i've been drinking, i've been drinking

      В следующий раз Чимин приходит в бар со своим другом Тэхёном, высоким, красивым и очень, очень обходительным парнем. Вышеупомянутый друг заказывает себе безалкогольный «Куба Либре» («Ты ведь знаешь, что это просто кола, да?» — «Я знаю, что делаю») и ворует вишню, пока Гук не видит. Не стоит даже говорить, что отношения у них не ладятся с самого начала.       — Тэхён, если ты продолжишь пожирать вишню, я начну записывать её стоимость на твой счёт, — говорит Юнги, доставая больше вишни из банки, и не сводит осуждающего взгляда с тэхёновского бесстыдного, ухмыляющегося лица.       — Ты имеешь в виду на мой счёт, — поправляет Чимин, вырывая вишню из рук друга.       Он закидывает её в рот прямо вместе со стебельком, а Чонгук отводит взгляд, занимая себя хайболом, и старается не думать о том, может ли Чимин своим языком завязать стебелёк бантиком во рту. Чонгук делает несколько «Укусов змеи», а затем «Ягер бомбу» для парня, который слишком громко смеётся и хмурит брови. Он кидает наличные на стол.       — Итак, Чонгуки, — непринуждённо начинает Тэхён, — как ты докатился до жизни барменской?       Несколько секунд спустя Чонгук лишь пожимает плечами:       — Юнги-хён как-то раз попросил помочь, а после начал учить всему.       — Со мной было точно так же, но это мне и нравится. Ты встретишь кучу крутых людей, — Чимин тихо смеётся на выдохе.       — Ага, — голос Гука чуть стихает, — думаю, я просто… я не особо разговорчив, на самом деле.       Тэхён молча пялится на него, жуя край своей соломинки.       — Ты бармен, — ровно произносит он, — бармен, который «не особо разговорчив».       На лице Чимина появляется сочувствующая улыбка.       — В этом нет ничего плохого, — вступается за Гука он, и тот даже готов простить ему безалкогольный «7 и 7» (имбирный эль, заказанный им, скорее всего, под плохим тэхёновским влиянием).       — Конечно, но раньше у Юнги был ты, чтобы хоть как-то соблюдать баланс, — подчёркнуто замечает Тэхён, — сейчас же здесь слишком много хмурых молчунов Мин Юнги на квадратный метр. На самом деле, даже один такой экземпляр уже слишком.       Громкий голос пробивает даже шум вечеринки в честь двадцать первого дня рождения:       — Я всё слышал, — кричит Юнги у кассы совершенно бесполезно. Тэхён не оборачивается; его лицо расплывается в самой широкой улыбке, и он быстро перегибается через стойку, чтобы стащить ещё несколько вишен. Чимин в воспитательных целях пихает его локтём в бок, а затем совершенно беззастенчиво начинает говорить о Чонгуке, будто это и не он вовсе собственной охреневшей персоной стоит в метре от него.       — Чонгук очень даже неплох. Он делает действительно хорошие напитки.       (Чонгук старается сдерживать так и рвущееся наружу ликование и заканчивает тем, что в два раза больше наливает водки в «Чёрного русского»)       — И ты знаешь это, потому что…? — тянет Тэхён.       — Потому что он делал для меня один, — он прячет лицо в своём стакане, поднимая его и деланно долго отпивая напиток, делает так, чтобы избежать тэхёнов взгляд. Откуда-то из-под стойки раздаётся звук лязгнувшего по полам стула, а напиток Чимина вдруг всплескивается, звенит лёд о стакан, когда парень чуть подскакивает на своём месте. Тэхён грызёт свою вишню с самым невинным видом, но Чонгук видит по тому, как они ёрзают и крутятся, что под стойкой ведётся настоящая война ногами.       Мистер «Змеиный укус» окликает Чонгука и просит сделать ему ещё стаканчик «Ягер бомбы».       Он возвращается обратно к парням, как вдруг чувствует чей-то взгляд. Лицо Тэхёна кажется безразличным, но глаза его блестят в барном свете; он ищет что-то на лице Чонгука (что именно Гук даже предположить не может), но тот знает, что в голове этого товарища явно что-то обдумывается и планируется сейчас.       — Если ты так хорош, то почему до сих пор не делаешь ничего для меня?       — И что ты хочешь? — без колебаний спрашивает Чонгук.       Тэхён хлопает рукой по столу:       — А чего там ты предпочитаешь обычно пить? — лениво говорит он. Его похлопывания прекращаются, а Чимин заинтересованно пододвигается ближе.       — Я… как бы не пью особо, — признаётся Гук, — но я сделаю то, что должно тебе понравиться.       Тэхён закатывается громким смехом:       — Бармен, который не пьёт и не разговаривает. Парень, да ты просто нечто.       — Похоже, я был прав насчёт яблочного сока, — дразнится Чимин, не теряя возможности вставить свои пять копеек.       