[***]
Казань встречает нас хмурым небом и мокрым снегом. Настроение снижается до отметки «верните меня домой», и кажется, не у одной меня. Забираю свой багаж с ленты самой последней, после чего всей группой мы отправляемся к заказному автобусу который должен привезти нас в отель. Серое небо не позволяет насладиться пейзажем города, поэтому заняв место в самом конце транспорта, начинаю переписываться с сестрой. Город выглядит на удивление неживым. В «Корстон» мы приезжаем только спустя час, а у входа нас караулят фанатки артиста. Ему это осложняет выход из автобуса, поэтому приходится воспользоваться услугами охранника, чтобы наконец войти в здание. Портье с приветливой улыбкой забивает все данные в компьютер и протягивает несколько ключей-карт. Натянув ненастоящую улыбку, благодарю Дарью, потом подхожу к ребятам и отдаю им ключи. Договорившись встретиться в холле отеля через три с половиной часа, каждый расходится по своим номерам. Оказавшись в комнате, первым делом ставлю чемодан возле небольшого шкафа, достаю из него свежие вещи, от которых ещё пахнет стиральным порошком, а так же невыветрившемся ароматом вишни и иду в душ. Мягкие струи воды обволакивают мое истощенное тело, и я вдруг чувствую ужасную усталость. Но если сейчас лягу спать, то потом буду ещё более разбитой, поэтому не торопясь надеваю синюю рубашку, заправляю ее в чёрные джинсы. Наношу посредственный макияж, потому что не готова сейчас сделать что-то большее. Накинув легкое пальто, которое нашла на затворках сумки, обуваю свои ботинки и выхожу из номера, предварительно проверив, закрыта ли дверь. Спустившись вниз, выхожу из отеля и направляюсь в ближайшее кафе, которое заметила по дороге в гостиницу. Снег так и не прекратился, но еще более того, теперь он стал превращаться в слякоть, ибо температура в Казани поднялась до нуля градусов. Конечно, это лучше, чем Москва с ее ледяными ветрами, но сейчас как никогда хочется погреться в лучах яркого солнца, чтобы отвлечься от всего происходящего вокруг. Потянув на себя дверцу помещения, оттряхиваю ботинки от снега и захожу во внутрь. Здесь негромко играет что-то смутно похожее на джаз; на окнах светятся золотистые гирлянды – единственное, что раскрашивает этот серый город. Получив меню от симпатичного официанта, заказываю пасту и крепкий американо с корицей, которую неожиданно полюбила в последнее время, хотя раньше не выносила ее пряного запаха. Пока мой заказ находится в процессе приготовления, успеваю изучить места, которые стоило бы посетить в этом городе, проверить абсолютно все социальные сети и даже поговорить по телефону с Женей. Сестра должна вернуться уже скоро, что не может меня не радовать. Находиться одной в огромной квартире кажется уже невыносимо тоскливым. Осилить всю порцию мне не удается, ибо за то время, что я так часто отказывалась от пищи или чаще просто нее успевала ее употреблять, мой желудок сузился на столько, насколько это возможно. Еще где-то полгода назад я была в несколько раз крупнее и безуспешно сидела на всевозможных диетах, только бы привести свое тело в порядок. Однако гастрит – единственный результат, который мне удалось получить. Мама предупреждала, а я как всегда поступила наперекор. Раньше я была ужасно капризной, постоянно пыталась насолить, сделать наоборот, поступить по-своему. Мама всегда меня поддерживала, даже когда в мою голову пришло решение отстричь волосы под каре и покраситься в блондинку; а я продолжала бунтовать. И только потеряв ее поняла, насколько это было глупо и по-ребячески. Только вот, теперь это ничего не исправит. Допивая остатки кофе, рассматриваю людей, зашедших сюда на обед. Все как один погружены в свои дела, телефоны и их лица абсолютно ничего не выражают. Люди такие же серые, как и сам город. Может, дело в погоде? А может они просто уже забыли, что такое быть человеком, и как можно жить, не погружаясь в свои проблемы.[***]
Вернувшись в отель, сразу начинаю собираться на концерт. Сегодня как никогда тщательно подбираю одежду, только бы не ударить в грязь лицом, чтобы не дать Егору лишнего повода для колких замечаний. Надеваю любимые клетчатые брюки и заправляю в них белую шифоновую блузку. С лицом приходится помучиться куда дольше, так как синяк, занимающий половину моей скулы, никак не желает скрываться под одним слоем тонального крема. Благо, мои курсы макияжа для себя не прошли даром, и мое лицо сейчас сияет так, словно я посетила салон красоты. Красиво, но это не я. Все это чистой воды фальшь. С тяжелым вздохом подключаю к розетке плойку и на фоне включаю музыку, чтобы не сойти с ума от тишины. За несколько дней это действие вошло в привычку, стало чем-то бытовым. Когда почти заканчиваю делать мягкие локоны, кидаю быстрый взгляд на прикроватные часы и