Приоритеты в работе

Знаю, в это сложно поверить, но смысл врать-то мне какой? Сегодня, как обычно, иду на работу, в продуктовый, слушаю музыку. Ну, вроде всё, дошёл. И тут открываю дверь, а там – представьте себе! – пингвин. Настоящий, чёрно-белый, с вот таким клювом! Длинный, и башка на яйцо похожа. Стоит у кассы, ну, знаете, под столом, там, где у нас телек стоит, который мы после смены включаем, когда футбол или баскетбол. Я, конечно, в ступоре стою, что делать – не знаю, наблюдаю. Он меня, вроде как, тогда еще не заметил, ну, я и решил подойти. Я вот вижу: пингвин копается в нашем телеке! Я даже не понял, разозлился я или удивился сильнее. Бросил, значит, плеер с наушниками на стол, нагнулся, чтобы взять этого яйцеголового, только руки протянул, а он как развернётся, как прыгнет – ей богу, через меня перепрыгнул, вот так! – и всё, нет его уже, за спиной моей. Ну, значит, смотрим мы друг на друга, а глазища у него такие синие-синие, умные, мне аж не по себе стало. Я нагнулся, чтобы посмотреть, что он с телеком сделал – но медленно так, плавно, не теряя его из виду. А задняя панель откручена, телек разобран, детали валяются. Меня такая злость охватила, но понимал, что нельзя на него злиться, неразумная животина всё-таки. Значит, решил я поймать его, в зоопарк отвезти, потому что нельзя пингвинам просто так чужие телеки разбирать. И что вы думаете? Только я к нему, значит, подхожу, он достаёт из-за спины какую-то синюю трубку – и я понимаю, что не могу двигаться! А лицо его, клюв, не знаю, преобразились так, глаза загорелись. Теперь уже он ко мне подошёл, потрогал за ногу. Я так испугался – двигаться не могу, пингвин с синей штукой в ластах, трогает меня. У меня аж холодок по спине пробежал. Я подумал тогда, что это сам Дьявол явился ко мне в таком обличии, чтобы ничего заподозрить нельзя было. Пингвины – они же милые. Теперь вот не верю пингвинам, и вы не верьте, да-да, не верьте. А потом Дьявол взял с прилавка сырные палочки, кинул на стол пару монет и ушёл через дверь. Меня только через полчаса отпустило, когда уже остальные должны были прийти. Я пока палочки пробить не мог, но пробил сразу, как магазин открылся. Телек не включали, не было ни футбола, ни баскетбола сегодня, но завтра Германия играет против Англии, и точно придётся что-то рассказать ребятам. Но всё было так, как я говорю – смысл-то врать мне какой? Дьявол в обличье пингвина в центре Нью-Йорка… уж не думал, что со мной такое случится! *** – Прапор, тебе что было сказано: не разбрасывай свои игрушки по всей базе! Шкипер сердито сунул провинившемуся Прапору лунорога, тяжело вздохнул и пошёл дальше. Прапор, ощущая всю глубину своей вины, обнял игрушку и пообещал никогда-никогда больше ее не оставлять там, где не нравится командиру. Шкипер шёл в лабораторию. Лейтенант принёс сырные палочки: Шкипер почуял их запах ещё влезая в люк, ведущий на базу. Когда он вернулся, Рико и Прапор ещё спали, а Ковальски вряд ли ложился вообще. Впрочем, опасаться, что лейтенант заметил отсутствие командира, не стоило: Ковальски был столь же умён, сколько увлечён и оттого невнимателен и равнодушен ко всему, что не касается его занятий. Из лаборатории доносились странные шорохи. Шкипер бросил быстрый взгляд на кухню, где Рико готовил завтрак. Значит, Ковальски там один. Или с Гансом. Или с Блоухолом. Или – того хуже – с Дорис! От мыслей о предательстве лейтенанта, которые посещали Шкипера не так чтобы и редко, у него в глазах потемнело. В гневе Шкипер пнул дверь лаборатории, и она распахнулась. Ковальски, к счастью и сожалению Шкипера, был один. Он сидел у рабочего стола, на котором лежал старенький мозгомороз, который лейтенант так и не довёл до ума за прошедшие с момента его изобретения два года. Шкипер не очень-то понимал в изобретениях Ковальски, да и в изобретениях вообще. Ему и не хотелось. Лишь бы знать, куда тыкать, чтобы сжечь врага или приготовить тосты. Но почему