Weaves

— Мисс Квинзель? — голос — тихий, еле слышный — режет слух похлеще любого ножа, и Харли едва сдерживает себя, чтобы не сморщиться и протереть уши. — Доктор Аркхем просит напомнить Вам о том, чтобы Вы не забыли посетить крыло для особо опасных преступников. Через десять минут у Вас сеанс, — говорит Мэри, неловко комкая край белого халата.       Мэри — тихая. Мэри — спокойная и немного боязливая. Мэри неуверенно трётся на входе, не понимая, уйти ей или остаться. Мэри зависима от мнения других. Мэри глупая и совершенно скучная. Единственное, чем она отличалась от своих коллег по несчастью — это то, что, несмотря на грязную и гнилую натуру, всё ещё была похожа (подобие было настолько жалким, что впору было плакать) на ту милую девчонку, которая пришла в обитель с твёрдым намерением помогать. Серая, скромная мышка в этом гадюшнике, по ошибке названном лучшей псих-больницей Готэма. Самое грязное место этого города будто в насмешку называли называли «обителью раненных душ», а лечить и делать даже из самого конченного маньяка паиньку, внезапно полюбившего котиков и людей, поручали таким же психам. Потому что только псих пойдёт работать в место, где за каждым поворотом тёмного коридора может ожидать заточка между рёбер от вышедшего погулять из своей камеры пациента, дробящие кости лианы растений или глупая загадка, сводящая с ума. В место, где вопрос о том, доживешь ли ты до конца сеанса или смены, зависит от стороны правильно упавшей на чужую ладонь монетки.       Харли ухмыляется, довольно сверкает хитрыми глазами. Обвела вокруг пальца старого мистера Аркхема, из-под профессионального спокойствия которого неумолимо тянет едким страхом, который она ощущает буквально кожей при каждой встрече. Первобытным ужасом — глава больницы боится собственной тени, старательно делая вид учёного мужа, держащего в железном кулаке местный персонал и психов. Прогнула, сломала извилины старикашке, раскроила его представления, вспорола, отрезала как третью ногу или шестой палец, ненужное вывернула наизнанку. Сделала все так, как нужно ей и только. Раскрошила ему все кости изнутри, да не видно. Жалко даже. Харли всегда достигает цели, ведь Квинн совершенно не похожа на Мэри. Харли — не мышка, которая по чистой случайности отрастила парочку острых зубов и осталась блеклой тенью перед хищниками в несколько крат сильней. Харли — главная змея в этом гадюшнике: самая ядовитая, изворотливая и расчётливая сука на высокой шпильке, которая в своём безумии превзойдет половину пациентов лечебницы.       Блондинка довольно облизывает губы, покрытые розовым блеском вместо привычной алой помады, придирчиво рассматривает лицо в отражении зеркала и поправляет выпавшую из строгого хвоста белую прядь. Хватает со стола совершенно бесполезную, полупустую папку пациента с кодовым номером 4479, резко поднимается с кресла, которое издаёт противный скрип, и сверлит презрительным взглядом замершую на пороге Мэри, которая скрывается с глаз, недовольно ругаясь себе под нос. — Тварь, — нервно выплевывает девушка и скрывается за очередным поворотом запутанного коридора лечебницы.       Харли вновь смотрит в свое отражение. Усмехается. Насмешливо корчит рожицы карманному зеркальцу, глупо желая вернуть свой старый, живой образ. Пожалуй, когда-то она отлично смотрелась под красным куполом сверкающего огнями цирка. Харли всегда была притворщицей. Она прилежно училась, усердно занималась спортом, радовала родителей, которые видели в ней свою гордость, и никогда не давала видимых поводов для подозрений и скандалов. У родителей были надежды на её спортивную карьеру, а у Харли была хорошая компания, море алкоголя и забористая травка; они думали, что она найдёт себе хорошего мужа, в то время как в машине отца она