120 ударов в минуту

«Скорпионы: Побег от проблем всегда удавался вам на отлично. Но не пора ли вспомнить о том, что земля все еще круглая? Стрельцы: вам повезет…» Тэрон чуть прикрутил громкость радио, игнорируя гороскоп на другие знаки зодиака. Свой он тоже забудет через полчаса, ведь на деле ничерта не верится, что какое-то созвездие управляет его жизнью только потому, что его родителям приспичило переспать 14 февраля, а не на Новый год. Бред. В коридоре очень близко раздается стук, может, даже в соседнюю дверь, и громкий, всегда злой голос домовладельца требует очередных неплательщиков убираться. Мистер Харди ничем не похож на миссис Смит, у которой Эджертон квартировался, когда жил в Верхнем Лондоне. Совершенно как небо и земля в самом буквальном смысле. Чтобы иметь представление о жизни Тэрона после того, как он был выписан из больницы, вам в первую очередь нужно знать, что он уехал в нижний город на первом же фуникулере. Он практически сумел убедить себя, что это было его решением, лучшим из тех, которые он мог бы принять в тот момент. К счастью, миссис Смит сохранила почти все его вещи, проще говоря, она скинула их в коробку и засунула в чулан, до той поры пока не накопится достаточно хлама для комиссионного магазина. Тэрон в общем-то и не думал, что его будут здесь ждать с распростертыми объятиями спустя месяцы отсутствия, домовладелица и вовсе могла выкинуть все в мусорку и закрыть перед его носом дверь. Но как же он разозлился, когда оказалось, что мистера Дарси вышвырнули за дверь, потому что пес мешал им, и теперь он неизвестно где. Проклятый город! И эти мертвые люди в нем! Ему хотелось ни больше ни меньше придушить домовладелицу, не испытывавшую ровно никакого сожаления после своих действий, да только ее шея уже давненько состояла из металла, столь же холодного, как и она сама. Верхний город окончательно разочаровал Тэрона. Нижний, впрочем, стремился сделать то же самое, пихаясь локтями, сыпля грубостями, а еще сыростью, вонью, горькой водой из-под крана, которую нельзя пить, даже если ты умираешь от жажды. Воздух внизу тоже горький, но ты привыкаешь к этому уже через неделю, тем более что приходилось работать как проклятому, а денег на лишний воздух просто нет. Мистер Харди выгонял в неделю по три-четыре жильца, при том что у его меблированных комнат были вполне приемлемые (для Лондона) цены, а Эджертон совершенно не хотел становиться следущим бездомным, которого найдут мертвым на окраине. Работа была, но платили немного, особенно в начале, когда Тэрон просто приходил на биржу и соглашался на любую работу, хоть разгружать, хоть строить. Примерно пять недель он работал без отдыха по 12-14 часов каждый день, питаясь в основном супом из лотка, который вечно грустная женщина привозила каждый день на угол дома, где жил теперь молодой человек. Он стал стремительно худеть, превращаясь в одну из теней, которыми стала большая часть жителей, изнуренных непосильной работой и ежедневной борьбой за жизнь. Тэрон уже ничего в этой жизни не хотел, кроме как умереть, когда ему все же улыбнулась удача, благодаря которой он сумел попасть на работу в цех, где собирались полужесткие и жесткие, гигантские и не очень каркасы для дирижаблей. Это дело было ему по душе, он разбирался в этом гораздо больше, чем в том подай-принеси, которым приходилось заниматься наверху. Бешенный ритм стал понемногу утихать, появились выходной и два-три свободных часа между работой и сном, и Эджертон вдруг вспомнил, что наверху все еще есть город, и люди, и Колин. Колин… Удивительно, но был все же в этой адской гонке за пропитанием один огромный плюс — Тэрон не вспоминал о нем почти ни разу. Кроме разве что моментов, когда его позвоночник давал о себе знать блеском циркониевых позвонков в зеркале в ванной или если он забывал его смазывать, ради чего приходилось звать на помощь соседей по дому или рабочих в цеху. Вся прошлая жизнь стала нереальной. А было ли голубое небо над его головой? Был ли ветер в лицо и следы от лямок ранца? Были ли те чудесные розы под колпаками? Не приснилась ли ему мелодия Ten cents a