Funeral of Hearts

Никогда не знаешь, когда смерть придет за тобой. Она непредсказуема и живет по своим законам. Ты можешь смотреть ей в лицо, когда лежишь в собственной постели, в глубокой старости, в окружении детей и внуков. Ты видишь только ее, и вспоминаешь свою жизнь. И жалеешь о том, чего не сделал. Или, напротив, удовлетворенно улыбаешься, понимая, что пожил не зря, но теперь пришел твой закат. Независимо от того, какое сейчас время суток за окном. Тебе все равно. Вокруг тебя суетится семья, кто-то даже протягивает стакан воды, но тебе все равно. Ты видишь перед собой лишь свою смерть. И готов уйти вместе с ней... Это в идеале, разумеется. Но жизнь непредсказуема, как и смерть. Она может прийти за тобой в любой момент. Она способна принять самую разную форму — от ракгульского вируса до ранкора, что решит поужинать тобой. И, если повезет, ты умрешь быстро, не услышав треск собственной кожи, которая рвется на части от его острых когтей. И совсем неважно, сколько стандартных лет ты прожил. Сколько раз Лорд Дайман смотрел в лицо своей смерти? Он давно сбился со счета. Он играл с ней в прятки с того самого момента, как впервые вышел из шаттла, доставившего его на Коррибан, и до сегодняшнего дня. Случаев, когда он действительно чуть не умер, было гораздо меньше. Не самые приятные моменты, и вспоминать их не хотелось совсем. Последний он и вовсе откинул бы куда подальше в глубину подсознания так, чтобы извлечь его можно было только при помощи Силы. Но, несмотря на то, что это причиняло ему боль, он не собирался забывать об этом. Нельзя. С тех пор, как ему и Лане пришлось покинуть хаттов поезд, готовый вот-вот забрать их жизни, Дайман раз за разом обращался к этим эмоциям. Сейчас было особенно важно помнить все, чему его учили. Боль питает его гнев, ярость и придает ему сил. То, чем он постоянно пользовался. Может быть, это и его ошибка тоже. Чувства сделали его слабым — непозволительная роскошь для любого ситха. А он никогда не переставал им быть. И, несмотря ни на что, не забывал об этом. Забывали другие. Что же, пришло время им напомнить. Дайман безразлично смотрит на два мертвых тела, что лежат у его ног. Оба люди, оба в одинаковых плащах, настолько отвратительных, что даже Дарт Барас побрезговал бы надеть такое. Впрочем, на него не налезли бы сразу оба. Он чувствует, как нормализуется его дыхание, и ярость, что захлестывала несколько минут назад, постепенно отступает. Он еще раз оглядывает тела. Женщина, примерно одного с ним возраста. В ее остекленевших глазах застыло выражение ужаса и обреченности, рот широко раскрыт, а язык бессильно свисает, закатившись на щеку. Она умерла от удушения, но никаких следов на ее шее нет. Сила не оставляет подобных меток, но беспощадно лишает жизни в умелых руках. И рядом с ней — мужчина. Его лица Дайман не видит, он лежит на животе, а в спине — дыра с обожженными краями. Кажется, он был еще моложе. Смерть могла прийти за ними в старости. Но она пришла сегодня. И приняла облик Лорда Даймана, бывшего Гнева Империи и коммандера Вечного Альянса. И они сами виноваты в этом. — Мой Лорд, мы избавились от них. Услышав голос майора Квинна, ситх гасит световой меч и возвращает его на пояс, поворачиваясь к своему офицеру, который зашел в комнату в сопровождении молодой тви’леки. Оба с бластерами, которые они так и не убрали в кобуры на поясах каждого из них, но все еще держат их в руках. Дайман давит улыбку. То, что сейчас рядом с ним эти двое, словно вернуло его на несколько лет назад. Когда еще не было таких предательств, когда не было никакого Альянса, и даже Реван не восстал из небытия, чтобы разобраться с уже... Ладно, не совсем мертвым бывшим Императором. Прогнав чувство дежавю, он задает Малаваю вопрос: — Все мертвы, Квинн? Тот немного медлит, прежде, чем ответить. Лорд чуть прищуривается, внимательно глядя на своего подчиненного взглядом желтых глаз. Но Малавай берет себя в руки, понимая, что сейчас лучше сказать правду. Пусть и знает, что есть вещи, которые Дайман не желает слышать. — Не совсем, мой лорд. Один выживший, взят под конвой. Что с ним делать? — отвечает майор коммандеру, наконец-то подобрав слова для нейтральной фразы. Он прекрасно знает, на что способен Лорд Дайман. И знает главное. Он не прощает предательства. Знает, потому что сам когда-то предал его. И до сих пор удивлен, почему ситх оставил его в живых. Впрочем, это все равно осталось в прошлом. Но это стоило ему нескольких мучительных лет жизни с осознанием того, что он натворил. И облегчение в виде долгожданного прощения пришло лишь спустя эти годы, едва они встретились на Иокате. — Заприте его в камеру с силовым полем на базе. Подальше от меня, — последние слова Дайман произносит с нажимом, а затем, больше не взглянув на своих помощников, направляется к выходу из помещения, успев отдать приказ на ходу: Возвращаемся на Одессен. Здесь нам больше делать нечего. Малавай смотрит ему вслед, понимая, насколько же давно не видел Лорда Даймана таким. Он помнит, каким ситх был раньше. В самом начале своего пути ученика Лорда Бараса. Квинн уважал его и боялся, но в то же время, также старался сдержать Даймана, едва он вставал на слишком прямой путь разрушения. Он знал, что его не пощадят, когда все вскроется. И хотел смягчить свой приговор. Но есть человек, который повлиял на ситха лучше, чем в свое время пытался он сам. Или Ветт, которая с явной брезгливостью сейчас оглядывает трупы. — Вау. Сразу видно, профессионал работал, — тви’лека пытается разрядить обстановку шуткой, но по голосу слышно, что ей не по себе. Квинн лишь пожимает плечами, вспоминая, насколько же они оба раньше едва переносили друг друга. Тем не менее, он не может удержаться от резкого комментария. — Не смешно. — Знаю, — вздыхает Ветт. Какое-то время, они все еще молча смотрят на тела, но потом разворачиваются и покидают это место. Молчание тягучее, и каждый из них думает об одном и том же. Перед глазами невольно проносятся воспоминания о тех временах, когда они все были одной командой, а Лорд Дайман даже не был Гневом Императора. — Ты кому, кстати, оставил Терона? — Ветт решается нарушить его, едва они выходят наружу, направляясь к шаттлам. — Этому катару из республиканской армии. Он, кажется, точно его не убьет. Тем не менее в голове Квинна сквозит сомнение, что вызывает у тви’леки смешок. — Кажется или точно? Хотя, ты прав... — морщится она. Ей не очень хочется признавать правоту уже майора Протокола, но возразить ей действительно нечего. Арик наверняка с Тероном обойдется мягче, чем он того заслуживает. — Не мне судить его, Ветт. К тому же... — Малавай встает на трап шаттла, невольно бросая взгляд на соседний, в котором скрылся Лорд Дайман, и продолжает: — Боюсь, что его смерть сделала бы положение дел еще хуже. Ветт лишь кивает. Она и сама это знает. Нельзя точно сказать, в курсе ли Квинн того, что Дайман испытывал к нему до того, что он умудрился натворить, но одно она точно знает. С Тероном у него все было иначе. И это было гораздо тяжелее. Настолько, что теперь она даже его боится. Дайман сильно зол на своего бывшего любовника, но если он потеряет его окончательно, его уже ничего не спасет. До Одессена они летят молча. — Ясно. До связи, — кивает Дайман Лане, отключая голосвязь. Она сейчас на Дарваннисе, помогает мандалорцам в какой-то из операций. И он в очередной раз думает о том, что отослать ее подальше от базы было правильным решением. В тронном зале никого нет, кроме ситха. Он отпустил конвой, желая