Уши Чонгука заметно краснеют, и он неловко справляется со шпритцером, плещет содовой в стакан со льдом и добавляет гренадин. Чимин заставляет его нервничать, и, если честно, он не до конца понимает почему — Пак привлекательный, и Чон знает это как никто другой, но есть что-то такое за этой его кокетливой улыбочкой, до чего вот прям жизненно Чонгуку приспичило докопаться.       Чимин приятно посмеивается, когда Гук хватает вишни больше положенного. После последнего штриха в виде соломинки, Чонгук передаёт стакан Тэхёну, а тот крутит его в руках, рассматривая, прежде чем делает глоток.       — Ладно, ладно, ты меня подловил, — сдаётся Тэхён, — это гораздо лучше того, что я ожидал.       Чонгук и Чимин переглядываются. Пак насмешливо поднимает брови, глядя на бармена, и старается спрятать улыбку за очередным глотком своего коктейля, прекрасно зная, что Чонгук просто сделал для Тэ «Ширли Тэмпл», и это действительно сработало, а сам Гук еле держит себя в руках, вынужденный кусать внутреннюю сторону щеки, чтобы не выглядеть сильно довольным собой под действием этой немой похвалы Чимина. Вот только Тэхён быстро добирается до вишни, хватает её и трясёт у самых чиминовых губ как приманку, а выпяченная было от распиравшего самодовольство грудь быстренько сдувается обратно. Чимин хватает вишню языком. Неуклюже Чонгук берётся за стакан и начинает протирать его своей тряпкой. Он буквально приказывает себе игнорировать завязанные в узелки стебли вишни в пустом стакане Пака.       — Ты не собираешься сделать что-нибудь и для меня? — сладко тянет Чимин.       — Ещё безалкогольного «7 и 7»? — говорит Гук, откашлявшись.       Глаза Чимина становятся похожими на два полумесяца, и он улыбается так… по-чиминовски. Чонгуку вот очень любопытно, сколько раз Паку удавалось избежать штрафов за превышение скорости? С такой-то мордашкой, наверное, почти каждый раз.       — Настоящий напиток, — говорит он, — что угодно, что я бы заказал, по твоему мнению.       — Значит, что-то девчачье, — вставляет Тэхён, — с милым зонтиком.       — Заткнись, Тэ.                            Чонгук не идёт в сторону милых коктейльных зонтиков, к великому тэхёновскому сожалению, вместо этого лишь вытирает руки о свой фартук, прежде чем снимает джин и абрикосовый бренди со средней полки. Он удостоверяется, что Юнги не смотрит в его сторону, когда тянется к Кальвадосу — красноречивые потоки Юнги не сможет сдержать ни одна плотина, если он узнает, что с чем Чонгук собирается смешать, и ему бы действительно не хотелось иметь дело с этой миновской всезнающей ухмылочкой. Судя по тому, что сказал Юнги, у Чимина довольно хорошее чутьё, но он далеко не профи в определении различных ликёров. Мин ворчал, что «вкусовые рецепторы Чимина навернулись из-за всех тех тупых сладких напитков, что он заказывал себе. Для этого ребёнка скотч, бурбон и коньяк — всё на один вкус». И это просто прекрасно для Чонгука, ведь Пак не сможет определить, что именно он собирается ему приготовить.       Чонгук процеживает напиток в коктейльный стакан и вытирает руку о собственную штанину. Трясущейся рукой он ставит напиток перед Чимином, и тот немедленно берёт его. Тэхён наблюдает с лёгким любопытством.       — Что ты сделал мне? — спрашивает Пак, принюхавшись. Он вдыхает запах так часто, будто пытается унюхать входящие в коктейль ингредиенты и тем самым компенсировать свои плохо работающие рецепторы.       — Я… я забыл, как он называется, — Чонгук откашливается, — но этот коктейль вкусный и, я думаю, он подходит тебе.       Тэхён приближается к Чимину и нюхает тоже, его ноздри дёргаются, уловив запах бренди, и он с куда большим желанием возвращается к собственному напитку. Когда Чимин подносит стакан к губам, всё тело Чонгука напрягается.       — Мне нравится, — говорит Чимин, распробовав; лицо его смягчается, а губы трогает расслабленная улыбка. — Но что в этом коктейле?       Чонгук цепенеет весь, и быстро выпаливает на одном дыхании:       — Джин и два вида бренди.       Чимин, видимо, гоняет напиток по рту, что-то мурлыча себе под нос, но, судя по его лицу, так и не распознаёт составляющие, так что Чонгук может расслабленно опустить плечи.       — Если я не знаю, что это, то оно явно не то, что я могу себе заказать, — замечает Чимин, — но попытка определённо хорошая. Твой коктейль мне действительно нравится.       Тэхён делает небольшой глоток тоже и бледнеет, запивая собственным напитком.       — Фу, джин. Мерзость, — отплёвывается он.       — Тебе не помешает научиться наслаждаться ликёром, — смеётся Чимин, игриво ероша волосы Тэхёна.                            