Бельчонок

Весь день Кою ловил на себе заинтересованные взгляды. Восхищенные, откровенно похотливые… И только один взгляд не жег. Только одни глаза смотрели на него с простым интересом…почти ласково. Не считая озабоченных взглядов Акиры и Таканори, это было лучшее ощущение. Приятное, почти родное. Загадочный брюнет с задней парты…Широяма Юу. Юу…такое красивое имя…так приятно было просто произносить его. Домой они шли втроем. Таканори трещал, не переставая, и бегал вокруг друзей. Акира только улыбался, глядя на него. Во взгляде сквозила молчаливая нежность. Как у них все… Таканори ужасно повезло, что у него есть Аки. Кою и сам бы хотел найти такого человека…любимого и любящего. Чтобы защитил… Чтобы можно было просто прижаться к сильному плечу и затихнуть в объятиях, наслаждаясь этим чувством. Чтобы забыть… — Ты сегодня к Уке-сану идешь? – из размышлений его вырвал голос Акиры. — Да. Немного позже. — Передавай ему привет. И Мизухо-сан тоже. — Хорошо, — Кою улыбнулся, представив миловидное лицо женщины. Они расстались у подъезда Такашимы. Така и Акира свернули к соседнему дому. Опять будут сидеть у Акиры, мать которого работает до позднего вечера. Делать домашние задания, болтать и целоваться, как сумасшедшие. Или, если уйдет его старшая сестра, не только целоваться. Счастливые… Квартира встретила его шумом работающего телевизора и аппетитными ароматами с кухни. — Я дома, – негромко позвал Кою. Из кухни выглянула мать и улыбнулась. — С возвращением, дорогой. Иди мыть руки и садись обедать. — Конечно, мам. Умывшись, парень внимательно вгляделся в свое отражение. Обычный…совершенно обычный…если бы не эти рыжие уши и хвост, он был бы абсолютно таким же, как все…так почему же ему не повезло родиться таким… почему именно ему… Обедал Кою в молчании. Такашима-сан суетилась у плиты, готовя ужин. А Кою не хотел говорить сам. Когда тарелки опустели, Кою поднялся, подошел к матери и, чуть склонившись, чмокнул ее в щеку. — Спасибо, мам. Я пойду к Уке-сану, хорошо? Мать обеспокоенно посмотрела на него, но кивнула. А через секунду сжала Кою в объятьях. — Малыш, только будь осторожен, — отстранившись, она потрепала его по ушам. — Мам, ну я же даже из дома не выйду. Не беспокойся. Всего лишь спущусь к Уке-сану. Ну, что может случиться, пока я буду спускаться на четыре этажа? — Я знаю. Прости меня…я тебе, наверное, уже надоела с такой заботой… — Ну что ты, мам…я понимаю. Но не нужно волноваться. Я вернусь через пару часов. — Иди, мой хороший. Передавай привет Мизухо-чан. Кою кивнул и пошел переодеваться. **** Звонок в дверь вызвал улыбку. — Саюри, открой, пожалуйста. Это Кою. — Конечно, дорогой. Ютака вышел в прихожую вслед за невестой. Высокий рыжеволосый подросток просиял, увидев мужчину. — Добрый день, Уке-сан. — Привет, Кою. Как дела? — Ютака, ну что ты сразу… Кою-кун, хочешь чаю? Кою удивленно заморгал. Ютаку всегда веселила эта его привычка. Как растерянный ребенок, несмотря на то, что возвышался над ним на полголовы. — Пойдемте на кухню. Там и поговорим. Пока Саюри колдовала над чаем, Ютака рассматривал Кою. Тот чуть смущенно улыбался, но не более. Все хорошо. — Как первый день в школе? — Замечательно. Так хорошо, что теперь я с Таканори и Акирой… весело. Спасибо вам…ну, что родителей уговорили. — Не за что, Кою. Так будет лучше для тебя. Мацумото-кун и Судзуки-кун твои друзья, близкие тебе люди, а значит, тебе проще привыкнуть к новой обстановке. А из новых одноклассников с кем-нибудь познакомился? — Ну… с несколькими девочками. Они сами подошли. И… — подросток залился смущенным румянцем. — Есть кто-то еще, верно? Кто-то понравился? — Да, — шепотом. – Он…красивый. Широяма Юу…так его зовут… Ютака переглянулся с невестой и улыбнулся. — Ты к нему подошел? — Нет. Но Таканори обещал меня ему представить. — Замечательно. Глядя, как Кою улыбается, как рассказывает об учителе истории и его роскошном байке, Ютака невольно порадовался, что он приходит в норму. Только иногда в ясных глазах мелькала тень той пустоты… Ютака никогда не любил лифты, предпочитая лестницы. Дольше, зато надежнее. А тогда, полгода