Лимерики

      Её супруг бледен, но на смуглой коже это почти не заметно. Его кожа всегда смуглая, даже если он совсем не выходит на солнце.       — Хорошо, что ей не достались от прабабушки шрамы на лице, правда? — смеется она. — Ну да ничего. Я всё исправлю.       Она целует свою новорождённую дочь, и рыжие костные пластины превращаются в очаровательные светлые бровки.       — Ну вот, — говорит она. — Наша девочка самая красивая на свете.       Наша девочка. Наконец-то. После многих попыток (выкидыши на первом месяце, она не говорила ни мужу, ни остальным, зачем бы?) родилась их дочь, Свет Меридиана.        — Дорогой, возьми же её.       Калеб берёт дочь на руки, и руки у него дрожат. Но он не уронит, конечно, нет, он бесстрашный и сильный, это все знают. Все знают, что никому и никогда королева не могла бы доверять так полно, как ему — её герою, её прекрасному рыцарю, её возлюбленному мужу. Они единое целое. Идеальный союз. Как в сказке.       — Элион, я не думал…       — Дорогой, придерживай её под головкой. Да, вот так.       Он придерживает. Он понимает жену с полуслова. Всегда понимал. На самом деле их связь — мне так жаль, Корнелия, простишь ли ты меня когда-нибудь? — протянулась сразу: узы, что-то более могущественное, чем просто любовь. Элион чувствовала его боль как свою, тогда, когда он вошёл в Чёрное Облако…       — Элион, прости меня…       — Смотри, азалии розовые, как её щёчки! Давай приколем несколько цветков к простынке? Как ты думаешь? Ха-ха, кажется, теперь с тебя два букета, дорогой!       Да, он каждое утро приносит жене новый букет, новое сочетание. Каждый раз — прекрасное.       Что странного в том, что он разбирается в растениях?       — Послушай…       — Или, может, лилии? Цветы чистоты и непорочности, верно? Всем понравится… Где-то здесь у меня была красивая заколочка-крабик, ещё с Земли, м-м-м, где же она?       — Я должен был давно тебе сказать. Об этом никто больше не знает.       — Куда я её подевала? Она же была здесь, чёрт, чёрт! Ой, прости, малышка, твоя мама совсем не следит за языком… Может, Галгейта взяла? Галгейта!       — Фобос…       — Ха-ха. Я прицепила её к своему платью. Представляешь? Малышка, твоя мама такая дурочка!       — Фобос создал меня из своей крови.       — Ну вот, — говорит она. — Сломалась.       Она смотрит на пластиковые кусочки в своей ладони. Сжала слишком сильно.       — Но это ничего, — говорит она и, отложив заколку, подходит к мужу, вдыхает запах его волос: хна и басма. Это очень слабый запах, она почувствовала его, только когда была уже на третьем месяце. Тогда она решила, что ей показалось. — Я всё исправлю.       Она подхватывает дочку и усаживает обмякшего мужа в кресло. Он скоро очнётся. Не вспомнит ничего из того, что не нужно помнить.       Малышка возмущённо сопит, и она кладёт её в люльку, приговаривая:       — Уже почти всё, моё золотце.       Она подходит к будуару и достаёт маленький флакончик. Руки у неё трясутся. Как у него минуту назад. Они так похожи.       Она выпивает зелье и опускается на постель.       Она закрывает глаза.       — Вы звали меня, ваше величество?       Галгейта стоит в дверях, и королева Элион смотрит на неё с недоумением.       — Тебе почудилось, Галгейта, — говорит Калеб из своего кресла. Он сонно потягивается, а потом, взяв хнычущую дочку, подходит к жене.       Их малышка перестает плакать только когда и отец, и мать целуют её в обе щёчки.       — Королева растёт, — смеется Калеб.       — Да. Кажется, теперь с тебя два букета, дорогой, — смеется королева Элион. — Может, прикрепим цветок? Лилию?.. Ох, когда я успела сломать заколку? Ну ничего. Я всё исправлю.       Пластиковые кусочки соединяются воедино. Нежно-зеленые, они, будто продолжение стебля, крепко держат лилию на простынке. Любимая доченька смотрит на цветок светло-серыми глазками и беззубо зевает на руках любящего отца.       Королева Элион улыбается.       У королевы Элион всё идеально.       Как в сказке.