мозгомороз лежал сегодня на рабочем столе, Шкипер догадывался: у Ковальски идея. Впрочем, Шкипера интересовало нечто другое. – Ковальски, где сырные палочки? Лейтенант меланхолично махнул головой, задавая направление. Шкипер без труда нашёл интересующий пакетик, вскрыл его и с удовольствием принялся за палочки. Такие солёные и сырные одновременно. Он уже хотел уходить, но услышал, как Ковальски, конечно, самому себе, сказал: – Работает! Без всяких изменений – работает! Почему? Шкипер подошёл ближе. Мозгомороз был одним из самых неудачных изобретений его лейтенанта. Хуже был только Джигглз. Шкипера передёрнуло от воспоминаний об этом зелёном организме. Нет, лучше пусть будут мозгоморозы. – Лейтенант! – Ковальски, по видимому, не ожидавший какого-либо интереса к его скромной персоне от командира, дёрнулся, - Что у тебя здесь такое? Почему я снова вижу эту штуку? – Потому что он работает! – восхищённо воскликнул Ковальски, - Сегодня я его протестировал, и всё сработало! – Протестировал? Что это значит? – вскипел Шкипер. Вскипал он очень быстро, особенно когда что-то происходило без его ведома, и – тем более – без его приказа. – Протестировал – значит, провёл испытание… – Я знаю, что означает это слово, лейтенант! – Шкипер грозно склонился над Ковальски, готовясь в любой момент выписать лейтенанту отрезвляющего леща, – Скажи мне, – тише произнёс он, – ты тестировал его вместе с Блоухолом? – Нет! – лицо Ковальски изменилось, он горделиво улыбнулся и произнёс: – Сегодня я заморозил человека! Шкипер не мог понять, почему он не может и двух слов связать: то ли это шок, то ли злость. – Сегодня я отправился в «Берки и Бентс» на Аллен-Стрит, – спокойно начал лейтенант, – И, между прочем, это санкционированная вылазка, – Шкипер недоверчиво хмыкнул, не припоминая ничего подобного, но перебивать не стал, – Я хотел поставить детали из мозгомороза в их телевизор, чтобы транслировать их спутниковое к нам, а заодно купить Вам сырных палочек, сэр, - протянул Ковальски, – А потом пришёл человек. Его не должно было там быть, до открытия ещё полчаса. Он был крайне агрессивно настроен, сэр. И у меня не оставалось другого выбора – только воспользоваться мозгоморозом. – Но он же не работал, – напомнил Шкипер. – Вот именно! – в глазах Ковальски снова появился блеск, какой появляется у всяких изобретателей, чьи устройства работают, как задумано, – Значит, я всё делал правильно! Я был прав! Видимо, просто что-то было упущено, не хватало какого-то элемента… Шкипер тяжело вздохнул, но он знал, что есть вещи, которых не избежать. – Пойдём, продемонстрируешь работу мозгомороза команде. Вопреки всем ожиданиям Шкипера, лейтенант не воодушевился, не схватил мозгомороз и не побежал палить им по всему, что увидит. Напротив, Ковальски изменился в лице и скорбно опустил голову. – Нет, сэр, ничего не выйдет. Я на обратном пути уже пытался использовать мозгомороз. У Марлин заболела голова, но больше ничего не произошло. Вот я его и разобрал, чтобы посмотреть. Но он работал! Я сделаю всё, как было, и он будет работать вновь. – А если не будет? – с недоверием спросил Шкипер. – Тогда, выходит, сегодня я использовал мозгомороз против Бога, который решил подбодрить меня. Но это глупости, Шкипер. Я был прав, а мозгомороз просто перегорел. Я починю, и он будет работать. Шкипер окинул лейтенанта взглядом, желая удостовериться, что тот не слетел с катушек, и, удовлетворившись результатом, взял остатки сырных палочек и покинул лабораторию. Рико приготовил завтрак, Прапор сидел на своей койке с лунорогом. Шкипер сказал, что завтракать будут без Ковальски. В лаборатории было тихо. Ковальски проверял провод за проводом, и никак не мог понять, что произошло. Мозгомороз был в порядке: всё, как на чертежах. – Ладно, – вздохнул Ковальски, - Надо будет вернуться в «Берки и Бентс» завтра. В то же время. Не только из-за мозгомороза. В конце концов, нужно подключиться к их кабельному…