назад, спускаясь вечером, чтобы сходить в супермаркет, он благословил свою привычку. На лестничном пролете между вторым и третьим этажом, сжавшись в комочек, сидел Кою. И тихо скулил на одной ноте. Ютака уж было подумал, что подросток просто поссорился с родителями, пока не подошел ближе. Разбитые губы, наливающийся синевой след на скуле, почти черные следы пальцев на тонких запястьях. Всегда аккуратная школьная форма превратилась в лохмотья, сквозь которые виднелись синяки и кровоподтеки. И самое страшное – засохшая кровь на хвосте…неужели… Подростка трясло. От холода – видимо, он попал под дождь, потому что был мокрым до нитки. И еще больше – от страха. В казавшихся огромными на бледном, враз осунувшемся, лице глазах плескались боль и отчаяние. — За что? За что они так со мной… — сорванным голосом. И подросток начал медленно заваливаться набок. Глаза закатились. И Ютака едва успел подхватить обмякшее тело, чтобы Кою не ударился головой о ступени. Потом была скорая, больница и две самых страшных недели в жизни горстки людей. Первая – когда Кою метался в горячке и почти не приходил в себя. Когда врач, осматривавший Кою, подтвердил худшие опасения Ютаки, тому впервые в жизни захотелось убить. Или пойти и лично кастрировать каждого, кто посмел сотворить такое. Всегда спокойного и уравновешенного мужчину от того, чтобы бежать и искать виновных, удержала только Саюри и доза успокоительного. Мать Кою посерела от горя и не отходила от постели сына ни на шаг. Отец вынужденно не мог находиться в больнице постоянно из-за работы, но осунулся и даже, кажется, постарел от дикой усталости. Из Штатов прилетела, бросив мужа и работу, и старшая сестра Кою. Поддерживала мать, как могла, но украдкой плакала. Таканори и Акира тоже проводили почти все свободное время в больнице. Мацумото так крепко прижимался к возлюбленному, что, казалось, боится, что тот растворится. А вторая неделя стала самой страшной. Когда Кою очнулся, он молчал. И смотрел сквозь людей. Пустой, безжизненный взгляд был устремлен куда-то вдаль. Кою не реагировал ни на что. Машинально ел, принимал лекарства, выполнял все, что говорили врачи. Но не выказывал ни единой эмоции, не говорил ни единого слова. К концу недели Такашима-сан слегла с нервным срывом. Ютака был тем, кто вытащил Кою из этого состояния. Просто однажды, зайдя в палату и присев рядом, он задал единственный вопрос. — Кою, ты хочешь их наказать? За всю боль, что они тебе причинили? И в ответ, впервые за неделю, прозвучало ужасно хриплое и тихое. — Не знаю…, — а из глаз хлынули слезы. Ютака присел рядом и прижал трясущегося от рыданий подростка к себе, гладя по спине, по волосам, ласково оглаживая поникшие ушки. — Тише, тише…все хорошо. Ты просто скажешь, кто это сделал, и все. Рассказывать ничего не нужно… Кою плакал долго. В палату заглянула встревоженная Саюри, но Ютака только покачал головой. Она чуть улыбнулась, кивнула и в палату никого не пускала. Около месяца после этого Кою вообще наотрез отказывался выходить из дома дальше, чем до квартиры Ютаки. Каждый день он понемногу рассказывал о том, что произошло. И каждый раз после этого Саюри приходилось отпаивать жениха успокоительным. Даже проработав три года психологом в реабилитационном центре для наркозависимых, он не мог понять, как можно быть такими жестокими. — Это не люди, Саюри. Это самые настоящие звери. А Кою понемногу оживал. Уйти в себя ему не давали друзья. А когда родители подарили ему гитару, о которой он так давно мечтал… Они уже много раз успели пожалеть о том, что ее купили…Кою мог часами играть, не отрываясь. Акира приносил свой бас. Таканори по мере сил подпевал. И покоя не было практически. Но видя, как сияют глаза Кою, когда он играет, супруги Такашима только улыбались и продолжали терпеть импровизированные концерты. И вот теперь – новая школа. Намного дальше, чем старая, но в ней учились Мацумото и Судзуки. А это главное. — Так что там с Юки-сенсеем? – Ютака вынырнул из воспоминаний и сосредоточил внимание на рассказе Кою. Прошлое в прошлом. И не стоит лишний раз напоминать подростку о той травме.