побыть в одиночестве. Он снова смотрит на Вечный Трон, перевезенный с Закуула после победы над Вейлин и Валкорионом в своем подсознании. Он всегда считал, что заслужил его. Он знал, что бывший Император играет с ним, как охотник с добычей, но принимал его правила игры, всегда считая, что сможет его переиграть. В конце концов, Валкорион оставался лишь призраком прошлого, пусть и поселился в его подсознании, стараясь сломить его волю и жизнь. Но Дайман держал себя под контролем. Он не позволил Барасу убить его, не позволит и ему. И пусть финал оказался тяжелым, но он смог с ним справиться. Смог. И сейчас он получил то, к чему стремился. Арканн украл у него пять лет жизни, поместив в карбонит, разорил миры Ядра и Внешнего кольца, считал, что имеет право подчинить себе галактику. Вот и Дайман считал, что у него есть право на реванш. Ситхи всегда стремятся к власти. Каждый из них. Каждый из них готов пойти по головам, чтобы занять свое место под солнцем. Дайман не был исключением. Тем более, не после того, как Арканн посмел ему бросить вызов. А потом и его сумасшедшая сестренка. Он не любил сейчас оставаться один, но глядеть на кого-то еще ему сейчас тошно. Его мысли спутались с того момента, как он узнал личность предателя. Не в первый раз. Его предавали раз за разом. Дарт Барас, Квинн и... Теперь и Терон. Человек, от которого он ожидал этого меньше всего. Дайман понимал, насколько же сильно изменилась его жизнь в тот момент, когда впервые пересеклись их взгляды с этим республиканским агентом. Пусть тогда этого не ощущалось, но, оглядываясь назад, он понял, что теперь все будет иначе. Для него все будет иначе. Невозможно выжить в Империи, если ты позволяешь себе слабости. Невозможно выиграть войну, если в тебе нет той черты жестокости. Стоит дать слабину один раз, и все полетит под откос. Это его вина тоже. Не только Терона. Дайман дважды позволил себе почувствовать что-то к другим людям. Это оказалось сильнее его. Квинн был тем мужчиной, который привлек его с первого взгляда. Собранный, верный Империи офицер, разумный и отличившийся безукоризненной работой. Он понимал, что Малавай не испытывает к нему того же самого. Он никогда не показывал ему подобных чувств. И в тот момент, когда Квинн предал его... Дайман понимал его мотивы. Дарт Барас держал капитана в тисках, не оставляя тому выбора. А если бы выбор все же был у Квинна, чью бы сторону тот выбрал? Теперь очевидно. Теперь, когда Квинн присоединился к Альянсу без каких-либо возражений со стороны Императрицы Асины, Дайман знал. Как и то, что Квинн не посмеет его предать снова. Дело было даже не в предательстве. Дело было в его собственных чувствах. Он верил Малаваю безукоризненно, даже не задумываясь. И получил свой нож в спину и покушение на убийство, потому что не ожидал от него подобного. Дайман доверился своим чувствам, полностью игнорируя предчувствия. И поплатился капитанской неверностью. Ну что же. Сам виноват. Стоило простить его еще тогда, если бы не та боль. Сейчас Дайман понимает, что проблема была вовсе не в том, как поступил Малавай Квинн. А в том, что он сам чувствовал в тот момент. После этого поступка он не мог смотреть на человека, который был ему. Даже если Квинн полностью признает свою вину и мечтает о прощении. Даже если этого не повторится больше. В тот день разбились не их доверительные отношения. В тот день разбилось гораздо большее. Всегда, несмотря на безысходность ситуации, где-то в глубине души живет надежда. Самое живучее и коварное чувство, которое заставляет думать, что когда-нибудь все будет иначе. Лучше. Так, как хочется. Нужно только верить в это. Может быть, Дайман действительно верил, даже когда трезво оценивал свои шансы. Но после случившегося все