Калека и леди

Глубоко бескрайнее море. Быстры его воды, высоки его волны, которые белыми барашками скачут над блестящей синей водой. Крики чаек ласкают слух, а запах соли возрождает в душе что-то давно забытое. Киллиан Джонс, отставной капитан, приходит на берег каждый день, и, глядя в морскую даль, вспоминает стычки с пиратами, вкус рома и ощущение свободы, которое бывает лишь тогда, когда перед тобой открыт весь мир. Когда на Амазонке крокодил откусил ему руку, все это кончилось. Никакая судовая компания не захотела иметь дела с калекой, хотя в свои тридцать два, Джонс едва ли успел позабыть все морские навыки. Но не срослось. Мистер Голд решил, что испытывать его в море — и смысла нет. Его отправили в отставку, выделив в качестве компенсации маленький клочок земли с маяком. Вокруг ничего и никого, лишь паром, возящий к маяку туристов, и иногда, когда Киллиану особо паршиво, привозящий его к пабу большой земли. Он не видит людей месяцами. У него есть корова, и куры, и овощи на грядке, а море всегда полно рыбой, а еще у него есть пес, совершенно бесполезное приобретение, потому как на островке нет ни воров, ни хищников. Но лишь благодаря псу он чувствует себя менее одиноким. У его кур есть имена, у всех двадцати трех, и иногда по вечерам Киллиан садится против насестов и ведет с ними беседу, как с настоящими людьми. Но куры не рассказывают шуток, и не хлопают по спине, когда хочется выть от безнадеги. Они не могут объяснить ему, что так сильно давит на него, лишая покоя и сна. Что он ищет, вглядываясь в морскую даль? Что он потерял? Кого он потерял? Он пленник на своем острове, и уже давно догадывается, что щедрый подарок мистера Голда — всего лишь очередная изощренная пытка. Эмма давно наблюдает за ним, за грустным мужчиной на берегу. Она стоит, обхватив себя руками, на самом краю причала, и думает — что же толкает этого человека к беспокойным водам даже в самую плохую погоду? Она знала его прежде, много лет назад. Он был мичманом на корабле, где служил ее отец. Веселый юноша с широкой улыбкой и живыми чертами лица. Ей нравилось, как он вскидывал бровь, чему-то удивляясь или кого-то дразня. Он дразнил и ее, девчонку с двумя косичками, и этим бесконечно злил ее. А потом он стал лейтенантом, и больше не служил вместе с ее отцом. Ее же отправили учиться в далекий пансион. Они больше не встречались на пристани, да и вообще где-либо. Тогда она и поняла, что ей не хватает его насмешек. Без них вдруг стало как-то… грустно… Год назад он вернулся домой. Ей так сказали, потому что сама она тогда жила не здесь. И за три месяца, прошедших после ее возвращения, она не встречала его в городе. Но она узнала, что он теперь живет на маяке, и стала искать его глазами. С тех пор она каждый вечер находила его на берегу, не сводящего глаз с горизонта. Он никогда не смотрел в сторону города. Казалось, что он и не замечает его. Но в этот вечер он вдруг бросает взгляд на причал, где стоит она. Почему? Может случайно, а может потому, что она одна лишь находится здесь в сильный ливень. Ее зонт почти не спасает от непогоды, и тонкое белое платье промокло насквозь. Но Эмма не думает об этом. Ни сейчас, ни в другие дни. Когда она наблюдает за Киллианом, она не думает вообще ни о чем. Он замечает ее, хрупкую девушку на большой земле. Он не различает ее лица, но что-то в ней кажется неуловимо знакомым. Джонс забывает про море, теперь он смотрит на нее одну, и гадает — что привело незнакомку в такие места ужасным ливнем? Они смотрят друг на друга, задаваясь вопросом — что удерживает их взгляды? Она дрожит. Черт возьми, ее платье совершенно не согревает. Еще немного, и она подхватит воспаление легких! Но Джонса тревожит другое. Чувство, что может случиться что-то похуже воспаления легких. Киллиан покидает берег. Он не знает, что именно движет им, когда он звонит в колокол, призывая паромщика. Желание вмешаться в жизнь этой девушки, либо желание что-то исправить в своей собственной? Мистер Сми приплывает через три минуты, и все эти минуты Джонс нетерпеливо топчется у причала, не сводя глаз с девушки на другом берегу. Эмма