Афродизиак

Через пять минут паники всё успокаивается. Спирит держит меня за плечи так крепко, что от его пальцев могут остаться синяки. Тяжело дышит через рот, всхлипывает, весь красный, ещё немного, и будет цвета своих же волос. Но не умирает, уже хорошо. - Что со мной, Штейн?! И впрямь, что с ним? Я, наверное, выгляжу не лучше его: халат висит на локтях, очки съехали на самый кончик носа, а поправить не могу – я этого придурка держу. Ну и горячий же он, обжечься можно. Впрочем, сейчас не до внешнего вида; я лихорадочно соображаю, пытаюсь найти объяснение происходящему. Ведьма Медуза, по совместительству школьная медсестра, хитрейшее и опаснейшее существо из всех встреченных мной. Она знала, что семпай пойдёт ко мне. Убивать смысла нет, разве что поиздеваться… Заставить понервничать… Подколоть меня, укусить побольней, показать свою силу. Коса выпускает лезвие из левого плеча, осторожно поводит им, напряжённо вглядывается в блестящую поверхность. Чего это он? Думать мешает. - Что вы делаете, семпай? - Ты потрогай, - шепчет Альбан и медленно отпускает мои плечи. Я в свою очередь осторожно освобождаю его, поправляю, наконец, очки, и только потом кладу ладонь на гладкий металл. Первым желанием было отдёрнуть руку, но она точно приросла, точно отделилась от тела, и больше не слушалась команд паникующего мозга. Лезвие было тёплым. И не просто тёплым, не как обычно нагревается тёмная поверхность в жаркий день – оно было тёплым как маленький кролик, сжавшийся в твоих руках, как кровь, чертящая алые линии на коже и капающая с кончиков пальцев. Лезвие пульсировало. В этом было что-то вопиюще интимное, как если бы я трогал материализовавшуюся душу семпая. Я восхищённо вздохнул – и у меня резко сорвало крышу. Приступ накатил до боли резко, да так, что я не то, что среагировать – и осознать-то этого не успел. В голове туман, в ушах шум, в глазах кровавое марево, и моё сознание снова живёт по каким-то своим особым незаконным законам, не подчиняется мне и не помнит обо мне. Я слышу омерзительный исступлённый хохот – это я, что ли, смеюсь? Ну не семпай же. Мысль о Спирите неожиданно отрезвляет. Не время сейчас голову терять. Надо возвращаться. Я выдыхаю. В моей руке скальпель, на скальпеле кровь, такая же, как на груди человека, сидящего передо мной. Надрез неглубокий, так, царапина, даже внимания можно не обращать. Это хорошо, значит, я держал себя в рамках приличия. Вот только зачем я Альбана раздел? И почему он меня не останавливал? Ведь знает же, что ничто не способно вернуть мне хорошее расположение духа так, как ободряющий удар под дых. Спирит смотрит на меня как сквозь меня. Я его зову – он, кажется, слышит, дёргает пушистыми ресницами, но больше реакции я от него не дождался. Он в довольно странном состоянии, которое трудно описать: вроде, в сознании, но обращённый внутрь себя, точно человек в сомнамбулическом сне. Я рассеянно стираю с его груди кровь, благо, сейчас её вид не вызывает в моём воспалённом сознании никакого непотребного отклика, веду рукой всё дальше, а потом опускаю взгляд вниз. Огромный недостающий кусок мозаики встаёт на место, и это определённо хорошо. Плохо то, что этим самым куском оказался красный стоящий член Спирита. Ай да Медуза, ай да сукина дочь. Если бы я догадался раньше, то можно было бы что-нибудь вколоть, успокоить, отправить под холодный душ. Но сейчас уже ничем не поможешь: надежда на удачный исход умерла в тот момент, когда проклятое зелье впиталось в организм настолько, что повлияло даже на стандартное воплощение Косы. Как я тогда выразился, это было «интимно»? Ох, не то слово. Если бы я тогда не поддался на провокацию от столь волнующего ощущения, подобного состояния семпая можно было бы избежать. Если бы я подумал, проанализировал… И кто из нас придурок? Ведь он же предупреждал меня… Женская интуиция, мать её. А вот сейчас Альбан и впрямь может отбросить коньки, и смерть от перевозбуждения будет совсем не фигуральным выражением. И Медуза тут не при чём: она пошутила, а я идиот, которому теперь надо думать, как выкручиваться из такой неприличной ситуации. Господи, ну пусть он на меня хотя бы не смотрит так! А уж смотрит он – врагу не пожелаешь. И не описать. Слышит ли он меня? Понял ли он, что с ним случилось? Похоже, что нет: его состояние по-настоящему критично. Надо что-то делать… Делать что-то надо, но что? Я кладу ладонь на член семпая, сжимаю у основания, вглядываюсь в лицо – реакция есть. Хорошо, значит, можно справиться чисто физиологически, не прибегая к оперированию. Сейчас его организм настолько нестабилен, что уж лучше по старинке, целее будет. Медленно провожу рукой, стираю большим пальцем густую белую каплю с головки, устало закрываю глаза, прислушиваюсь к себе. Не стыдно. Липко и горячо, а ещё даже отчасти интересно. Уж как я только в своё время над телом напарника не измывался, а вот дрочить ему как-то не приходилось. Чувства неловкости нет, Спирит почти что в отключке, мешать не будет, так что нечего рассиживаться – за дело.