***
Дурмштранг полностью оправдывал свой девиз. Буря и натиск. Ultima Thule — легендарный остров, в поисках которого люди веками бороздили северные моря*. Суровый недружелюбный край, сочетавший в себе раскалённую мощь огня земных недр с напором кипящей воды, бившей на высоту более сотни футов. Сочетавший натиск ветров, способных свалить с ног великана, с силой матери-земли, которая, разверзаясь, порождает новую материю. Ледяной остров с огненным сердцем зимой освещается таинственными переливами Авроры, а летом — холодным северным солнцем. Крепкий четырёхэтажный замок, сложенный из серого камня, примыкал к крутым скалам, покрытым ледниками. К замку вплотную жались пристройки и покосившиеся от ветра и времени домишки. Кривые хвойные деревца образовали подобие редкого леса, завершавшего мрачный, но завораживающий пейзаж. Горячее озеро, над которым даже в самые холодные дни клубился густой пар, не давало замёрзнуть этому маленькому островку жизни в неприветливой горной долине. В стенах замка бежала кипящая вода спасительного озера, тем не менее по коридорам свободно гулял ветер, и стены изнутри зимой покрывались тонкими иголочками инея. Преподаватели же под стать замку — крепкие, суровые, внешне холодные люди, в которых, подобно воде в термальном озере, бурлила горячая кровь. Проучившись здесь некоторое время, ученики проникались царившей здесь атмосферой и становились частью этого особого мира. После тёплого климата Англии Дельфи поначалу никак не могла привыкнуть к этому суровому краю. Из трёх её соседок по комнате быстрее всех освоились крепкая норвежка Мэрит Нильсен и, как ни странно, австрийка Маргрета Билевиц — та самая девочка, отвернувшая лицо на Посвящении. Изнеженная немка Катарина Майер, несмотря на грелки в постели и бегущую внутри стен горячую воду, не могла заснуть, предварительно не наложив на себя согревающие чары. Одним из однокашников Дельфи по Дому Воздуха оказался мальчик, толкнувший её на берегу озера. Его звали Бальтазар Розенкранц, он был родом из норвежского Розендаля приходился каким-то дальним родственником опекунши по матери. В Доме Воздуха было ещё четверо мальчиков: долговязый Ханс Крейг, щуплый Рэндальф Бьёрн, загорелый Радомир Волчанов со смоляными кудрями и белобрысый исландец Эйнар Йонссон, фамилия которого на поверку оказалась вовсе не фамилией, а отчеством*. Каждое утро Дельфи начиналось с дребезжания будильника Катарины. Катарина просыпалась за час до официального подъёма, умывалась, приводила в порядок мантию и потом ещё около получаса заплетала длинные тонкие косички, которые затем сворачивала в баранки, закрепляя красными лентами под цвет школьной формы. Дельфи ненавидела будильник Катарины и мечтала выбросить его, но открывать окно и впускать внутрь ледяной воздух ей не хотелось. Накинув тёплый халат и сунув ноги в тапки, она обычно в течение нескольких минут хмуро смотрела сквозь запотевшее стекло на чёрный корабль, пришвартованный на озере, а затем начинала одеваться. Другая соседка, Мэрит, напротив, тянула с подъёмом до последнего и за пятнадцать минут до завтрака успевала не только сходить в ванную, причесаться и одеться, но и сделать несколько несложных упражнений. В родном Бергене она каждый день начинала с короткой зарядки и после завтрака тренировалась забрасывать квоффл в кольцо. Всё это сопровождалось нескончаемой болтовнёй и расшвыриванием вещей по комнате в поисках второго шерстяного носка. Мэрит, наверное, едва ли не больше всех ждала начала обучению полётам, мечтая блеснуть своим мастерством. Полёты преподавал самый известный выпускник Дурмштранга двадцатого века (конечно, после Гриндельвальда) — экс-ловец сборной Болгарии по квиддичу Виктор Крам. После поражения на Чемпионате мира две тысячи второго года Крам на пять лет исчез из поля зрения магических таблоидов, а затем снова появился в газетных заметках уже в качестве преподавателя в родной школе. Чемпион перевёз вслед за собой семью и всей душой проникся новой работой. Почти все старшекурсницы были влюблены в него, и Краму стоило немалых усилий убедить ревнивую супругу не накладывать на них порчу. Третья соседка, Маргрета, или, как её все называли, Гретхен, была неконфликтна, со всеми равно мила и приветлива и уже к концу первого месяца стала любимицей как учеников, так и учителей. Даже строгая директриса относилась к ней куда мягче, чем к остальным студентам. Дельфи за весь семестр так и не смогла подружиться ни с одной из соседок: Катарина вечно задирала нос, Мэрит раздражала чрезмерной активностью, а Гретхен вовсе казалась фарфоровой куклой. Из мальчиков она иногда перебрасывалась словом с Бальтазаром, который оказался весьма интересным собеседником: его дед когда-то преподавал в знаменитом дурмштрангском Дуэльном Клубе. Эйнар отвратительно говорил по-немецки, что полностью компенсировалось затеями, которые он выдумывал, поэтому исландец быстро стал душой компании. Ханс, казалось, успевал всё на свете — отлично учился, но при том всегда находил время на товарищей и проказы. Рэндальф всюду таскался за Хансом или же развлекал себя тем, что задирал по поводу и без ребят из других Домов. Радомир гордился своим родством с Неридой Волчановой, чей портрет в полный рост висел в зале Четырёх Стихий, в котором проводились торжества, и всеми силами старался оправдать знаменитую фамилию. С учениками других Домов Дельфи общалась, в основном, на общих занятиях. Генрих Абель, очень самоуверенный мальчик из числа избранников Огня, в октябре был назначен старостой курса. С ним она старалась поддерживать отношения, что давалось ей нелегко: Генрих, несмотря на то, что учился едва ли не лучше всех, был заносчивым и грубым, но благодаря своей изобретательности почти никогда не попадался преподавателям под горячую руку. Занятия сразу пришлись Дельфи по душе. Тёмные искусства преподавала директор собственной персоной. Урсула фон Розабельверде вела свой предмет жёстко и никому не делала поблажек. Многие ученики боялись директора, но Дельфи восхищалась её магическим потенциалом и знаниями. Трансфигурация давалась нелегко, но Дельфи не терпелось овладеть этой непростой наукой, поэтому она старательно записывала лекции преподавательницы с труднопроизносимой фамилией Винтерхальтер и после занятий несколько часов посвящала превращениям ложек в вилки. Полёты должны были начаться лишь в октябре, потому как Крам находился в отъезде — устраивал мастер-классы в бразильской школе Кастелобрушу. По мере приближения пятого октября — дня, когда он возвращался — возбуждение нарастало, и скоро уже только ленивый не говорил о мётлах, снитчах и Викторе Краме.***
