Бельчонок

— Прости меня… не стоило заставлять тебя ждать на улице одному, — Юу виновато улыбался, пока Кою осторожно смывал кровь с его лица мокрым бумажным полотенцем. — Ты не виноват. Ты же не мог знать, что так получится, — Кою, кажется, окончательно успокоился – видимо то средство, что дал Нишикава, уже подействовало. – Спасибо… что вступился так… они ведь и покалечить тебя могли. — Не покалечили бы. Кишка тонка. Не мог же я просто стоять там и смотреть, как они к тебе пристают, — внутри вновь поднималась волна злости. Как эти подонки вообще посмели коснуться Кою… Такашима смутился. — Спасибо… — Не благодари меня… все же… это моя вина. Ты ведь ко мне пришел, — Кою мучительно покраснел от этих слов и опустил глаза. Юу легко коснулся его руки, комкающей полотенце. Такашима дернулся и покраснел еще гуще, но руку не убрал. — Ты такой добрый… — почти неслышным шепотом. Широяма, осмелев, погладил узкую изящную кисть и скользнул пальцами выше, прослеживая чуть выступившие вены. Кою вздрогнул и рвано выдохнул. — Юу… — и поднял взгляд, встретившись с брюнетом глазами. Своими невозможными, колдовскими глазами, не утратившими своей притягательной силы даже сейчас, когда были красными и заплаканными. И Юу подался вперед, легко, почти невесомо, касаясь губ Кою своими в кажущемся таким целомудренным поцелуе. Тот едва слышно всхлипнул, но не отстранился. Только прикрыл глаза и снова выдохнул его имя. Широяма чуть отстранился, давая возможность оттолкнуть, но Кою внезапно схватил его за руку. — Пожалуйста… — казалось, больше покраснеть уже невозможно. И Юу вновь прижался к теплым, мягким, чуть солоноватым от недавних слез губам. Осторожно провел самым кончиком языка по пухлой нижней губе, впервые пробуя на вкус, запоминая… Легко скользнул по полоске зубов, вынуждая чуть раскрыться, прося впустить. И Кою, с едва слышным стоном, приоткрыл рот, повинуясь настойчивому, но ласковому и осторожному поцелую Широямы. Тот все так же нежно, скользнул языком в жаркую глубину, легкими прикосновениями дразня язычок Такашимы, приглашая вступить в чувственный танец. И Кою ответил, срывая с губ Юу тихий стон, посылая по телу горячую волну возбуждения. И лишь титаническим усилием брюнет заставил себя отстраниться, разорвать поцелуй, напоследок еще раз легко прижавшись губами. Кою все еще крепко держал его за руку, прикрыв глаза и тяжело дыша. Такой красивый… такой открытый сейчас. Юу, повинуясь порыву, обнял Такашиму за плечи и крепко прижал к себе. — Ты удивительный… И скорее угадал, чем услышал в ответ: — Ты тоже удивительный, Юу… Сколько они так простояли, Широяма не знал. Но вряд ли прошло больше пяти минут. Он отстранился первым, легко погладив Такашиму по спине. — Какая-то неуклюжая романтика получилась, да? Первый поцелуй в служебном туалете кафе… — Юу нервно хихикнул. — Это было замечательно… — Кою тепло улыбнулся. — Пойдем отсюда? Не хотелось бы, чтобы кто-нибудь нас здесь увидел – Нишикава потом с меня за такое три шкуры спустит. — Он…добрый… Нишикава-сан… — Если честно… я впервые его сегодня таким вижу. Он не придирается, жизнь не портит, но очень требовательный… и сам всегда делает все идеально, и от нас требует того же. Поэтому я частенько выслушиваю от него нотации. И уж точно никогда за ним не водилось такой вот доброты. — Правда? А мне показалось, что он действительно переживал… — Мало ли… Они неспешно шли по коридору к кабинету Нишикавы, чтобы забрать рюкзак Юу. Кою, все еще смущаясь, взял Широяму за руку, переплетя пальцы. Внутри все пело, губы еще хранили ощущение губ Юу. И хотелось прыгать от радости. Ведь Юу… именно Юу… он и вправду стал тем, кто подарил ему первый поцелуй. Не во сне. Наконец-то, наяву. Нишикава сидел за столом и сосредоточенно читал какие-то бумаги, и даже не обратил на их появление внимания. И, лишь когда Юу окликнул его, поднял взгляд. — Мы пойдем. Спасибо вам за все. — Не стоит благодарности. Встретимся послезавтра, Широяма-кун. — Конечно. — Спасибо… до свидания... – Кою почти шептал, но мужчина услышал его. И чуть приподнял уголок губ, только обозначая улыбку. Дверь за ними закрылась без стука. Как только за подростками закрылась дверь, Таканори вздохнул и отложил бумаги в сторону. Теперь не перед кем было изображать равнодушие. Нишикава снял очки, потер переносицу, прикрыв усталые глаза. Этот вечер всколыхнул в сердце то, что давно уже казалось пережитым и забытым. Отложив в сторону ненужные сейчас очки, Таканори наклонился и открыл нижний ящик стола, в котором лежал только потрепанный старый альбом. С каждой фотографии улыбались два подростка. Одним из них когда-то был он сам… а второй… воспоминания о нем теперь вызывали лишь светлую грусть. Эйри… Темноволосый, темноглазый, с очаровательной улыбкой… Широяма чем-то неуловимо напоминал его. Не только внешностью… Наверное, своей патологической честностью и чувством долга. Когда-то… зимним вечером, он так же, как сегодня Юу, стоял напротив двоих с ножами, закрывая собой Таканори. Он так отчаянно хотел защитить…но никогда Таканори так не жалел, что Эйри в тот вечер оказался рядом. В отличие от