понимаю, что если не выйду сейчас, то опоздаю, а Егор не упустит возможности снова сказать мне что-нибудь неприятное, дабы задеть как можно больнее. Это же в его стиле – мальчика обидели, а он в ответ делает хуже еще и всем остальным. Отключив плойку, быстро закалываю их в небольшой пучок с выпущенными вперед прядями, которые когда-то были моей челкой. Еще одно необдуманное решение, сделанное в период подросткового бунтарства. Спускаюсь вниз и оказываюсь одной из первых. Раньше меня вышел только Равиль. Далее дружным строем идут танцоры; последним спускается, разумеется, сам Крид. Он, судя по всему, уже успел проспаться и принять душ, ибо другого объяснения его свежему внешнему виду, я найти не могу. К «Пирамиде» мы подъезжаем вовремя только благодаря тому, что решили выехать раньше. Из-за ужасной слякоти город превратился в одну сплошную пробку, что создало неприятные условия на нашем пути. Однако мы все же успеваем, а значит, на саундчек у артиста есть еще примерно полтора часа. Пока они разбираются со звуком и аппаратурой, я проверяю гримерку, чтобы она соответствовала райдеру Егора. Как бы странно то ни было, но Булаткин оказался неприхотливым артистом в этом плане. Пару бутылок воды, фрукты и сухие полотенца – это все, что он запросил у организаторов. Попросив у девушки из администрации еще пару бутылочек чистой воды, откладываю пленер в сторону и выхожу в зал, где уже распевается блондин. Если утром он почти не обратил на меня внимания из-за плохого самочувствия, то сейчас не сводил двусмысленного взгляда испепеляющих голубых глаз. Неловко опускаю глаза в телефон, чувствуя себя так, словно меня выставили на витрину магазина. Надеюсь, что он не будет напоминать мне о вчерашнем. Я бы предпочла стереть этот отрывок из своей памяти навсегда. Как бы мне сейчас хотелось, чтобы Ульяна была рядом. Блондинка обещала быть на связи в случае чего, но все шло относительно хорошо, а значит, повода мешать Банановой не была никакого. Не выдерживаю насмешливого взгляда на себе и ухожу обратно за кулисы под ту же ядовитую ухмылку. Если он так мстит, то у меня большие проблемы, потому что этим явно не ограничится. Перед началом концерта у меня неожиданно начинают трястись руки так, будто мне выходить на эту сцену. Нервная дрожь распространяется по всему телу, отчего я начинаю отбивать ногой неровный так, а так же постоянно трогать свои волосы, портя прическу. Едва начинают звучать первые аккорды «самой-самой», зал взрывается громкими аплодисментами и криками сумасшедших фанаток. Морщась, закрываю уши руками, чтобы не потерять свою возможность слышать, но сразу было понятно, что это не поможет. Все время, что Егор пел, я ни разу не присела. Постоянно приходилось кому-то что-то говорить, помогать, носить воду Маше и Кате, которые периодически возвращались обратно; снимать некоторые выступления на телефон, а так же следить за действиями певца. К концу концерта я просто валюсь с ног – бегание по этажам не прошло даром. — Спасибо за теплый прием, Казань! Скоро увидимся, – зал снова наполняется шумом, от которого я готова была завыть. Если бы не всепоглощающая усталость, вероятнее всего мне бы пришлось по вкусу все то, чем мы занимались, ведь это то, чем я планировала заниматься всю жизнь. Вопреки ожиданиям, мы не отправляемся следом в отель. Сначала ребята переодеваются в сухую одежду, потом начинается встреча с представительским фан-клубом города. Девушки, заглядывающие Криду в рот, чуть ли не рыдают от восторга, а мне кажется это глупым. Но возможно, мое мировоззрение уже не вписывается в современные каноны, придуманные обществом. Каждая из них дарит Егору свой персональный подарок, а потом они вручают ему еще и общий. Мне тоже перепадает коробка шоколадных конфет, а так же мягкая подушка, на которой написан логотип команды певца «#EKteam». Понятия не имею, откуда девушки узнали обо мне, однако испытываю стыд, за свои негативные мысли. Собрав все свои вещи в одну кучу, спускаюсь к выходу, но и тут мне не дают пройти поклонницы, ждущие Булаткина у черного входа. Заметив меня, все считают своим долгом достать телефоны для съемки, а после еще задать сотню вопросов. — А где Егор? — Он выйдет? — А почему вы не с ним? — Мира, идем, – меня под руку подхватывает Равиль, который тоже не захотел оставаться в душном помещении, полном людей, и помогает дойти до нашего автобуса. — Спасибо, – с искренней улыбкой, ставшей в последнее время большой редкостью, благодарю гитариста и сажусь в самом конце авто. — Не переживай, поначалу все кажется таким сложным и надоедливым, а потом не заметишь, как полюбишь их. — Хотелось бы верить… Только спустя час возвращаются все остальные. На телефонных часах уже без десяти двенадцать, и мне безумно мне хочется спать. Егор