Дельфи, скосив глаза, наблюдала, как сидящая рядом с ней Мари Розье сосредоточенно рисует портрет преподавателя истории магии, профессора Мора. Она вполуха слушала повествование о древних скандинавских магах, приплывших на остров, чтобы основать поселение, и вступивших в кровопролитную войну с троллями. Извечно печальная Мари Розье, племянница Пожирателя смерти Ивэна Розье, на уроках обычно рисовала на клочке пергамента или рассеянно смотрела в окно. Дельфи часто краем глаза наблюдала за тем, как француженка, поджав под себя ноги и прикрывая рукой пергамент, рисует портреты однокашников. Дельфи вспомнила о кривых рисунках в своём детском альбоме, отвернулась и принялась лихорадочно записывать лекцию. После звонка уставшие от долгого сидения без движения дети высыпали в коридор. На улице похолодало, и в коридорах начали завывать ветра. Дельфи про себя порадовалась, что с утра надела тёплую мантию и ботинки на меху, глядя, как Катарина в одной летней мантии поверх форменного серого платья, зябко ёжась, бежит за тёплой одеждой. Спустившись в столовую, Дельфи села за длинный стол, накрытый белой скатертью с вышитыми серебром знаками Стихии Воздуха. За соседними столами, накрытыми алой, голубой и зелёной скатертями, обедали студенты других домов. Преподавательский стол, покрытый чёрной скатертью с золотой шестиконечной звездой, находился в стороне от остальных. В столовой было теплее, чем в коридорах, и Дельфи сняла мантию, оставшись в форменных рубашке и юбке. Она положила в тарелку немного тушёной капусты и кусочек свиной рульки. Еда в Дурмштранге была простая, но сытная. Катарина ела свою порцию рульки с таким видом, будто обедала в компании самого Министра магии. Дельфи не удержалась и улыбнулась: Эйнар, передразнивая Катарину, демонстративно медленно резал мясо, оттопырив мизинцы. Под смех однокашников вилка вылетела у него из рук и упала на колени Катарины. — Ты ненормальный?! — взвизгнула Катарина, хватая со стола салфетку и безуспешно пытаясь стереть с платья жирные пятна. Однако её действия привели лишь к тому, что разводы ещё сильнее въелись в ткань. Мэрит в своей обычной манере раскричалась на незадачливого шутника и уже собиралась наложить на него недавно изученное проклятие, как Дельфи создала между ними слабый барьер, которого, однако, хватило, чтобы отразить проклятие. Все уставились на неё; никто не ожидал от неё защитных чар уровня, как минимум, третьего курса. Дельфи как ни в чём не бывало убрала палочку в сумку и продолжила уплетать капусту. Успокоившаяся Катарина, поблагодарив Дельфи, вспомнила о наличии у неё палочки и очистила, наконец, своё платье. Эйнар пробормотал извинения, недовольная его ответом Мэрит пообещала при первой же возможности устроить ему хорошую взбучку. Дельфи не понимала, что Мэрит делает за их столом: ей казалось, что норвежке больше подходит Стихия Огня. — Вы уже видели Крама? — оживлённо сверкнула глазами Мэрит. Она наклонилась поближе к Катарине и заговорщицки прошептала: — Я встретила его по пути сюда, он такой красивый! Я с ним поздоровалась, и он мне ответил! — А ты взяла у него автограф, Мэрит? — поинтересовалась Катарина. Кто-то из сидевших за столом мальчиков хмыкнул. «Наверное, после общения с тобой бедный Крам поспешил поскорее убраться подальше. Даже на обед не пришёл». — Не успела, — разочарованно протянула Мэрит. — Но обязательно возьму при первой же возможности! — Интересно, он покажет финт Вронского? — подал голос Ханс, отставив в сторону стакан с морсом. — Вот ты, Дальф, видел когда-нибудь, как летает Крам? Рэндальф отрицательно замотал кудрявой головой на длинной тоненькой шейке. — А я видел, — с гордостью сказал Ханс. — Мы с отцом были на его последнем матче. — В Бразилии? — хором воскликнули Мэрит и Катарина. — Да, в Бразилии, — подтвердил довольный собой Ханс, обративший на себя внимание сразу двух девочек. — А вы вообще летать-то умеете? Мэрит начала в красках расписывать, что она-де летать научилась раньше, чем ходить, да и вообще половину своей жизни провела на метле. Она эмоционально размахивала руками и иногда переходила на норвежский, забыв о том, что собеседники её не понимают. Катарина надула губы и заявила, что дома каждый день упражнялась в полётах. Гретхен ответила, что родители не разрешали ей летать, потому что один из её дедушек разбился насмерть, упав с метлы в грозу. Дельфи призналась, что ни разу даже не держала в руках метлу. И снова все с недоумением уставились на неё — чистокровная ведьма, а видела метлу лишь на картинке? — Боже мой! — ахнула Катарина, взглянув на изящные часики на левом запястье — подарок родителей на одиннадцатый день рождения. — Через полчаса полёты, а я ещё не переоделась! Катарина, закинув сумку на плечо, пулей вылетела из столовой. Вскоре за ней неспешно потянулись и остальные. Дельфи переоделась в удобные брюки и тёплый шерстяной свитер, заботливо упакованный опекуншей, а поверх набросила форменную мантию. На выходе из замка уже толпились её товарищи по Дому Воздуха и избранники Огня, которые тоже облачились в удобную для полётов одежду. Прислонившись спиной к горячей стене, Дельфи наблюдала за Генрихом, который хвастался своими спортивными достижениями перед группой ребят. Девочки, хихикая, снова говорили про Крама и вовсю обсуждали безвкусные, по их мнению, наряды его супруги. Дельфи отметила, что Гретхен Билевиц с явной неохотой слушает сплетни. Когда из неприметного узкого коридора, ведущего в подземелья, вышел, сильно сутулясь и низко склонив голову, непобедимый ловец сборной Болгарии в компании чудаковатого зельевара-стажёра по фамилии Штольц, первокурсники разом притихли. Восемнадцать пар детских глаз с интересом уставились на живую легенду мирового квиддича. Попрощавшись с молодым преподавателем, Крам тяжёлой походкой направился в сторону учеников. — Добрый день, первокурсники, — он поздоровался и обвёл хмурым взглядом сгоравших от нетерпения ребят. Дельфи разочарованно смотрела на Крама. И вовсе он не был таким красавцем, каким его описывали девочки: крупные черты лица, крючковатый нос, глубоко посаженные глаза под густыми бровями, придававшими ему строгий, даже несколько грозный вид. — В следующий раз собираемся сразу на стадионе. На занятия одеваемся теплее. Крам толкнул тяжёлую дверь, и в лицо сразу дунул промозглый осенний ветер. Дельфи бодро зашагала за преподавателем, по пути осматривая окрестности замка. Вытоптанная трава пожелтела, цветы на немногочисленных клумбах, разбитых перед главным входом, поникли после утренних заморозков, редкие лиственницы постепенно сбрасывали хвоинки, и только величественные ели и сосны зеленели на фоне покрытых снегом горных вершин. Они обогнули озеро, обдавшее их приятным потоком тёплого воздуха, и свернули в сторону квиддичного стадиона. —Accio, мётлы! — скомандовал Крам, и на поле спикировали восемнадцать «Нимбусов-2001», подаренных Дурмштрангу благодарным выпускником после своей первой победы в рамках Чемпионата Европы. Несколько ребят, знавших толк в мётлах, восхищённо ахнули. Дельфи, не разбиравшаяся в тонкостях квиддича, лишь отметила, что выглядят мётлы прилично — ровные прутья, отполированное до блеска