Просить

Они все смотрят на меня. Смотрят как-то странно и будто неверяще. Ну да, я ворвался на закрытое слушанье без спросу и оторвал Инквизиторов от каких-то там очень важных дел, но имею на это право, между прочим. Сколько раз спасал их треклятый мир? Сколько выправлял внезапно пошатнувшиеся устои? И никто из них мне даже спасибо не сказал. А тем же Инквизиторам, к слову, за подобные масштабные вмешательства потом полагаются компенсации, доступ к быстрому восстановлению сил и исполнение просьбы, выказанной в письменном заявлении. Я же никогда ничего не требовал. Пару раз мне напоминали, что за Высшими магами закрепляются определенные льготы, но я отмахивался. Зато теперь готов идти до конца. — Городецкий, ваша просьба… носит официальный характер? — недовольно поджав губы, уточняет Инквизитор. Он главный по этому региону, и мне начхать, действительно ли он занят в данный момент или просто лениво дремлет под доклады своих подчиненных. Сейчас мне нужно, чтобы он сразу принял решение, а не отсылал меня в высшие инстанции, чтобы лично скрепил документ своей печатью и росписью. Но куда важнее, чтобы он осознал, что настроен я решительно и отказывать мне не стоит, это чревато неприятными последствиями. — Официальный. Да. Абсолютно. Уже прошел год, как выживших Темных распределили под контроль надсмотровых учреждений. Но ведь Высшие маги могут подать заявку на единоличное владение рабом. Вот моя заявка. Инквизитор равнодушно смотрит на протянутый бланк. — По предписанию бывшие Темные должны содержаться в исправительных учреждениях группами, и вам это, несомненно, известно. В личное пользование они выдаются только в особых случаях, ибо процесс перевоспитания невероятно сложен и под силу лишь опытным магам. Владелец раба должен регулярно отчитываться в успехах своего подопечного, соблюдать строжайший режим. — Инквизиторы мне задолжали, — резко напоминаю я, перебивая. Сегодня я не в роли просителя, если он не заметил, я пришел забрать свое. — Хочу раба. Без него не уйду. Подчиненные перешептываются, а этот смотрит на меня все так же скучающе. Мою заявку кладут на стол, но ему она не интересна. — Возможно, мы могли бы похлопотать. Все-таки ваши заслуги неоспоримы. И… через пару… месяцев, да, определенно, через несколько месяцев вам могут передать на небольшой срок молодого оборотня. Или же ведьму. Выбор будет непрост, но вы заполните анкету, укажите свои предпочтения, и… если Великий Гесер будет не против, то… — Городецкий, как понимаю, желает заполучить конкретного раба, — встревает еще один Инквизитор. Я медленно сглатываю и не знаю, радоваться такой его осведомленности или же, наоборот, паниковать. Но — до конца. Надо идти до конца. Точка. Как странно все опрокинулось с ног на голову. Грянул день Реформации, и численное преимущество позволило Инквизиции сменить режим и переписать Договор, а позже еще и упразднить Дозоры. Темные, не согласные с урезанием свободы, подняли бунт и проиграли, за что и поплатились, лишившись жизни. Более хитрые выжили и кое-как приспособились. И, что удивительно, Темные из инквизиторских рядов бунт не поддержали, а на сегодняшний день официально числятся неприкосновенными и «лояльными» к действующему режиму. Мне же с самого начала претила мысль участвовать в этом идиотизме, и мы с семьей удачно просуществовали год в дальнем городке у границы региона, и заступничество Гесера пришлось весьма кстати. Инквизиторы сделали вид, что забыли про наше существование, но два дня назад меня зачем-то понесло в столицу; сейчас я и сам себе не объясню, что послужило истинной причиной, но все закончилось предсказуемо — очередными проблемами. И вот теперь я стою перед Инквизиторами и намерен идти до конца: или они удовлетворят мою просьбу, или