сегодняшней шпаны, у тех ребят кишка была совсем не тонка. И, пытаясь зажать рану на боку любимого, Таканори сам мучительно хотел оказаться на его месте. Чтобы Эйри жил. И сегодня, заметив, как на необычного посетителя смотрит Широяма, как буквально летает по просторному залу, сам невольно вспомнил… трогательную заботу… и свое состояние тогда…легкость, эйфория… и поэтому, увидев, что вслед за рыжеволосым подростком вышли подозрительные парни, он просто не смог не вмешаться. Просто потому, что того, что пришлось пережить ему, он никому бы не пожелал. И уж тем более не тихому улыбчивому подростку, смущенно краснеющему от каждого взгляда Юу. Таканори тяжело вздохнул, отложил альбом и встал, направляясь к мини-бару. Плеснул себе виски на два пальца и выпил в два жадных глотка. Крепкий напиток обжег горло, но стало немного легче. Пропал тот противный липкий страх, который поселился в нем полчаса назад, вновь притупил память о самой страшной потере. В голове немного прояснилось, и он наконец-то успокоился. С тех пор прошло больше двадцати лет. У Нишикавы был бизнес, две бывших жены за плечами и маленькая дочь. И теперь только старый альбом напоминал о том, что когда-то он был счастлив с Эйри. И оттого было вдвойне приятно сегодня вспомнить. И помочь. Сделать то, чего не сделали для него когда-то. Плеснув себе еще виски, Таканори вернулся за стол и с сожалением убрал альбом на место. Вновь взял в руки бумаги и погрузился в нудные дебри контракта с поставщиком. Приятные и болезненные воспоминания сейчас были лишними. Работа…единственное, что было действительно важно. Даже если сейчас от нее просто тошнило. Они шли молча, думая каждый о своем, но, все еще переплетя пальцы, словно боялись потерять друг друга в сгущающихся сумерках, пронизанных светом фонарей и неоновых вывесок. Молчание не было неловким, натянутым. Было слишком хорошо, слишком уютно просто идти вот так, рядом, чувствуя тепло руки, не обращая внимания ни на что. Кою счастливо улыбался о чем-то своем и, если бы не порез на щеке, можно было подумать, что сегодняшний вечер не был омрачен ничем. Будто не было переулка и тех парней. — Как родителям объяснишь порез? – Юу первым разрывает молчание. Кою растерянно моргает, будто перед ним резко выросло препятствие. Очевидно, он и не думал о том, что придется объяснять родителям, откуда у него порез на щеке. И смущенно улыбается. — Не знаю… придумаем с Уке-саном что-нибудь. Нельзя говорить им, откуда он на самом деле… они меня тогда вообще из дома выпускать не будут. Даже к Уке-сану. Они и так натерпелись тогда… — и прикусывает язык, понимая, что сказал лишнее. — Когда? Я не понимаю, почему они тебя так опекают… такое с каждым может случиться… уродов везде хватает, сам знаешь. Но не все же такие. Кою кивает. — Я… прости, но я пока не могу тебе ответить, — не хочется пугать, не хочется опять видеть в чьих-то глазах жалость, пополам с брезгливостью. Он часто видел это выражение лица у тех, кто узнавал, что Кою стал жертвой изнасилования. Кою чувствовал себя грязным, когда замечал на себе очередной любопытный взгляд. И уж конечно он не хотел, чтобы его жалел Юу. – Прости, но… это сложно. Когда-нибудь, я обещаю… Юу только мягко усмехается одним уголком губ. — Я подожду. Столько, сколько будет нужно, — а в глубине души гадает, настолько ли страшно то, что случилось с Кою, насколько он успел нафантазировать. — А за тебя родители не будут беспокоиться? Ну… из-за носа… Широяма фыркает и насмешливо дергает хвостом. — Все нормально… они привыкли. Я же не пай-мальчик. Да и редко дело заходит дальше разбитого носа или подбитого глаза. Со мной же все в порядке почти. Кою чуть улыбается. — Ну да… — все же приятно осознавать, что Юу так защищал его. – Мои бы панику подняли… мне вообще многого нельзя теперь… раньше было проще… Юу все еще гадает. Почему-то кажется, что ответ вот он, на самом виду, но… странные полунамеки Уке и Кою не дают понять, что же все-таки произошло. К сожалению, их путь оканчивается быстрее, чем хотелось бы. И вот уже впереди маячит дом Кою. Юу закуривает и поворачивается к Такашиме. — Быстро, да? Тот кивает и порывисто обнимает Широяму, прижимаясь всем телом. — Так жаль, что я не живу дальше… — шепчет куда-то в шею. Юу чуть отстраняется и нежно целует, наслаждаясь каждым мигом. А сам Кою, наконец, чувствует этот привкус из своих снов… прохладный осадок горького ментолового дыма на пухлых чувственных губах. Он пьянит, кружит голову, вынуждая прижаться ближе, чтобы не упасть. И так не хочется отстраняться. Но дома ждут родители, волнуется Уке-сан. И Такашима разрывает поцелуй, еще раз прижимаясь крепче к Юу, и отступает на шаг. — Мне пора… Уке-сан, наверное, с ума сходит от беспокойства, — виноватая улыбка. Юу тихо вздыхает, стараясь успокоиться. И улыбается в ответ. — Увидимся завтра, да? — Конечно, — и, легко чмокнув Юу в щеку, стремительно направляется к подъезду, уже не слыша тихого «Я буду скучать». Брюнет не спеша докуривает и, окинув взглядом светящиеся окна дома, разворачивается и медленно направляется обратно. Сегодня… был невероятный день… для них обоих.