i've been drinking, i've been drinking

      Чонгук просыпается в больничной палате, судя по слепяще-белым стенам вокруг и мерному пищанию кардиомонитора. В его голове полный беспорядок; последнее, что он помнит, — это Чимин и какие-то яркие огни, а дальше его мозг просто отключается, не позволяя собрать все части воедино. Что-то тяжёлое есть в воздухе, а в комнате ощущается чьё-то присутствие. Срабатывает звуковой сигнал, когда он замечает это, и Гук вытягивает шею, чтобы посмотреть на посетителя, но мышцы лишь болезненно ноют в ответ и не дают ничего сделать.       — Если ищешь Чимина, то он только что ушёл.       Голос низкий и мягкий, и, приходя потихоньку в сознание, Чонгук узнаёт в нём хриплый баритон Юнги. Он садится, чтобы поприветствовать хёна, но из-за движений резкая боль простреливает пострадавшую руку, проходясь по нервам словно бы ножом. Гук сразу замечает, что одна из его рук скована гипсом.       — Не двигайся, идиот, у тебя рука сломана.       Юнги тут же подскакивает к нему, открывает бутылку с водой и аккуратно подаёт её. Он придерживает одной рукой спину Чонгука, чтобы тот сильно не двигался, пока Гук избавляется от своей жажды.       — Ты жесть как напугал меня, пацан, — говорит Мин после того, как бутылка оказывается ополовинена и отставлена в сторону, — когда Чимин позвонил мне, я чуть инфаркт не схватил. Как, чёрт возьми, я смогу найти замену тебе?       Юнги легонько бьёт Чонгука по голове бутылкой воды, недовольно отчитывая, но тот просто смеётся в ответ. Хён всегда очень по-странному выражает свою любовь.       — Чимин может заменить меня. Он неплохо помог мне, когда тебя не было.       Мин поджимает губы, но ничего так и не отвечает.       — Это напомнило мне… — руки его активно стали шарить по карманам мешковатой куртки.       — Вот, — говорит он, опуская что-то на чонгуковские колени, — это от Чимина. Он просил передать, что сожалеет, что не может быть сейчас здесь, потому что у него там какая-то презентация или что-то вроде того.       Чонгук не может сдержать улыбки, наползающей на лицо, такой широкой и невероятно довольной. Чимин оставил ему коробку яблочного сока «с маленькой трубочкой и прочим». На одной её стороне красуется наспех выдернутый откуда-то кусочек бумаги с подписью:       Поправляйся~        — Чимин       Гук, наверное, выглядит слишком поражённым, потому что Юнги говорит с небольшим недовольством в голосе:       — Вы двое сводите меня с ума. Просто позови его на свидание уже, Чонгук.       — Я не… чт… Я ему даже не нравлюсь в этом плане, — хрипло произносит Гук, смущаясь.       У Мина явно скоро начнёт дёргаться глаз, и он говорит, раздражённый словами младшего:       — Ты слепой, что ли?! Чонгук нравится Чимину, алло!       — Нравится, но скорее как брат или друг.       В груди Чонгука копошится какое-то болезненное чувство, невероятно мучительное, убить которое не способно ни одно обезболивающее.       — Боже, ты… — Юнги поражённо вскидывает руки, и Чонгук уже готов отбиваться от любых аргументов Мина, но тот лишь разочарованно проводит рукой по своим волосам и смотрит в потолок, будто тот может подсказать, что ему делать.       — Чимин не пьёт, — наконец произносит он.       У Чонгука стынет в жилах кровь.       — … о чём это ты?       Юнги не отвечает. В воцарившейся тишине Гук слышит слабые шаги, разносящиеся эхом по коридору, и тихие разговоры медсестёр. Монотонный писк кардиомонитора начинает выводить. Неподвижная больничная обстановка всегда нервирует его.       Мин нарушает тишину тяжёлым вздохом.       — Он совсем перестал пить некоторое время назад, — говорит он медленно, мягко, будто делится какой-то очень глубокой и тёмной тайной, — за несколько лет он не сделал ни единого глотка.       — Но он же пил мои коктейли, — произносит Чонгук.       Что-то странное сейчас произойдёт, Гук понимает это по пустому выражению лица Юнги, но он всё ещё не понимает, что.       — Дай-ка скажу по-другому. Он отказывался от алкоголя до тех пор, пока ты не сделал ему тот шот.       