, правитель страны моих предков, — как часто говорилось в разных книжках по психологии, «в различных стрессовых ситуациях поначалу проще всего поступать по давно знакомым шаблонам». — Кто? — сощурился Эллиот. — Фараон? Настоящий? — Потрогай, — Акменра протянул ему руку. — Да ладно. Бродвейское шоу, что ли? — Увы, нет, — подошёл к нему Ларри. — Это экспонаты музея. Ожившие. Благодаря вот этой вот вещи, — он кивнул на скрижаль. — Просто сейчас она зависла, и... — Я потом в качестве платы попрошу контакты вашего дилера: где вы берёте такие вещества? — хмыкнул Эллиот. — Что зависло? Это? Он безо всякого почтения взял скрижаль и принялся рассматривать. — Что за странная конструкция? У вас что тут, восьмая винда — всё в клеточку? Кто-то фыркнул. Эллиот тут же обернулся: — Так: я думаю, что мы работаем. Пусть лишние уйдут. Пожалуйста, — и он снова уткнулся в скрижаль. — Но может, вам будет полезно наше общество? — изрёк Октавиус из шапки гуннского вождя. — Общество? — Эллиот снова нехотя поднял голову. — Нахрен общество. То есть... гм-м... я хотел сказать — здесь слишком много… людей. Я буду разбираться. И объясните толком, как тут что и в чём проблема.