вынесут отсюда трупы. Много трупов. Стольких даже сумрак не примет, захлебнется избытком крови. Главный Инквизитор скуку свою уже подрастерял, почуял мой настрой, подобрался весь, насторожился. — Завулон, — читает он имя в моей заявке и удивленно таращится на меня. Я лишь киваю. Все верно. Именно его я и хочу. Выдадут, куда они денутся. Гесер сказал, что побоятся, но я знаю, что выдадут. Гесер вообще много чего говорил, когда я этой ночью к нему нагрянул и обвинил во всем, чем только можно. Смешно, конечно же, — по сути, это не я выбрал, а меня. Впрочем, как всегда. Гесер сразу так и сказал, что Завулон вычислил того, кто с ним не справится, кто запляшет под его дудку, вот и напросился. Я спорил. И кричал. Но Гесер помогать отказался, заявил, что я сам вырою себе могилу, собственными руками, если пойду на поводу. Но и мешать не стал, а это показательно. Сходил глянул, как живется его бывшему врагу, и взгляд его сразу сделался больным и напряженным. Я его даже понимаю, сам не хотел во все это лезть, боялся отслеживать, как Инквизиторы «перевоспитывают» своих исправляющихся. Вляпался я случайно: документы требовалось сходить подписать, направили к Максиму, бывшему «дикарю». А там… Там Завулон, сидящий в кресле. Почему-то меня добила именно его ссутулившаяся поза. Вообще-то он выглядел неплохо, похудел вот только еще больше, глаза запали, но держался бодро, ни следов побоев или пыток, ни других отметин. Лишь на левом запястье браслет, блокирующий магию, и синюшные позвонки на шее да чуть ниже. Максим пыжился, всячески демонстрировал, кто теперь хозяин положения. И самое ужасное, Завулон реагировал на каждое его движение, на каждый жест — непроизвольно, опасливо не выпуская из поля своего зрения. Казалось, мог бы встать и выйти из комнаты, сбежать, ведь не привязан же, раз так некомфортно подчиняться хозяину в моем присутствии, но, наверно, гордость не позволяла. Как гордость в нем еще теплится — большой вопрос. Вопрос, который задам ему в первую очередь. Я настолько опешил от увиденного, что попросил чем-нибудь промочить горло, ибо внутри все пересохло и язык мне не подчинялся. Законы гостеприимства святы, «дикарь» вышел. А Завулон сверкнул глазами, сощурился и так ровно, почти без эмоций в голосе сказал: «Я не прочь сменить хозяина. Смелости-то хватит, Городецкий?» Я так и ушел, не сказав ему ни слова. И смотреть больше не мог в его сторону. Сначала безумно хотелось как-нибудь разозлить Завулона, хоть на миг увидеть его прежнего, выпендрежного и язвительного. Потом хотелось врезать Максиму и утащить в сумрак с концами. Но на Завулоне должны быть следящие инквизиторские чары, и вряд ли такой расклад пошел бы кому-то на пользу. Право на рабство мордобитием не ликвидировать. И вот теперь я пытаюсь всем доказать, что смелости мне хватит. И что имею право желать и оспаривать. Инквизитор вслух рассуждает, как я молод, и что Завулон мне не по зубам, и наверняка придется Гесера привлекать как независимого наблюдателя. Я нетерпеливо жду. Могу представить, как мерцает сейчас моя аура; если откажут, я намерен вызвать «дикаря» на бой по обряду, и пусть будет, что будет. Рабы по закону достаются победителю. Наверно, Завулон все это легко просчитал и сейчас предвкушающе потирает руки, и Гесер прав, да только важно не это. Важно, что Завулону хватило наглости просить о помощи. Меня просить. А ведь когда-то он поклялся, что просить буду я. Я не просил. И он ждал. Очень долго ждал. А теперь все на откуп моему выбору. Да или нет. Нет или да. Впрочем, Завулон знал ответ заранее. Еще до того, как задал свой вопрос. Заявка, хотя и неохотно, но подписана, и пальцы у меня почти не дрожат. Все-таки «да». Да. Всегда будет — да. И отчего-то теперь дышится свободнее.