Зачем тебе говорить, как есть? Мне очень стыдно за эту слабость.
Вцепился в это паршивку, словно клещ. А мне остаётся наблюдать за его неловкими конвульсиями, стараясь не закипать и продолжать упорно и нагло вваливаться каждую ночь в его кровать, напоминать ему о себе, что, мол, есть такая больная внеземным вирусом Домми, которая остро нуждается в зелёном умном телохранителе, который не хочет стирать дружеские границы. Максимум, что он мне разрешает в своём отношении — это бесцеремонно спать с ним в одной постели, крепко обнимать и смотреть. Ведь один раз он мне сказал, что: — Я не хочу предавать свои чувства, Никки. Эйприл может ещё поймёт…. Нихуя она не поймёт. Рыжая шкура, которая при первом тревожном звоночке летит на своих эгоистичных крыльях к тебе. А в будние дни ты ей нахер не нужен, милый Дон. — А как насчёт моих чувств? Их предавать можно? — Никки… — Отвечай. Чёртово молчание! Упёртый влюблённый баран! — Прости, Дон, но при всём твоём интеллекте, ты невероятно тупой. Громкий хлопок двери, и выхожу навстречу канализационному логову в одной рубашке, взлохмаченная и в соплях в три ручья, яростно сжимая в руках пачку сигарет — мой единственный спасательный круг в этом дерьмище. Перемахиваю через турникеты в один прыжок, краем глаза замечая включенный на всю катушку телевизор, в котором мелькает бокс, а напротив чей-то крупный силуэт, обернувшийся в сторону шума. Чирк, и я почти в нирване. Даже не стараясь смахивать крупные слёзы, перебивать шумное дыхание, переставать болезненно и досадно всхлипывать, я курю, не чувствуя ничего. Неужели в жизни всё должно быть именно так? Люди, действительно хранящие в себе светлые и искренние чувства должны так страдать. Слово из пяти букв Донателло слышит чуть ли не каждое утро от меня, прекрасно понимает его значение, но не хочет ответить. И единственная проблема в том, что у него нет желания. И он не хочет даже пытаться. Я же вижу, не слепая ещё. — Эй, я не понял. Второй иммунитет имеется или чё? Хриплый голос заставил меня вынырнуть из своих нерадушных мыслей и обернуться. Рафаэль стоял, скрестив могучие руки на твёрдом пластроне, недовольно смотря на меня. Свет из коллекторов падает только на его ноги, одетые в потёртые джинсы, остальное тело было скрыто в темноте. При других обстоятельствах, я бы обосралась от страха, честно. Ничего не ответив, я продолжаю затягиваться, вглядываясь в глубину коллекторов, отдалённо слыша звуки города. — Домми, я не стена, молчать рядом не желательно. Я усмехнулась. Что за нелепое «Домми»? Как какую-то шавку. — Раф, я тебе не мешаю, будь добр, сделай то же одолжение. Я помахала ему рукой в прощальном жесте, который был очевиднее всех очевидных, но этот парень и с места не сдвинулся. Тихо ругнувшись, из-за чего даже я поморщилась, он недовольно облокотился о неработающий турникет, на который я уселась голой задницей, скрестив колени. — Рассказывай. — Не буду. — Могу позвать Лео. — Блять, не надо. Раф улыбнулся, продолжая сверлить взглядом коллектор. Я поднесла к его губам фильтр, прекрасно зная его постыдный секрет. Он с секунду встретился со мной взглядом и, хитро улыбнувшись, затянулся прямо с моих рук, прикрывая глаза. Улыбнувшись в ответ, я облизнула губы и снова затянулась. — Дон опять меня послал. Естественно все были в курсе моих чувств к Дону, но все относились к этому по-своему: кому-то было плевать в высокой колокольни, кто-то умилялся, кто-то одобрительно кивал головой, а кто-то старательно не замечал и продолжал делать из ушей Донателло макароны. — Ну и хер с ним, чего ты на нём зациклилась? Я покачала головой, запустив руки в волосы. — Ты не понимаешь или придуриваешься? Я люблю его, и не перестану бороться за его сердце. Накачанный юноша поднял на меня свои глаза и внимательно смотрел пару мгновений. Я также повернула к нему голову и уставилась на его, пока тихую, зелень. Красивый цвет, весенний, совершенно чистый и совершенно противоположный этому огню. — У тебя красивые глаза, темперамент. — Да ну? Хитро прищурившись, зеленоглазый облизнулся, оглядев моё лицо, возвращаясь к глазам. Я отвернулась и заметила чьй-то приближающийся силуэт в конце тоннеля. — Ну да. Если бы они были некрасивые, я бы промолчала. — А я бы нет. Ответ я не расслышала, так как увидела самую ненавистную девушку во всем мире, подходящую к нам, сверкая белозубой раздражающей улыбкой. Звучно стуча сапогами на высоких каблуках, рыжеволосая девушка в легком платьице подошла к нам, сбросив ремешок сумочки с плеча. Сжав зубы, я отодвинулась на турникете подальше от назойливой, дурнопахнущей шалавы. — Ребятки, привет! Чего это вы тут, а не внутри? Рафаэль повернулся ко мне через плечо и гаденько улыбнулся, прекрасно зная моё отношение к этой… этой… — Да подышать вышли воздухом. «Она» недоумённо оглядела закрытую канализацию и неловко улыбнулась Рафу, убрав кудрявую рыжую прядь за ухо. Мне чуть не стошнило от наигранности этого убожества. — Доминика, ты чего молчишь? Ты не рада меня видеть, что-ли? Я зло повернулась и уставилась на эту дылду. Именно она была виновницей моих страданий, моих слёз и моего Дона. И она была в курсе, что является главным препятствием. Сука. — Не обращайся ко мне. Поджав губы, девушка уставилась в пол, но услышав, что заскрипели двери в комнату Дона, её лицо сразу преобразилось, убирая все морщины и наглядную тупость. Рыжая улыбнулась счастливо выкрикнувшему её имя Донателло, и что-то во мне пошатнулась. Я продолжила наблюдать, как её глаза сверкают радостью и губы обнажают зубы в широчайшей улыбке — и я озверела. Всё должно быть не так! Совсем не так! Она его недостойна! Вцепившись этой пизде в волосы, я ударила её коленом в лицо, стараясь выбить ей все зубы, стереть эту улыбку, предназначенную моему тихоне. Рыжуля начала истошно вопить подо мной, ведь я уселась на неё и продолжала бить без разбора, лишь бы сбросить этот вал из души из-за этой шлюхи.Будет, будет, будет; но я никогда не скажу тебе прямо. Люди, люди, люди — хочу, но сопротивляюсь упрямо.