dance из ресторана LE GAVROCHE, у входа в который стоит настоящий швейцар? Чувствовал ли он под пальцами пульс на шее Колина в тот день на борту злосчастного дирижабля? Он уже не знал. У него этого больше не было. Была почти пустая стол-стул-шкаф-кровать комната, был общий душ на этаже и горячая вода с 5 до 6 утра и с 11 до 12 вечера, радио, шипевшее, как кошка, стопка книг, в основном техническая литература, одолженая то тут то там, с изломанными обложками и заляпаными страницами. А, еще оно — сердце, на самом видном месте, чтобы не дай бог не забыть о том, к чему все почти пришло. Один раз за все это время Тэрон позволил себе спуститься в холл, попросить телефон и позвонить доктору Капальди, чтобы узнать, все ли хорошо у Колина. Стоило ли оно того? На самом деле он отлично знал, что Ферт в полном порядке, по крайней мере физически, ведь их цех сотрудничает и с ним тоже, поставляя каркасы для дирижаблей, в которые после установят его двигатели. Изобретение пошло в массы, и даже без жертв, если не считать самого Эджертона. Он звонил, чтобы потратить деньги на звонок и не услышать то, что так хотел: возможно без вас ему НЕ лучше. Вместо этого два слова о Колине и в сто раз больше о том, что неплохо было бы Тэрону заскочить на обследование, с разумной, конечно же, предосторожностью. Он выслушал все и молча положил трубку на рычаг. Это не было такой уж плохой идеей, нижних врачей Тэрон небезосновательно побаивался: можно было заснуть от наркоза, а проснуться без своих оригинальных органов, если вообще проснуться. Но что-то подсказывало ему, что если он снова поднимется на проклятом фуникулере на проклятую Ферджертон-роуд, уже ничто его не сможет заставить вернуться сюда. Он твердо решил оставаться там, где был сейчас. Внизу было безопасно. Эта комната без окон давала чувство, что найти его никто не может, и смог, в котором потеряться легче легкого, окутывал со всех сторон. Тэрон выключил радио после прогноза погоды, надел свою калечную куртку поверх свитера и вышел за дверь, заперев ее на обычный замок и на навесной, для пущей безопасности. Мистер Харди выселял 42 номер, он стоял с усталым выражением лица, глядя на собирающих вещи людей. Они умоляли его дать им еще время, но Эджертон знал, что по возвращении тут уже будут другие жильцы. На него домовладелец внимания не обратил и не обратит пока он, сорок третий, платит вовремя. На улице холодно, уже декабрь, про себя Тэрон думает, что больше нельзя откладывать покупку пальто, в одной из коммисионок точно можно будет найти что-нибудь ему по карману. Надеяться, что не простынет за те полчаса дороги от дома до цеха, не приходилось, удача в этом городе Тэрону благоволила нечасто. Прижав поплотнее к лицу респиратор, Эджертон сунул руки в карманы и пошел, подсчитывая, сколько может выделить себе на эту покупку. О гороскопе, как водится, он уже не помнил, и не узнает что это был самый точный прогноз, данный звездами, из тех, что когда-либо выдумывали перед эфиром на радио. *** Работа Тэрона не отличалась какими-то особенно комфортными условиями труда. Это был огромный ангар, где работникам предоставлялся отгороженный фанерными листами закуток, где стояли шкафчики с хлипкими дверцами, чайник и более менее фильтрованная вода. Еще выдавали старенькие и обычно невразмерные ботинки и каски, ну, на кого хватило, чтобы заткнуть рты профсоюзным крикунам. Ботинки Тэрону были малы, а каска велика, и после нескольких попыток найти с кем поменяться одним или другим, он просто сгрузил их в свой шкаф, предоставляя случаю еще одну возможность его убить. К счастью, в последние несколько недель он больше работал над чертежами, склонившись над верстаком в довольно безопасной части ангара. Многим не нравилось, что новичок переквалифицировался так быстро, но тут уж кто на что учился, да и предыдущее место работы играло Эджертону на пользу. В свитере все равно было холодно, пальцы без перчаток продрогли, обогрева в ангаре не было никакого. Летом стояла жара, зимой — холод, да еще смог просачивался повсеместно и, пусть не мешая особо зрению, респиратор снять не