Пурпурное перо

Улица под их шагами постепенно расширялась, украшала себя светом и начинала сопеть пьяным, отдалённым смехом засевших за картами плотников. Когда ведьмак сворачивал, прислушиваясь к сбивчивому чужому дыханию и выглядывая путь, его плечо мягко встретило незнакомую, миниатюрную руку. Девушка оправила бедное, подранное платье, повела вздёрнутым носом и протянула вперёд открытую, усыпанную ссадинами и грязью ладонь. — Подайте, милсдарь, и боги вас не забудут. До того, как он повернулся, она улыбалась, широко растягивая губы, и пахла желанием на деле продемонстрировать, насколько добры становятся всевышние, если порадовать их монетой. Геральт ткнулся взглядом в округлые бёдра, решил не оценивать полуобнажённую грудь и поднял глаза. Девушка вздрогнула. Выражение её лица, не утратившего ещё сочную упругость молодости, резко, неприятно изменилось — сделалось старше и глупее. Прижав руки к животу, она зло сощурилась. Неразборчиво выдохнула проклятие и, изредка оглядываясь, быстрым шагом засеменила к докам. Геральт смотрел ей вслед ещё какое-то время, размышлял о каштановых волосах, что обрамляли мёртвые, бледные черты, так и не узнавшие предсмертной ласки отца. Потом коротко кивнул Лютику, ускорил шаг и не произнёс ни слова до самых столиков корчмы. — Я нашёл вещь, необходимую для того, чтобы снять проклятие, — Геральт выпил, отёр губы. — С владельцем пришлось повозиться, но в итоге он пошёл на обмен. Она не сработала. Думаю, оборотень просто согласился со своей участью. Иногда воля носителя может входить в резонанс с магией, это вызывает сильную энергетическую стабильность. Если её и можно было обойти, я не знал, как. Он замолчал и посмотрел на Лютика. По порозовевшему после холода лицу поэта легко было прочесть, что он думает и чувствует по этому поводу. Геральт мысленно улыбнулся извечной искренности барда — впервые за всю ночь — и подвинул к себе ещё одну кружку. Лютик, тоже молчавший весь путь до таверны, и теперь не спешил с ответом. Встретившаяся девушка, пара облезлых бродячих псов, какой-то пропойца у дверей таверны… Вид Геральта всех сейчас заставлял отшатнуться. Псы в страхе прижали уши, учуяв кровь оборотня, и попятились назад. Реакция пьянчуги немногим была лучше. Белое лицо и светящиеся глаза тот явно счел за что-то несуществующее, и поэтому, когда Геральт оказался достаточно реальным, чтобы открыть дверь корчмы, лицо немолодого мужчины исказила подлинная гримаса ужаса. Кажется, только Лютик был рад видеть Геральта. Не удивительно, ведь городишко был маленьким и мало кто здесь слышал о ведьмаках что-то, кроме того, что талдычила всем и каждому церковь Вечного Огня. А там вообще редко что хорошее говорили о тех, кто владеет магией. То, что делал Геральт, то, как глубоко он понимал природу проклятий… поэту это все тоже поначалу казалось каким-то колдовством. Даже сейчас Лютик не очень-то понимал, о чем говорит ведьмак, что это за связь между магической стабильностью и резонансом воли. Но интуитивно поэт все равно умел выловить суть, поэтому старался лишний раз не переспрашивать и не вдавался в подробности. Тем более что… из слов Геральта выходило, что тот сделал все и, несмотря на это, помочь не сумел. Желания разбираться в механике проклятия это у поэта не вызывало. — Ты… ты ведь не винишь себя, я надеюсь? Очень хочется верить, что эта привычка обойдет тебя стороной, друг мой. Ты сделал все, что мог, — наконец, поэт сумел выдавить из себя слова и поднять на Геральта тяжелый взгляд. Ведьмак выглядел уже лучше, чем в первые мгновения их встречи и, кажется, чувствовал себя тоже лучше. Поэт и сам был рад выпить и отогреться с относительно спокойной душой: он уже не надеялся сегодня встретить Геральта и боялся даже подумать, что бы делал, не появись тот вовсе. Скорее всего, в одиночку Лютик бы тут недолго протянул. От этой мысли, потянувшей за собой целый ком воображаемых последствий, стало не по себе и поэт поднял свою кружку, припав к ней губами и сделав несколько больших глотков. Благо хоть сидр, в отличие от пива и вина, тут был еще ничего. — Эх… Скучаю по хорошему вину, — задумчиво протянул Лютик и поставил кружку обратно на стол, пока ведьмак допивал уже вторую с элем, — куда мы дальше путь держим, раз