Пурпурное перо

— Дурно это, чужие деньги считать. Он не дёрнул ножны, не тронул мечей, что горели рунами и едва подрагивали скоплением энергии за спиной. Решил, что справится и так. Их было трое, но Геральт чувствовал запах пива, мочи и страха, с паскудной ухмылкой отмечая, что так, стало быть, и пахнет победа. — Привет, Лютик. На лице у Лютика засияла глупая радостная улыбка, как будто не ему только что угрожали трое незнакомцев в грязной подворотне и как будто угроза уже миновала. Впрочем, для Лютика так и было, он и думать о них забыл: рядом с ведьмаком всегда было спокойней. Особенно когда тот оставил свои былые попытки отправить поэта домой и продолжать свои странствия в одиночку. — Геральт, друг мой, как же я рад тебя видеть! Я не знал, что и думать, когда время, обозначенное тобой, истекло, а о тебе не было ни весточки, ни даже самого захудалого слушка! — Поэт едва на месте не подпрыгнул от нетерпения и почти ребяческого восторга столь своевременной встрече, желая лишь поскорее узнать, что же приключилось с Геральтом и куда им дальше держать путь. — Ты ниче не забыл, паскуда? Коней-то придержи, — все тем же сиплым голосом возмущенно одернул Лютика бандит, на мгновение даже растерявшийся от такого поведения потенциальной жертвы, — давай, гони сюды кошель и уноси ноги, а то отделаем твоего седого дружка так, что тебе с твоей лютней заупокойные распевать придется. — Я поэт, а не священник. Хотя вас, негодяев, отпеть сумел бы, все равно у вас втроем против ведьмака ни шанса, — оскорбленно нахохлился Лютик, вскинув подбородок и ультимативно скрестив руки на груди, позабыв о том, как пару минут назад ежился от вечернего холода. Должно быть, подумал он, что ведьмака здесь видят впервые. Не узнать два меча, амулет в форме волчьей головы и эти восхитительно горящие в полумраке янтарные глаза поэту казалось за эти годы чем-то уже просто невозможным. А глаза разбойников меж тем обратились к Геральту и принялись жадно его изучать. — Ишь ты, мутант, — резюмировал растерянно один из них, так и застыв, где стоял, — что, явился младенцев красть? Лютик зло и оскорбленно сощурился, но больше ничего не сказал. С такими остолопами говорить, похоже, себе дороже. Геральт тоже не ответил. Шагнул вперёд, в косую полосу света, что падала от горевшего, укреплённого на столбе факела, и сузил зрачки. Огонь красиво играл на янтаре глаз, лизнул тёплым языком свежие шрамы и осторожно прошёл по коже куртки, испачканной тусклыми разводами крови. — Приблуда, — бандит растянул слово, трезво заикнулся и попятился назад. Те, что стояли справа, согласно выругались в бороды. Сжали кулаки и подтянули руки к поясу — опрометчивый жест, вопреки ожиданиям замедляющий обращение с ножом. Запах страха усилился, Геральт чувствовал, как он перебивает смрад улиц и стоков, но все ещё ждал. На ум вдруг пришла мысль, что Лютик явно, громко и долго будет недоволен его внешним видом, когда всё кончится. Образ взволнованного барда нарисовался сам — ведьмак отогнал его и сдержал улыбку. — Гляди, он, сталбыть, уже собрал всех мальцов. И сожрал, токмо рожу уполоснуть забыл, выродок грязный, — холодный ветер близкой зимы ударил в бок. Прядь выбившихся из-под ремешка белых волос упала Геральту на лоб. — Детская кровь не настолько густая, — голос прозвучал ниже и суше, чем он ожидал, но получилось внушительно, с нехорошим оттенком. — Со своим лицом я как-нибудь управлюсь, а тебе и твоим друзьям придётся выбирать зубы из тины, если не уберётесь. Он знал, о чём говорит, не заметить это было трудно даже в темноте. Бандиты поняли, один из них плюнул под ноги, остальные потянулись за оружием. Геральт всмотрелся в их лица, исполосованные следами болезней, преждевременными морщинами и пылью. Попытался понять, сможет ли найти слова, которые пройдут сильнее кулака, и устало вздохнул. Он не хотел прибегать к насилию — с нарастающим шипением обнажающихся кинжалов драка становилась очевиднее, — но помнил, что у меча всегда два острия: особенно у того, второго, который