древко и выгравированная на нём золотая надпись «Нимбус-2001». — Теперь встаньте слева от метлы… — начал объяснять Крам. Заведя руки за спину, он неспешно прохаживался между учеников. — …вытяните правую руку вперёд и скажите: «Вверх!» Восемнадцать голосов дружно крикнули: «Вверх!» Метла Дельфи внезапно подскочила и больно стукнула её по носу, так что из глаз посыпались искры, а голова затрещала. Она всхлипнула и прижала руки к лицу. Однокашники взорвались смехом, когда древко метлы впечаталось незадачливой наезднице в лоб. — А ну прекратите! — рявкнул на учеников Крам, отрывая ладони Дельфи от уже распухшего носа. Суровый преподаватель неожиданно для всех утёр выступившие на глазах слёзы краешком рукава своей мантии и принялся успокаивать Дельфи: — Хватит плакать, ну же! Episkey! Боль отступила. Дельфи аккуратно потрогала нос и обнаружила, что он принял естественное положение. Позже ей станет стыдно за своё поведение: Юфимия заставляла её держать эмоции в узде, хотя сама частенько выходила из себя. — Спасибо, герр профессор, — Дельфи поблагодарила Крама и незаметно для преподавателя показала ребятам кулак. «Я ещё покажу вам, на что способна! Вы у меня попляшете». — Как ваше имя? — Дельфини Роули. Крам ободряюще улыбнулся: — Вам нужно больше тренироваться, Дельфини. Ещё попадёте в команду, вот увидите! К концу урока большинство ребят уже парили в нескольких футах над стадионом, а Генрих, Мэрит, Ханс, Эйнар и Бальтазар вовсю гонялись друг за другом на мётлах. Крам, пристально наблюдая за ними, улыбался: наверное, в мыслях уже видел их в составе школьных команд. Дельфи с трудом сдерживала слёзы разочарования и злости на однокурсников и дурацкие «Нимбусы». Она безуспешно повторяла нужную команду, но метла лишь вяло перекатывалась по полю, а один раз и вовсе отлетела от неё на добрых пятнадцать футов. Одно хорошо: однокашники были заняты полётами и не обращали внимания на её жалкие попытки оседлать строптивую метлу. — Проклятый веник! — громко выругалась она, смахивая со лба капли пота. Наконец, терпение лопнуло, и Дельфи, перекинув ногу через древко метлы, с силой оттолкнувшись от кляклой земли, взмыла ввысь. Метла резко рванула вперёд, и Дельфи под громкий гогот класса плюхнулась в грязную лужу в самом центре квиддичного стадиона. — Урок окончен! — прокричал Крам. Он громко свистнул: вспотевшие ребята постепенно снижались, складывали в кучу мётлы и снова строились в шеренгу, как в самом начале занятия. Дельфи, понуро опустив голову, встала в конец шеренги рядом с низенькой Магдой Новак. Она чувствовала, как промокшая одежда противно липнет к телу. Подумать только, она — Дельфини Лестрейндж — не смогла справиться с каким-то летающим веником! Дельфи мечтала воспарить над высокими заснеженными пиками и редким лесом, пролететь мимо окошка своей тесной каморки. Ей хотелось подняться так высоко, как только можно, чтобы увидеть полосу бескрайнего океана, со всех сторон окружавшего скованный льдом остров. Сидя на подоконнике в доме опекунши, она часто мечтала, как однажды сделает шаг и улетит далеко-далеко, поселится в маленьком, но уютном домике на берегу моря. Она прочтёт все книги, какие только сможет найти, узнает все заклинания и зелья, которые существуют на свете, и освободит отца. Вдвоём они найдут способ вернуть к жизни мать и будут жить вместе долго и счастливо, как в глупых детских сказках… Небо потихоньку затягивали тяжёлые тучи, не сулившие ничего хорошего, и ученики поспешили в замок. Дельфи совершенно не хотелось возвращаться в общую комнату в заляпанной грязью одежде и выслушивать новую порцию рассказов о Краме и квиддиче. Она медленно поплелась в сторону озера. Ей нравилось смотреть, как клубы пара поднимаются над водной гладью и образуют причудливые фигуры. Порой Дельфи казалось, что это призраки проплывают над озером. Из рассказов старого профессора Мора она знала, что великая болгарская колдунья Нерида Волчанова, возглавившая войну северного народа против нечисти, прежде населявшей эту землю, изгнала из Дурмштранга всех призраков. Позже она оградила замок защитным куполом такой силы, что даже спустя столетия во время грозы можно было увидеть, как молнии с грохотом разбивались на мириады огненных искр о незримую стену. Дельфи присела на грубо сколоченную кем-то из местных скамью и попыталась очистить ботинки и мантию, но, очевидно, заклятие Tergeo справлялось лишь с сухой грязью вроде пыли и прилипших травинок. С помощью Scourgify ей удалось удалить некоторые особо мерзкие подтёки грязи. — Дельфини! — окликнул её Крам, левитируя мётлы вдоль кромки воды. Он тяжёлой походкой приблизился к расстроенной ученице и положил руку ей на плечо. — Не переживай так, у тебя всё получится. — Вам легко говорить… — шмыгнула носом Дельфи, кутаясь в грязную мантию. Чемпион присел на краешек скамейки. На его строгом, словно высеченном из камня лице, мелькнула улыбка. — Знаешь, как я начинал? — спросил Крам, глядя в заплаканные глаза первокурсницы. — Об этом не писали в газетах, но я тоже был одиннадцатилетним мальчишкой, не знавшим, с какой стороны на метлу сесть. И метлу я увидел впервые лишь в школе. И нос, — он показал на сломанную переносицу, — разбил на первом занятии. А ты всего-то села в лужу. Мне говорили, что я безнадёжен, смеялись… — А потом случилось чудо, — закончила за него Дельфи, театрально закатив глаза. — Чуда, увы, не случилось, — снова улыбнулся Крам. — Через неделю я сломал запястье. А потом… я изменил себя. Конечно, я не стал в одночасье вторым Вронским, но на следующий день после того, как мои кости срослись, я пошёл на стадион, взял старую метлу и до темноты тренировался: взлетал и падал, поднимался и снова взлетал. Я выходил на стадион в любую погоду — и в снег, и в дождь… И к концу года мне уже прочили место в команде. — Я хочу научиться летать без метлы, как это делают птицы. Крам легонько потрепал её за плечо. — Это один из самых сложных разделов магии, лишь единицы владеют этим искусством. Лучше займись полётами, из тебя выйдет толк — избранники Воздуха обычно неплохо летают. Дельфи внезапно обуяло любопытство, и она поинтересовалась, к какой Стихии принадлежал знаменитый ловец Виктор Крам. — Я был избран Землёй, — последовал неожиданный ответ. — И это лишний раз доказывает условность всякого рода распределений, как правильно говорит наша директор. Человек сам создаёт себя, и только от тебя самой зависит, останешься ли ты слабой или станешь сильной. Лучше ступай в замок, простудишься. — Профессор Крам, можно вас попросить кое о чём? Моя однокашница, Мэрит Нильсен, она видела, как вы играете в квиддич и… — Пора было налаживать отношения с соседками. Экс-ловец сборной Болгарии привычным жестом достал из кармана мантии клочок пергамента и вывел на нём аккуратным почерком: «Мэрит Нильсен от Виктора Крама. Великих свершений и ярких побед!» На следующее утро, надев старые брюки и свитер, Дельфи вышла из замка и решительной походкой направилась к квиддичному стадиону. Это был её первый шаг на пути к тому, чтобы стать сильнее.***
