120 ударов в минуту

— Вроде бы все. Между двадцать первым и двадцать вторым позвонком у тебя небольшая деформация, лучше не запускать, а то так и будет клинить не вовремя. Колин аккуратно закупорил масло пробкой и, напоследок окинув взглядом тускло блестевший под лампами цирконий, отошел. Его интересовал сначала каркас дирижабля, потом чертежи, на одном из которых он принялся поправлять цифры погрызенным Тэроном карандашом. Он ощущал движение слева, когда Эджертон наконец распрямился, прогнулся назад, покрутился влево-вправо и, как следует потянувшись, выдохнул. Сколько он здесь? Сколько пробыл в госпитале? Несмотря на теплый желтый свет лампочки над ними, видно насколько Тэрон бледный, как белые розы в колбах, как эти люди из социальной рекламы, которых просят регулярно принимать витамин D и не забывать менять фильтры респираторов. Его взгляд на себе Колин чувствует физически, карандаш в руке начинает плясать. Семерка выходит похожей на паникующую утку, точка перед сотыми пробивает в бумаге дырку, и сейчас даже немного жаль, что они не на падающем дирижабле. Там было бы проще. Грифель ломается беззвучно и выпадает из карандаша, оставляя деревянную оболочку пустой и бесполезной. Возможно, как раз вовремя для того, чтобы не превратить чертеж в полотно импрессионизма, к чему все и шло. Ферт продолжал смотреть вниз, а Тэрон смотреть на него, и это становилось невыносимым. — Мне нужен карандаш, и потом нужно будет все переделать по новым параметрам, — они снова встретились взглядами, темные тени под глазами Эджертона перечеркивали его лицо черными полосками и уходили под расстегнутый респиратор, который он удерживал рукой. — Отчертить снова, а затем… Сколько ты уже здесь? Колин даже не понял что спросил, пока не увидел, как Тэрон убирает руку от лица, открывая свои совершенно колючие скулы и жмет плечами. — Я перестал запоминать даты. Знаю, что сегодня пятое декабря две тысячи сто пятого года, а значит, завтра шестое. Больше ничего. — А если не в датах? Может, события? — Думаешь, тут много событий? — Усмешка. — Попробую сосчитать. «Hope», «Queen Elizabeth», «Legend», «Сonstant», «Arabella», «King Edward», «London 2», «Diana» и… кажется, его назвали потом «Angel» или как-то так. Твои, кстати, всегда можно узнать по именам, кроме последнего. Тэрон указал на металлический скелет будущего дирижабля, но Колин не увидел этого, потому что прикрыл глаза рукой. Девять дирижаблей за то время, что он здесь, чертовых девять каркасов. Теперь нельзя было надеяться, что Эджертон недавно оказался здесь и у него руки не дошли позвонить. Если бы он не пришел сюда сегодня, а он и не собирался приходить, достаточно было прислать телеграмму с поправками, то был бы и десятый, и одиннадцатый, и до бесконечности. Тэрон становился бы белее, а после и серее, а он, Колин, так бы и думал, что молодой человек лежит в коме в одной из палат этого госпиталя наверху! — Остается надеяться, что смена обстановки пошла тебе на пользу, только помни, что зимой концентрация вредных вещей в смоге увеличивается примерно в четыре раза, — Ферт говорит это, просто чтобы не начать орать в лицо Тэрону: КАКОГО ЧЕРТА ТЫ НЕ ПРИШЕЛ КО МНЕ?! — Ну… что еще… в центре столько украшений к Рождеству уже поразвешивали. Я читал, будет год быка. У нас наверху ажиотажа поменьше, максимум вывесят венки на дверях и все. И…и я… больше не могу придумать ни одной причины, почему тебе захотелось вдруг переехать сюда?! Нет, я полностью осознаю, что вина за произошедшее с тобой лежит только на мне и никогда мне ее не загладить, но хотя бы сообщить, что с тобой все, насколько это вообще возможно, хорошо, ты бы мог? Проклятье! Одну