садится впереди, продолжая обсуждать с ребятами прошедший концерт. Затем он разворачивается лицом ко мне и натянув ухмылку, начинает говорить. — Надо же, Мирослава, даже не накосячила сегодня, это уже прогресс. — Неужели моя персона удостоилась комплимента от самого Егора Николаевича? Я польщена, – устало хмыкаю, смотря на парня из-под опущенных ресниц. — Кто-то же должен поднимать твою самооценку, – в ответ хмыкает блондин. – Видимо раньше комплиментов ты не слышала, раз сейчас так удивляешься. Вздрагиваю, будто мне влепили пощечину. Это в его манере, но почему меня это задевает? Я ведь уже должна была привыкнуть к его неприятным комментариям. Но удается это с огромным трудом. Хотя, если быть точнее – вовсе не удается. За то время, что занимает дорога, я, кажется, успела задремать. Поэтому выходя из автобуса, чуть ли не валюсь на грязный асфальт, но Макс, один из танцоров, ловит меня в паре метрах от земли. Сонно поблагодарив парня, захожу в здание, опустив голову в пол. Глаза слипаются от усталости; я не могу думать ни о чем кроме мягкой постели, ожидающей меня в номере. В лифте еду опираясь лбом о прохладную стенку кабинки под издевающееся выражение лица Булаткина, на которое я уже не в силах обратить внимание. Ещё несколько минут не могу войти в номер, потому что мы договариваемся о времени встречи. Когда наконец оказываюсь на месте, очень быстро скидываю одежду и оставшись в одном белье, заворачиваюсь в одеяло, после чего ложусь, в надежде заснуть.[***]
После утреннего эфира на местном радио мы отправляемся в аэропорт. Сегодня Егор даёт концерт в Архангельске, а ночью нас ждёт рейс в мой родной Воронеж. В отличии от пасмурной, но теплой для зимы Казани, в городе ангелов солнечно и морозно. Колючий ветер «кусает» за щёки, а на длинных ресницах образуется корочка инея. Появляется желание прогуляться по интересным местам города, но сегодня мы настолько ограниченны во времени, что единственные маршрут выглядит так: аэропорт – гостиница – клуб – гостиница – аэропорт. И все это с минимальными перерывами. Не знаю как за шесть часов мы все успеем, но как показывает практика, такой случай у ребят не первый, и они всегда все успевают. Почти всегда. На «чеке» все оказывается не так радужно, как мне описывала Банановая. Концертный холл кажется не готовым принимать артиста на должном уровне, а он из-за этого становится несносным и пытается промыть мозги администрации за плохую организацию. В зале постоянно фонит музыка; микрофон невыносимо гудит, отчего хочется закрыть уши. Когда Равиль даёт Егору другой, уже настроенный микрофон, репетиция начинает проходить спокойнее, но настроение Крида оставляет желать лучшего. — Может, ты что-нибудь уже сделаешь? – грубо спрашивает Булаткин, неожиданно оказываясь рядом со мной. – То, что нам пришлось задержать начало концерта – твой косяк. — Почему мой? Если бы ты не тратил время на бесполезный скандал и разобрался бы во всем спокойно, то мы бы начали вовремя, – негромко произношу я, не понимая, в чем виновата на этот раз. Отвечает он только после того, как хватает меня за локоть и притягивает к себе. — Послушай сюда, дорогая моя: ещё раз произойдет нечто подобное, будешь отчитываться перед Абрамовым за свою профнепригодность. И советую со мной в таком тоне не разговаривать. Он отпускает руку и усмехнувшись моей реакции, уходит на сцену, где его ждёт полный зал ликующей толпы. Потираю покрасневшую часть тела и недовольно вздыхаю. Как мне с этим справиться? Почему он так меня ненавидит? Хочется просто уткнуться лицом в ладони и по-ребячески расплакаться. После окончания концерта у нас не остаётся времени даже чтобы переодеться, мы сразу едем в отель за вещами, а после, не теряя ни секунды, сразу отправляемся в аэропорт, ибо начинает возникать возможность нашего опоздания на рейс. В салоне оказывается, что мое место расположено между Егором и Равилем. Если против гитариста я не имею ничего, то сидеть рядом с Булаткиным перспектива не из лучших. Прошу Максима поменяться со мной местами, на что танцор любезно соглашается. Теперь рядом оказываются молодая девушка с ребенком и мужчина в возрасте. Прекрасная компания. Однако к концу перелёта у меня закрадывается мысль, что лучше бы я осталась там, где и должна была находиться, ибо весь перелет мне приходилось поднимать ноги и тесно прижиматься к сидению, чтобы пропустить сначала маму с ребенком, резко закапризничевшим, а потом и мужчину. Наверное, ещё никогда я не была так рада выйти в аэропорт под шумное сопровождение толпы. Забрав багаж с ленты, не дожидаюсь остальных, а выхожу из терминала прилёта на свежий воздух. От недостаточной оксигенации салона у меня вновь разболелась голова, а свежему воздуху удается ее облегчить. Рассматриваю окружающую обстановку и понимаю, что город остался таким, каким я его помню. Даже воздух остался таким же. В голове калейдоскопом проносятся воспоминания, связанные с нашей жизнью в Воронеже. Стоя сейчас в городе, который покинула восемь лет назад, понимаю, что уже не считаю его своим. Москва полностью вытеснила его из моего сердца. Но чувствую частичку себя и своей мамы в этом месте, а это стоит дороже всего на свете. — Воскресенская, ты идёшь? Поворачиваю голову в сторону выхода и сталкиваюсь с вопросительно-усталым взглядом блондина. Легонько кивнув, иду к нашему средству передвижения на ближайшие сутки.[***]