здесь последний заказ был? Тебе не нужно время оклематься? Выглядишь довольно хрено… ну, в общем, так, словно сам скоро обратишься нечистью и будешь распугивать людей на болотах. За соседним столом звенели чарки, скрашивая полуночный гвинт хмельной нотой веселья. Крестьянин с обожжённым лицом громко выругался, довольно ударил себя по бедру и что-то крикнул корчмарю. Его оппонент по картам ссутулился, но виду постарался не подать — очевидно, поражение было не первым. Геральт отвёл взгляд, опустил локти на стол и хмуро повертел в мыслях слова Лютика. За те долгие годы, что он провёл на косых дорогах большака, путешествуя от одной доски объявлений к другой, выбор приходилось делать часто и быстро. Иногда ведьмак обнажал меч прежде, чем успевал оценить ситуацию. Иногда обстоятельства определяли исход событий за него. Но даже в бою всегда находилось время, чтобы наскоро взвесить стороны и решить, куда послать следующий, возможно, решающий удар. На этот раз всё сложилось иначе, стало проблемой на два или три пункта сложнее, особенно если учесть тот факт, что в судьбу ведьмак не верил. У него были все шансы на благоприятный исход: достаточное количество информации, ритуальные вещи, необходимый набор рун. Он обошёл практически все трудности и не пролил крови, однако закончить дело без неё не смог. Геральт провел большим пальцем по резьбе на изогнутой ручке кружки, бегло взглянул внутрь, на её темное, сладковатое содержимое, прежде чем поднять и допить. Вопрос барда всё ещё стоял на слуху, хотя тема разговора либо сменилась, либо ушла в паузу. Ответа на дне не было. Не было его и у ведьмака. — Распугивать людей входит в негласный перечень моих обязанностей, — Геральт отказался от очередной порции эля и, как ему показалось, обрадовал подошедшую с графином женщину. Сосуд с выпивкой едва подрагивал в её полных руках. — Ты мог бы вернуться в Новиград. Хорошего вина там предостаточно, да и аудитория попадается приличная, чего не могу сказать о том месте, куда нужно будет отправиться. Опустив руку, Геральт развязал висевший на поясе мешочек из оленьей кожи и, нащупав нужную вещь, показал Лютику. — Нашёл его в пещере к югу. Бумага пожелтела и кое-где обуглилась, но слова разобрать можно. Насколько я понял, это страница из дневника. — Геральт… — поэт устало усмехнулся и окинул друга насмешливым взглядом, словно желая этим напомнить, что они не раз обсуждали эту тему, — ну ты же знаешь, что без тебя я в Новиград не поеду, а одного я тебя не пойми куда не отпущу. И… «нужно отправиться»? Я-то привык, что мы едем, куда дорога лежит. Что это у тебя такое? Лютик настороженно взглянул на бумагу в руке Геральта и после пары секунд колебаний все-таки аккуратно забрал ее. Лист плохо сохранился и чернила немного поблекли, но разобрать текст было все еще легко, а край листа совсем немного напоминал бахрому. Меньше, чем мог бы, учитывая, где Геральт его нашел. Бард повертел в руках страницу, прежде, чем стал читать. В нос ударил слабо уловимый запах горьких трав, въевшийся в бумагу, и Лютик улыбнулся, подняв на друга взгляд. — Полынь. Уж ты-то почувствовал, я уверен. Не думаю, что эта книга всегда была дневником, — улыбка на лице барда стала шире, как обычно бывало, случись ему хоть о чем-то знать больше ведьмака. — Полынь прокладывают между библиотечными книгами, чтобы их не поели мыши. И учитывая, что запах почувствовал даже я, лежала она там долго. Скорее всего, эта страница из конца или начала книги, раз была возле обложки, и… Лютик перевернул страницу еще раз, пробегаясь по тексту беглым взглядом. — Это Старшая Речь? — самодовольная улыбка поэта быстро сменилась удивлением и интересом. Он пробубнил строки про себя, не без труда разбирая чужой язык, и пару слов даже прочтя вполне различимо. Строки сохранились не полностью: в паре мест чернила выцвели почти окончательно и пытать свои глаза попытками дочитать текст возле огня свечи на столе Лютик не стал, — будь это пергамент, размытые чернила можно было бы попытаться восстановить с помощью масла… Хотя вот слово «vatt’ghern» читается прекрасно, должен заметить. Лютик еще на пару мгновений опустил глаза в текст, теперь уже бегло пробежав взглядом по строчкам, а затем протянул лист обратно Геральту. — Текст