Благослови своих демонов

      Эдуард стоит спиной к семейному особняку и ждет, когда покажется солнце. Когда горизонт окрасится алым. Хмурится, замерев, будто дикий зверь, подтянутый, ожидающий — только не охотников, чтобы сорваться в бег. На этот раз засаду устроил он сам.       Вокруг уже кипит жизнь, поют птицы, где-то вдалеке, если прислушаться, можно услышать мычание коров и поскрипывание колес повозок — крестьяне собираются на ярмарку в город.       Рассвет наступит раньше.       Эдуард слышит, как открывается дверь за его спиной, легкие шаги, которые могут принадлежать только матери. Она останавливается рядом, кутаясь в шерстяную шаль поверх простого льняного платья. Волосы собраны в свободную косу. Сейчас никто не признает в ней дочь одной из древнейших фамилий, когда-то родственницу королей — пока в стране не установился парламент.       Это всё происходило еще до рождения Эдуарда. Он выучил историю, потому что пришлось. Потому что ею всегда интересовался Уилл.       — Где твои сестры? — спрашивает мать. Так спокойно и буднично, что Эдуард понимает, она отлично знает о его планах.       — Спят, — коротко отвечает он.       — Зайди потом к Мелли. Она сама не своя после похорон Уилла.       Старшая из трех его сестер. Достаточно взрослая, чтобы из детской спальни перейти в свою собственную. Но слишком маленькая, чтобы Уилл посвящал ее в свои планы и брал с собой.       Она первая узнала о его смерти. Прибежала растрепанная, заплаканная:       — Их убили! Их всех убили!       Эдуард хорошо помнит спокойное выражение отца. Он на миг опустил газету, коротко взглянул на дочь и вернулся к чтению.       — Именно это происходит с революционерами. Их убивают.       Тогда Эдуард был слишком потрясен смертью брата, чтобы осознать реакцию отца — да и вряд ли смог начать ненавидеть его еще сильнее.       Кроткий, тихий Уилл меньше всего походил на революционера. Он даже не смеялся громко: только улыбался и поправлял очки. Он искренне хотел изменений, делал какие-то исторические выписки… вместе с такими же энтузиастами они хотели равенства для рома, народа, который был в стране почти везде. И до сих пор считался чем-то вроде второго сорта.       Няня Эдуарда и Уилла принадлежала к рома. Она рассказывала сказки о том, как меняется мир, когда восходит солнце. Уилл верил в это. Он вырос, участвовал в каких-то протестах. Они зажигали свечи и предлагали уравнять права.       Их признали революционерами и казнили на месте.       Утренний прохладный воздух треплет выбившиеся из косы волосы матери. Она плотнее запахивается в шаль, но не просит уйти сына в дом.       — Меня всегда удивляла, — говорит она, — ваша верность друг другу. Ты и Уилл, девочки… явно не в отца.       Она нервно усмехается: их отец тот еще тиран. Уилл пошел в мать, а Эдуард всегда тянулся за ним. Как и сейчас.       — Я знаю, ты связался с теми людьми после его смерти, — в голосе матери слышится напряжение.       — С другими. Те устраивали мирные протесты, а их за это убили. Я связался с теми, кто предлагал более радикальные действия.       — Они послушали тебя? Приняли?       — Ты даже не представляешь, имя нашей семьи еще обладает влиянием.       Они ему поверили. Они пошли за ним. Они хотели революцию.       А он — просто отомстить за брата. Если для этого нужно устроить революцию, чтобы уничтожить тех, кто стоял за смертью Уилла… что ж, он готов.       Мир меняется, когда восходит солнце.       Мать вздрагивает от первых далеких взрывов: с первыми лучами солнца, скользнувшими из-за горизонта. Эдуард ведет головой за направлением взрывов: он знает их все. Далекий гул арсенала на берегу реки, парламент в центре города.       Его деньги и влияние оказались как раз кстати. Эдуард даже не знает, что будут делать революционеры дальше. Наверное, снова восстановят монархию? Эдуарду плевать. Главное, пусть уравняют права рома — Уилл ведь хотел именно этого.       Гремит еще один далекий взрыв. Эдуард улыбается. Не зная, что сейчас он очень похож на брата.