давал. Тэрон занимался вычислениями и не обращал внимания на то, что происходит вокруг, лампа над ним иногда моргала, это тоже его давно не отвлекало, он знал, что никто не станет менять лампочку, пока та совсем не перегорит. Подходили люди, брали чертежи со стола, задавали вопросы, он на автомате отвечал и даже иногда отпивал еле теплый чай из своей белой с зелеными узорами чашки с отколотой ручкой, которую купил в Верхнем городе с уценкой — у чашки не было блюдца. День был в разгаре, но еще не били перерыв на обед. Они собирали «HOPE», средних размеров дирижабль, полужесткий каркас, длинный и изящный. Тэрон поднял глаза, глядя на то, как он приобретает свои очертания, это все еще казалось волшебством, только теперь он был причастен к нему. Может, он и не гений, как Колин Ферт, но не могут же все быть им. В два часа после полудня забили перерыв на обед, Эджертон услышал конечно, но не бросился вслед всем, чтобы стоять в очереди на раздаче, слушая сплетни, жалобы или неловко уворачиваясь от попыток завести с ним разговор. После Колина все было не то, слишком пресно, скучно, приземленно, даже для Нижнего города. Он расчитает последние цифры и как раз успеет накинуть куртку и перейти в здание столовой, чтобы получить свою порцию поджарки из неизвестного мяса с гарниром из фасоли или картофеля, смотря что за день недели. Этот к удивлению недорогой обед высчитывался из его недельной зарплаты и, спасибо профсоюзу, он ни разу еще не отравился. Закончив вычисления, Тэрон отложил карандаш, взглянул на часы, большие, фута в полтора в диаметре, висевшие на дальней стене, и коротко выругался. Двадцать минут третьего. Дамы, работающие на раздаче, очень не любили, когда кто-то опаздывал, и им приходилось вновь открывать крышки своих пугающе огромных кастрюль. Тэрон выпрямился. Точнее ему показалось, что он это сделал, мозг послал этот сигнал мышцам, но ничего не произошло. Он не мог подняться, позвоночник, очевидно, заклинило, было ближе к копчику такое место, которое сбоило первым, если не смазывать вовремя. Иногда, при должной доли везения и правильном угле спины, он мог поднажать и выпрямиться, но видимо не сегодня. Пропал его обед. Похоже и правда нужно было сходить к доктору Капальди, думал он, как впрочем и во все предыдущие разы. Эджертон крутил головой в поисках Люка, начальника смены, который оставался в цеху, пока все обедали, и лишь после шел есть сам. Он ослабил ремни на своем респираторе и стянув его с лица крикнул: — Люк! ЛЮК?! Проклятье. ЛЮК! — похоже, вообще никого не было сейчас в ангаре, что вообще-то было грубым нарушением производственной дисциплины. Мало ли кто может зайти и что сделать, а потом будет то же, что и со Святой Анной. На самом деле Тэрон злился скорее на самого себя, тем более это был не первый раз и все в цеху знали и скорее всего считали его совершенно тупым, раз это повторяется. Он даже не мог с ними не согласиться. Дурацкий день! Бесит! Смирившись с бессилием, он натянул рукава свитера подальше, спрятав в них пальцы, скрестил руки на столе и уткнулся в них лбом в ожидании хоть кого-нибудь, кто мог помочь. — Придется немало переделывать… Эджертон вскинул голову, часы показывали без двадцати три, но по прежнему рядом никого не было видно. Он не мог бы сказать с полной уверенностью, что голос принадлежал Люку, или, может, Говарду, его помощнику, но было честно плевать, лишь бы ему помогли. Он уже собирался снова заорать, привлекая к себе внимание, но через миг подавился словами. — Это не смертельно, и не нужно преувеличивать в надежде, что вам расширят смету. — Тэрон сглотнул слова так быстро, что едва не поперхнулся горьким воздухом, внутренности сдавило, и голова пошла кругом хуже, чем от гипоксии. — Дайте ваши чертежи, я внесу изменения сразу, и ваши люди смогут приступать, как придут. Эджертон спрятал лицо в руках, если бы даже его позвоночник не заклинило, то сейчас он все равно не смог бы сдвинуться с места. Ему нужно было что-нибудь сделать! Что угодно, хотя бы брякнуться на колени и заползти под верстак, как бы глупо и бесполезно это ни было! Это был