Доступный

      Его раздели и заковали. Он буквально висел на цепях с широко расставленными руками, ноги не держали, их сводило судорогой после пыток. Олаф всегда был рядом, его взгляд буквально прожигал безграничной ненавистью, презрением и каким-то садомазохистским удовольствием.       — Помнишь, я говорил, что твоя казнь будет продолжаться столько же, сколько ты продержишь меня в плену? — холодный и безэмоциональный голос, пробирающий до костей. Виконт знал, что расплата будет достойной преступления, но страха не было.       Джонас заставил себя поднять отяжелевшую и безумно больную голову и мутно мазнуть по лицу юного наследника, растянуть разбитые губы в тёплой улыбке и даже выдавить из себя пару фраз:       — Тогда будьте, милорд, аккуратнее, чтобы я не умер раньше времени, — почти что дружески.       Олаф не понимал, как можно быть таким беспечным. Как можно не сходить с ума после пыток. Да, не таких суровых, каких бы хотел принц, но достаточных для того, чтобы сломать любого преступника. Имена, дворянские фамилии, способы получения рабов — падший аристократ упорно молчал, стискивал зубы, тихо стонал и иногда кричал от боли. Но ничего не говорил. Впрочем, это не было столь важно для принца. Он и так всё знал. И имена, мог бы даже прийти в тронный зал и показать рукой лично на тех, кто приходил к нему, к другим невольникам. Но пока что он молчал. Следил за этой кучкой гнилых предателей, отсекая все возможные попытки их бегства заранее. Отец не вмешивался, отдавая власть в этом вопросе полностью своему сыну. Имеет право.       Всех поймали. Виконта не судили. Все знали, что он жив, хоть официальная версия и гласила, что его убили во время штурма усадьбы. Якобы тело опознали, но не сразу.

***

      — Назови меня своим принцем, — белые пальцы держали за щетинистый подбородок, заставляя смотреть в глаза и не отключаться. Тело виконта держалось на вывернутых за спиной руками, на носочках. Юноша только что снял с него кляп в виде шипастого шарика. Черная кровь испачкала венценосные пальцы и без того грязную тюремную рубаху.       — М… мой принц, — едва слышно. Голос утратил былые краски, распухший и израненный язык отказывался чисто произносить звуки, но Джонас искренне пытался. Едва ли он почувствовал боль от пощёчины, больше сжался от мотнувшейся головы в сторону и хрустнувших рук, на которых внезапно оказался весь вес измождённого тела. Громкий нечеловеческий крик. — Прошу, сними меня!       — Прости, но это не в моих силах. На рассвете тебя освободит слуга. Жди.

***

      Нет, Олаф не сломался. Наоборот, плен и пытки сделали его сильнее. В душе осталась незаживающая рана, которую он прикрывал невозмутимым спокойствием, которое пугало придворных. Его старались не злить, ведь где-то в темницах томился его бывший враг, из которого медленно, по капле, вытекала жизнь.       Но…       Однажды наследник позволил себе побыть слабым.       Истерзанное тело на жёсткой лежанке, запах крови и трав из-под покрасневшей повязки.       — Всем прочь, — резкий жест, и слуги, тюремщики, телохранители благоразумно покинули холодную камеру, закрыв за собой тяжёлую дубовую дверь.       Виконт дремал, а оттого быстро пришёл в себя, не без труда уселся на постели, привалившись. Впервые в его глазах не было равнодушия или насмешки. Он устал, безумно устал.       — Чем могу быть полезен? — дрожащая рука потянулась к стакану с водой, пленник жадно пил и следил за Олафом из-под чуть прикрытых глаз.       — Раздевайся.       Вот так просто. Без лишних церемоний, слов. Зачем, если Джонасу и так понятно? Он его подсадил на свою иглу. И если ты колешься долго, жить потом бессмысленно. А потому он быстро сбросил длинную рубашку, показывая тело, на котором затейливой сеткой красовались шрамы и ещё незаживающие отметины и кровоподтёки.       Олаф груб. Он заломал руки, жёстко потянул за коротко остриженные волосы до хруста в позвоночнике. Сжал до синяков похудевшие бедра и вбился в смазанное маслом неподготовленное тело остервенело, причиняя как можно больше боли. Будто обвиняя в своём состоянии, уязвимости.       Виконт ловил от прикосновений свой болезненный кайф. Ведь до этого времени его касались только плеть, огонь и равнодушные пальцы лекаря. Он метался, кричал, кусал губы, но вырываться не смел. Такова цена. Цена прихоти. Цена за мимолётное право обладать принцем.

***

      Спустя неделю срок истёк. Его казнили. Посадили на кол на площади, по сантиметрам опуская на заострённую деревяшку. Лишь на третий день он начал кричать и просить о пощаде, когда заострённая часть полностью погрузилась в его тело. Олаф смотрел равнодушно и проходил мимо.       Стайка бывших сообщников воровато бегала по дворцу, стараясь не попадаться на глаза наследному принцу. Они знали, что расплата начнётся сразу, как только тело Джонаса покинет жизнь.       Мужчина погиб в бреду на седьмой день. Кол за пару часов проткнул кожу и вышел где-то за левой ключицей. Невообразимо пахло гнилой плотью.       Норвежец сцепил руки в замок и улыбнулся. Всё ещё впереди.