не раз трахалась с теми, кого видела в первый раз. Харли всегда любила приключения на свой зад и искала их завидной регулярностью. Например, в семнадцать она бросила все, что у неё было, в пользу шутовского колпака и разъезжающей по городам труппы циркачей, с которыми она сбежала в соседний штат, а когда вернулась, речи о том, чтобы вернуться в большой спорт и не было: неудачная травма лишила её не только будущего под куполом, но и спортивной карьеры. Джокер был её единственной надеждой. Ещё одним приключением, подобраться к которому стоило немалых усилий и умений.       Круто развернувшись на каблуках в сторону выхода, девушка быстро закрывает дверь на ключ. Быстрым, точным шагом следует по лабиринту лечебницы на самый нижний этаж, затем сворачивает в крыло для особо опасных, равнодушным взглядом окидывая по дороге чужие камеры. Кивком головы приветствует охранников у дверей, задорно подмигивает присвистнувшему при её виде санитару. Ухмыляется. Входит в палату, эффектно хлопнув железной дверью. Вновь убирает выбившуюся прядь и грациозно присаживается на стул. — Я ваш новый лечащий врач, Харлин Квинзель, — она небрежно кладет папку на железный стол, не считая нужным даже открыть её — скудные записи предыдущих врачей давным-давно были изучены, разобраны по полочкам и заучены буквально наизусть. Окидывает обездвиженного смирительной рубашкой психопата цепким взглядом, расслабленно откидывается на жёсткую спинку. — Куколка, — от мурлыкающего тона Джокера по спине против воли ползут мурашки, — ты верно ошиблась дверью, ко мне не пускают интернов. — он хрипло усмехается, наблюдая за ней из-под опущенной головы. Расслабленный, полностью уверенный в своей неотразимости, силе и в том, что даже унизительно связанный и прикованный за ноги цепями к полу, он ещё король, пусть даже если это королевство настоящих безумцев. — Где же мисс Янг? Неужели она ещё в обиде на меня за произошедшее? — мужчина невинно хлопает глазами, поднимает голову и улыбается. На лице, испорченном кривыми полосками шрамов, это смотрится довольно пугающие, но Квинзель не настолько впечатлительная, чтобы падать в обморок от одного грозного вида преступного клоуна. Она сама является самой настоящей актрисой в этом маленьком спектакле, но это не мешает мысленно аплодировать чужому мастерству. — Ей не понравилась моя шутка? Мне казалось, мы очень недурно проводили вместе время!       В голосе Джокера столько поистине детской обиды, что Харли не может сдержать язвительной усмешки. — Что вы, Мисс Янг было очень приятно получить от Вас подарок в виде сломанной руки и сотрясения мозга. Как же иначе?       Он хохочет, будто бы услышал самую смешную шутку в своей жизни, и этот смех пробирает до костей крупной дрожью всех, кто слышит его отголоски за дверью. Квинзель дарит ему снисходительную улыбку, укоризненно покачивая головой, но он видит только блестящие живым интересом и азартом прищуренные глаза, в глубине которых ему чудится нотка свежего безумия, и сурово поджатые губы, которые едва не расплылись в неуместной хищной ухмылке. Джокер внимательно разглядывает ее в поисках страха, но не находит ни единого отголоска. Что же, на этот раз руководство Аркхэма решило подсунуть ему настоящую суку. Дьяволицу вместо поехавших врачей лечебницы — это, пожалуй, довольно хорошая шутка. — Называй меня Мистер Джей, крошка, — он улыбается, растягивая губы в пугающем оскале. — Я бы настояла на официальной манере, Мистер Джей. Называйте меня Мисс или Доктор Квинзель, не иначе, — она внимательно наблюдает за его реакцией без единой мысли в голове и даже не пытается использовать на нем приёмы, некогда изученные и не раз отработанные под чутким руководством преподавателей. «Все мужчины в какой-то мере предсказуемые, даже