стало окончательно ясно. Не будет такого. Никогда и не с этим человеком. Потому что, иначе бы такого не произошло. Так ему тогда казалось. А значит, следует отпустить это. Забыть, как страшное видение, как кошмарный сон в карбоните, как всю эту борьбу за свое сознание с Валкорионом позже, как предательство Бараса, которое перестало иметь значение после того, как его грузное тело упало без признаков жизни посреди зала заседаний Темного совета. Тогда их дороги с Квинном разошлись. Для того, чтобы пересечься снова на Иокате, когда это перестало иметь значение и он снова смог стать близким другом и доверенным лицом, каким и был когда-то, а вовсе не призраком прошлого, при мысли о котором что-то болезненно сжимается в груди. И для этого ему всего-то понадобилось несколько лет, и чужие объятия... Которые привели к тому же самому результату. Стоит снова подумать о Тероне, хотя бы мимолетно, как он сжимает руки в кулаки до белизны костяшек пальцев. Дайман сжимает зубы, стараясь выровнять дыхание, чтобы не разнести к сарлакковой бабушке голотерминал, возле которого стоит. Трудно сдерживать эмоции, когда они просятся наружу. С тех пор, как он выяснил личность предателя и Терон покинул Альянс, Дайман стал искать утешение в медитациях, обращаясь к Темной стороне. Боль обращалась в ярость, и, пока они выслеживали своих врагов — загадочный Орден, — это стоило множество жизней. Как и вне Альянса, так и внутри его. Он помнит тот день, когда ему пришлось лично объясняться с Императрицей, что случилось с целым батальоном солдат, выделенных ею в помощь для одной из операций. Даже она качала головой, но предпочла воздержаться от комментариев. Он часто ловил как на него смотрит Ветт, с беспокойством и чуть-чуть — капелька страха. Он обменивался понимающими взглядами с Ланой. Но думал лишь о том, что хотел бы повернуть время вспять. Он не мог объяснить себе, что сейчас чувствует. Он помнит, насколько сильно его шокировала новость и поступок Терона. Насколько он не хотел верить в то, что говорил человек, ставший для него самым близким. На какой-то момент ему показалось, что он сошел с ума. Или Терон сошел с ума. Или их обоих поглотила бездна безумия Умбары, влияя на все, что там произошло. Но это чушь. Все началось гораздо раньше. О предательстве в своих рядах ему стало известно еще на Иокате. Тогда, все началось именно тогда. И катализатором стал вовсе не погибший Джейс Мальком. Терон здесь, внизу. В одной из камер, куда его поместили несколько часов назад после их возвращения. Дайман видел, как его уводили, когда сходил с шаттла, но тут же отвернулся, едва Шан попытался поймать его взгляд. Он не был уверен, что хочет говорить с ним. Он чувствует через Силу чужие эмоции. Каждый раз Дайман наслаждался страхом, обреченностью и желанием жить, неистовым желанием сохранить себе жизнь каждого человека, которого убил самолично. Эти эмоции придавали ему сил, решимости, чувство своего превосходства. Ощущение, что чужая жизнь в твоих руках лишь подзадоривало, доставляло ни с чем не сравнимое удовольствие. И это был момент, когда он чувствовал себя значимым. Но сколько раз он задавал себе вопрос — что же двигало Тероном? Почему он решился на такое? Разве стоило это попыток разрушить Вечный Альянс изнутри, и попытаться убить его на Умбаре? Разве все это стоило их отношений? «Я люблю тебя. Но это все выше нас.» Слова, которые были хуже любой пощечины. Очевидно, что Терон Шан все спланировал, когда проворачивал это на Иокате, на Умбаре... И в голову не могла не лезть мысль: думал ли Терон о том, что он делает, когда они оставались наедине? Какую из ночей он считал для них последней? Планировал ли он попытку убийства в тот момент, когда целовал его в их общей постели? Одна мысль