всегда колол ладонь, когда он его доставал. — Я попрошу тебя последний раз, — ведьмак перенёс вес тела на левую ногу, подал корпус чуть вперёд. Расстояние между бандитами и Лютиком, о котором мужики, очевидно, уже забыли, увеличилось. Он заметил, почувствовал нужный укол облегчения. — Утихомирь людей и уходи. Лютик тяжело вздохнул и с сожалением взглянул на Геральта. В основном на пути их везде ждало примерно одно и то же, и вот такие люди, не стоящие того, чтобы тратить на них свое время, неизменно оскорбляли ведьмачий род и затевали бой, кончавшийся везде тоже примерно одинаково. Поэт опустил голову и прикрыл глаза, ожидая только окончания этого отвратительного в своей неправильности действа: боя ведьмака с людьми, давно опустившимися на уровень чудовищ. Лютик не испытывал жалости как таковой к этому сброду, но сердце все равно всегда сжималось от человеческих криков, хруста костей и стонов. «Тонко чувствующая натура», — про себя усмехнулся Лютик. Что поделать, за годы с Геральтом поэт уже даже начал привыкать потихоньку. Лютик хотя бы мог быть уверен, что ведьмак не тронет невиновного, это успокаивало, когда вокруг них то и дело слышался лязг металла. Первый бандит замахнулся прямо, чуть сверху, сжав изогнутый кинжал из дешёвых обрезков стали обеими руками. Геральт закрутился, выбил оружие и, поймав чужую кисть, с силой опустил на подставленное колено. Пока бандит вопил, зачем-то размахивая вывернутой в другую сторону рукой, он ударил его в грудь, потом — в челюсть. Оставшиеся воры действовали более слаженно: один сделал выпад сбоку, прикрывая того, что зашёл со спины. Промазали оба: Геральт оказался быстрее, столкнул их лбами и, кажется, успел сломать кому-то пару пальцев. — Люблю этот город, — оптимизма в голосе не было, и Геральт даже не старался его изобразить. Он был рад видеть старого друга, видеть живым и здоровым, но говорил об этом только взгляд — всё остальное ныло, негодовало и избегало лишних движений. — Приятные беседы здесь встречаются чаще. Пойдём, Лютик, поговорим в каком-нибудь другом месте. Лютик поднял взгляд лишь тогда, когда услышал голос Геральта, и сразу же шагнул к нему навстречу, желая поскорее направиться в любое другое место. Геральту ничего объяснять было и не нужно, он предложил уйти даже раньше, чем Лютик успел бы сформулировать эту мысль. — С удовольствием, — тут же откликнулся эхом поэт и на мгновение оглянулся через плечо на получивших свое разбойников, прежде чем уверенно направиться прочь. — Скверно выглядишь, — заметил на ходу он, скосившись на ведьмака и чуть крепче обхватив замерзшими пальцами собственные локти, которые так и не отпускал все это время, — я так понимаю, что-то пошло не так, как ты планировал. Лютик снова на мгновение замолк, внимательнее оглядев друга, который не спешил с ответом. — Договориться и решить миром не вышло, но заказ ты выполнил. И, судя по твоему угрюмому виду, ничего, что было бы достойно баллад, не произошло, — резюмировал он, наконец, неловко потупившись к концу своей речи. «Поговорим в другом месте» для Геральта редко имело буквальный смысл, словоохотлив он бывал далеко не каждый день и, возможно, обсуждать заказ сейчас не хотел. Тем более, раз он кончился… вот так. Кровью, боем и ранами. — Как ты слышал, у меня монеты завелись. Выпить хочешь? — по-простому выдохнул Лютик с немного скорбным и виноватым видом. Низко нависшие над городом тучи, через плотную ткань которых едва проглядывала седая луна, соответствовали настроению Геральта. От любого другого общества, что обещало угощать и занимать беседой, он бы не задумываясь отказался — не в это время и не при этих обстоятельствах. Лютик же не был просто компанией. Рядом с ним теплело даже в тишине, которая хоть и не длилась долго, всё же действовала целительно. Ведьмак знал это, помнил, и был другу благодарен. — Угадал, — он почувствовал робкое внимание барда, оно обожгло шею и грудь, но на взгляд отвечать не стал. — Баллада бы получилась… Только скверная, без оваций в конце.