Колин! Это, черт подери, был Колин! Если только смог не начал вызывать галлюцинации и адские панические атаки, которые сейчас из его сердца фарш сделают! А что будет с Фертом? Ох, дьявол. Голоса приближались. Тэрону хотя бы выпрямиться как-нибудь, отвернуться, чтобы не привлекать к себе внимания, а вдруг сработает. Но резкие рывки вызывают только боль в спине и слезы. Он бы рад не плакать, но это такое бессилие! Ради чего он все это делал? Эта ложь от великого доктора? Эта чертова жизнь внизу, на дне? Шипящее радио, суп, очередь в душ? Ради чего он оставил Колина? Все впустую?! Все никому не нужно?! Все?.. Слезы такие же горькие на вкус, как и смог. Тэрону неплохо бы натянуть обратно респиратор, но как-то сейчас это не принципиально. Голоса уже совсем рядом, говорят о чем-то наверняка важном, а голову поднять Эджертон заставить себя не может и свои трясущиеся плечи остановить тоже. Он жалкий… Это просто отвратительно. Зато… Зато не нужно будет волноваться — сто двадцать ведь не случается от жалости, да? — О, а чего это?.. — начальник смены относился к Тэрону хорошо, тот не только свою, но и часть его работы неплохо выполнял, а потому кое-какое участие проявлял к нему. — Тэрон, ты почему на обед не пошел? Тебе плохо? Парень, слышишь меня?! Затем воцарилась тишина. Тикали часы на стене, а может быть, это было новое, не тронутое, как предыдущее Тэроном, сердце Ферта? В этом затишье Эджертон почти не дышал, только прислушивался, не раздастся ли тот страшный звук, когда механизм в груди превращается в металлолом. Тикали определенно не часы, слишком уж быстро, но больше ничего страшного не происходило. Может, Колин его все-таки не узнал, ведь столько Тэронов может быть на огромный Лондон? — О нет, опять? — Люк цокнул языком, первый признак его недовольства. — Опять твой растреклятый позвоночник? У его создателя руки из задницы растут, что ли? Да и сам ты мог бы уже знать, когда скрутит! Вот же, Эджертон, однажды тебе так, как я, никто не поможет, и останешься стоять жопой к верху где-нибудь на улице. Жди уж, принесу машинного масла! Вот теперь треснуло. Тэрон тут же вскинул голову, через мокрые слипшиеся ресницы, проморгавшись, увидел Колина. Все остальное ушло на второй план, только Колин остался, в черном пальто, в респираторе новой модели, который только недавно стали рекламировать по радио, замерший, когда снимал перчатки и увидел его. Тэрон понял сейчас, что не дышит совсем, и глубоко вздохнул, впуская в легкие смог и жесткое напряжение в воздухе, заставившие его поперхнуться и закашлять. Кажется, Колин не собирается умирать. Кажется, Эджертон собирается сделать это за него. — Колин, я… — Тэрон просипел это и снова зашелся кашлем. Он не был уверен, что Ферт его услышал, но сейчас это было самым важным — сказать, почему так случилось, и пусть после этого смог его окончательно отравит. — Мне нужно ска… Респиратор Тэрона был где-то под ним, он мог бы найти его за несколько секунд, вот только Колина это не волновало, он подошел так быстро, что, казалось, просто появился рядом, снял свой с лица и в два движения затянул его ремнями у молодого человека на затылке. Тэрон вздохнул раз, другой, чувствуя воздух совсем по-другому, он вообще все сейчас чувствовал по-другому и, может быть, был немного рад, что ничего не мог сказать. Лучше сделать это, когда он сможет стоять прямо и смотреть Ферту в глаза. Вернувшийся Люк смотрел на них с непониманием и еще больше растерялся, когда Колин решительно забрал бутыль с маслом из его рук, сопроводив это тихими словами, которые Эджертон не услышал, но которые заставили начсмены исчезнуть из поля видимости. Тэрон смотрел на это и вдруг понял, что сейчас Колин увидит его не только таким по-дурацки беспомощным, но еще и покалеченным, совершенно не тем Целым, как раньше. Ферт обошел его и ужасно аккуратно потянул свитер и ту застиранную кофту, что под ним, вверх. Под респиратором Эджертон скривил губы. Какой же он ущербный! Какой же он!.. — Где же ты был… Тэрон сжал руки в кулаки, ногтями в кожу, чтоб побольнее. Он не уверен, что сможет объяс… -…всю мою жизнь?