Утро для меня начинается в шесть часов, после безрезультатных попыток уснуть. Бессонница снова накрыла в самый неожиданный момент. А снотворное я оставила на своей прикроватной тумбе в Москве. Как всегда мимо. Приняв холодный душ, чтобы хоть как-то взбодриться, надеваю на себя первое, что выпало из сумки и замазав потемневший синяк на скуле отправляюсь на нижний этаж здания в местное кафе. Есть мне не особо хочется, но сидеть в номере подобно пытке. За ночь я запомнила каждый уголок комнаты, что даже закрытыми глазами могла назвать месторасположение любой мелочи. Это уже дошло до паранойи. Покупаю оладьи с шоколадным топингом, крепкий американо с корицей и сажусь за столик возле окна. Небо только начинает светлеть, окрашиваясь в малиновый цвет. Поситителей здесь почти нет, кроме взрослой женщины в деловом костюме, которая на автомате отпивала из своей чашки, проверяя какие-то документы. До концерта есть ещё целый вагон времени. Немного подумав, решаю прогуляться по знакомым улицам и посетить места, которые в моей жизни оставили свой отпечаток. От мыслей меня отвлекает опустившийся на второй половине стола поднос с несколькими видами блюд. Егор садится напротив и ничего не говоря, начинает завтракать. И почему из всех столов, которые к тому же, абсолютно пустые, он выбрал тот, где сижу я. И почему он ведёт себя так, словно ничего не произошло? Вздохнув, понимаю, что бесполезно спрашивать причины, поэтому молча пью свой кофе, опустив свои глаза к экрану телефона. — Ты есть собираешься? – поднимаю голову и вижу незаинтересованный взгляд артиста. Он произнёс это безразлично, но в его голосе я уловила какой-то подтекст. — Аппетита нет, – пытаюсь скопировать манеру парня и поставив пустую чашку на стол, ухожу из кафе. Чувствую его ухмылку спиной, но не оборачиваюсь. Сообщением прошу Машу передать всем время встречи перед концертом, а потом обмотавшись клетчатым шарфом, выхожу из «Хилтона» по заученному ещё много лет назад маршруту. Каждая улица хранит в себе какое-то воспоминание и это вызывает во мне щемящее чувство, похожее на тоску. Петляю по районам и уже понимаю, куда меня несут ноги, не боясь заблудиться. Когда натыкаюсь на окна своего старого дома, где прошло все мое детство, на моих губах расплывается печальная улыбка. Больно. Даже не от осознания того, что те дни, когда мама была рядом уже никогда не повторятся; а от того, что в этом месте произошло одно из самых моих болезненных событий. Шрамы на спине, словно почувствовав, начинают болезненно ныть, но я не могу уйти отсюда. Оттряхнув небольшую качель от снега, присаживаюсь на нее и начинаю медленно раскачиваться туда-сюда. Даже не верится, что когда-то я так же качала здесь маленькую Женьку, а из окна за нами приглядывали родители. Все стало каким-то не родным. Поскольку сейчас ранее утро, двор наполнен людьми, которые отправляются либо в школу либо на работу. Большинство из них мне незнакомы, а те, в ком я могу смутно вспомнить знакомых, вряд ли уже помнят меня. — Девушка, уступите ребенку, пожалуйста, – рядом оказывается бабушка с маленьким мальчиком, укатанным в синий комбенизон. — Да, конечно. Кинув последний взгляд на место моего детства и медленно перебирая ногами, отправляюсь дальше. Прохожу мимо своей первой гимназии, где училась пять с половиной лет. Фасад здания уже достаточно постарел, в некоторых местах даже осыпался, но это не мешало учебному заведению принимать большое количество детей. Следом дохожу до академии музыки, где занималась вокалом довольно продолжительное время и хочу зайти во внутрь, но неприятного вида охранник не даёт мне этого сделать, в связи с отсутствием пропуска. Пиная льдинки под ногами, обхожу почти весь город, а когда от усталости начинают болеть ноги, часы уже показывают обеденное время. Захожу в свое любимое кафе, посещать которое было нашей семейной воскресной традицией. У Воскресенской любимый день недели – воскресенье, какая ирония. И по невиданным стечениям обстоятельств, подстроенными судьбой, родилась я тоже в воскресенье, двадцать девятого декабря. — Мира? Воскресенская, ты? Едва успеваю сделать заказ, к моему столу подходит незнакомая девушка