Благослови своих демонов

      Когда песчаные демоны танцуют под звуки барабанов, Салтах понимает, что близится его последний час. Он готов вознести молитву любым богам и даже самому эмиру джиннов, но знает, что никто не услышит.       Пустыня тиха.       Пустыня неподвижна.       Для пустыни не имеет значения смерть или жизнь одного человека.       Салтах пытается облизнуть пересохшие губы, но во рту не осталось ни капли слюны. Одинокий туарег умирает среди черных скал пустыни, и только шелестящие вокруг змеи — его единственная компания. Только равнодушные звезды на небе ему сочувствуют.       Пока вдалеке не показывается человек.       Салтах моргает, щурится, пытаясь понять, это морок, наваждение или действительно случайный путник. Но откуда ему тут быть?       Незнакомец останавливается в нескольких шагах, склоняет голову, внимательно смотрит на Салтаха. Этот путник не может быть человеком. На нем нездешние светлые одеяния, он не скрывает лица, которое кажется в свете звезд достаточно смуглым.       — Ты умираешь, — сообщает незнакомец на родном языке Салтаха. — Но ты молился о спасении. Так хочешь жить?       — Ты джинн?       Незнакомец смотрит несколько мгновений, а потом весело смеется, запрокинув голову к мерцающим звездам. Качает головой.       — Нет, я вовсе не джинн. Но некоторые поклоняются мне как богу. Не здесь. На берегу Великой Реки.       — Я тоже поклонюсь тебе как богу, если поможешь.       Незнакомец качает головой:       — Да зачем мне твое поклонение? Я сам заставляю мне кланяться.       И на этот раз в его словах слышатся отголоски песчаной бури, а Салтах понимает, что весь мир вокруг будто замер, послушный голосу незнакомца. Сокрытой в нем силе, способной дать ключ к буре.       — Можешь звать меня Сетом, рыцарь пустыни. И я помогу, если покажешь лицо.       Рука Салтаха невольно поднимается к тегельмусту, который натянут до самых глаз. Никто не может видеть лица синих людей пустыни — только враги перед последним ударом. Но тот, кто назвал себя Сетом, не церемонится, он и не шагает вовсе, а перетекает из одной точки в другую, и вот уже сухие руки, царапнув светлую кожу Салтаха, стаскивают ткань, заставляя посмотреть в глаза бога.       В них отражаются хаос и буря.       В них отражаются звезды и войны.       В них отражается пустыня.       Потрескавшимися губами Салтах шепчет молитвы, хотя сам не знает, кому они обращены. А голос бога шелестит не громче шагов лисицы-фенека по черным камням.       — У тебя тоже нет души.       Салтах моргает. Снова обретает дар речи, когда Сет отстраняется.       — Что?       — Вы странные, синие люди. Не такие, как мой народ. У вас нет души — ваши тела наполнены пустыней и светом звезд. Было бы неправильно не помочь тебе… но я попрошу плату. Одолжение.       — Что?       — Когда мой друг, бог смерти, пройдет через твое племя, ты смиришься.       — Нет, я…       Сет вскидывает руку:       — Это не просьба.       Он исчезает, и растерянному Салтаху остается только моргать, смотря на пустое место.       И на бурдюк, который оказывается наполнен свежей чистейшей водой. Салтах утоляет жажду, а наутро пытается отыскать следы незнакомца — но песок вокруг нетронут.       Салтах торопится домой. Его верблюд умер, поэтому рыцарь пустыни и оказался один. Двигаться получается медленно, но воды хватает точно до стойбища родного племени.       Салтах боится. Он не знает, что стало с его женой и родственниками. Но они встречают его, радуются возвращению. Они все живы, и Салтах думает, что смерть миновала их племя.       Пока ночью, наедине в шатре, жена шепотом не сообщает, что беременна, и ждала возвращения Салтаха поделиться новостью.       Ему кажется, он ощущает щекочущий руки песок пустыни и далекий смех под бой барабанов.