Чонгука отвлекает парень с зачёсанными назад волосами, заказывающий виски со льдом для себя и яблочный мартини для своей миловидной спутницы. Гук якобы кашляет в сгиб локтя, пытаясь спрятать рвущийся наружу смех, когда парень давится своим напитком, позеленев, и с трудом проглатывает его, однако всё ещё пытается держать лицо перед смотрящей на него девушкой. Чонгук ценит то, что Чимин прямо говорит, что любит, а что — нет, и может признать то, что он не воспринимает виски как что-то особенное, в отличие от таких вот только выпустившихся из колледжа парней, что сначала красуются, но зеленеют уже от одного глотка.       Громкие возгласы доносятся из толпы: несколько Мисс «Ву-Ву» громко болтают, а Мистер «Змеиный укус» рассказывает что-то Мисс «Водка с тоником». А затем больше заказов буквально обрушиваются на бедного Чонгука: мартини «Капля лимона», йогуртовый соджу, клюквенный мохито — но даже пока занят с их приготовлением, Гук не может удержаться от того, чтобы лишний раз посмотреть в сторону Чимина и Тэхёна, сталкивающихся головами, когда смеются над чем-то в телефоне Тэ. В его животе словно цепенеет что-то, когда он видит, как Пак поднимает руку и своими милыми пальчиками играется с короткими волосами на тэхёновской шее.       — Сорянчик! Мжно мне ещё стакнчик «Ягер бмбы»? — парень перед Гуком еле стоит на ногах, кренясь в сторону прилавка в попытке выудить кошелёк из кармана, так что приходится оторваться от разглядывания Чимина и посмотреть на пьяного в дрова клиента.       — Простите, сэр, но сегодня я вынужден больше не наливать Вам спиртное. Клиент быстро моргает, пытаясь навести фокус, а затем осуждающе щурится.       — Я плажетопо… палатопла… платёжеспсбный килент! — невнятно возражает он, тыча пальцем в чонгукову грудь.       — Я понимаю, сэр, я просто… беспокоюсь о вашей безопасности, — говорит Чонгук, пытаясь успокоить его. Иисус, как же он ненавидит ягербомбовых пьяниц. Текильные выпивохи тоже те ещё хулиганы, но они хотя бы слушаются. Именно те, кто накачиваются Егермейстером, всегда начинают бои в барах или прямо посреди улицы. — Вот, выпейте пока воды, а я схожу и вызову такси.       Парень наотмашь бьёт по стакану, так что тот катится по всей стойке, а другие посетители чуть отодвигаются, недовольно что-то выкрикивая, когда вода начинает течь на пол.       Чонгук краем глаза замечает, как Юнги подаёт знак вышибале, но парень бьёт по его лицу слишком быстро, с помутнённым пьяной яростью сознанием и напускной мужественностью. Он сжимает в руках рубашку Чонгука, и выплёвывает несколько неприятных словечек, в то время, как Чонгук сжимает и разжимает собственные руки, напрягается всем телом, а кулаки так и чешутся врезать в ответ. Если этот парень назовёт его придурком ещё один гребанный раз, сдержать себя он будет уже не в состоянии.       Затем в поле его зрения появляется пустой стакан, и Чимин материализуется будто из ниоткуда и ведёт себя так, будто не находится сейчас прямо посреди потенциального места преступления.       — Уху, парень, выглядишь так, будто тебе срочно нужно выпить, — смеётся он, похлопывая плечо парня так, словно они знакомы уже много лет.       — Правда, что ли? — огрызается он, всё ещё крепко сжимая рубашку Гука, — только вот этот ебный засрнец не собирается больше мне наливать.       — Ах, Чонгук, ты по крайней мере можешь сделать этому парню «Кубу Либре» или «7 и 7», — Чимин подмигивает ему, а Гук закусывает губу, сдерживая смех. Чёртов наглый Чимин. Чонгук не знает даже, помогает он решить проблему или делает всё только хуже.       Чуть помявшись, Чонгук всё же кивает, поднимая руки вверх в знак поражения.       — Хорошо, но это ваш последний напиток, договорились? Я сделаю его Вам, а потом вызову такси. Для вашей же безопасности, конечно.       Мужчина отпускает его, довольный победой, достаёт несколько тёплых, смятых купюр из кармана и бросает их на стойку, а Чонгук наливает колу в стакан, смачивает его край виски и отдаёт бунтарю его безалкогольный «Куба Либре». Парень едва успевает сделать глоток, как вышибала уже выпроваживает его на выход. Чонгук сдерживает своё обещание и вызывает ему такси.                            Когда испытание в лице пьяного посетителя остаётся позади, Чонгук обнаруживает Чимина на его прежнем месте, о чём-то болтающего с Тэхёном, который переключился на оливки после истощения запасов вишни в баре. Гук наполняет стакан имбирным элем и ставит его на стойку перед Паком.       — Это ещё зачем? — удивлённо моргает он.       — Я просто… это моё спасибо тебе за то, что вступился.       Чимин смеётся, мотая головой.       — Я ничего не сделал. Это именно ты действительно позаботился о нём, — говорит, понизив голос, и добавляет немного мягче, — спасибо, что вызвал ему такси.       Чонгука смущает его благодарность, и он не понимает, почему Чимин благодарит за это, ведь он просто делает свою работу.       — Просто не хотелось бы, чтоб он подверг чью-то жизнь опасности. Ответственность полностью лежит на мне, ведь именно я наливал ему алкоголь.       Когда Чонгук поднимает взгляд от стойки, которую протирает, у Чимина на лице отражается самое странное выражение — взгляд пронзает, бурит Чонгука насквозь, словно Пак пытается найти в нём что-то. Чонгук не может долго держать зрительный контакт (никогда, на самом деле, не может, особенно когда дело касается Чимина). Он отворачивается, отрезая себя от пристального взгляда. Рядом Тэхён пьёт свой коктейль слишком громко, кидая взгляды то на друга, то на Гука. Однако Чимин вдруг подскакивает, когда телефон начинает вибрировать в его кармане.       — Чёрт, Тэ, нам нужно идти. У меня совсем из головы вылетел этот групповой проект, — Пак хватает свой напиток и выпивает его залпом (Чонгук заметил, что он доедает и допивает всё, что ему дают, словно не хочет попусту тратить чужой труд). Чимин протягивает карту, но Чонгук отодвигает её обратно, отрицательно мотая головой.       — Ну не будь таким упрямым и возьми уже чёртову карту. Я твой клиент.       — За счёт заведения, — говорит Чонгук, — и это меньшее, что я могу сделать для тебя. Чимин хмурит брови и наклоняется вперёд, чтобы засунуть карту в нагрудный карман чонгуковской рубашки, но тот вовремя изворачивается и не позволяет этого сделать.       — Чонгук, — серьёзно говорит он.       — Я налажал с твоим заказом. Ты можешь заплатить, когда я сделаю всё правильно. Хорошо?       Чимин раздражён и ни на шаг не двигается со своего места до тех пор, пока Тэхён не вздыхает раздражённо.       — Господи, Чимин, расплатишься потом. Ты всё равно ещё придёшь сюда, — по какой-то причине Тэ смотрит на Чонгука, говоря это.       Сдавшись, Чимин убирает карту обратно в свой кошелёк, допивает подтаявший лёд из своего стакана и машет Юнги и Чонгуку на прощание. Когда Чимин уже на полпути к выходу, Тэхён кричит вдруг:       — Ой, иди первым, мне нужно в туалет.       — Всё в порядке, я подожду, — стонет Чимин.       — Ты иди, опаздываешь же, — говорит Тэхён в спешке. Он пихает своё громоздкое замшевое пальто в чиминову грудь и толкает его к двери. — Держи, увидимся в машине. Тэхён возвращается из туалета как-то подозрительно быстро. Когда Чимин выходит, он вдруг повисает на барной стойке и подзывает Чонгука подойти ближе, возможно, чтобы самому расплатиться или спросить рецепт понравившегося коктейля; или, как вариант, чтобы попросить Чонгука держаться подальше от своего парня.       Вместо этого он придвигается ближе и заговорщицки шепчет в самое чонгуково ухо:       — Чимин свободен.       Чонгук давится воздухом, чуть не роняя шейкер.       — Ч-что? — изумляется он.       Однако Тэхён распрямляется с таким выражением, будто ничего важного для Чонгука не сказал, и вообще это не он только что дал ему зелёный свет на ухаживания за своим другом.       — Если бы ты хоть иногда подольше задерживался на занятиях, ты мог бы встретиться с ним в кампусе.       — Но как ты…       — Юнги сказал, что ты ходишь в универ неподалёку отсюда. Мы с Чимином учимся там тоже, хотя, скорее всего, на разных факультетах, — Тэ бесшумно отхлёбывает от своего недопитого напитка и роется одной рукой в кармане, — ему нравится кафешка в южной части кампуса.       С улыбкой во весь рот Тэхён достаёт руку из кармана и победно машет найденными ключами на пальце.       — Спасибо за «Ширли Темпл», — нараспев произносит он, звеня ключами, когда машет на прощание. — Пока, Юнги, — кричит он сквозь толпу, хихикая и убегая, пока Юнги не навтыкал ему за невежливое обращение. Мин бубнит что-то себе под нос, но Чонгук не слышит, что именно (ведь его челюсть до сих пор валяется где-то у ожелевших ног), и лишь глупо смотрит в спину уходящему Тэхёну.       Чонгук должен ему около пяти банок коктейльной вишни.                            Конечно же, Чонгук встречает Чимина в упомянутом Тэ кафе, и да, совершенно не волнует, что ради этого он полдня зависает за одним из столиков с разложенными учебниками и то и дело с надеждой поднимает взгляд на открывающуюся-закрывающуюся дверь. Когда Чимин наконец (наконец!) заходит в своём уютном свитере и очках с широкой оправой на аккуратном носу, сердце Чонгука замирает, чтобы после начать биться с удвоенной скоростью так, что Гук даже давится воздухом. Чимин вовсе его не замечает, занятый телефоном, и кусает свои невозможные, полные губы, переписываясь с кем-то. Чонгук может, конечно, окликнуть Пака, подорваться со своего места и поздороваться или любезно оплатить его кофе, но он намертво прирастает к стулу, а язык никак не желает отлипать от нёба.       