с черными, подобно смоли, волосами. Что-то в ее лице кажется мне знакомым, но вспомнить ее не могу. Чёртова память. — Мы знакомы? — Я Юля, – девушка присаживается напротив и вопросительно смотрит на меня, будто я сразу должна вспомнить, кто она такая. Поняв, что имя мне ни о чем не говорит, брюнетка добавляет. – Юля Самойлова. Мы с тобой учились вместе до пятого класса и жили в соседних подъездах. А ты почти не изменилась. Только разве что похудела сильно? — Да, но извини, диету посоветовать не могу, – хмыкаю я. Девушка улыбается, а потом переводит разговор на еще более неприятную тему. — А как Вера Александровна? С ней все в порядке? — Да, спасибо, – лгу, даже не краснея. За последние три месяца я настолько часто употребляла эту фразу, не желая отвечать правду, что сама кажется поверила в свои слова. – Как у тебя дела? Что нового? — На самом деле, все по прежнему. Разве только скоро в Москву переезжаю. — Серьезно? — Да, поступила в МГУ на журналиста, со второго полугодия теперь буду стараться не потерять своё место, – Юля широко улыбается своей победе, и совесть мне просто не позволяет не улыбнуться ей в ответ. – Предлагаю как-нибудь встретиться там. А ты кстати, почему здесь? — По работе, помогаю концерт организовать, – жму плечами, отпивая капучино из кружки. — Не Егора Крида случайно? – удивлённо спрашивает Самойлова. — Увы, но его самого. Тебе он нравится? Юля жмет плечами и перебрасывает волосы на правую сторону. — Не особо. По-моему, обычный певец, не лучше не хуже других. Ее ответ заставляет меня поменять своё отношение к девушке: если в начале разговора я была настроена найти несуществующую причину и уйти отсюда пораньше, то сейчас мне категорически не хочется торопиться. Меня подкупает тот факт, что ещё остались такие люди, которые не млеют при одной мысли о Егоре и не растекаются лужицей от звука его голоса. Ещё немного поговорив с Юлей на нейтральные темы, обмениваюсь с ней номерами и отправляюсь обратно в отель на одном из знакомых маршрутных автобусов. Успеваю вовремя, хотя с моей природной неудачливостью, это кажется странным. Саундчек, ровно как и концерт проходят относительно спокойно. Ко мне никто не придирается; не возникает проблем с организацией, а это уже на вес золота.Но не смотря на положительные стороны сегодняшнего дня, я все же жду не дождусь момента, когда смогу побыть в дали от суматохи, стресса, вызванного перелётами и боязнью сделать лишний шаг в сторону. Однако до этого нужно пережить двое суток, и я боюсь представить, что ещё может произойти. Обнадеживающе, ничего не скажешь. Перед самым вылетом в Вильнюс, на мой телефон приходит несколько звонков с неизвестного номера, но в это время мы уже начинаем проходить посадку, поэтому ответить не удается. Скорее всего, номер принадлежит Кириллу, который последние несколько дней доставал меня постоянными попытками дозвониться или достучаться в социальных сетях. Даже не смотря на то, что и там и там я его заблокировала, он искал возможности, чтобы связаться. А я чувствовала, что сейчас не хочу общаться с ним. Кирилл хороший парень, но его постоянное желание заработать денег до добра не доведёт. Мне просто некоторое время нужно оградиться от общения с его персоной и его опеки. Через пару часов самолёт приземляется в городе, где вместо знобящего холода, нас встречает теплый поток ветра и полное отсутствие снега. Хоть где-то хорошая погода. На микроавтобусе мы приехали в отель, в котором были сняты наши номера. Честно признаться, метаясь между всеми этими отелями, я заскучала по домашнему покою, хотя перед отъездом проклинала свое одиночество. Все так быстро меняется. Расселившись по номерам, мы вместе спускаемся на ужин столовую, принадлежащую отелю. Как ни странно, но получается провести время за спокойными разговорами в достаточно приятной атмосфере. Концерт Егора будет завтра вечером, а утром у него репетиция, после которой небольшое интервью для местных СМИ. — Кто-нибудь хочет прогуляться? – спрашивает Булаткин, откладывая столовые приборы. – Пока ещё не совсем темно. — Не, Егор, давай без нас. Мы лучше отдохнем перед концертом, – отрицательно качает головой Равиль. — Да, согласна. Уже не помню когда спала в последний раз нормально, – соглашается Катрин, и ребята поднимаются со своих мест. Поднимаюсь вслед за всеми и выхожу в холл. — Как хотите, – хмыкает блондин, после чего переводит взгляд на меня. Понимаю, что хочу я того или нет, мне придется пойти с ним, чтобы снова не ввязаться в ссору. — Сейчас, только за курткой зайду, – отвечаю, не дожидаясь вопроса и поднимаюсь наверх за своим бордовым пальто. Когда возвращаюсь обратно, Егор с кем-то переписывается, но увидев меня, убирает телефон в задний карман джинс. Он выходит из здания в сторону центральной