похож на загадку, но переводить бы я не взялся. Давно уж покинул стены Академии, многое подзабылось, — Лютик коротко неловко рассмеялся: признаваться одновременно в своих не самом юном возрасте, сдающей памяти и плохом знании Hen Llinge было довольно неприятно. — Так значит, хочешь отправиться в эту таинственную «Gynvaeltor», друг мой vatt’ghern? Я бы перевел «башня льда» или «ледяная башня», но уверен, что ты справился с текстом намного лучше меня. И чего же там ждет? — Не знаю, Лютик. Именно поэтому и держу туда путь, — Геральт забрал страницу и вновь убрал ее в мешок на поясе. Неугасающее желание барда отправиться за ним хоть на Край Света, хоть в неизведанные дали, прочь от хорошего вина и женщин, несмотря на свою привычность, все еще трогало сердце. Поэт вздохнул, поднял свою кружку, допивая сладкий напиток, и отставил ее в сторону. На душе после всего сделалось тревожно и хорошо одновременно. Едва только он нашел Геральта, о котором успел испереживаться, как их вновь ждала дальняя дорога и туманные цели впереди. Пусть так… Ведь это сулило новые приключения. За годы Лютик уже привык так жить, а от тревоги он знал одно верное средство. Струны лютни запели под пальцами раньше, чем ведьмак успел бы что-то сказать или остановить, а поэт устало откинулся назад, позволяя незамысловатой мелодии литься так, как ей самой того хотелось. Геральт и не думал его останавливать, он вновь опустил тяжелый взгляд в опустевшую кружку и слушал, словно чего-то ожидая. И точно — молчать для Лютика быстро стало невыносимым, и он тихо затянул тоскливую балладу, а ведьмак криво усмехнулся: ну кто бы сомневался? Лютик едва ли замечал что-либо вокруг, когда в его руках оказывалась лютня. И сейчас ему не было уже дела до того, как стук кружек и пьяный гогот, царившие вокруг, медленно стихали, креп его собственный голос и громче пели струны. Геральт оторвал взгляд от донышка кружки и искоса огляделся — не показалось. Бард умел отвлечь общее внимание даже от фигуры ведьмака, не говоря уже о том, как легко позабыты оказались гвинт и покер. Официантка снова подошла к столику, желая поближе подобраться к поэту, и бесшумно, словно боясь спугнуть, как боятся спугнуть редкую птицу, наполнила из пузатого графина кружку ведьмака. Лютик заметил и, не прерывая баллады, одарил ее улыбкой, одной из тех, что легко раздаривал встречным дамам. А закончив, как ни в чем не бывало отложил в сторону лютню и, не переставая улыбаться, взглянул на ведьмака. — Ах, одно жалко, друг мой… — наконец, произнес он, когда липкое внимание слушателей оставило в покое его персону. — Перо мое пурпурное так где-то здесь и останется, потерял я его, пока тебя искал. Что-то находится, что-то теряется… Не самая большая жертва, конечно, но эту балладу я когда-то писал именно тем пером, оно одно под рукой и было. — Любишь ты, Лютик, привязываться к тому, что так легко потерять. Но не все можно потом найти, — многозначительно произнес Геральт и сделал несколько больших глотков, пытаясь не смотреть на обомлевшего от его слов поэта. — Геральт, пожалуйста… — почти беззвучно взмолился Лютик, распахнув глаза с непростительно-детской впечатлительностью. Больше он ничего сказать не смог, но взгляд его передавал ведьмаку просьбу столь хорошо, что этого и не требовалось. И Геральт хотел бы ответить, но подходящего ответа у него вновь не нашлось. Ни один ведьмак еще не умирал своей смертью от старости, и Лютику это было известно не хуже. — Найдем мы тебе перо, Лютик, — глухо выдохнул Геральт, лишь бы хоть что-то ответить. Поэт опустил взгляд и с тоской принялся разглядывать высокие голенища собственных сапог. Шум, уже вновь заполнивший таверну, заглушал тишину за их столом, и ни один из них больше не спешил ее прервать. Ведьмаку всегда нравилось странствовать с поэтом. Нравилось, как с ним даже самая захудалая передряга превращается в театр, и неважно будь то драма, или комедия. Нравилось, что, несмотря на возраст, бард совершенно не менялся и на все вокруг смотрел восторженным взором искателя. Нравилось, как тот умел не терять присутствие духа, и умудрялся, часто очень некстати, поучать ведьмака. Но он знал: рано или поздно все кончается. И, если в следующий раз он не вернется, Лютик должен быть готов.