Теперь уже Катарину раздражал будильник Дельфи, звеневший на полтора часа раньше, чем её собственный. Дельфи торжествовала: противной соседке досталось по заслугам. Зевая и потягиваясь, она на цыпочках подходила к окну и по привычке бросала взгляд на корабль, пронзавший мачтами-пиками густой туман над озером. Невзирая на обжигающий ветер и мокрый снег, бесшумно одевалась и ещё затемно выскакивала во двор. Иногда компанию Дельфи составляла Мэрит, проникшаяся к ней симпатией. Замок ещё спал, только сонный завхоз тащил заколдованные мётлы и лопаты во двор, чтобы расчистить выросшие за ночь сугробы. Дельфи проваливалась по щиколотку в снег и про себя ругала завхоза, любившего поспать подольше. Она вынимала волшебную палочку и расчищала дорожки от сугробов недавно разученным заклинанием, вызывающим струи тёплого воздуха. Она здоровалась с пожилым сторожем, обычно курившим на лавочке возле спортивной раздевалки или, если погода была совсем уж плохой, читавшим руководство по уходу за мётлами, устроившись в кресле у окна своего домика возле трибун. Сторож приветливо улыбался ей и отдавал маленький ключик от склада, висевший у него на шее. Дельфи брала старенький «Чистомёт» и выходила на поле, покрытое свежим водянистым снегом. Она решительно вытягивала правую руку и командовала: «Вверх!». Цепкие пальцы смыкались на древке метлы, она резким движением перекидывала через неё ногу и взмывала ввысь. Дельфи по кругу облетала стадион, то замедляясь, то ускоряясь. Ветер трепал её волосы, и они падали на лицо, когда она пикировала вниз. От колючего ветра и снега, застившего глаза, текли слёзы. Холод проникал за воротник, но, разгорячённая, Дельфи почти не замечала его. Крам оказался прав: за два с половиной месяца она смогла не только научиться держаться на метле, но даже обрела уверенность, которой ей всегда не хватало. Ей стали намного лучше удаваться зелья и превращения, требовавшие повышенной концентрации внимания, а также общение с другими детьми. — Дельфини, спускайся! — Высоко поднимая ноги, к ней бежала красная от мороза Гретхен Билевиц. — Твоя птица не хочет отдавать нам письмо, мы впустили её в окно, но она только клюётся и кричит! Заметив на поле Гретхен, Дельфи медленно снизилась и ловко спрыгнула с метлы. Она по инерции пробежала по хлюпающему снегу около пяти футов и остановилась напротив однокашницы. — Что ты там говорила про письмо? За весь семестр Дельфи получила от опекунши бесчисленное количество писем, но к своему стыду ответила только на два или три из них. — Тебе прислали письмо из дома, но твоя птица только клюётся и кричит. Катарина и Мэрит готовы придушить твою птицу подушкой, если ты не заставишь её успокоиться! «Инферналы бы побрали Майер! Я сама её придушу». — Подожди немного, я отнесу метлу обратно. Дельфи бросила «Чистомёт» в кучу старых мётел и вернула ключ сторожу. Затем махнула рукой Гретхен, и они поспешили в замок. — Ты не собрала вещи, — заметила Гретхен. — Остаёшься на каникулы? Неужто совсем не скучаешь по дому? Я редко вижу тебя в совятне. Она и правда нечасто заходила в покосившуюся деревянную башенку, в которой обитали одинаковые белые полярные совы с янтарными глазами. Только они могли спокойно переносить здешний климат. У многих ребят были собственные птицы, но все они жили в клетках в тёплых спальнях. — Здесь гораздо интереснее, чем в Лондоне, — сказала Дельфи. — Я живу в маггловском квартале, и мне нельзя колдовать у всех на виду. Мне разрешают использовать магию в доме, но я не могу понять, почему я должна скрываться и терпеть унижения от магглов, которые ведут себя, как бродячие псы, нападая на тех, кто не может дать им отпор! Рассказывая о своей жизни среди магглов, Дельфи не на шутку разошлась, и Гретхен немного опешила от её пыла. — Когда я вырасту, то уничтожу всю эту компанию! Они… они сожгли мои рисунки, Гретхен, они оскорбляли моих родителей, меня… — Не все магглы такие, как ты говоришь, — попыталась возразить Гретхен. — Я уверена, что среди них есть и хорошие люди. Мой папа, он работает в Отделе связи с магглами в нашем Министерстве, рассказывал мне… — Хватит, — оборвала её Дельфи. Гретхен, умолкнув, с недоумением посмотрела на неё. «Глупая девчонка, где тебе понять меня, я-то пообщалась с ними сполна».***
— Дельфи, успокой это гадкое создание! — завизжала Катарина, с порога накинувшись на соседку по комнате. Надо сказать, со стороны ситуация выглядела комично: растрёпанная Катарина в пижаме и лохматая Мэрит пытались отобрать конверт у старого авгурея опекунши, выполнявшего роль почтальона. Своенравная птица не желала отдавать вверенное ей послание и скакала по кроватям, истошно крича и размахивая мокрыми крыльями. Невесть откуда взявшиеся в девичьей комнате Эйнар и Бальтазар раскатисто хохотали, забравшись с ногами на застеленную шерстяным пледом кровать Гретхен. — Прекрати кричать, — рявкнула Дельфи. — Нильсен, отойди от него, не то он отхватит тебе добрую половину пальцев, не сможешь держать в руках квоффл. Ласково погладив птицу по влажным от снега перьям, она отвязала письмо от мощной когтистой лапы. Очевидно, опекунша наложила на письмо Impervius, потому что пергамент, в отличие от птицы, был абсолютно сухим. Неровные буквы прыгали вверх-вниз, некоторые слова разобрать вовсе не представлялось возможным, а в углу растекалась жирная чернильная клякса. Автором письма, к её огромному удивлению, оказался не кто иной, как Мундугнус Флетчер, последние полгода практически безвылазно сидевший в доме на Милтон-Роуд. Наверное, наступил на хвост какой-нибудь важной шишке. Письмо было отправлено почти неделю назад, но из-за плохих погодных условий дошло только сейчас. — Завтра я отплываю вместе со всеми, — мрачно объявила Дельфи, комкая исписанный пергамент. — Insendio! Письмо вспыхнуло и за считанные секунды превратилось в горстку чёрного пепла. Торфинн Роули всё-таки умер. Возможно, это было дико, но Дельфи не испытала никаких эмоций, узнав о его смерти. Она знала этого человека лишь по сбивчивым рассказам опекунши, и он для неё был не реальнее Мерлина или тёмного колдуна по имени лорд Волдеморт, которому служили Торфинн и её родители. Куда больше Дельфи огорчал тот факт, что придётся возвращаться до срока в унылый дом на Милтон-Роуд и из последних сил сдерживаться, чтобы не запустить в Питера или кого-нибудь из его мерзкой шайки недавно разученным и уже опробованном проклятием. Она даже не могла понять, было ли это чувство огорчением или злостью на опекуншу, её некстати умершего брата или на проходимца-Мундугнуса. Ну почему он не мог умереть в середине семестра?! Вечером в зале Четырёх Стихий собирались наряжать огромную душистую ель, а также ёлки поменьше на этажах и в общих гостиных всех четырёх Домов, а завтра