площади, а я просто доверяюсь ему, в надежде, что он знает, куда идти. Сначала мы идём молча, но где-то на середине дороги певец достаёт мой паспорт и протягивает его мне. — У меня только один вопрос. Почему в паспорте твоя фамилия записана как Колесникова; ты же Воскресенская, нет? — Колесникова – фамилия отца, а Воскресенская – девичья мамы, – тихо произношу я, засунув руки в карманы пальто. – Фамилию официально я планирую сменить в двадцать один. — Ты своего отца не долюбливаешь? – внимательно смотря на меня, спрашивает певец. — Я его почти не помню, – жму плечами, оглядываясь по сторонам. Мы дошли до набережной и сейчас направлялись к самому ее сердцу. Здесь красиво. И спокойно. – Он бросил нас, когда я была ещё маленькой. Помню только, как в последний год они с мамой постоянно ссорились. Порой, даже до рукоприкладства доходило... Мы снова замолчали, сворачивая в сторону какой-то пустой улицы, где никого не было. Егор о чем-то думал, глядя себе под ноги, а я просто шла следом за ним, не желая начинать разговор. Крид не тот парень, с кем можно вести задушевные беседы. В голову приходит мысль, что наедине он становится абсолютно другим человеком, но быстро отбрасываю это в сторону. Не хочу думать об этом. Вообще. Спустя время Егор останавливается на середине старого мощенного мостика, времен семнадцатого века. Останавливаюсь вслед за ним, не понимая, почему мы прекратили движение. — Этот шрам на щеке, – блондин поворачивается ко мне и смотрит на мои волосы, не прикрытые шапкой, но под которыми скрывается длинная рана. Чувствую, как внутри растет беспокойство. Эта тема не из тех, что мне вспоминается со счастливой улыбкой. Скорее, даже наоборот. На эту тему у меня наложено строгое табу, и я... Поток мыслей оборывается, когда певец поднимает руку и поднесит ее к моему лицу, убирая волосы в сторону. Смотрю на блондина, не смея даже шелохнуться, чтобы отойти от него.Прикосновение теплых пальцев Крида к моему шраму отозывается огнем, полоснувшим кожу, что заставляет меня попытаться отойти от парня, но он так смотрит на меня, что я снова застываю на месте. – Откуда он у тебя? — Я не хочу об этом говорить, – ответ срывается с моих губ прежде, чем успеваю его обдумать. Голубые глаза Егора, с загоревшимся в них недобрым огоньком, смотрят мне прямо внутрь души, а не в глаза. Непривычное чувство, которое раньше я никогда не испытывала. И эта неизвестность пугает больше, чем сам парень передо мной. Напрягаюсь, ожидая бури, но парень лишь дернул плечом, усмехнулся и отошел от меня, поворачиваясь спиной и глядя на воду. Выдыхаю, скинув с плеч немой груз. В воде отражается полная луна, и это зрелище меня завораживает. — Идём в отель, уже похолодало, – минут через десять произносит парень и нахожу в его словах долю правды. С неба срываются первые капли дождя, а ветер развивает мои волосы в разные стороны. Руки молниеносно становятся ледяными, и я пытаюсь согреть их потиранием, но это совсем не помогает. Егор протягивает мне свои перчатки, но отказываюсь от них, и тогда артист насильно заставляет меня их надеть. Боже, почему он такой упрямый? — Это лишнее, – недовольно морщусь я, поднимая на него глаза, после чего тут же замолкаю. Как ему удается молча затыкать меня? Про себя отмечаю, что он, как и я, тоже носит линзы, о чем говорят слишком голубой оттенок его глаз. До отеля мы доезжаем на такси, ибо дождь усиливается, а идти под ливнем у нас желания не было. Мой номер находится между комнатами Равиля и Катрин, через два номера от Крида. Поднявшись на этаж, блондин останавливается, а я протягиваю ему снятые с рук перчатки. Его волосы немного намокли, отчего сложился лёгкий эффект небрежности, которая делала его очень сексуальным в этот момент. Егор протягивает руку, чтобы забрать свою вещь, однако нечаянно задевает мою ладонь, и я резко отдергиваю ее. Булаткин усмехается, а потом неожиданно прижимает меня к стене, наблюдая за моей реакцией. Я молча смотрю ему в глаза, а сердце снова стучит как дикое. По спине проходится непонятный холодок. В животе все сворачивается в тугой узел. Когда он наклоняется ко мне, касаясь моих губ своими, я будто получаю пощечину, которая отрезвляет меня, но вместе с тем, лишает возможности двигаться. Я чувствоую тепло губ певца и его замерзшие руки, а сама будто начинаю растворяться в своих мыслях. Не понимаю, почему он так поступает, ведь я явно не в его вкусе. И не в его приоритетах. Поцелуй прекращается также неожиданно, как и начался. Почти не дышу, замечая на губах Егора самодовольную улыбку. Он входит в свой номер, а я остаюсь стоять в коридоре еще несколько минут. Мысли в порядок привести не выходит, а вот запутаться еще больше мне удалось на «отлично». Ты в этом мастер, правда, Мира? С порога сразу вхожу в душевую кабину и представляю тело под тёплые струи воды. Не понимаю. Он решил поиздеваться? Нашел себе новую игрушку? Я ведь не железная, у меня тоже есть чувства, даже их переизбыток. Хотя...