В его голове по-прежнему нет никакой ясности. Внезапно боль ударяет по вискам, и становится сложно понять является ли она последствием аварии или это естественная реакция на всю ту информацию, что Юнги вдруг вываливает на него. Чонгук правда не понимает и совершенно не видит в этом никакого смысла.       — Почему он перестал пить алкоголь?       В дверь неожиданно стучат, и в проёме показывается голова медсестры. Юнги никогда не выглядел таким спасённым.       — Я подожду снаружи. Дай знать, когда тебя выпишут.       Когда Юнги везёт Чонгука домой, у того складывается ощущение, будто никакого вопроса он на самом деле никогда и не задавал. Только чуть позже в этот же день он проверяет телефон и видит сообщение от Мина:       «Не моё право это говорить, но погугли Пак Чихён Пусан»                            Он видит то, чего даже предположить не мог. Ссылка за ссылкой гласят: «Водителю в Пусане предъявлено обвинение за вождение в нетрезвом виде и гибель человека в результате аварии», «Жертва аварии, случившейся по вине нетрезвого водителя, мертва», «Пусанский студент умер по вине нетрезвого водителя».       Грудь Чонгука становится всё тяжелее и тяжелее после каждой статьи, что он читает, хотя даже так он не может перестать, словно Земля разлетится пополам, если он сделает это. Он читает каждую с раскрытыми в ужасе глазами.       — Пак Чихён погиб в автокатастрофе в понедельник –       — почти в два часа ночи он был сбит пьяным водителем –       — в момент аварии убитый направлялся домой –       У Чонгука ком в горле встаёт, когда он видит школьные фотографии Чихёна, его такие же блестящие глаза и полные, чувственные губы, как у Чимина. Пак никогда о нём не упоминал, но в их родстве сейчас нет никаких сомнений. Гук даже представить не может, что успел пережить Чимин, как ужасно наверняка ему было, когда он своими глазами видел, как Чонгук чуть не повторил судьбу его брата.       Всё наконец складывается воедино.                            Чонгук возвращается к работе через две недели. Его рука всё ещё в гипсе, но он просто решает бросить вызов самому себе, ведь у него всё ещё имеется достаточно ловкости, чтобы делать напитки. Сокджин на это лишь называет его идиотом.       — Твоё место здесь всё ещё будет при тебе, если это именно то, о чём ты переживаешь, — говорит он.       — Просто дома сидеть слишком скучно, — отвечает Чонгук.       Он ни за что не признается об этом вслух, но, на самом деле, очень скучает по своей работе, по приготовлению коктейлей и этому алкогольному психоанализу, научившему его читать людей и их предпочтения в выпивке.       Юнги вроде понимает его даже без слов. Он просто ерошит ему в привычной манере волосы и передаёт шейкер. Даже Чжисон хлопает его по спине и говорит, что скучал по вечному чонгуковскому беспорядку, который ему приходится разгребать.       Ночь течёт так плавно и мягко, что Чонгук даже не замечает, что полсмены оказывается уже позади. Даже то, что обычно раздражает его, теперь не кажется чем-то напрягающим. Он счастливо делает четырнадцатый стакан клюквенной водки за ночь и даже бровью не ведёт, когда парень просит его сделать виски с колой, используя невероятно дорогой Лагавулин. Даже общается с несколькими посетителями, и нет, это не просто: «как дела?».       Через два часа приходит Чимин.       Каких-то две недели, а Пак будто выглядит как-то по-другому. Может быть, причина в Чихёне, который заставил Чонгука посмотреть на хёна в новом свете. Чимин как и прежде заставляет чонгуково сердце замирать с трепетом, а текущую по жилам кровь превращает в раскалённую лаву, но что-то во всём этом заставляет Чонгука по-новому ощущать свою прежнюю влюблённость.       У Чонгука в груди всё болит, когда он просто смотрит на него.       Пак не замечает ничего. Однако, когда ловит чонгуков взгляд, тут же начинает светиться весь и на всех парах несётся к своему привычному месту за барной стойкой. Выглядит таким привычным, но в то же время необратимо другим.       — Почему ты работаешь? Тебе нужен отдых сейчас, — отчитывает он.       — Мне скучно дома, — признаётся Чонгук.       Чимин просто смеётся, так же прекрасно, как помнит Гук.       — Ты действительно в порядке? — спрашивает он, сосредоточенно нахмурив брови, а Чонгуку хочется собственной рукой разгладить все его морщинки.       — Я в порядке, — произносит в ответ. — Спасибо, что позаботился обо мне, и прости, что тебе пришлось увидеть всё это.       — Не извиняйся, дурачок, — тихо говорит Чимин.       — Что ты приготовил для меня сегодня? — через паузу добавляет он, просияв.       Чонгук подготовил себя к этому. Он провёл всё две недели, думая об этом. У него есть определённые идеи.       — Не против остаться после моей смены? Это не займёт больше получаса. А пока я приготовлю тебе что-нибудь. Всё, что только пожелаешь.       Чимин выглядит так, будто вот-вот скажет что-нибудь шутливо, но останавливает себя, заметив совершенно серьёзную мордашку младшего.       — Я подожду, — просто отвечает он.       Чонгук виновато улыбается и возвращается к другим клиентам.                            Ночь в баре близится к концу, а пальцы у Чонгука начинают мелко дрожать всё сильнее с каждой минутой, холодная нервозность оседает внутри. В животе странным ожиданием скручивает что-то, когда последний посетитель уходит. Как только дверь за ним закрывается, Юнги объявляет достаточно громко о том, что он уходит сегодня пораньше, и орёт Сокджину и Чжисону, чтобы те поторапливались тоже, ведь они вместе идут ужинать, а он «чертовски голоден».       Они оба смотрят на него с подозрением, но Юнги быстро пресекает их взгляды.       — Чонгук сможет сам закрыть бар сегодня. Это вообще меньшее, что он может сделать, после своего двухнедельного отсутствия.       Глаза Юнги блестят так, будто говорят Чонгуку: «отблагодаришь потом», и вся компашка, наконец, уходит.       Гук по гроб жизни ему должен.       Когда Чонгук возвращается, Чимин терпеливо сидит на своём месте, покачивая ногой под барной стойкой так же, как он делает во время учёбы.       — Не подглядывай, — говорит Чонгук.       Чимин театрально прикрывает глаза своей маленькой ладошкой. Выглядит при этом он так мило, что Чонгук уже не выдерживает просто.       Чонгук делает напиток и ставит его на стойку. Чимин тут же убирает руку от глаз, как слышит стук стекла о поверхность стола, а затем замечает дольку лайма и прозрачную жидкость в стакане и забавно вскидывает голову.       — Водка с содовой, Чонгук? Серьёзно?       Чонгук берёт коктейльную салфетку и кидается ею в Чимина.       — Попробуй уже, — смущённо бормочет он.       Чимин не умеет чувствовать разницу между большинством спиртных напитков, но вот отсутствие алкоголя в напитке он определённо может определить (иначе бы какой из него был бармен?). Чонгук видит, что Пак понимает это, по резко вскинутой голове сразу же после первого пробного глотка.       — Чонгук? Что это?       — Содовая с лаймом.       Лицо Чимина без единой эмоции, но уже через несколько секунд его глаза сужаются, будто он пытается прочитать Чонгука. И прежде чем Пак успеет что-либо сказать, Гук спрашивает: «Почему ты не сказал мне?».       Чимин вздрагивает, и Чонгук добавляет уже мягче:       — Я бы не заставлял тебя пить…       Пак вздыхает и плюхается обратно на стул. Он не смотрит на Чонгука, зачёсывая волосы назад рукой, как делает обычно, когда чем-то обеспокоен. Гук знает теперь почти все его привычки: пожалуй, он с лёгкостью сможет угадать мысли и чувства хёна по его дыханию или взглядам.       — Ты не заставлял, — отвечает, — я сам захотел.       — Почему?       Лёд звенит в стакане, когда Чимин мешает напиток трубочкой и складывает голову на руки, избегая тем самым зрительного контакта с Гуком.       — Глядя на тебя, я понял, что скучаю по работе барменом. Ты воспринимал это так серьёзно — прекрасно помню твой взгляд, когда я рассказывал тебе о том шоте. Ты был очень воодушевлён возможностью научиться чему-то новому. Именно по этому я и скучал, — через некоторое время бормочет Чимин в свою руку.       