можно было бы весь день кататься с ледяной горки. Теперь все планы пошли крахом, и ей предстояло провести две недели в компании обезумевшей от горя опекунши. Флетчер писал, что Юфимия совсем плоха и не встаёт с постели, и совесть не позволяет ему оставить беспомощную женщину одну в пустом доме. Дельфи вспомнила, что опекунша как-то сказала, что у Мундугнуса вовсе нет совести. Одно только скрашивало сложившуюся ситуацию: сам проходимец на Рождество собирался куда-то смыться. — Что-то случилось? — забеспокоилась Гретхен, заметив растерянность, мелькнувшую в глазах однокашницы. — Всё нормально, — отрезала Дельфи. — Мальчики, выйдите, мне нужно переодеться. Эйнар и Бальтазар, к тому моменту вовсю разыгрывавшие партию в шашки, дружно выразили протест. Дельфи угрожающе вскинула волшебную палочку: — Depulso! — Ну ладно, — обиженно буркнул Эйнар, скатившись с кровати. Бальтазару повезло меньше: он подлетел до самого потолка, перевернувшись пару раз в воздухе. Мальчики быстро собрали рассыпавшиеся шашки и вышли из комнаты. Мэрит и Катрина сразу как-то притихли и резко начали заниматься своими делами: Мэрит схватила учебник по травологии, а Катрина углубилась в изучение трансфигурации. За время совместного проживания с Дельфи под одной крышей они уяснили, что не стоит лезть ей под горячую руку. Они научились подмечать признаки близящейся вспышки гнева: отдающий багрянцем отблеск на дне тёмных глаз, суженные зрачки и сжатые в кулаки пальцы. Гретхен, мягко улыбнувшись, подошла к Дельфи и беспрепятственно забрала из её рук волшебную палочку. Она взвесила палочку на ладони. — Каштан и сердечная жила дракона, никогда бы не подумала… — Откуда ты..? — удивилась Дельфи. — Моя мать — урождённая Грегорович, она унаследовала дело своего деда. По идее, у тебя должны быть склонности к травологии… — Не люблю травологию. Скучный предмет. — Ещё ты должна неплохо ладить с животными и хорошо летать на метле, — продолжала Гретхен. — Летаешь ты едва ли не лучше нашей Мэрит, а как у тебя с животными? Она задумалась. «Интересно, способность говорить со змеями можно расценивать, как умение ладить с животными?» — Ну… Я люблю птиц… И змей, — неуверенно ответила Дельфи. Ей не терпелось узнать больше о связи волшебной палочки с характером её хозяина. — Что ещё? — Ещё имеет значение сердцевина, — с умным видом сказала наследница Грегоровича. — Сердечная жила дракона в сочетании с древесиной каштана говорит о том, что её владелец любит роскошь и красивые вещи, но, к сожалению, его мало заботят пути, которыми эти вещи получены*. Опустив глаза, Дельфи критически оглядела свои вымокшие от мокрого снега вещи и грязные мыски ботинок. — Это точно не про меня. — Палочка никогда не врёт, — твёрдо ответила Гретхен. Она достала из ящика прикроватной тумбочки потрёпанную книжку, пролистала её и зачитала нужные строки. — Это не совсем моя палочка! — вдруг осенило Дельфи. — Она раньше принадлежала моей тёте. Дельфи вспомнила, как опекунша в лучшие времена любила заказывать мантии у портнихи и носила драгоценные украшения, как она всегда до блеска натирала сапоги перед выходом на улицу, и улыбнулась: — Да, ты описала тётю Юфимию. От меня тут только полёты. В приоткрывшуюся дверь просунулась рыжая голова Бальтазара: — Катарина! Генрих уже достал меня, всё спрашивает, когда ты пойдёшь играть с ним в снежки. Сидит там внизу уже целый час! Может быть, выйдешь с ним или пошлёшь его, наконец, подальше? Катарина захихикала, накручивая на палец прядь светло-русых волос. — Мэрит! Пойдём со мной, обстреляем его снежками! Катарина и Мэрит прямо поверх пижам натянули зимние мантии, обулись и со смехом побежали вниз по лестнице, подталкивая бегущего впереди Бальтазара. — Тебе помочь собрать вещи? — предложила Гретхен. Дельфи с благодарностью приняла её предложение. Вдвоём они быстро покидали вещи в чемодан. — Я забыла одну книгу. — Дельфи вытащила из-под кровати книгу, купленную прошлой зимой во «Флорише и Блоттсе». — «Путь Тьмы. Пожиратели смерти». Интересуешься историей? Я мало знаю о Второй магической войне в Великобритании, дашь почитать? Я немного понимаю по-английски. — В следующем семестре, — пообещала ей Дельфи. Гретхен Билевиц, сидя на белоснежной шкуре гигантского полярного медведя, покрывавшей пол, медленно переворачивала тяжёлые страницы, рассматривая иллюстрации. Дельфи придвинулась поближе к ней и заглянула через плечо. С чёрно-белых колдографий на неё смотрели две абсолютно непохожие друг на друга Беллатрикс. Одна Беллатрикс, растянув губы в надменной улыбке, адресованной тем, кого она считала ниже себя по статусу, смотрела на девочек бархатными глазами, наполовину скрытыми под тяжёлыми веками. Другая, скривив бескровные губы в полубезумной ухмылке и гневно прищурив глаза, метавшие молнии, держала в костлявых руках табличку с тюремным номером. — Это моя мать, — внезапно сказала Дельфи и замерла в ожидании реакции однокашницы на эту обескураживающую новость. Гретхен Билевиц отреагировала на удивление спокойно. — Значит, фрау Роули тебе не родная тётя? — Юфимия Роули лишь мой опекун, — сухо ответила Дельфи. — Мой отец, Рудольфус Лестрейндж, поручил меня ей перед тем, как его снова упрятали за решётку. После того, как моя мать умерла в Битве за Хогвартс. — Сочувствую… Наверное, сложно расти без матери. А ты совсем на него не похожа… — задумчиво протянула Гретхен, переворачивая страницу и рассматривая рыжеволосого мужчину с пронзительными зелёными глазами. На другой колдографии Рудольфусу было уже около пятидесяти, и вид он имел потрёпанный: осунувшееся лицо, свежий шрам, пересекающий левый глаз, клокастая борода с проблесками седых волос… — Тётя говорит, что у меня его взгляд — дурной глаз. — Не знаю, я не замечала. — Пожала плечами Гретхен, ободряюще улыбнувшись. — Всё это не важно. Ты не должна считать себя хуже других. Мы не выбираем себе семью. — А я и не считаю. Я люблю своих родителей, кем бы они ни были. — Дельфи аккуратно положила книгу в чемодан и захлопнула крышку. — Я бы всё отдала, чтобы хоть раз увидеть отца и маму. Думаю, они бы любили меня... По крайней мере, любили бы больше, чем опекунша. Она часто сердится на меня… — Мой отец тоже иногда сердится на меня, но это не значит, что он меня не любит, — мягко сказала Гретхен, обнимая Дельфи за плечи. С этого дня отношение Дельфини к Гретхен Билевиц изменилось.***