о каких чувствах может идти речь, если мне приходится беспрекословно выполнять все его поручения? Как будто марионетка. Не больше. Завернувшись в полотенце, выхожу из душа и останавливаюсь перед зеркалом, начиная расчесывать волосы. Синяк, доставшийся от Димы, начал сходить, но все равно оставался заметным. Глаза, которые сейчас были цвета пасмурного неба, напоминали мне глаза побитого котенка. Не знаю, что щёлкнуло в моей голове, но положив расчёску на стол, решительно направляюсь к выходу из номера. Шаг, второй, третий, пятый... семнадцатый. Ровно семнадцать шагов до его апартаментов. Придерживая полотенце одной рукой, заношу руку над дубовой дверью и стучу несколько раз. Пульс ровный, даже дыхание не сбивается. Идиотское решение, о котором я, скорее всего, буду жалеть завтра, но сейчас хочу этого сама. Не понимаю своего желания, но, тем не менее, я сейчас стою под дверью Егора. Ощущение, что все так и должно быть. Как-будто все по правилам. Глупо? Но правда. Спустя, кажется, целую вечность, дверь все же распахивается. Егор пробегается взглядом по мне с ног до головы, а потом задерживает его на лице. Глаза в глаза. До мурашек по коже. Он не выглядит удивлённым. Скорее наоборот, будто чувствовал, что я прийду. — Заходи. Булаткин отходит от двери, пропуская меня в номер. Сглотнув, прохожу во внутрь и только сейчас понимаю, что все это время была босиком. Даже тапочки не догадалась надеть. Когда за спиной хлопает дверь, осознаю – пути назад нет. Решение уже принято, изменять ему я не буду. Певец стоит передо мной, глядя в упор, будто ждёт первого шага от меня. Он хочет – а я словно подчиняюсь невидимым нитям кукловода. Отпускаю полотенце и оно падает к мои ногам. Переступив его, оказываюсь ещё на шаг ближе к Егору. Последний рывок. Дыхание в норме. Его глаза смотрят глубоко в мои, а по ощущениям, будто в самую душу.[***]
— Почему ты не сказала, что это будет у тебя в первый раз? — А это что-то бы изменило? – хмыкаю, глядя на полнолуние в окне. Даже укрытие одеялом не помогло мне согреться; тело все ещё дрожало от ветра, исходящего из приоткрытого окна. Лёжа спиной к Егору, слышу его спокойное дыхание. После чего чувствую его пальцы на своей спине, и вздрагиваю. — Откуда у тебя эти шрамы? – блондин проводит по краю моей лопатки именно там, где расположена одна из самых длинных царапин на моем теле. Потом его руки спускаются к пояснице, а я продолжаю молчать, потому что не могу об этом говорить. Мне страшно. Это тот момент жизни, который я отчаянно пытаюсь забыть, но шрамы, клеймом въевшиеся в кожу, не позволяют мне этого сделать. Только Егора, судя по всему, не устраивает мое молчание. Он берет меня за плечо, поворачивая на спину и приподнявшись на локте, чтобы смотреть в глаза. В темноте комнаты вижу только его силуэт. — Расскажи мне, – не просьба, скорее приказ. Мне не нравится его тон, но я все равно подчиняюсь. Глупая, глупая Мира. — Это...это сделал мой отец, – говорю тихо, но знаю, что он слышит, потому, как его рука сжимает мое плечо. Новый синяк, да? – Ты спрашивал, почему я не хочу о нем говорить; так вот: у него была вторая семья на стороне. Даже старший сын. Он ушел от них, когда моя мама оказалась беременна. На этом настояли. Он думал, что родится ещё один сын, наследник, но вышло так, что на свет появилась я. Они продолжали жить вместе, но отец стал тихо меня ненавидеть, – делаю паузу, потому что рассказывать об этом – хуже пытки. – Он не подавал вида, но и не дарил подарки, никогда не радовался мне и моим победам. Я чувствовала на себе его ненависть. Потом начались их бесконечные ссоры, которые я всеми силами пыталась остановить, но за это только получала различного вида синяки. А эти шрамы он оставил в тот день, когда уходил от нас. Отец собирал вещи, а мне захотелось поиграть со струнами от гитары… Я не помню всего, только то, что было невыносимо больно. Соседи услышали мои крики и прибежали к нам, а он в это время избивал меня этими же струнами… Голос давно охрип, из глаз нескончаемым потоком лились слёзы, вытирать которые не было сил. Я не позволяла себе плакать очень долгое время, но это оказалось выше меня. Никогда не забуду свист струн, когда он размахивался для удара. Никогда не забуду боль от ударов, когда кожа, казалось, горела огнем и ее будто сдирали без наркоза. Это будет жить глубоко внутри меня всегда. Сейчас перед ним я абсолютно обнажена. Душа наизнанку. Крид выдохнул сквозь сжатые зубы и отпустил мое плечо, падая на подушку, а я снова отвернулась от него. Несколько минут в номере слышались мои всхлипы, но потом