Новая сказка сестер Гримм

      Гарри прижилась на новом месте так, будто всегда жила в хате посреди леса. Северина вставала в какую-то жуткую рань, едва начинал брезжить свет, начинала греметь черт знает чем на кухне, из-за чего Гарри тоже просыпалась и, повалявшись под тяжелым ватным одеялом, поднималась как раз тогда, когда Северина снимала с плиты кофейную джезву, в которой бурлило что-то с запахом кофе, но явно кофе не являвшееся.       — Твое платье явно надо постирать, — отметила Северина однажды утром (Гарри казалось, что она здесь живет уже вечность, но, кажется, прошло всего две недели). — Его уже можно ставить в угол без подставки.       — Пока оно просохнет, мне что, в трусах сидеть? — буркнула недружелюбно Гарри, и тут же прикусила язык. Но, кажется, Северина была совсем не похожа на тетю Петунью, поскольку вообще пропустила мимо ушей то, что Гарри сказала.       Завтрак продолжили в молчании.       Не то, чтобы Северина слишком уж настаивала, но Гарри обычно помогала ей с домашними делами — просто чтобы чувствовать себя при деле и занять руки делом, пока в голове полный раздрай. Гарри ушла из дома и так и не вернулась — а что, если её ищут? Что, если (еще хуже) её найдут?       С другой стороны, Северина не жила затворницей — Гарри несколько раз слышала незнакомые голоса, с которыми та что-то обсуждала, приколотые к стенам бумажки с напоминалками о заказах регулярно менялись и перемещались, сушеная флора и фауна из запасов ведьмы иссякала и возобновлялась, ну и что-то постоянно бурлило в котле в дальнем углу кухни. Северина запретила ходить мимо этого угла, и это был, пожалуй, единственный запрет, высказанный хозяйкой дома.       В остальном Гарри чувствовала себя невидимкой.       С такой оживленной социальной жизнью Северины её в любой момент могут найти — и что тогда? Гарри встряхнула головой, будто выкидывая лишние мысли. Не нашли же пока, верно?       Небольшой сад за ведьминой хатой выглядел практически так же, как сад тети Петуньи — там росла морковка, душистые травы, кое-где проглядывали ноготки, одуванчики и ромашки, у края, где поляна кончалась заросшим оврагом, торчали гигантские листья хрена.       — Нихрена у тебя хрена! — фыркнула Гарри, когда это увидела. Северина посмотрела на заросли, хмыкнула и ушла.       Принести воды из ручья, полить посадки, помыть пол или посуду, постирать кухонные полотенца — Гарри была специалистом в этих занятиях, потому что у тети Петуньи (домом то место называть у нее не поворачивался язык) она занималась исключительно этим. Северина не возражала, но, признаться, и одобрения не выказывала.       Прополов грядку с морковкой, Гарри со вздохом посмотрела на подол толстовки. Искусанные комарами ноги выглядели стремно, но сама толстовка выглядела еще ужаснее; Северина была права, надо стирать, но сидеть в одних трусах в хате, где бывают посетители, — не самая лучшая идея.       Июль катился к своему зениту, так что стояла жара — ну, насколько жара вообще достигает глубин леса. Гарри прикинула и решила, что проще всего сходить на пруд, где иногда купались деревенские, найти укромный уголок, постирать толстовку, а пока она сохнет, погреться на солнце.       — Северина, я на пруд, к вечеру вернусь. — Гарри крикнула это куда-то в полутемный проем двери, надеясь, что ведьма не крикнет в ответ что-нибудь в стиле «не возвращайся». Из глубины хаты донесся задумчивый звук, что-то среднее между хмыканьем и удивленным мычанием. Гарри сочла это хорошим знаком.       На пруду было ощутимо теплее, чем в чаще леса. Может быть, ей просто казалось, но сейчас лесные тропинки как-то не слишком хулиганили и не водили её кругами; дойти до ручья или до большой развилки занимало совсем немного времени. Вот и сейчас Гарри незаметно для себя вышла к запруде, частые камыши закрывали вид на деревню и излюбленное деревенскими место для купания.       — А мыло кто брать будет? — вдруг спохватилась вслух Гарри, хлопнув себя по лбу. Возвращаться точно нет смысла.       Плюнув, Гарри скинула с себя одежду, застирала белье, потом, повесив трусы на низкую ветку, прополоскала, как получилось, замызганную в земле, травяных пятнах и какой-то непонятной жиже толстовку. Чище она от этого не стала, но по крайней мере, чище стала хотя бы совесть Гарри (как бы нелепо этот каламбур ни звучал даже в голове самой Гарри).       Развесив вещи сушиться, Гарри взъерошила волосы, отстриженные теткиными ножницами для стрижки овец, зашла в воду по колено, содрогаясь от температуры, походила вдоль песчаного берега туда-сюда, размышляя, стоит ли залезать в воду полностью, или лучше не пытаться заработать воспаление легких. С другой стороны, у Северины наверняка найдется какая-то забористая трава от любой хвори (Гарри надеялась, что Северина вообще снизойдет до помощи страждущей нахлебнице).       Одежда все равно была беспросветно мокрой, поэтому возвращаться в любом случае было слишком рано, так что Гарри зашла поглубже и, взвизгнув, бросилась в воду с головой.