не может понять, что происходит. Всегда отстраненный моряк собирается плыть на берег, и, судя по всему, причиной тому она. Потому что он увидел ее. Отчего-то хочется так думать. Внезапно весь холод обрушивается на нее, выбивая из тела крупную дрожь. Эмма крепче обнимает себя руками, едва удерживая зонтик дрожащими пальцами. Время течет бесконечно, Джонс считает каждую секунду, и очень боится, что не успеет. Эта девушка здесь может быть лишь для одного — ее жизнь тяжела, и она собирается прыгать. Киллиан уверен в этом, и движения мистера Сми, проворачивающего колесо, кажутся слишком медлительными. Джонс не может ждать — он видит, как сильно она дрожит. Должно быть, нервничает перед опрометчивым шагом. Он не успевает сообразить, что именно делает, когда прыгает в черную пучину. Железный крюк, который нынче заменяет его левую ладонь, не слишком подходит для плаванья, но Джонс прекрасно справляется одной правой, совершая основные толчки сильными ногами. Он должен поспешить, пока она еще жива. Должен. Когда он прыгает, Эмма вскрикивает и зажимает ладонями рот. Зонтик летит на край причала и соскальзывает в воду. Девушка не замечает этого, потому что все ее внимание направлено на беспокойные воды, под которыми скрылся ее старый знакомый. Он долго не выплывает, и Эмма не на шутку волнуется. Она задается вопросом — зачем он сделал это? Ему так надоела жизнь, что он решил покончить с ней этой промозглой ночью? Ну нет, она не даст ему погибнуть вот так просто. Девушка делает глубокий вдох и делает шаг с причала, в черноту вод, которые тотчас поглощают ее, затягивают глубже и сильнее, чем Эмма надеялась. Она пытается выбраться на поверхность, но уже потеряла понятие пространства, в горло проникает соленая беспощадная жидкость. Эмма хрипит, отчаянно размахивая руками, но в какой-то миг ощущает, что неведомая сила выталкивает ее к воздуху. Это он, Киллиан Джонс, он держит ее за подбородок, не давая захлебнуться. Он касается ее чем-то острым в районе спины, через тонкое мокрое платье это особенно сильно ощущается. Эмма кашляет водой, ее легкие горят невообразимой болью, а нос жжет от соли. — Вы как? — кричит Киллиан, но из-за ливня и шума волн Эмма едва слышит его. Она кивает, все еще не в силах побороть кашель. Они плывут к берегу, где паромщик помогает им выбраться из воды. Руки мистера Сми дрожат, когда он принимает Эмму, а после помогает выбраться ее спасителю. — Я позову кого… — с волнением в голосе говорит он и убегает. Киллиан пытается выровнять сбившееся дыхание. — Зачем вы сделали это?! — нападает он на Эмму. Она все еще хватается за горло, не веря, что его более не сковывает цепь воды. — Вас хотела спасти! — кричит она отчаянно. — Жизнь — она хорошая! Джонс, слыша ее слова, принимается смеяться, и Эмме не понятен рокот в его горле. — Я прыгнул, чтобы спасти вас, лапочка, — говорит он, отсмеявшись. — Я думал, вы хотите оборвать свою жизнь. Эмма, которая уже готовилась что-то ответить ему, замирает. Она вдруг понимает, что они с Джонсом делали одно и то же — спасали друг друга. Это до того глупо, что даже не смешно. — Я не планировала обрывать свою жизнь. Я просто смотрела на море. Ложь в ее голосе не остается незамеченной. — Вы наблюдали не за морем, — догадывается Джонс. — Но… За мной? Она слабо кивает. — Почему? — в голосе его неясная нотка надежды. — Потому что я знала вас прежде, — отвечает Эмма. — В другой жизни. Ее черты кажутся так знакомы… Киллиан передвигается к ней поближе и касается ее волос, дабы проверить свою теорию. Он разделяет мокрые волосы на две половины и раскладывает их по плечам девушки, имитируя косы. — Свон… — в одном этом слове столько чувств и эмоций, что Эмма задыхается. — Мне сказали, ты уехала. Она кивает. — Я училась в пансионе мисс Рул Горм, — отвечает она, не отводя взгляда от его темных глаз. Дождь все еще бьет их по лицу и плечам, но это снова кажется не важным. Быть мокрее, чем они есть, они просто физически не могут. — А я теперь калека, — мужчина горько усмехается и поднимает вверх руку с крюком. Так вот, что царапало ей спину! — Мне так не