чертову телеграмму! Не орать не получилось. — И что? Ты получил бы ее, пожал плечами, и все потекло бы как раньше? Как было до того, как я разнес твою мансарду год или сколько там прошло назад? Ну тогда чего же мы с твоим доктором так переживали… — С доктором? — Колин и сам мог бы догадаться. — Вот не нужно! Не нужно винить его, лучше спасибо скажи, как увидишь. Он свой гонорар отработал на все сто и — да — он лгал тебе, что я в коме, и попросил меня исчезнуть. Но! Принял это решение я сам! — Зачем?! — Было, знаешь ли, очень убедительно, когда он кинул мне твое сердце под ноги! — Тэрон на миг замолчал, потому что голос уже дрожал не на шутку. Он представлял себе их разговор и в декорациях больницы, и здесь, на дне, но совсем не так. — Я его сохранил! На память! Больше не хочу! Стало тихо. Было бы у Тэрона что угодно под рукой, он бы запустил этим Ферту в голову. Потому что ему по каким-то причинам приходится объяснять свой поступок! Что здесь может быть непонятного?! — Я думал, все из-за того, что моя халатность тебя искалечила. — Колин прикрыл глаза — сколько же на его спине шрамов, боже. — И ты захотел исчезнуть… — Да с чего мне этого хотеть? Мне нужно, чтобы с тобой все было хорошо, чтобы никакие мрачные предсказания с коробки чертового сердца не могли сбыться! Я и так причинил тебе столько вреда… — Вреда? Какого вреда? Ты спас Святую Анну от катастрофы, Патрицию от переплавки, без тебя никогда не было бы этого, — Ферт махнул рукой на каркас «Надежды», и Тэрон, кажется, понял, почему этот дирижабль не получил очередное имя. — и ты… «… спас меня.» Колин набрал воздуха в легкие, чтобы произнести это, и вдруг время снова пошло. Ворота ангара отъехали в сторону, и рабочие повалили с улицы, наполняя помещение гулом из десятков разговоров. Тут же начсмены тоже появился в поле зрения и направился к ним с Эджертоном, чтобы согласовать изменения. — Это ничего не меняет, — пожал плечами Тэрон и, забрав карандаш со стола, отправился, как его недавно и попросили, точить. Это было вовремя, у него уже совсем не оставалось хоть каких-нибудь весомых доводов, чтобы продолжать настаивать на своем. Сколько еще он продержится, поступая правильно? А сколько продержится с этой кашей вместо мыслей в голове? Тэрон на автомате заточил карандаш и перевел дыхание. Сейчас, когда Ферт исчез из его поля зрения, стало полегче. Чуть утих гул голосов внутри черепа, зациклившийся на повторяющемся «а если?». Неужели так уж необходимо было снова сталкивать их лицом к лицу, блядская вселенная? Какое решение он должен принять? Разве не то, в котором он бросает проклятый карандаш и бросается бежать через ангар на улицу и дальше, пока смог не сомкнется за ним, надежно укрывая в своих ядовитых парах? Табличка на двери гласила «Выход», и разве это не тот самый знак, которого Эджертон ждал? Если ему еще раз нужно сделать этот выбор… — Собираешься дать деру? — Колин так больно схватил его за предплечье, что Тэрон охнул. Откуда он взялся только? Неужто не мог отвернуться и дать ему уйти? — Опять? — Собираюсь. — Может, и стоило солгать, только не было никакого желания. Поздновато как-то. — И если бы ты меня отпустил, я уже это сделал. — Потому и держу. — Как для тебя все просто. А как бы ты поступил на моем месте? — Был бы уже в паре кварталов отсюда, вероятно. — Колин разжал руку, все еще не уверенный, что Тэрон не рванет прочь. — Но я на своем месте, а потому изо всех сил стараюсь не дать тебе уйти. — Ты ничерта не помогаешь! — Как мне помочь? Что мне сказать? Посчитать вероятность того, что мы снова отправим друг друга в госпиталь? Дай сюда этот чертов карандаш и я посчитаю. — Ферт уже не