психопаты», — рассеяно проносится в голове. Джокер наверняка попытается свести официальную манеру на нет, так как навязывать правила в этой увлекательной игре в доктора и больного может только он. Сократит ее имя на звучное и привычное «Харли Квинн». Прелестно. — Ха-а-ар-ли-ин Кви-и-инзе-ель, — издевательски тянет мужчина, в притворной задумчивости нахмурив брови. — Слишком длинное имя для такой красотки, детка. Не находишь? Только бесчувственный мудак мог дать соей дочери такое ужасно длинное и неинтересное имя, — вещает он без остановки, в стилистике лучших ораторов Нью-Йорка и подаётся вперёд, позволяя себе частично лечь на стол, — Как насчёт… — он слегка запинается, раздумывая над своим же ответом, проводит языком по узловатым шрамам, кивает сам себе, давая отмашку на озвучивание мыслей, — Харли Квинн? Харли. Док, я почти уверен, в кругу родных и друзей тебя называют именно так, — он морщит лоб, словно пытаясь припомнить нечто довольно важное. — Как там говорится? Доктор и пациент должны стать друзьями, чтобы лечение шло более продуктивно, — его губы вновь расходятся в улыбке. Она неоднозначно ухмыляется в ответ. — Арлекин, значит? — она смотрит на него без стеснения и страха, прямо в глаз, не боясь утонуть в пучине безумных темных глаз, говорит с лёгкой насмешкой. Не увидеть настолько простую аналогию было трудно. Джокер склоняет голову набок, прищуриваясь. — Умная девочка. — Мисс Квинзель, время отведенное для сеанса… — дверь в помещение открывается, и в палату входит один из санитаров, которого она видела у самых дверей. Харли сжимает зубы в порыве ярости, еле сдерживаясь от грубости: только пойманный момент единства осыпался стеклянными крошками к ногам, совсем как окно заднего вида в машине бывшего, которое она разбила битой в прошлом месяце. — Мистер Фокс, пока что психиатром в этом заведении являюсь я, — ее тихий, спокойный голос сквозит презрением и бессильной яростью. — Поэтому, если позволите, я продолжу сеанс с моим пациентом и окончу его тогда, когда посчитаю нужным, — бормоча под нос извинения, полный смущения мужчина уходит, тихо прикрыв дверь, и Харли позволяет себе на мгновение прикрыть глаза. — Если хочешь, он будет первым, — заговорческим шёпотом сообщает Джокер, но в ответ получает лишь полной укора взгляд. — Мистер Джей, я бы хотела поговорить о том, как вы познакомились с Бэтменом.       Губы безумца растянулись в хитрой улыбке. — Детка, тебя интересуют хорошие парни? — Что вы, мистер Джей. Я люблю плохих парней, — ехидная улыбка все же скользнула на её лицо, и в безуспешной попытке её убрать она закусила нижнюю губу. Джокер мысленно отмечает, что такая реакция ему определённо и точно нравится, но она нравилась бы определённо больше, надень она что-нибудь более откровенное и накрась губы провокационным красным. Пожалуй, цвет спелой вишни на её губах смотрелся вполне отлично. Харлин впустую задаёт ещё несколько бесполезных вопросов, на которые не получает внятного ответа, когда понимает, что разговор зашёл в закономерный тупик — блондинка раздосадованно хмурится и решает, что на сегодня развлечений достаточно. Плавно поднявшись на ноги, Харли отошла от стола, прихватила сиротливо лежащую на столе папку и сделала несколько шагов по направлению к двери, когда уловила еле слышное движение сзади и остановилась, занеся руку с картой разблокировки. — Если вы хотите убить меня той зубочисткой, которую вы держите в руке, — Харли усмехнулась, не смея повернуться, лишь до болезненного прямая спина выдавала её напряжение, — то Вам лучше сделать это с первого раза. Потому если вы промахнетесь, — блондинка хищно оскалилась, хотя знала, что он не видит её лица, — я отрежу Вам яйца и заставлю их съесть.

С этой малышкой определённо будет весело.