о подобном была омерзительной. Даже сейчас. Дайман шумно выдыхает, отпустив края голотерминала, и выпрямляется. И очень вовремя, потому что слышит сигнал входящего звонка. Закусив губу, он медлит несколько секунд, а затем нажимает кнопку, чтобы принять вызов. Он отходит на шаг назад, не сдерживая ухмылки при виде женской фигуры, что проявилась над голотерминалом. — Неожиданно. Чем обязан такой честью, гранд-мастер? Вежливый вопрос, но приправленный легкими нотками ехидства. Женщина, с отношением к которой он так и не смог определиться, но не мог сказать, что Сатель Шан ему нравилась. Ситхам и джедаям трудно прийти к согласию. И в этом нет ничего удивительного. Темная и Светлая стороны Силы могут существовать мирно только здесь, на Одессене. Но спорить с джедаем — все равно, что пытаться пробудить эмоции в дроиде. Глупо, бесполезно, а самое главное — безрезультатно. Сатил Шан в его представлении как раз и была такой. Ее логику и ход мыслей Дайману понять было очень сложно, да он даже и не пытался. Он не мог как следует проникнуться к ней уважением после того, как она предпочла скрыться в лесу с Дартом Марром, который принял облик призрака Силы, чем немало удивил ситха. Впрочем, это было не его дело. Нет, он вовсе не ненавидел гранд-мастера Ордена джедаев, ему было на нее плевать. Он даже не вспоминал бы о ней, если бы... Если бы она не была матерью Терона. И Дайман прекрасно понимал цель ее звонка. Неужели и в джедаях хоть иногда просыпаются человеческие чувства? Тем не менее, она заговорила на другую тему. — Хотела поздравить вас с победой, коммандер. Этот Орден доставлял и нам немало проблем. В этом она была права. После того, как Терон связался с этими культистами, это доставило проблем не только Альянсу и ему лично. Но и Республике, и Империи тоже. — Вовсе нет. Вы хотите узнать судьбу сына, так ведь? Он жив и взят под стражу. Пока на этом все. Дайман старается сохранить внешнее спокойствие в тот момент, когда ему пришлось упомянуть Терона. Тема, которой он старательно избегал с тех пор, как оставил в голонете свое сообщение. Он не собирается никому показывать своих чувств. И особенно этой женщине. — Хорошо. И как вы планируете с ним поступить? От Даймана не ускользает облегчение на лице Сатель, которое она снова скрывает за маской безразличия. Тем лучше. Значит, ей не все равно. Неожиданно он думает, что Терона наверняка бы обрадовала эта новость. — Еще не решил. Можете его забирать, если вы хотите этого. Он скрещивает руки на груди, стараясь ничем не выдать своих чувств. Если Сатель Шан захочет забрать сына и устроить ему промывку мозгов по-джедайски, он не станет с ней спорить. — Нет. Это не в моей компетенции, а в вашей, коммандер, — лишь качает головой она. Дайман замечает беспокойство на ее лице. — Боюсь, что все-таки не в моей, гранд-мастер. Терон Шан перестал быть частью Вечного Альянса в тот момент, когда решился организовать покушение на мою жизнь. Он сделал свой выбор, — не получилось. Не получилось сдержать эмоции. Дайман смотрит на голопроекцию Сатель, чуть прищурив глаза и вцепившись пальцами в предплечья. Женщина в ответ лишь хмурится. — К сожалению, это дело даже ваше личное. И я не уверена, что хочу в это лезть, но... Может быть, ваши методы слишком жесткие, Лорд Дайман. До того момента они все-таки давали нужный эффект, который не вредил галактике. Но вы слишком многое сделали, чтобы пустить это под откос. Может быть, Терон повлиял на вас, но... Ситхи олицетворяют Темную сторону и... — она говорит тихо, уверенно, в ее голосе даже сквозит сочувствие. И Дайман понимает, насколько же противно ему это слышать. — Достаточно. Я вас понял. Думаю, нам стоит поговорить позже, когда у вас или у меня появится действительно важный