Бариста выкрикивает «миндальный латте», и Чимин поднимает голову. Он берёт свой кофе, не переставая улыбаться, и выходит прочь.       Чонгук откидывается на спинку стула и выдыхает наконец, откидывая голову назад с обречённым стоном.       Он приходит снова на следующий день, а затем ещё раз и ещё. Даже Сокджин и Юнги заметили, что Чонгук приходит на работу теперь со своим рюкзаком — Джин хлопает его даже по спине, радуясь, что парень решил взяться за учёбу. Вот только они и не догадываются, что Гук больше времени проводит в том кафе, чем на лекциях (но даже это не проходит даром и приносит ему большую пользу в плане учёбы).       Чимин приходит всегда в одно и то же время и заказывает миндальный латте, как послеобеденный допинг или дань выработанной привычке. Каждый раз, когда он заходит в кафе, чонгуков пульс убыстряется, а сам он подбирается весь, как собака Павлова, трепеща всем своим существом от одного только взгляда на взъерошенные ветром волосы или мягкие, полноватые губы. Пак никогда не замечает Чонгука, занятый телефоном или зубрежкой чего-то, но на самом деле именно Гук тот, кто виноват в этом, потому что выбирает себе всегда стол вне чиминовской видимости. Однажды, Чимин по-настоящему задерживается в кафе, достаёт учебники из рюкзака и выкладывает на стол ручки с выделителями. И хотя видеть его лицо Чонгук не может, он как завороженный следит за плавными линиями спины, проступающими под рубашкой, когда Чимин пишет что-то. Пак неусидчивый, для него не существует одной удобной позы: он то скрещивает свои ноги, то снова расставляет их, дёргает одной вверх-вниз, пока читает, ставит подбородок то на стол, то на ладонь, то на сгиб локтя. И Чонгуку так мало всего этого, так хочется узнать больше — его любимый цвет, что-то из детских воспоминаний и действительно ли его волосы такие же мягкие, какими кажутся.       Ему хочется знать, что Чимин заказал бы себе в баре.                            Чимин появляется в баре лишь неделю спустя, один. Чонгук практически подпрыгивает на носочках, когда Чимин направляется прямиком к нему. Пак едва успевает поздороваться, как перед ним уже стоит шот.       Чонгук долго обдумывал этот коктейль, с тех самых пор, как увидел Чимина, заказывавшего себе миндальный латте, — своеобразная пародия на любимый чиминов кофе, приготовленная из трёх видов ликёра; своеобразный «Б-52», только с Амаретто вместо Куантро (Чонгук не совсем уверен, что Чимин оценит горький, апельсиновый вкус Трипл-сека). Гук идёт дальше и даже добавляет взбитых сливок, прямо как на кофе Чимина.       — Чонгук? Что это? — Чимин с сомнением смотрит на слои ликёра.       Чонгук нервно сглатывает, прежде чем говорит:       — Я… ну, я знаю, что ты любишь миндальный латте и думаю, это тоже может стать тем, что ты бы заказал для себя. Что-то похожее на миндальный латте. Во всяком случае, я старался сделать этот коктейль похожим, — он медленно движется к взбитым сливкам наверху. — Это что-то вроде «Б-52», но я просто заменил Трипл-сек на Амаретто, чтобы добавить миндального вкуса. Как-то так.       На лице Чимина ни одной эмоции, смотрит нечитаемо на Чонгука, который захлопывает нервно бормочущий что-то рот. Он чувствует жар, который медленно ползёт от шеи к моментально вспыхивающим щекам.       — Чонгук, — ровно говорит он, — прости, но… ещё раз, что в нём?       — Калуа, Бейлиз и Амаретто? Ну и взбитые сливки наверху, знаешь, как у латте, — робко отвечает Гук.       Чимин смеётся, хохочет так, что оборачивается весь зал. Лицо Чонгука буквально полыхает уже.       — Чонгук, — выдаёт он, — ты только что сделал мне грёбанный Минет.       Чонгук застывает, челюсть стремительно летит на землю, желудок скручивает.       — Ч-что? — хрипит бедный Чонгук, никак не ожидавший услышать слово «минет», произнесённое в мягкой, приятной чиминовской манере.       Чимин всё продолжает смеяться, хватаясь за бока, а голос его ломается в каком-то забавном писке.       — Боже мой, — задыхается он, — не могу поверить. Юнги не учит тебя ничему, — высота его голоса растёт, ломается в неверии, и ему приходится даже держаться за стул, чтобы не свалиться с него со смеху.       Чонгук хочет спрятаться под стойкой. Он может даже остаться там на какое-то время, питаясь вишней, оливками и коктейльным луком.       Чимин наконец приходит в себя, вытирая слёзы одной рукой.       — Прости, прости. Я ценю это, действительно ценю, — хихикает он, щёки его всё ещё горят приятным розовым из-за недавнего приступа смеха. — Тебе его никогда прежде не делали, да?       — … минет? — пищит Чонгук, а у Чимина снова истерика, только в этот раз вдвое сильней.       — Нет, я имею в виду, — кое-как говорит Чимин, — сейчас, давай покажу.       Пак встаёт со стула, убирает свои руки за спину так, будто они связаны, а затем наклоняется вперёд, обхватывая губами горлышко шота. Затем выпивает всё залпом, опрокидывает напиток в себя, откинув голову назад, а светлая шея напрягается, когда он глотает. Шот отставляется на стойку, абсолютно пустой, лишь с блестящей на стеклянном ободке слюной, а Чимин пальцем собирает сливки у уголка рта и облизывает его, словно не может допустить, чтобы хоть что-то пропало зря. Чонгук едва дышит, не имея возможности вымолвить хоть слово. Он пытается игнорировать ставшие внезапно тесными в одном вполне себе очевидном месте штаны.       После своего феерического представления, Пак садится на место, неловко пряча улыбку в своей ладошке, будто и сам поверить не может в то, что только что сделал. Чимин продолжает метаться от своей мило хихикающей ипостаси к невероятно смелой и кокетливой, и Чонгука развозит от этих резких перемен как на американских горках.       — Так, у тебя уже был опыт в этом, а? — произносит Гук, откашлявшись.       — На самом деле, Тэхён всегда заказывает мне этот коктейль. Сам я слишком стесняюсь называть все эти грязно звучащие напитки, — смущённо признаётся Пак.       — Кто бы мог подумать… — на выдохе отвечает Чонгук.       На лице Чимина расцветает одна из его привычных ухмылок, но затем словно щёлкает выключатель, и его выражение меняется.       — Откуда ты узнал, что мне нравится миндальный латте? — спрашивает, склонив голову чуть набок.       Чонгука прошибает холодным потом. Фак. Он как-то не подумал об этом совсем.       — Я видел тебя в кафе несколько раз — в том, которое в кампусе. Я не слежу за тобой, — запинаясь, отвечает Чонгук, а затем отвешивает себе ментальную затрещину, понимая, что звучит не особо убедительно и вообще мало себе помогает. — Мне просто нравится заниматься там, и я заметил, что ты часто заказываешь себе миндальный латте.       — Я не знал, — недовольно выдыхает он, вертя в руках пустой шот. — А почему ты не здороваешься тогда?       Потому что ты великолепный и немного пугающий, а я жесть какой неловкий.       — Мне казалось, ты занят, — слабо отвечает Чонгук.       — Ну, в следующий раз рассчитываю на твоё «привет».       Гук кивает слишком быстро.       Они спорят по поводу счёта опять — Чонгук отбивается, аргументируя тем, что сделал напиток неправильно.       — Я открою тебе счёт, заплатишь потом, — и Гук по недовольному выражению и поджатым губам понимает, что Пак раздражён, возможно даже ненавидит тех, кто платят за него. Он должен спросить Юнги, чтобы узнать наверняка.       Чимин роняет длинный, тяжёлый вздох.       — Лучше бы тебе быстрее разобраться с этим.       — Конечно, — твёрдо отвечает Гук.       Удовлетворённый, Чимин убирает кошелёк в карман и накидывает своё пальто на плечи. Однако он тормозит у выхода. Его губы трогает игривая усмешка, и смотрит он озорно на Чонгука.       — Знаешь, — застенчиво говорит он, — если бы ты добавил больше Амаретто и подал со льдом, я получил бы от тебя Оргазм.       Чонгук давится, открывая и закрывая рот, как рыба, выброшенная на сушу.       Чимин снова смеётся.                            В следующий раз, когда Чимин приходит, Чонгук делает ему «Американо», надеясь, что он оценит Кампари — такой же красивый и непростой ликёр, как сам Пак. Без шансов. Несколько дней спустя, Чонгук пробует «Волосатый пупок», потому что Чимин как-то приносит персиковые леденцы на их посиделки в кафе кампуса (хотя на самом деле это именно Пак приглашает самого себя на одинокие чонгуковы стади-пати, просто выгружая все свои учебники прямо на стол рядом с его). Чимин говорит, что напиток слишком сладкий для него, но всё же допивает его (в теории, «Волосатый пупок» должен был подойти идеально). Гук даже делает ему «Горячего Тодди», когда он кашляет больше обычного, «Кислого Мидори», когда он приходит, поедая мороженку, «Мятный Джулеп», когда ловит его на поедании гарнира с закусок. Он так и не приближается ни на шаг.       Юнги зубоскалит, когда понимает, что происходит, но ничего Чонгуку не говорит, смеясь сам с собой, и внимательно наблюдает за своим барменом с иронично поднятой бровью, когда в поле зрения того появляется Чимин. Чонгук вроде даже благодарен ему. Юнги никогда не признает, конечно, но Гук замечает, как тот позволяет ему расслабиться в присутствии Чимина, настаивает «я обслужу», каждый раз, когда к бару подходит клиент.       