Du er min sjel

Я останусь среди цветов, среди полевых ромашек и душистой лаванды. Запах сладких колокольчиков, медуницы щекочет ноздри. Трава такая мягкая, как покрывало и щекочет босые ноги. Солнце теплое, ласкает щеки. Элли откидывает со лба непослушную прядку, что липнет к лицу. Пахнет летом, теплом и настоящим счастьем. Даже сбитые саднящие колени совсем не портят настроение. Бабушка уже печет свои фирменные пироги и Элли бежит через поле, попутно собирая ласковые лучи июльского солнца. -Элли, мой руки и садись за стол, — бабушка строго смотрит на перемазанную земляникой девчонку. В этом домике на отшибе у леса прошло все детство Эллисон. Она обожала спать на теплой печке с кошкой и слушать по вечерам бабушкины сказки. А теперь ее нет. Пронизывающий холодный ветер пробирается под куртку, слезятся глаза то ли от ветра то ли от потери единственного близкого и любимого человека. Эллисон прячет замерзшие руки в карманы и стирает слезы с щек. Кладбище действует на нее угнетающе. В воздухе проносится запах дорогих духов. Она уже знает, чьи они день обещает быть еще гаже. — Привет моя милая, — низкий грудной голос принадлежит эффектной женщине. Длинные каштановые волосы, лисий прищур карих глаз, острые скулы. Точеная фигура в модном пальто вишневого цвета и в тон брюках. Эта женщина выглядит шикарно среди серых плит. — Здравствуй, — Эл недобрым взглядом окидывает красивого статного мужчину державшегося поодаль. Мать замечает это и качает головой. — Не начинай Эллисон, не здесь, не на похоронах твоей бабушки. — Тебе всегда было плевать на нее, — горько усмехается Эл. — Не говори так, нам нужно серьезно поговорить. Эллисон ждала этого разговора. Она жила с бабушкой всю свою сознательную жизнь. После смерти отца, мать замкнулась в себе. Это было неудивительно, ведь она потеряла своего соулмейта, что было сравнимо с потерей части своей души. Некоторое время она была неспособна воспитывать маленькую дочь. Прошел год прежде чем она смогла оправиться от этой потери. Она регулярно посещала психотерапевта, который всеми силами помогал раздавленной женщине справиться со своим горем. Когда мистер Джонсон пришел на чай — это не показалось странным маленькой Элли. Когда мама в красивом праздничном платье ушла куда-то вечером, оставив дочь с соседкой это тоже не вызвало вопросов у ребенка, только радость. «Мама выздоравливает» — думалось ей. Лишь когда женщина грустно улыбаясь начала разговор со слов «Я хочу, чтобы ты росла в полной семье» тогда Элли все поняла. Они прожили вместе месяц. Отношения не складывались, Эллисон капризничала и часто плакала. «Это не папа. Мой папа пахнет машинным маслом, у него колючие щеки и зеленые глаза. Он называл меня своим чудом, целовал в нос и кружил на руках» — однажды сказала девочка. И после этого она все чаще оставалась у бабушки. Сначала на выходные, потом среди недели. Идти домой совсем не хотелось. У мамы идиллия с ее новым мужем, она будто и забыла о своей метке — пазле на лодыжке, у отца была такая же. После его смерти вторая часть будто растворилась и метка стала незаконченной. Эллисон не была наивной и этот разговор означал только одно — ей придется переехать к матери и ее мужу, так как ей нет восемнадцати. Неделю спустя. Эллисон с тоской оглядывает свою комнату. Здесь все такое чужое, комната раз в пять больше чем была у нее, когда она жила у бабушки. Большая кровать у окна с кучей подушек, теплые полы с пушистыми разноцветными коврами по всей комнате. Единственное, что нравилось ей, так это то, что выход из комнаты был через лестницу, которая спускалась только изнутри. Полная изоляция от матери и мистера Джонсона. Хотя они и так не слишком докучали ей, им было не до нее. К мистеру Джонсону должен был приехать сын, который взял перерыв в учебе. И все их разговоры сводились к восклицаниям матери: «Джеф, ему будет удобно в гостевой спальне? Может там быстро сделать перестановку? Что лучше приготовить на ужин? Он ест мясо?». Эллисон знала, что он приедет сегодня вечером и не поддерживала общего ажиотажа, она терпеть не могла мистера Джонсона и его копия наверняка была еще хуже. Все ее мысли занимал последний разговор с бабушкой. «Найди своего соулмейта, это важно. Этот человек поддержит тебя в сложной ситуации, я не всегда буду рядом с тобой. И было бы хорошо, чтобы рядом был кто-то кто позаботится о тебе, никто не сделает это лучше твоей второй половинки души. У тебя за запястье полумесяц, ты почувствуешь своего соулмейта, у него будет похожая метка, может даже на этом месте. Найди свою родную половинку». Эллисон не могла выбросить из головы этот разговор. Она никогда серьезно не задумывалась над тем, что у нее есть родственная душа. После смерти отца, она маленькая напуганная девочка боялась этого, видя что происходит с ее матерью. Ей было страшно испытать такую же сильную боль при потере своей половины. А потом в четырнадцать лет у нее появилась метка полумесяц на запястье и она неосознанно ждала своего соулмейта. Спустя три года она почти перестала задумываться об этом, но сейчас ей был нужен кто-то, кто поймет ее и будет рядом. Ей катастрофически не хватало рядом близкого человека. Внизу послышался шум и Эллисон стало любопытно, ведь «сладкая парочка» уехали еще днем за покупками. В доме кроме нее никого не было. Она осторожно опустила лестницу и тихо спустилась в холл. Ей чудились приведения или грабители, и чувствовала она себя очень воинственно. Шум доносился с кухни и Эл направилась туда. Босыми ногами, шлепая по холодному полу, она подбиралась все ближе. Выглянув из-за угла, она заметила светлую макушку. Человек был примерно ее возраста, может чуть старше. Он был высокого роста и довольно худощавый, одет в узкие черные джинсы и куртку. Приведением явно не был. Набравшись смелости, она наконец произнесла. — Ты кто? — громко спрашивает Эллисон, весьма грозно, предупреждая незнакомца, что с ней шутки плохи. Парень вздрагивает и роняет на пол молоко, он чертыхается и оборачивается. На вид ему от двадцати двух до двадцати четырех. В глаза Эллисон впиваются чужие зеленые, такие ядовитые с желтоватым отливом. Немного отталкивающий, но в то же время притягательный таким было первое впечатление об Илае Джонсоне.