повод. Не выдержав, он отключает терминал, прерывая связь. Дайман снова чувствует, как его захлестывает ярость. Она еще смеет читать ему нотации! Женщина, которая прикидывается святой, но едва в галактике запахло жареным, она все бросила и скрылась в лесах Одессена. Прямо под носом у Альянса и у собственного сына, который пытался до нее достучаться. Сатель Шан пропала со всех радаров, но позже он встретил ее в лесу, и, ради Терона, даже пытался быть с ней вежливым. Пытался уговорить ее вернуться, присоединиться в борьбе. Джедаи и драгоценная Республика, во благо которой она якобы делает все, были ею забыты. Дайман всегда считал джедаев лицемерами. И Сатил Шан была одной из них. После того, как она предпочла отсиживаться подальше от всего, после того, как она спокойно вернулась в свой Орден, будто бы ничего и не было, она еще пытается указывать другим, как нужно поступать и что чувствовать?! Он чувствует, как гнев наполняет каждую клеточку его тела, и одновременно слышит звук открывшейся двери и чьи-то шаги. Ему все равно, кто это, и с какой целью. Сейчас ему нужно куда-то выпустить свои эмоции. Он поворачивается к вошедшему, протягивая руку, чувствуя потоки Силы. Достаточно, чтобы схватить за горло того, кто посмел войти без стука. Ситх поднимает свою жертву, заставляя ее оторвать ноги от земли. Он чувствует, как ее покидают силы. Чья-то жизнь снова у него в руках, и это должно принести хотя бы краткое облегчение. Но жертва сопротивляется. Она беспомощно машет ногами в воздухе, издавая хрипы. — Дайман... Отпусти... Мне больно... Ты же... Ветт борется за свою жизнь. Его Ветт, его бывшая рабыня, которая стала ему близким другом. Ветт, которая досаждала ему и не стеснялась выражать свое мнение даже в те дни, когда на ней был рабский ошейник. Ветт, которую он вот-вот убьет. Прямо сейчас. Перечеркивая все, что им пришлось пережить. Наплевав на то, что она никогда его не предавала, и всегда выручала, когда это требовалось, даже когда он не просил ее об этом. Эта мысль словно выключает все ненужные эмоции, и Дайман отпускает ее. Она падает на пол, держится за горло и ловит ртом воздух. Дайман смотрит на свою ладонь, словно не веря в то, что только что произошло. Еще несколько секунд, и он почувствовал бы всплеск в Силе, забирающий его друга. — Ветт... Он не узнает собственный голос, наполненный страхом за жизнь близкого человека. Он делает несколько неуверенных шагов, и протягивает ей руку, чтобы помочь подняться. Слова извинений застревают в его горле, не в силах вырваться наружу. Они не исправят то, что он только что сделал. Они не сотрут ей память. Тви’лека поднимает на него взгляд, полный обиды и разочарования. Резким ударом она отталкивает его руку и поднимается на ноги сама. — Ты... Ты... Ты еще больший псих, чем был раньше! Из ее глаз текут слезы, а голос предательски дрожит. Она смотрит на него с яростью, а затем разворачивается и выбегает из Тронного зала, оставляя коммандера наедине с его собственными эмоциями. С осознанием того, что он чуть собственными руками не убил того, кто ему дорог. Он только что чуть не совершил непоправимое. «Так нельзя. Нельзя», — настойчиво стучит в его голове рефреном. Звонок гранд-мастера его разозлил. Настолько, что он чуть не перешел черту. Дайман всегда пользовался тем, что открывала для него Темная сторона Силы. Но никогда не позволял ей использовать его самого. Никогда он еще не был так близок к окончательному падению, которое разрушило бы его изнутри. — Мать твою! Быстрым движением руки он снимает с пояса световой меч, в ярости ударив по какой-то аппаратуре. И лишь после этого обессилено опускается на пол, прислоняясь спиной к голотерминалу и закрывает лицо руками. Кажется, теперь не помешает выпить.