Летучий Голландец расправил чёрные паруса. По палубе туда-сюда бегали дети, старосты с трудом успевали записывать каждого поднявшегося на борт в судовой журнал, а совсем уже взрослые студенты последних курсов готовили корабль к отплытию под началом директора, громовым голосом отдававшей приказы. Она крепко стояла на обледеневшей палубе, облокотившись рукой о штурвал. — Фройляйн Роули, подойдите ко мне! — гаркнула она, заглушая ораву шумных студентов. Дельфи с большим трудом протиснулась сквозь гомонящую толпу. — До меня дошли слухи, что вы в перерывах между занятиями затеваете дуэли… — Директор строго посмотрела на неё сверху вниз глазами цвета серого льда. — Боевая магия — это вам не искры пускать. Если вам некуда девать энергию, вступите в Дуэльный Клуб, но не размахивайте палочкой направо и налево в коридорах. Вам ясно? — Да, фрау директор. — Дельфи виновато опустила глаза в пол. Недавно она повздорила с Катариной и наложила на неё заклятие ватных ног на выходе из столовой. — Счастливого Рождества! Можете идти. — Урсула фон Розабельверде повернулась к ней спиной, взметнув полами длинной горностаевой мантии. — Ковальчик, Багров, нельзя делать такой резкий взмах, палочка должна двигаться плавно, иначе вместо «морского» узла получится «бабий»! — Счастливого Рождества, — эхом откликнулась Дельфи и побежала искать каюту, где расположились её однокашники. Раздался предупредительный сигнал, и старосты в последний раз проверили списки. После третьего сигнала корабль начал медленно уходить под воду, создавая вокруг себя ревущий водоворот. Прижавшись лицом к круглому иллюминатору, Дельфи наблюдала, как смыкаются бурлящие воды волшебного озера. Наконец, корабль словно сжался до размеров точки, нещадно заболели уши, а спустя мгновение судно, раскачиваясь из стороны в сторону, бороздило Атлантику, порождая многочисленные легенды о неуловимом Летучем Голландце с призраками на борту. И вот уже корабль причалил к скалистому берегу Оберзее. Директор дала команду бросить якорь, корабль пришвартовался под отвесной стенкой. Она спустила на воду трап, и студенты длинной вереницей потянулись на берег. Зимнее Оберзее в предзакатных лучах солнца казалось ещё более сказочным. Мощные снеговые шапки покрывали горные вершины, длинными языками спускаясь в узкие межгорные долины. Безмолвный лес спал под пушистым снежным одеялом. Пологий берег покрылся чистейшим искрящимся снегом; лишь у самой кромки воды протянулась тонкая полоса талой земли. Все студенты, от мала до велика, наблюдали, как призрачный корабль поднял якорь и отчалил от берега. Директор пустила в воздух сноп разноцветных искр, раздался предупредительный сигнал, и корабль вновь погрузился в пучину. Когда воды сомкнулись над самой высокой мачтой, Дельфи, ёжась от холода, зашла в прозрачную ледяную воду горного озера и повернула вокруг пальца перстень-портал с начертанными символами четырёх Стихий, в сочетании образующими Единство.***
Отдёрнув простыню, скрывавшую под собой зеркало, Юфимия Роули тупо смотрела на своё отражение. Она с трудом узнавала себя в осунувшейся женщине с тёмными кругами под глазами с красной сеточкой лопнувших сосудов, распухшими веками и наскоро собранными в пучок волосами. Впрочем, какая теперь была разница. У брата во сне остановилось сердце. Быть может, это явилось последствием недолеченных болезней, а может, здоровье Торфинна подорвали душевные муки от осознания всех совершённых им преступлений — он рассказывал Юфимии о тяжёлых сновидениях, в которых к нему каждую ночь являлись призраки людей, отправленных им на тот свет. Проклятая Алекто накликала беду, чтоб её дементоры побрали! Год жизни, оцененный в три с половиной тысячи галеонов… Юфимия негнущимися пальцами застёгивала зимнюю мантию. Она опустила взгляд на сапоги в белых разводах, всегда появлявшихся зимой на обуви от какой-то дряни, которую магглы разбрасывали по тротуарам. Рука по привычке потянулась к щётке, но без сил опустилась. Юфимия толкнула дверь и вышла навстречу предпраздничному зимнему вечеру. Она заскользила по обледеневшей дорожке в сторону Брокуэлл-парка. Маггловские дома были нарядно украшены переливающимися гирляндами и еловыми ветками, в некоторых дворах стояли фигурки Санты, детишки носились по улице, радуясь предстоящему празднику. Компания поддатой молодёжи, решившая, по-видимому, растянуть праздник на целую неделю, громко смеялась над скабрезной шуткой паренька в красном колпаке, съехавшем на бок. Один лишь дом Роули не вписывался в общую праздничную картину. Мундугнус ограничился венком из плюща, прибитым на входную дверь. Он был так горд проделанной работой, что несколько раз вытаскивал Юфимию на улицу посмотреть на венок, который навевал ассоциации с похоронным атрибутом. В сложившейся ситуации всё это отдавало каким-то извращённым чёрным юмором. В третий раз продемонстрировав Юфимии рождественское украшение, Флетчер получил от неё порцию обвинений в чёрствости, полном отсутствии всякого такта и беспробудном пьянстве. На глазах у соседей, приникших к оконным стёклам, она к огромной радости местных алкоголиков вынесла на помойку ещё не початые бутылки портвейна. Парк встречал её горящими огнями гирлянд. Прохожие с интересом оборачивались на ещё не старую женщину в длинном плаще и старомодной лисьей шапке, бредущую в одиночестве к маленькому полузамёрзшему пруду. Промокшая воспитанница уже вытягивала тяжёлый чемодан из полыньи. Как только Дельфи полностью выбралась из воды, её вещи стали сухими, как будто бы она и не побывала только что в ледяном пруду. Лишь ровное оконце незамёрзшей воды и следы на снегу свидетельствовали о том, что какой-то чудак решил окунуться в прорубь или свести счёты с жизнью. На мгновение в голове Юфимии промелькнула мысль нырнуть в полынью, чтобы больше никогда не вынырнуть обратно, но она отмела её, едва коснувшись пальцами ледяной воды. — Всё хорошо в школе? — спросила Юфимия бесстрастным голосом. Она спрятала одну руку в карман, а другой взяла чемодан воспитанницы. — Нормально, — ответила Дельфи. Она была огорчена тем, что не смогла остаться на Рождество в замке. Но, встретившись с потухшим взглядом опекунши, ощутила укол совести: Юфимия согласилась взять её в дом, определила в одно из лучших учебных заведений магической Европы и сейчас тащит её поклажу, поскальзываясь на каблуках. Оживлённая Милтон-Роуд не вызвала у Дельфи никаких чувств, кроме отвращения. Заметив прибитый к двери венок из плюща, она не смогла сдержать удивление: — Зачем здесь повесили похоронный венок, тётя? Юфимия не знала, плакать ей или смеяться. — Это не похоронный венок, это Мундугнус Флетчер украсил дом к Рождеству, будь он неладен! В тёмной прихожей пахло смесью пыли и табака. Юфимии в последние несколько дней было не до уборки, и старый хозяин дома, воспользовавшись сложившейся ситуацией, вернул дом в первоначальное состояние. Скинув сапоги, она отлевитировала чемодан воспитанницы в её комнату и скрылась на кухне.***