***

      Третью неделю соседские кумушки приходили к её забору поохать о судьбе «бедной сиротинушки», поэтому Петунью раздражало абсолютно все: гора посуды, которую теперь приходилось перемывать без помощи племянницы, прущие в огороде сорняки, лежащий кверху пузом сын, от которого помощи в этом доме не дождешься. Даже Вернон и тот ходил как тень, стараясь не отсвечивать лишний раз и не попадаться под руку. Кумушки спрашивали, нет ли новостей, не нашлась ли Гарри, а Петунья даже не собиралась говорить кому-либо, что никто её и не искал.       Эта поттеровская кровь все попортила; Гарри была дерзкой, наглой и вечно попадала в истории, из-за чего все кумушки считали её не то исчадием ада, не то духом-покровителем деревни, в общем, тема с её пропажей явно не собиралась сходить на нет. Петунья заскрипела зубами от ярости: пока тут была, эта Поттер всем им жизнь поганила, а сгинула — и тут подгадила, как нарочно.       Петунья вышла развесить белье; заметив Арабеллу за забором, хотела было развернуться и уйти в дом, но потом подумала, что безумную кошатницу бояться приличной женщине совсем не к лицу.       — Петунья, любушка, не слышно ли чего про Гарри? — заклекотала Арабелла, как только разглядела Петунью (надо сказать, увидела она её очень не сразу). — Мягколапка так скучает, так скучает по своей подруженьке, места себе не находит!       Петунья сжала зубы покрепче, чтобы не сболтнуть лишнего.       — Нет, ничего не слышно, — ответила она. — Ищем её, но пока ничего не нашли. Может, сгинула уже.       Арабелла заквохтала с удвоенным энтузиазмом, услышав слово «сгинула», но Петунья пропустила все мимо ушей.       — Ну, полно, Петунья, не печалься, — сообщила Арабелла; Петунья фыркнула себе под нос: она и не собиралась печалиться. — Боги милосердны, заблудшую душу приведут домой, а на этом или на том свете — так ли это важно? Бывай, люба моя!       Белье в корзине закончилось, а домашние дела — нет; Петунья окинула взглядом фронт работ, тяжело вздохнула и ощутила легкое сожаление по поводу пропажи Гарри. В четыре руки это было бы быстрее, как минимум. Но эта её манера препираться, вечные истории, неприятности, дурацкие сны, идиотские торчащие во все стороны волосы — да еще и вши, которых она притащила от Фигг пару месяцев назад, брр! Петунья покачала головой и решила, что домашние дела подождут.       Дадли в это время суток обычно бездельничал с дружками где-то в полях около деревни; Петунья решила прогуляться по окрестностям, и, может, если повезет, заставить сына насобирать малины или земляники к ужину. Пока она обходила знакомые тропинки, солнце покатилось к закату.       Петунья нахмурилась. Дадли и его компании нигде не было, а Вернон скоро вернется, и надо будет ужинать — а ей ещё предстояло наготовить еды. Может, они на пруду?.. Это было единственное логичное объяснение (ну, не потерялись же они вслед за Гарри?).       Ей повезло: Дадли с мальчишками и правда оказались на пруду; Петунья с облегчением вздохнула и поспешила к сыну, когда вдруг на мелководье из зеленой воды вскочила синюшно-белая девка; сквозь ком водорослей на её голове Петунья вдруг в ужасе узнала лицо Гарри.       Дадли заверещал как поросенок, Петунья заверещала вместе с ним; мальчишки повскакали с мест и дали деру.       — Русалка! Ах ты ж Божечки, Дадли, бежим, бежим! — нелепо писклявым голосом рявкнула Петунья, схватив сына за шкирку, как котенка; русалка жутко захохотала, протягивая руки, но Петунья уже тащила Дадли вверх по берегу, пока исчадие ада не утащило под воду и их.

