***
Для начала — несколько распространенных ошибок, которые часто совершают фикрайтеры, пытаясь обелить репутацию симпатичного им злодея.— У него было тяжелое детство!
И деревянные игрушки, прибитые к полу. Его били. Над ним издевались. Он очень страдал. Его обидели, предали, искалечили, вырезали его семью. Чего ж удивляться, что теперь он массово режет младенцев и пинает котят? Ошибка здесь в последней фразе. Злодей вполне мог страдать в прошлом; и весьма вероятно, что это его озлобило или искалечило его психику. Это вызывает сочувствие. Это, возможно, помогает лучше его понять. Но никак не «обнуляет» и не оправдывает то, что он творит сейчас. Да, когда-то он был несчастным ребенком — но теперь он здоровенный взрослый мужик и сам делает несчастными других. Указание на его прошлые беды не снимает проблему. И даже если кто-то из положительных героев погладит его по головке и скажет: «Бедненький, как ты страдал! Теперь понятно, почему ты такой…» — это тоже проблему не решит.— Сама-дура-виновата!
Жертвы злодея сами хороши! Нечего их жалеть! Зачем торчали у него на дороге и самим своим видом нарывались? Посмотрите на этих противных людишек — ну как было не устроить им геноцид? Отвратительное оправдание зла, когда мы слышим его в жизни (чаще всего так говорят об изнасилованиях). Ничем не лучше оно и в фанфиках. Возможно, так оправдывает себя сам злодей: но это точно не тот случай, когда с ним стоит соглашаться. Люди могут быть сколь угодно «противными», мелкими, неприглядными — но это не причина поступать с ними несправедливо и жестоко.— У него были благие намерения!
Так часто оправдывают «темных властелинов» не только в фэндомах, но и в жизни. Хотел построить великую державу — так ли важно, сколько народу при этом угробил? Может быть, немного перегнул палку, но намерения-то у него были благие! Однако дорога, вымощенная благими намерениями, ведет известно куда. Сюжет о том, как ради благих целей человек прибегает к неблагим средствам, хорошо известен в мировой литературе: но сюжет этот всегда трагический. Так или иначе, заканчивается он плохо. Наш антигерой позволяет себе все больше и больше, привыкает к злодеяниям, начинает получать от них удовольствие, наконец «теряет берега» и принимается творить бессмысленное зло — и, в конечном счете, собственными действиями обессмысливает и подрывает великую цель, к которой так стремился. История и вправду печальная: хотел-то он хорошего… Вот только несовпадение методов и целей — не решение проблемы зла. Оно и есть проблема.— Ладно, он накосячил, но так за это наказан, что теперь можно и простить!
Чаще всего это выглядит так. Победили злодея силы добра, взяли в плен — и как начали жестоко карать! Мучают его и пытают, пытают и мучают. Весь он избитый и искалеченный. А сам только все ниже склоняет голову и приговаривает: «Я это заслужил». Ну как не пожалеть бедолагу? На этом сюжетном повороте фикрайтеры дают волю своим садистским фантазиям. Если бедного злодея только держат в цепях и регулярно ломают ему ребра – можно сказать, ему еще очень повезло. Что скрывать — есть в этом какое-то guilty pleasure. Смех смехом, а сердечко-то екает. Человек в беспомощном положении, в плену, в тюрьме, под пытками вызывает сочувствие всегда — что бы он перед этим ни натворил. Проблема в том, что это подлог. От того, что злодей проиграл и начал испытывать все прелести зла на себе — он не перестает быть злодеем. Это не «обнуляет» того, что он творил в прошлом. Не дает возможности что-то исправить или искупить. Не помогает измениться: любое изменение требует осознания и работы над собой, а какая уж в таких условиях внутренняя работа. Каленое железо и иголки под ногти сильно отвлекают, знаете ли. В реальности человек в таких условиях либо сломается и превратится в животное, либо будет мечтать о мести — но крайне маловероятно, что признает своих мучителей правыми (а если и признает — это будет, уж извините, не раскаяние, а стокгольмский синдром). Как признание под пытками ничего не стоит, так и раскаяние не может быть вынуждено силой. К тому же возникает вопрос: если силы добра оказались такими злобными суками — чего стоят их ценности, и стоит ли вообще переходить на их сторону?— На самом деле он хороший! Глубоко в душе! Очень глубоко…
Это только кажется, что он злодей. Насилует, жжет и вешает он только для вида. Это маска, за которой он прячет от жестокого мира свое истинное Я. А в глубине души-то он человек скромный и деликатный, никому не желает зла, любит цветочки и котят, только не признается. Но вот ужо Мэри-Сью придет и разглядит его истинное лицо!.. Идея некоего «внутреннего мира», который сильно отличается от наружного (почему-то всегда в лучшую сторону), очень сомнительна и в жизни приносит немало зла. Множество людей ведут самую паскудную жизнь, плюют на себя и на других, делают подлости, даже совершают преступления с мыслью: "Ну, это все как-то так, ерунда, случайность, а на самом деле я милейший человек!" В таком самообмане можно провести всю жизнь. Но это именно самообман. Что снаружи, то и внутри. Важно то, что человек делает. Если он ведет себя как негодяй — вполне справедливо считать его негодяем, пока своими поступками он не докажет обратного.— Я лучше тебя знаю, какой ты на самом деле!