Дельфи прошла в крохотную гостиную, которая сильно изменилась с момента её отплытия в Дурмштранг. На ковре появилась пара прожжённых дырок, разномастные кресла были накрыты мешковатыми серыми чехлами, которые, в свою очередь, тоже пострадали от сигарет. На столике валялись недоеденные куски чёрствого хлеба, и стояла пустая бутылка из-под какого-то пойла. Мундугнус Флетчер, одетый в потрёпанный домашний халат, сидел перед камином с газетой в руках. — «Маргарет Яксли нашли мёртвой в её собственном доме, Министерство магии считает, это было самоубийство», — прогнусавил он. Затем бросил газету в огонь и повернулся лицом к Дельфи: — Здравствуйте, юная леди. — Добрый вечер, мистер Флетчер, — хмуро поздоровалась Дельфи. Добрым этот вечер можно было назвать с большой натяжкой. — Ну и зачем ты мне это читаешь? — раздался из кухни раздражённый голос опекунши. — Боишься за моё психическое здоровье? — Беспокоюсь за свой дом, кхе-кхе, — хохотнул Мундугнус, блаженно потягиваясь. — Мне будет сложно продать это и без того не лучшее жилище с призраком ворчливой ведьмы в придачу. Юфимия со стуком поставила поднос с ужином на свободный угол стола. — С чего ты взял, что я вообще собиралась травиться?! — гневно закричала она на Мундугнуса. Её распухшие глаза превратились в щёлки. Флетчер, задумчиво почесав небритый подбородок, спокойно ответил: — Наверное потому, что вы решили заняться пересадкой аконита в новый горшок посреди зимы… У вас это семейное, мадам Юфимия? Дельфи в ужасе уставилась на покрывшуюся красными пятнами опекуншу. Заплаканные глаза женщины забегали из стороны в сторону. — Тётя? — Мадам Роули, — со всей серьёзностью обратился к ней старый жулик, — вы бы хоть о ней подумали. — Он показал пальцем на Дельфи. Юфимия тухло посмотрела на вверенную ей девочку. «Если ты не сдержишь своё слово, я уничтожу тебя, Юфимия Роули». Чем он может её навредить, находясь за решёткой… Юфимия вдруг вспомнила, как потеряла отца. Это произошло в день её семнадцатых именин. Она открыла глаза. Увидев высокий потолок с причудливой лепниной и небесно-голубые обои на стенах, Юфимия не сразу поняла, где находится. Несколько мгновений спустя до неё, наконец, дошло, что она задремала на диване в Малом зале, укрывшись парадной мантией. С левого бока что-то мешало привычно разметаться. Она привстала на локте и скосила глаза: на неудобном подлокотнике дивана покоилась рыжая голова Рабастана Лестрейнджа. Юфимия закрыла глаза и вспомнила события вчерашнего вечера. «Какой кошмар… Если отец узнает, то прикончит нас обоих. Хоть бы он не зашёл сегодня в мою спальню!» За дверью происходила какая-то возня. — Руди, — гневно шипела Беллатрикс, — немедленно разбуди своего брата. — Ты с ума сошла, Белла, он там не один, — парировал Рудольфус. — Сама иди. — Но там твой брат! — уже громче возразила его супруга. — Это неприлично. — А то, что там находится молодая девушка, это прилично? — вскипел Рудольфус. — ФИБИ! — в один голос заорали оба Лестрейнджа, разбудив, наверное, добрую половину дома. Раздался глухой хлопок. — Фиби, разбуди хозяйку и уведи оттуда Рабастана. Живо! Домовик, замотанный в накрахмаленное белое полотенце, скользнул в приоткрытую дверь. — Хозяйка Юфимия, просыпайтесь, — пропищала эльфийка тоненьким голосом, дрожащим от волнения. Её огромные глаза наполнились слезами. — Мистер Лестрейндж, другой мистер Лестрейндж ждёт вас за дверью. Рабастан резко вскочил, так что с Юфимии слетела прикрывавшая наготу мантия. Она судорожно натянула её до самого подбородка. Молодой человек смахнул с лица прядь медных волос. — Пусть мой брат отправляется к гриндилоу! Что ему надо? — Фиби не знает… — прошептала эльфийка, виновато опустив лопоухую голову. — Бестолковое создание, — прокомментировал Рабастан, всё же одеваясь. — Выйди вон. Эльфийка с громким хлопком исчезла. — Рабастан, что случилось? — спросила Юфимия взволнованным голосом. — Отец? — Не знаю, — буркнул Рабастан, застёгивая мантию и приглаживая волосы. — Всё будет хорошо, Юфимия, я поговорю с ним. Рабастан вышел из комнаты, оставив её одну. Юфимия отыскала воздушное кремовое платье, в котором танцевала на балу, и попыталась справиться с ним самостоятельно, но крючки на корсете никак не желали подчиняться. — Я помогу, — произнёс резкий голос Беллатрикс. Юфимия опустила руки, и Беллатрикс ловко зашнуровала корсет. Ей стало тяжело дышать: миссис Лестрейндж слишком туго затянула его. — Теперь надень мантию, вот так. — Что происходит? — продолжала спрашивать Юфимия. — Мистер Роули отравился аконитом. Его нашли час назад в кабинете, — холодно ответила Беллатрикс. — Возьми себя в руки, скоро здесь будут люди из Министерства. Юфимия без чувств рухнула на начищенный до блеска паркет. «Это я убила его. Я не хотела, чтобы он заметил моё отсутствие…» Третьего августа тысяча девятьсот семьдесят седьмого года Персиваль Роули в первый и последний раз не зашёл пожелать доброго утра своей любимой дочери. «Эта несчастная и так сирота, не лишай её последней опоры, старая инфантильная дура». — Я никогда этого не сделаю, слышишь? — прошептала Юфимия, обнимая воспитанницу. Дельфи несмело погладила её по волосам. На следующий день Юфимия Роули вышла на работу, прихватив с собой Дельфи. После смерти брата она не появлялась в «Ядах и противоядиях», и ворчливый мистер Селвин обрушил на неё гневную тираду, пригрозив увольнением, если та до Рождества не закончит с сортировкой безоаров и изготовлением партии порошка из жуков-скарабеев. Дельфи сосредоточенно толкла в агатовой ступке сушёных жуков, в то время как опекунша взвешивала камни и раскладывала их по весу в мешочки. Периодически в лавку заходили покупатели, и она отлучалась в подсобку принести нужный товар. Ближе к обеду мистер Селвин, оставшись довольным проделанной работой, собирался уже закрывать магазин, как дверь распахнулась, и в тесное помещение, пропахшее смесью самых разных ингредиентов, вошла покупательница. Юфимия из-за стенки могла только слышать её голос — слегка надменный и резкий. — Скажите, есть у вас что-нибудь от бундимунов? — Конечно, сейчас, — засуетился хозяин лавки. Он просунул голову в подсобное помещение: — Мадам Роули! Юфимия схватила флакон с зелёной жидкостью и скрылась за дверью. Дельфи захлопнула банку с толчёными скарабеями, после чего промыла под краном ступку и пестик. В лавке раздался звон разбитого стекла. — Дельфини! Дельфини, скорее! — надрывался Селвин. Дельфи выскочила из подсобки и едва не споткнулась об опекуншу, распластавшуюся на полу. Под ногами растекалось зелёное зелье, и валялись осколки стекла. — Я ничего не сделала! — причитала покупательница. Она и хозяин лавки хлопотали вокруг лежащей без чувств Юфимии. — Я заговорила с ней, и она упала в обморок! Покупательница сидела спиной к Дельфи; она не могла видеть её лица, только пряди цвета соли с перцем, вившиеся мелким бесом, выбившиеся из-под капюшона. — Бабушка, мне холодно! — раздался с улицы детский голос. — Сейчас, дорогой, я уже иду, — откликнулась покупательница. — Извините. Женщина, не обернувшись, вышла из лавки. tab>— Нужно аппарировать её в Мунго, она не приходит в себя, — сказал мистер Селвин. — Чем её так напугала миссис Тонкс? — У неё несколько дней назад умер брат, сэр, — объяснила Дельфи.***