собираюсь с мыслями, и закусив губу, закрываю глаза. Я устала сегодня и хочу спать. Может, пару минут сна все же помогут мне избавиться от этих воспоминаний в моей голове. Пока стараюсь уснуть, то будто чувствую, как горит кожа, напоминая о случившемся более десяти лет назад. Когда Егор притянул меня к себе, я уже почти заснула, но все равно сжалась, едва парень вновь прикоснулся к моему шраму. Просыпаюсь от мелодии сотового Егора, после чего слышу за спиной негромкий мат парня. Хочу закрыть глаза и снова уснуть, но понимаю, что сейчас самое время уходить. Особенно, когда слышу, кто звонит в такой ранний час. — Аня, блять, а другого времени, чтобы позвонить, ты найти не смогла? Поднимаюсь с кровати, плотно завернувшись в одеяло и выхожу из номера, под прожигающий взгляд артиста. В коридоре неожиданно сталкиваюсь с Равилем. Несколько секунд он просто смотрит на меня, не понимая, что происходит, но когда до него доходит очевидное, опускаю голову и быстро захожу к себе, только бы не видеть в его глазах презрение. Подставляю голову по холодную воду из крана, но даже это не может смыть моего позора. О чем я только думала? Он же, чёрт возьми, недавно расстался с девушкой! Если бы блондин выгнал меня, накричал, назвал идиоткой, то сейчас я не чувствовала бы себя такой униженной и растоптаной.Почему я всегда сначала совершаю дурацкие поступки, а потом только задумываюсь о содеянном? Скатываюсь по стене, прижимая ноги к себе, и не сдерживаю слез. — Мам, почему я у тебя такая дура?.. Мне не хочется выходить из номера, но работа не будет ждать. Надеваю джинсы вместе с черной водолазкой. На шее ещё видны следы прошлой ночи и смотреть на них сейчас до боли неприятно. От нежелания выйти в люди, как можно дольше крашусь, однако третий звонок мобильного все же вынуждает меня взять рюкзак и спуститься вниз на завтрак. Мне невыносимо неловко; кажется, будто каждый человек в этом отеле знает, что я натворила прошлой ночью. В очередной раз создала себе проблему. В столовую спустились уже всё, кроме нас с Егором. Покупаю только кофе, ибо от одного вида еды меня просто тошнит, затем иду к столу, за которым уже сидел Булаткин. К счастью, свободных мест было больше, чем количество человек, поэтому сажусь рядом с Машей, оставив между нами два стула. Он замечает это и усмехается, а я ловлю на себе изучающий взгляд гитариста. За завтраком Егор вел себя так, будто ничего не произошло. Мне так было даже легче, но кожей чувствую, как между мной и парнем вырастает стена, которую начала строить я сама. То, что произошло между нами ночью, не должно больше повториться. Никогда. Нельзя этого допустить. Весь день я максимально старалась избегать блондина. Его загруженное расписание на сегодня оказало мне в этом огромную услугу. Обходилось только банальным «принеси, подай», и мелкими видами помощи. Ещё никогда раньше я так не радовалась тому, что когда-то начала в начальной школе начала глубоко изучать английский язык, ведь находясь в другой стране, только так можно выжить. — Мира, мы можем поговорить? – к барной стойке подходит Равиль и садится рядом, с вопросом в глазах. — Конечно, – отодвигаю от себя апельсиновый сок, который заказала пару минут назад и поворачиваюсь к Каримову. — Что у вас с Егором? – в лоб спрашивает он. — Ничего, – парень скептически смотрит на меня, явно не веря в то, что я говорю.– Это была моя ошибка, и я больше её не допущу. — Он сделал тебе больно? В физическом плане не совсем, а вот в эмоциональном… Ночью он заставил меня резать словами собственные воспоминания и это было больно. Те, кто не хочет вспоминать о каких-то моментах прошлого, меня поймут. И поймут, как это больно – выворачивать наружу всю свою душу. — Не больнее, чем мне когда-либо было. — Мой тебе совет – остерегайся его. Егор не принц на белом коне, у него сложная история и... – музыкант хочет сказать что-то ещё, но его перебивает Крид, вызывая на сцену. Домой в Москву возвращаюсь уже эмоционально опустошенной. Первым делом иду в душ. Вытирая влажные волосы, смотрюсь в зеркало, раздумывая над сменой цвета волос, несмотря на прошлый печальный опыт, а потом вешаю полотенце на крючок и выхожу из ванной в спальню. На тумбочке лежит сотовый, экран которого светится от нового сообщения.01:18 Егор: «Завтра в 12:00 в Главкино. Без опозданий.»
Удаляю сообщение, следом за ним все предыдущие, и заваливаюсь в постель. Черт возьми, я слишком не готова с ним встречаться. За окном начинает выть ветер. С учётом того, что, когда мы выехали из аэропорта, там шёл снег, могу предположить о завтрашних сугробах. Выпив сразу несколько таблеток, закрываю глаза с мыслями о том, чтобы выспаться и навсегда забыть тот день, когда я совершила свою главную ошибку.Позволила себе почувствовать что-то к Егору.