Продолжение предыдущего. Особенно этим грешат Мэри-Сьюшки: общение Сьюхи со злодеем регулярно развивается по такому сценарию: — Все тебя боятся и ненавидят, но я-то знаю, что на самом деле ты не такой уж плохой! — Отвали, дура, я страшный серый волк! — А вот и нет: я-то знаю, что ты милый и добрый внутри! — Сказал, отвали, а то вдарю! — Ну нет, я знаю, что ты не станешь бить женщину!.. И т.д. В жизни такое поведение глупо и очень опасно. В фанфике — просто глупо. О том, почему вообще не стоит обсуждать с самим злодеем его моральный облик, мы поговорим позже. Но, кроме этого, заявлять человеку (обычно еще и едва знакомому), что лучше него знаешь, кто он такой — странная и нахальная самонадеянность. Это не вызывает умиления. Это вызывает раздражение. А у злодея, возможно, еще и желание воспользоваться глупой девчонкой. Только в плохих фанфиках, услышав такой заход, злодей чешет в затылке и говорит: "Гм, а может, я действительно не так уж плох?" В реальности он, скорее всего, сделает наивную Мэри орудием своих злодейских планов, а потом подставит и выбросит без сожаления.— Товарищеский суд.
А теперь давайте хорошенько обсудим моральный облик товарища Злодеева! В отличие от предыдущих, это скорее формальная ошибка — но и она заставляет покрываться фейспалмами. Состоит она в том, что положительные герои начинают очень много говорить о злодее и его обсуждать (обычно высказывая при этом мысли автора). Иногда с его участием, иногда за спиной. Что, да как, да почему он такой, да можно ли ему верить, да в самом ли деле он изменился к лучшему, да осталось ли в нем что-нибудь хорошее. Это выглядит неловко. Дело в том, что людям свойственно интересоваться прежде всего собой и своими делами. Другими мы интересуемся лишь постольку-поскольку, и в основном в чисто практическом плане. Когда положительные герои обсуждают злодея, принесшего им много неприятностей, — скорее всего, в их речи звучит немало ругательных слов и вопрос, когда же сукин сын наконец сдохнет. В лучшем случае они говорят что-то типа: "Ладно, сейчас мы с ним вроде на одной стороне — но кто гарантирует, что этот подонок не начнет стрелять нам в спину?" Их может интересовать, можно ли ему доверять, способен ли он соблюдать договоренности — это практические вопросы. Но его внутренний мир, тяжелое прошлое, душевные терзания и борьба с собой положительных героев почти наверняка не интересуют. Если кто-то из положительных героев заинтересовался злодеем как человеком и готов "искать в нем хорошее" — это необходимо обосновать (простейший случай: это влюбленная девушка). Когда душевную жизнь злодея обсуждают с ним самим — неловкость возрастает многократно. Среднего человека (что уж говорить о злодее) попытки чужих людей покопаться у него в душе и прочесть ему мораль бесят. Продвинутый злодей, возможно, использует эту ситуацию, чтобы разыграть какую-нибудь роль. Не столь продвинутый будет мрачно молчать или просто всех пошлет. Нет, попробовать-то повоспитывать можно — но очень сомнительно, что это его проймет. Скорее, сильно разозлит.— Его оклеветали. На самом деле все было не так!
Историю, как известно, пишут победители. Вот они и понаписали… На самом деле Злодей Злодеевич был добрейшей души человек и мухи не обидел! А гору трупов ему подбросили враги. Вообще говоря, это не "ошибка". Такие конспирологические истории вполне имеют право на существование, иной раз выходит очень неплохо (см., например, "Последнего кольценосца" К. Еськова). Правда, это уже очень затертый прием. И, чтобы из этого вышло что-то интересное, недостаточно сказать: "Его оклеветали!!111" — нужно выстроить альтернативную версию событий, которая будет не менее (или даже более) внутренне логична и достоверна, чем канон. Это сложная и интересная задача; но она выходит за пределы нашего трактата. Ведь, если в каноне о злодее сплошное вранье, и характер его, и поступки изображены там неверно — значит, он и не злодей вовсе. "Исправлять" или "искупать" его не требуется. О вхарактерности тут тоже говорить не приходится — наоборот, чем дальше от канонического характера, тем лучше. Нас же интересует ситуация, когда мы "принимаем правила игры": верим тому, что рассказывает нам канон, принимаем всерьез все пороки нашего героя, все совершенные им злодеяния — но, помня обо всем этом, стремимся изменить к лучшему его судьбу, элайнмент и/или репутацию в глазах читателей. Продолжение следует.