знал, что сказать. Определенно, когда он был уверен, что Тэрон в коме у него было больше надежды, чем сейчас, когда он здоров. — Ты вовсе не мой персональный ангел смерти и мир не рухнет, если ты будешь рядом. Ты понимаешь? Перестань, пожалуйста, отталкивать меня! Кирпичи падают на голову гораздо чаще, а еще дирижабли, да даже у смога больше шансов, чем у тебя, убить меня. Вот тебе вероятности. Когда Колин замолчал, они долго стояли в тишине, насколько можно назвать тихим наполненный людьми ангар. — Я не хочу быть в этом списке. Не важно, до или после взрывов, крушений, смога или падения в ванной на мокром кафеле. Думать об этом постоянно, бояться постоянно. Прости. — Тогда беги. Я не могу тебе солгать, сказав, что страшно не будет. И что все будет хорошо, просто потому, что я не знаю, будет ли. Может, и к лучшему, что мы не узнаем. Переделай чертеж, пожалуйста. И навести доктора Капальди. — Тэрон смотрел в сторону. Колин смотрел в другую. — Я возьму твой респиратор, если ты не против обменяться? На память. Эджертон пожал плечами, он отворачивался все сильнее и уже скорее стоял к Колину спиной. Если бы все сейчас замолчали, то Ферт мог бы услышать как он шепчет между зубов «уйди уже» раз за разом. Впрочем, задерживаться он и не думал теперь. — Не появляйся в Заебаре какое-то время, хорошо? — хотел бы Колин напоследок взглянуть еще раз Тэрону в лицо, но в конце концов, и без этого он сможет прожить. — Береги себя. Больше он назад не смотрел. Ни когда шел на выход, ни когда прикрывал ворота. Он оставил внутри все надежды и речь, увы, вовсе не о дирижабле. Он дошел до угла ангара, а затем до следующего и все никак не мог свернуть на дорогу, потому что если только он потеряет его из вида, то все кончится. Ему казалось, что уже сейчас если он вернется внутрь, то не найдет там Тэрона и никто не будет знать, кто он и где он. Вновь он останется один на один со своими мыслями и снами, в которых уже давно не было ничего, кроме треклятой белой ширмы! Что дальше? Почему он просто не мог забрать Эджертона оттуда? Не слушать его, забрать, пока он не мог разогнуться, наверх, где ему место. Что если он на самом деле снова исчезнет? Сменит работу, адрес, а может, и вовсе покинет город и тогда все. Колину останется только бродить по Нижнему Лондону, вглядываясь во все лица, в надежде, что их снова сведет вместе. Он трогает рукой стену ангара, ледяную даже через перчатку и это отрезвляет. Решает, увы, здесь не только он, и стоит наверное уже отправиться прочь, в центр. Там светятся сквозь смог сотни рождественских лампочек и почти можно рассмотреть, как на вершине елки горит звезда, а люди, чьи лица выплывают навстречу, чуть радостнее чем обычно. Жизнь никогда не заканчивается и сейчас не закончится. — Колин! Ферт дергается на звук, вмиг забывая все, о чем думал. Это ведь Тэрон? Ему ведь не кажется, да? — Колин? По ощущениям так близко, не было бы этой вечной текучей завесы вокруг и он бы увидел его. Он идет на голос, но ничего. — КОЛИН?! Слева. Вроде бы слева. И через шаг Эджертон выскакивает на него, без респиратора, без куртки, с рукавами свитера, натянутыми на сжатые кулаки, которыми Тэрон схватил Ферта за шею. Он поцеловал Колина всего на пару секунд через толстую грубую кожу респиратора, прижавшись губами между фильтрами, а в следующий момент опять скрылся в толще смога. Колин стоял там долго, смотрел в пустоту, пока его сбившееся дыхание, свистевшее через забитые фильтры, не успокоилось. Между ними определенно ничего не прояснилось. Он знал только одно: это было хуже, чем быть вместе, это было лучше, чем отказ Тэрона недавно и… — И что это, по-твоему, должно означать?!