Юфимия лежала на больничной кровати. Лицо опекунши слилось по цвету с белыми казёнными простынями. Дельфи, накинув яркий лимонный халат, сидела возле её постели. Она отказалась от чая, который предложила ей сердобольная целительница, и жевала припрятанную в кармане ириску. Конфета склеила зубы, и Дельфи решила прополоскать после неё рот. Туалет в палате оказался занят. Дельфи решила выйти в коридор и поискать другую уборную. Она медленно шла по коридору, украшенному еловыми ветками и гирляндами. Как назло, все целители и больные будто испарились. Она поднялась по лестнице на другой этаж. Отчаявшись найти туалет, Дельфи шмыгнула в первую попавшуюся палату. Она быстро избавилась от прилипших к зубам остатков ириски и собиралась уже уходить, когда из-за ширмы, огораживавшей часть палаты, вышел худой старик в серой пижаме и разношенных тапках. В потухших глазах старика блеснуло что-то, и он, возопив, медленно потянул к Дельфи морщинистую руку. — Беее… ааа… али… саа! — Простите, сэр, — пробормотала Дельфи, попятившись. — Я просто хотела прополоскать рот от ириски… Следом за стариком из-за ширмы выскочила пожилая женщина в длинной ночной рубашке. Сделав безумные глаза, женщина бросилась на Дельфи и повалила её на пол. На их крики прибежал молодой волшебник в наспех накинутом поверх мантии лимонном халате. Он пробормотал какое-то заклинание и отлевитировал больных обратно за ширму. Дельфи с трудом поднялась на ноги. — С тобой всё в порядке? — запыхавшись, спросил волшебник, пришедший на помощь. — Они обычно очень спокойные, не понимаю, что на них нашло… — Всё нормально, сэр, — подтвердила Дельфи, постепенно отходя от шока. — Спасибо! — Как тебя зовут, девочка? Ты потерялась? — участливо спросил молодой волшебник, когда они вышли в коридор. У него было круглое лицо с тёплыми карими глазами, обрамлённое коротко стрижеными русыми волосами. — Дельфи. Меня зовут Дельфини, — сказала она. — Я хотела прополоскать рот от ириски. — Она продемонстрировала ему фантик. — Мама очень любила такие конфеты, — волшебник как-то очень грустно улыбнулся. — Куда тебя отвести, Дельфи? — Она умерла? — задала бестактный вопрос Дельфи. — Брат моей тёти тоже умер, поэтому она заболела. — Она уже тридцать лет находится в этой палате. — Она показал рукой на табличку, висевшую на двери: «Фрэнк и Алиса Лонгботтомы, Гилдерой Локхарт». Глаза Дельфи расширились от ужаса: ведь именно её родители стали причиной сумасшествия отца и матери пришедшего ей на помощь волшебника. А выжившие из ума Лонгботтомы, в свою очередь, стали причиной тюремного заточения её родителей. — А я знаю, как вас зовут, — сказала она. — Вы Невилл, верно? — Верно, — ответил молодой волшебник. После событий Второй волшебной войны во всей Англии не было человека, который не знал бы его имени — имени героя Битвы за Хогвартс. Многие хотели пожать герою руку. Сам же Невилл больше всего на свете желал, чтобы вовсе не появились на свет ни Том Риддл, ни конченые Лестрейнджи, ни безумный Крауч-младший, мечтавший показать своему отцу, на что он способен. — Я не видел тебя в Хогвартсе. Я преподаю травологию. «Ненавижу травологию», — хотела сказать Дельфи, но вслух произнесла другое: — Я учусь в Дурмштранге, сюда приехала в гости к тёте, а она заболела. — Ты точно найдёшь нужную палату? — участливо спросил Невилл. Дельфи кивнула. — Тогда счастливого Рождества, Дельфи! — Счастливого Рождества, мистер Лонгботтом, — натянуто улыбнулась Дельфи и побежала по коридору, на ходу поправляя съехавший лимонный халат. Невилл Лонгботтом в задумчивости постоял немного у двери и отправился в Дырявый Котёл, где его уже ждали жена Ханна и праздничный ужин. Девочка по имени Дельфи показалась ему странно знакомой, и он никак не мог отделаться от навязчивой мысли, что уже видел её.***
— Нарцисса, ты дала ей слово, — слабым шёпотом говорила Юфимия. — Я не могу оставить девочку совсем одну. Возле кровати пришедшей в себя, но всё ещё бледной опекунши, неестественно выпрямив спину, сидела незнакомая Дельфи волшебница. — Я давала другое слово и сдержала его, — парировала в ответ Нарцисса. — Как я приведу её в манор? Что я скажу сыну? — Ты сказала, Драко с женой отправились на юг Франции, чтобы поправить здоровье Астории! — припёрла её к стенке Юфимия. — Нарцисса! — Я… — голос волшебницы дрогнул. — Хорошо, да, я позабочусь о ней, пока ты не встанешь на ноги. Ради моей сестры. Дельфи нарочито громко кашлянула. Волшебница повернулась к ней лицом. Она была на несколько лет старше Юфимии, но, несмотря на возраст, ещё очень красива, и мелкие морщинки вокруг небесно-голубых глаз лишь придавали ей своеобразный шарм. Блестящие волосы цвета сливочного масла, доходившие до пояса, были едва тронуты сединой. А фигуре и осанке могла позавидовать иная молодая девушка. — Прошу любить и жаловать: Нарцисса Малфой, в девичестве Блэк, — представила её опекунша. — Твоя родная тётка по линии матери. Примечания: Sind Sie Studentin im ersten Studienjahr? Kommen Sie schneller aus dem Wasser, das Fräulein (нем.) - Вы первокурсница? Выходите быстрее из воды, фройляйн. === Озеро Оберзее (Obersee) - горное озеро в Баварии. Немного информации об озере: http://holidaygid.ru/obersee/ === Фамилия директора позаимствована у феи из сказки Гофмана "Крошка Цахес, по прозванию Циннобер". === Согласно Википедии: стихии в античной и средневековой натурфилософии - четыре первоначальных вещества, к которым также добавлялся «пятый элемент» - дух, или эфир. Вместе символы-треугольники стихий образуют шестиконечную звезду, гексаграмму. Иногда единство стихий изображают в виде пятиконечной звезды, пентаграммы (вершиной вверх, т. е. не несущей негативной символики). Про расположение Дурмштранга известно лишь то, что он находится в Северной Европе. Мифический остров Туле, он же Дальняя Фула - Ultima Thule (лат.). Некоторые средневековые исследователи принимали за Туле Исландию или Гренландию. Поисками загадочного острова занимались многие оккультные общества, в том числе общество Туле. Об острове: https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A2%D1%83%D0%BB%D0%B5_(%D0%BB%D0%B5%D0%B3%D0%B5%D0%BD%D0%B4%D0%B0%D1%80%D0%BD%D1%8B%D0%B9_%D0%BE%D1%81%D1%82%D1%80%D0%BE%D0%B2) === Интересный факт - в Исландии нет фамилий, их заменяют отчества: имя отца + «сын» (son) или «дочь» (dottir). Йонсон - сын Йона. === Информация с Гарри Поттер-Вики: каштан - это наиболее любопытное, многогранное дерево, которое сильно различается по своему характеру в зависимости от сердцевины волшебной палочки, а также очень многое берет от личности своего владельца. Каштановые палочки притягиваются к волшебницам и волшебникам, которые являются укротителями магических животных, одаренным в травологии и склонным от природы к полетам. Однако в соединении с сердечной жилой дракона она может лучше всего подойти тем, кто чересчур любит роскошь и материальные вещи, но менее щепетилен, чем следовало бы, насчет того, как они приобретаются. === Дурмштранг https://ibb.co/album/jukhdv