***

      Гарри хохотала как придурочная, ей-богу, это было самое смешное, что она когда-либо видела в жизни. Тетя Петунья, вереща на два голоса со своим сынком, убегает, теряя ботинки, с воплями «русалка, русалка!». В общем-то, и ежу было понятно, что никто её не искал, и вообще надеялся, что она по-тихому сгинула где-то в лесу с концом.       Толстовка так и не просохла до конца; солнце уже клонилось к закату, холод от воды уже полз по песчаной отмели, так что Гарри, содрогаясь от противного ощущения на коже, влезла в холодные влажные вещи и потопала обратно к хате. Причесавшись на ходу пятерней, Гарри вытащила остатки водорослей из волос, но, кажется, песок остался на её голове надолго.       Северина как будто бы не заметила её отсутствия, но когда Гарри зашла в кухню, придирчиво потянула носом, повернулась к ней и вскинула брови:       — Ты там совсем с ума сошла, ты ж вся синющая, как утопленница. Ты свалилась в реку?       — Я стирала толстовку, — насупилась обиженно Гарри, хлюпнув носом для убедительности.       — Еще и застудилась, ну молодец, — ворчливо забухтела Северина, но почему-то Гарри расплылась в кривоватой улыбке. Северина закрыла котел, над которым колдовала, крышкой, открыла дверцы резного буфета, позвенела там склянками и горшками, а затем, проходя мимо стоящей в дверях Гарри, отвесила ей легкий подзатыльник: — Снимай мокрое, лезь под одеяло, сейчас отравы заварю. Тьфу, в смысле, отравы! Ота... Отра... Аааа, плевать, траву короче!       — Можно и отравы, — ухмыльнулась Гарри. — Я тетку с кузеном видела. Они меня похоже похоронили уже на радостях. По крайней мере, орали, что я русалка.       — Пффф, из тебя русалка, как из Бродяги аристократ чистокровный, — фыркнула Северина, гремя какими-то кастрюлями. — Если ты сейчас же не залезешь в кровать, я тебя превращу в жабу и выкину обратно в пруд, будешь там с местными лягушками квакать до весны.       Гарри сделала, как ей велели; слушая уютный грохот с кухни, кажется, она даже задремала. По крайней мере, когда Северина пришла, шелестя юбками, с какими-то дымящимися пахнущими сеном плошками, за окном стало совсем темно.       — Ну что, купальщица, живая? — прохладная рука легла на лоб. — Не лазала бы ты в тот пруд, ей-богу, тамошние гриндилоу такие поганцы, сил нету.       — Кто? — невнятно пробормотала Гарри.       — Пей, — недовольным тоном сказала Северина. — Ну чего, искать-то тебя будут? Деревенская милиция с собаками придет по мою душу, или нет?       — Не придет никто, — буркнула слабо Гарри. — Никто не ищет, забыли все про меня.       — Про тебя забудешь тут, русалка ты недоделанная, — Северина подоткнула одеяло поплотнее, закутав Гарри. — Ночью будет жарко — не скидывай одеяло, пропотеть надо, потом все пройдет. Поняла?       — Угу, — грустно отозвалась Гарри.       — Значит так, коли тебе делать нечего, кроме как из пруда выскакивать да людей пугать, с завтрашнего дня будешь у меня работать, — заявила Северина. — Ну, может, не с завтрашнего, завтра спать будешь весь день скорее всего. С послезавтрашнего.       — Угу.       — Спи давай.