Чонгук не осознаёт толком, как много Юнги берёт на себя, до тех пор, пока тот не сваливается от переутомления перед пятничной ночью. Чжисон весь уже красный и облитый потом с головы до ног из-за мотания туда-сюда со всеми этими подносами; на кухне не так напряжённо, поэтому Сокджин помогает с его обязанностями. Полезно, конечно, но ничем не помогает уменьшению количества теряющих терпение клиентов. Проходит час, и Чонгук вытирает пот со своего лица плечом; Джин с сожалением сжимает его руку, но у Чонгука нет времени на то, чтоб хоть как-то отреагировать, ведь заказ за заказом снова сыплются на него. Он задыхается за стойкой, толпа держит свои карты в воздухе, словно это гастрономические билетики, и это никак не заканчивается. Чонгук сокрушается, когда в дверь вваливается девичник полным составом — они накидываются на него как волки, заказывая напиток за напитком, ещё и ещё. Паникуя, он поворачивается к Чимину, привычно сидящему на своём месте и потягивающему «Розовую леди», что Чонгук успел сделать ещё до начала всей этой суматохи.       — Я сейчас свихнусь просто… мне нужна помощь. Можешь встать вместо Юнги? — умоляет он.       Лицо Чимина бледнеет.       — Чонгук, я уже давно этим не…       — Хён, пожалуйста, — Чимин всегда жалуется на чонгуковскую упрямость, ворчит, когда младший и слушать не желает никакие подсказки насчёт приготовления напитков. Он жаловался уже по этому поводу, когда Гук отклонил его предложение чашечки кофе; Пак сказал тогда: «просто перестань быть таким гордым и попроси о помощи, когда она действительно тебе нужна». Чонгук на пределе, и Чимин знает это. Рубашка на его спине мокрая насквозь, словно он бежит марафон, лицо красное, грудь часто вздымается, а мокрые волосы липнут ко лбу. Даже пока он говорит, его руки не останавливаются, кидая украшения в один стакан и перемешивая напиток в другом.       Чимин переживает.       — Ладно, — говорит он — где у вас фартуки?                            Рецепторы Юнги — это его самая сильная сторона: он может почувствовать различия между Сироком и Столи, отличить лёгкие фруктовые нотки Ямазаки от карамельной мягкости Блю Лейбла. Он может разбить коктейль на все его составляющие, просто попробовав его один раз. Чонгуку ещё предстоит проверить это, но у него нет никаких сомнений на этот счёт. Напитки Юнги не выигрывают «коктейль года» за просто так.       Чимин другой. У него нет того чувства вкуса, что есть у Мина, он не может делать напитки так, как их делает Юнги, или различать по запаху различные ликёры. Он скорее артист, чем бармен, но даже без длительной практики Чимин запросто может затмить Чонгука. Пак двигается так, словно танцует, без усилий жонглируя бутылками в воздухе, держит одну на тыльной стороне одной руки, в то время, как второй рукой вертит другую. Неугомонная толпа подсаживается, когда Чимин подходит к бару, воспринимая место за стойкой как свою сцену. Даже Сокджин отвлекается на трюки Пака, выпадая ненадолго, когда видит, как тот крутит бутылку водки, поднимает из-за спины и разливает её сверху.       Он также разговорчив. Чонгук понимает, что имел в виду Тэхён, говоря, что Чимин и Юнги дополняли друг друга. Пак приветствует всех улыбкой, шутит и умело очаровывает даже самого кислого бизнесмена. Очень тупо, но Чонгука невероятно напрягает тот факт, что у него внутри буквально полыхает всё, когда Чимин удостаивает своим вниманием посетителей, когда их руки задерживаются дольше положенного на его руках. Они все стреляют глазами во время разговора и глупо хихикают над любыми его фразами. А ужасней всего то, что Пак флиртует в ответ. Он вроде как должен. Это его работа. Однако, Гук всё же не может не сжимать напряжённо челюсти, когда кто-то наклоняется слишком близко к Чимину.       Чонгук работает на приличном расстоянии, так что он не встаёт у Пака на пути, но неосознанно двигается ближе и ближе, когда клиент становится слишком уже дружелюбным с симпатичным барменом. Он протирает стойку, всем видом изображая безразличие, за которым скрывается на самом деле тот факт, что он попросту их подслушивает. Все разговоры какие-то пустые, мелкий флирт — все, кроме одного.       Чимин спрашивает одну из клиенток, что бы она хотела заказать, а та ровно отвечает: «тебя».       А этот даже глазом не моргнув насмехается в ответ: «со льдом?».       Она улыбается в восторге от того, что он подшучивает над ней.       — Не натурал? — спрашивает она в ответ.       — Определённо не натурал*.       Чонгук чуть не роняет из рук стакан под мартини.       