кажется, — отвечает Эмма. — Вы спасли меня. Море сегодня просто беспощадно, но вы справились с ним. Так что не зовите себя этим гадким словом, ведь я уверена, что далеко не каждый мужчина смог бы повторить ваш поступок. — Ладно, — растерянно соглашается Киллиан. Ему никогда не говорили чего-то подобного. Обычно его списывают со счетов при первом взгляде на крюк. — Ты готова идти? Тебе нужно сменить платье и погреться у очага. Эмма кивает, позволяя ему поднять себя с песка. Руки Киллиана сильные, и наличие крюка нисколько не мешает ему. В этих руках она снова ощущает себя маленькой хрупкой девочкой. Джонс улыбается все той же улыбкой из детства и признается: — Я каждый день скучаю по морю. Это невообразимая тоска. Но знаешь, Свон, когда я был в море, я так же сильно тосковал по тебе. Ждал, когда же снова увижу тебя… — Вы задирали меня… — отвечает Эмма, слегка шокированная его признаньем. Киллиан подтверждает ее слова кивком. — И ты была так мила, когда злилась. А я был слишком глуп, чтобы сказать тебе об этом. Она склоняет голову набок, а он прижимает ее сильнее, растирая холодную спину ладонью. — Свон? — Да? — она забывает дышать. Так близко к ней никогда еще не был ни один мужчина. Но дело не в этом — дело в том, что именно он никогда не был так близко… — Зачем ты пришла сегодня на причал? — Увидеть вас, — признается она и, спасибо дождю, Киллиан не может увидеть, как вспыхивают ее щеки при этом. — Я каждый день делаю это. Джонс отказывается верить ее словам. Такое просто невозможно. Каждый день?! — И как давно? — спрашивает он, понизив голос. — Несколько месяцев. Как вернулась из пансиона. Его ладонь нежно гладит ее вдоль позвоночника, замирая на пояснице. — О, если бы я только знал… — он выглядит сокрушенным ее признанием. — Несколько месяцев… Это целая вечность на маяке. Вечность в той вечности, что я живу без моря и… без тебя… Ее сердце пропускает удар. — Но почему тогда вы не искали встреч? — спрашивает она сбившимся голосом. Ее глаза горят надеждой. Он снова вскидывает вверх руку с крюком. — И как я мог сделать это? Ваш отец никогда бы и на порог меня не впустил. Я помню это — сочувствующие взгляды и слова о том, что я теперь не человек. — В его голосе звучит горечь. — Калека — это не человек, Свон, ты знаешь это? — Не думаю, что это так, — отвечает Эмма, нахмурившись. — Я тоже не думал бы так, но мне навязали эти мысли. А калеке не место в обществе леди. — Не говорите так! — Эмма касается лица мужчины, нежными прикосновениями стирая с него воду. — Вы не знаете моего отца, он никогда не поступил бы так, как эти ужасные люди, что вам встречались, и я… Никогда бы не отвергла ваше общество… — Эмма… — он касается ее лба своим, прижимая их лица настолько близко, насколько возможно, но при этом оставляя девушке достаточно личного пространства, как того требует этикет. Ну, почти так, как он того требует. — Эмма… Мистер Сми, показавшийся со стороны города и ведущий подмогу, нарушает их диалог. Оба — и Эмма, и Киллиан ощущают досаду от этого. Их ведут греться, выдают чистую теплую одежду, а потом сажают перед камином. Они в разных креслах, вокруг них люди, в том числе родители Эммы, но они продолжают общение глазами и улыбками. Несколько месяцев на причале кажутся теперь глупой тратой времени. Они остаются в прошлом. Год одиночества на маяке превращается в пыль. То, чего каждый из них хотел, и чего каждый из них не понимал в себе, становится очевидным. Киллиан знает теперь, чего ему не хватало в глубине океана, а Эмма понимает, какое чувство тянуло ее каждый вечер на пристань. Он думает над тем, что завтра наберется смелости и попросит благословения на брак у ее отца, а Эмма воображает, что однажды окажется на маленьком островке посреди моря. С ним. И докажет и ему, и себе, что отсутствие руки не делает его меньшим человеком, чем он есть. Она мечтает, что он однажды снова заденет ее колким словом, как в детстве, а потом обнимет так, как обнимал на берегу. Она и не предполагает, что однажды он может предложить ей свою руку и сердце, но в глубине души знает, что если это случится, она ответит «да».