Чонгук не знает, виновато ли освещение в баре или что-то другое, но щёки Пака слегка розовеют.       У Чонгука бешено заходится пульс.       — Я правильно приготовил его? — спрашивает он.       — Что? — Чимин поднимается и удивлённо смотрит на него.       — Коктейль, — говорит Гук, кивком головы указывая на стакан.       — А, да, ты знаешь меня слишком хорошо.       Чимин смеётся тихо и Чонгук произносит не подумав:       — Не достаточно хорошо, — он чуть не закрывает себе рот рукой от шока, не желая верить, что мог ляпнуть что-то такое.       Однако даже если Чимин и услышал, то не подал вида.                            — Могу я сделать кое-что для тебя, — внезапно говорит Чимин.       Он застаёт Чонгука врасплох, и тот лишь едва кивает, жестом приглашая Пака присоединиться к нему за барной стойкой.       — Не подглядывай, — сладко тянет Чимин.       Чонгук пародирует того, шлёпая здоровую ладонь на глаза. Смех, которым Чимин реагирует на это ребячество, так стоит этого. Хочется слушать ещё, и ещё, и ещё.       После сигнального звона льда о шейкер, Гук открывает глаза и видит перед собой тёплого янтарного цвета напиток в стакане для виски.       — И это, значит, результат твоего алкогольного психоанализа?       — В общем, да, — говорит Чимин, озорно усмехаясь.       Конечно же, Пак сделал ему взрослый яблочный сок.       — Не могу поверить, что ты сделал это.       — Ничего не могу поделать с этим. Увидел рецепт в интернете и сразу же подумал о тебе, — глаза Чимина сверкают, когда он смеётся.       — Ты знаешь меня слишком хорошо, — передразнивает Чонгук, закатывая глаза. Он недовольно поджимает губы, имитируя осуждение, за которым на самом деле пытается скрыть появляющуюся на его лице улыбку.       — Не достаточно хорошо, — мягко отвечает Чимин.       Что-то неожиданно меняется в этот момент, словно чёртовы планеты выстраиваются в ряд. Чимин выглядит так идеально, улыбаясь самому себе и вертя в руках полотенце. Барное освещение делает его образ таким мягким, так что нахождение Чимина рядом с ним — не через барную стойку или стол в кафе, а как когда он подменял Юнги в тот день — чувствуется таким правильным. Пак близко, и что-то внутри Чонгука невыносимо зудит и требует притянуть Чимина ещё ближе. Всё будто бы в лёгкой дымке, белый шум фонит в ушах, смешавшийся с шумом от бешено несущейся по жилам крови.       Чонгук опускает голову для поцелуя, даже не осознавая этого.       Он чувствует, как Чимин вздрагивает, поэтому отодвигается испуганно.       — Прости, это было не очень, я просто…       Пак прерывает его, притягивая одной рукой ближе к себе за шею. Он сам целует Чонгука, и это в разы больше того, что Гук когда-либо просил. Губы Чимина такие мягкие и роскошные, а главное, так идеально подходят к его собственным губам. Чонгук просто забывает, как дышать.       Через несколько секунд Пак прерывает поцелуй, и младшего буквально выбрасывает обратно в реальность. Чимин чмокает его в нос в качестве извинения.       — Ты чертовски долго тянул, — бормочет старший.       Чонгук притягивает его для очередного поцелуя, желая всё больше и больше с каждой секундой и наслаждаясь сладким чиминовским смехом на своих губах.       Он узнаёт, что шея Чимина достаточно чувствительна и трогать её не совсем безопасно (лёгкая боль всё ещё отдаётся пульсацией в том месте, где чиминов лоб встретился с подбородком Гука); или что Пака уносит, когда Чонгук мягко прикусывает его нижнюю губу; или что издаёт самые лучшие полу-стоны и вздохи, когда он играет с его волосами, и мелко дрожит, когда его рёбер касаются внимательные пальцы.       Чонгук хочет скорее узнать как можно больше других очаровательных сторон Пак Чимина.                     

Бонус

      — Помнишь тот напиток, что я сделал тебе? С джином и бренди.       — Да. И что с ним?       — Я соврал.       — Прости?       — Я знал, как он называется.       — Чонгук.       — …       — Чон Чонгук!       — Ась?       — Чон-матьтвою-гук. Как он называется.       — … «Лицо ангела».       — … святой минюнги, ты дурак.