Она лишь с громким смехом чуть откидывает голову назад и заказывает себе «Маргариту». Когда Чимин забирает оплаченный счёт, Чонгук замечает выглядывающую из-под чека десятидолларовую купюру. Десять долларов на чаевые. За четырнадцатидолларовый напиток. Пак, вероятно, был рождён, чтобы стать барменом — но что тогда заставило его отказаться от этой работы? Он попытался как-то расспросить об этом Юнги, но тот ответил только: «это читерство» и продолжил возиться с мятой, будто никакого разговора вовсе и не было. Он спрашивал об этом ещё раз и у самого Чимина, как раз когда наливал водку в чиминов «Морской бриз» (Гук решил сделать этот коктейль после того, как Чимин вдруг перешёл на свой пусанский акцент), вот только Паку было как-то всё равно на грейпфруты. Он спросил его тогда с удивлённой усмешкой: «Почему тебе так неймётся узнать об этом?», но Гук так разволновался, что просто не смог ответить.                            Несколько напитков спустя бар закрывается; Сокджин пассивно-агрессивно выгоняет оставшихся людей, как обычно начиная вытирать столы, за которыми они сидят, и с невероятным шумом убирать стулья.       — Джин хорошо справляется с управлением баром, — со смешком комментирует Чимин. Блестящие капельки пота заставляют его лицо будто бы сиять; а глаза светятся огоньками от барного освещения. Чонгук забывает, как дышать.       — Спасибо, что помог, — через некоторое время говорит он.       Пак улыбается.       — Моя помощь тебе действительно была нужна.       Они убираются в тишине, а Чонгук глаз не может оторвать от Чимина, перебирающего коктейльные салфетки своими коротенькими пальчиками.       — Тебе стоит уйти пораньше. Завтра же групповой проект, верно? — Гук помнил, как Чимин ворчал об этом на днях, а он сделал ему «Пушистый комфорт» в качестве утешения.       — Да, но я не собираюсь бросать тебя тут одного перед закрытием.       — Хён, иди уже, я могу позаботиться об этом сам.       — Порядок, мы всё равно почти закончили уже, — говорит Пак.       Чонгук фыркает и по-детски кидается полотенцем в Чимина, но в груди у него становится внезапно тепло и приятно.                            Когда они, наконец, закрывают бар (а Сокджина и Чжисона к тому времени и след уже простыл), задерживаются у двери чуть дольше. Чимин стреляет в него глазами, будто хочет сказать что-то или ждёт, пока скажет Чонгук (что совсем уж бесполезно, потому что Гук совершенно не умеет поддерживать беседу). Пак выглядит как грёбанное совершенство в своём мягком, объемном шарфе и шерстяном пальто, а глаза у него сияют как чёртовы звёзды. Это заставляет Гука так сильно нервничать, что ему становится плохо.       — Ты далеко припарковался? — спрашивает Гук напряжённо.       — В квартале отсюда, — Чимин щурится, глядя на него, и пожимает плечами.       — … уверен, что не хочешь поехать со мной? Моя машина тут недалеко.       Тёплый смех Чимина прорезается сквозь пробирающий до костей ледяной ветер.       — Я в порядке, Чонгук. Будь осторожен на дороге.       Чонгук неуверенно мнётся, не зная, как он должен попрощаться: обнять, дать пять, помахать рукой или хлопнуть по спине — вот только Пак решает за него, стискивая неожиданно парня в крепких объятиях и маша своей милой маленькой ручкой.       В машине Чонгук тяжело откидывается на сидение, плотно зажмуривая глаза. Он всё ещё чувствует тепло на груди в том месте, куда к нему прижимался Чимин во время прощания. Такой, кажется, незначительный жест — чёрт возьми, он обнимал Сокджина миллион раз (а очень иногда и Юнги), но Чонгук чувствует, что Пак будто выжигает на нём клеймо, заставляя кожу полыхать там, где он касается.       Пребывая где-то не в этом мире, Чонгук всё же достаёт ключ и спешно заводит машину. Он трогается с места и медленно выезжает на дорогу, где Чимин стоит на углу улицы и терпеливо ждёт зелёный, чтобы перейти.       Пак замечает его через тонированное стекло машины и мило машет, а пальчики едва выглядывают из-под рукавов свитера. По груди расползается уже знакомый жар, и Чонгук машет в ответ.       На его полосе загорается зелёный. Чимин беззвучно смеётся, кивая головой и будто говоря в своей привычной манере: «Чонгук, соберись», как он обычно делает, когда они занимаются, а Гук так сильно подвисает на Паке, что совершенно забывает о всяких там учебниках. Чонгук улыбается, смущаясь, и давит на газ.       Даже сквозь закрытые окна он отчётливо слышит рев мотора и визг тормозов. Прямо посреди перекрёстка на бешенной скорости несётся машина, явно потерявшая управление. Фары ослепляют Гука, а машина всё приближается и приближается, метр за метром, словно всё происходит в замедленном действии, хотя на деле проходит лишь какая-то секунда. Чонгук лишь помнит, как окаменевшими пальцами хватается за руль, коченея от шока.       Перед глазами темнеет раньше, чем чувствуется удар.