А моря до краёв наполнялись по каплям, И срослись по песчинкам камни, Вечность — это, наверно, так долго. Мне бы только мой крошечный вклад внести, За короткую жизнь сплести Хотя бы ниточку шёлка.
Флёр — Шелкопряд
Худенькая девочка с испачканными сажей волосами осторожно выглянула из-за угла. Время уже позднее и, если… Нет. И когда девочки этажом ниже расскажут об этом воспитателям, ей несдобровать, хотя не только она гуляет после отбоя, но зачем наказывать других, ведь есть она — ведьма и девочка для битья. Поежилась, вспоминая недружелюбный подвал с его обитателями, в котором всех приютских обычно запирали в качестве наказания. Как она и думала, около лестницы к единственному безопасному месту — чердаку стояли двое парней, почти достигших лекки (1). Они вглядывались в темноту углов, в одной из которых и спряталась девочка. Она задержала дыхание, чтобы никто ничего не услышал и тихо, насколько возможно, шагнула обратно. Благо, парни, похоже, уже устали и не заметили ее. Отойдя на достаточное расстояние от лестницы, чуть слышно облегченно выдохнула. Когда девочка хотела было нажать на один из камней, которые открывают лабиринт подземных коридоров и по нему забраться на чердак, сзади услышала голос, полный злой иронии. — Цветочек, неужели ты не хочешь пожелать нам «спокойной ночи»? — девочка вздрогнула от обращения, ведь чем интонация ласковее, тем больше вероятность, что только расшатанными нервами и парочкой синяков она не отделается. — Что же ты молчишь? Язык проглотила? Она осторожно повернула голову к источнику звука. Девочка поняла, что точно не сбежит. С конца коридора к ней приближались несколько девушек на несколько лет старше. Девочка прикидывала шансы сбежать, пока они еще далеко, но дважды она ту же ошибку не совершит. С кем-то другим, может, и прокатило бы, но эти поймают (ноги больно длинные) да разозлятся еще больше. Какая же она дура! Могла ведь не смотреть на тех мальчишек, и так ведь понятно, что ее стерегут, время бы сэкономила и успела бы в проход шмыгнуть. Да что уж теперь… Тем временем они уже подошли довольно близко, и Линн, — главная, — облокотилась на худую руку, поставленную по левую сторону от головы девочки. — Уже был отбой, а тебя все нет. — притворно обеспокоенно сказала девушка, издеваясь. — Мне больше интересно как ты пробралась мимо парней у порога, хотя они тебя даже не видели. Девочка зажмурилась и сжала губы, показывая, что не скажет. Потому что тогда ей не будет спасения даже в те редкие дни, когда удача благоволит ей и помогает избежать болезненных встреч. — И в этот раз не скажешь? Что ж, придется тебя проучить. — до этого стоявшие за девушкой сделали шаг вперед, но ждали первого удара от предводительницы, который незамедлительно последовал. Главная схватила волосы девочки и отшвырнула ее к противоположной стене. Она, ощутимо приложившись затылком, болезненно застонала. Линн брезгливо вытерла руку о подол майки. Девочка не успела еще унять черные точки перед глазами, как на нее обрушился удар ногой в живот. Она закашлялась и сжалась в комочек, прикрыв голову руками. Еще несколько раз ее пнули в разные части тела, от чего жертва с каждым разом старалась закрыться сильнее. Били они не «по-девчачьи» — вымещая всю неуемную злобу. Предводительница жестом приказала остановиться, присев около девочки. С каким-то удовольствием она зажала нижнюю часть ее лица, почти любя погладила большим пальцем кожу около глаза, в уголке которого собрались слезы и всмотрелась в суженные от страха зрачки. — Ты должна понимать, что место таких, как ты — на костре и пора бы давно сбросить тебя с обрыва. Хоть какая-то польза будет от тесного соседства с природой. — Линн замахнулась и попыталась двинуть девочке в скулу, но удар пришелся вскользь, потому что жертва успела дернуть головой. Она не уклонялась более, чем нужно, ибо бить будут с большим азартом. Но вот в такие моменты можно было и попробовать трепыхнуться. Справа забрезжил спасительный, а может, губительный свет от летучего фонаря, которым пользовались только воспитатели, вечно закрывающие глаза на любые разборки или… — Марш по койкам, и чтобы больше вас не видел! Быстро! Девушек как ветром сдуло, а лежащая на полу судорожно выдохнула, пытаясь успокоится и понять, что на сегодня все закончилось. Мужчина преклонного возраста подошел к девочке, аккуратно поднял, придерживая за плечи, так как ноги девочки ее не держали. Он с сочувствием смотрел на грязно-серую макушку с проблесками белого, ведя девочку на свой пост. Лампа по путям из электрических проводов, тихо шумя, сопровождала людей и освещала темноту позднего вечера. — Не нужно жалости, Рид. Будто бы не знаешь, что я этого не люблю, — она слышала, как сердобольный мужчина снова бормочет о невозможности забрать ее к себе из-за нехватки денег. Он на и так маленькую зарплату охранника должен был прокормить свою болеющую жену и сироту внука, у которого умерла его мать — невестка Рида, а отец сидит за решеткой на пожизненный срок, но по какой причине охранник говорить девочке отказался. Сам Рид успевал в рабочее время приглядывать и за девочкой, за что все в приюте приписали ему статус помощника ведьмы. Мужчина остановился возле своей кафедры у входа в приют, включив свет на потолке, погасил фонарь и открыл одну из дверок в столе. Выудил оттуда бинты, дезинфицирующее средство и вату, благо, всем этим затаривалась администрация, иначе охранник давно бы разорился из-за слишком частой необходимости перебинтовывать повреждения. Девочка привычно положила руки на деревянную поверхность, а Рид стал обрабатывать ссадины и разбитую губу. Начало клонить в сон. — Астра, почему ты опять вернулась после отбоя? Глядишь, и не попалась бы им. — устало и так обыденно, зная ответ, спросил он. — Если бы я каким-то чудом не попалась им сегодня, так это все же случилось бы завтра, но и отыгрались бы они за два дня, — прикрыв глаза, отозвалась она таким же тоном. Они какое-то время молчали, за которое Рид успел обработать почти все «боевые ранения». Вдруг Астра встрепенулась и замерла испуганным зайцем, заслышав чью-то поступь. Через пару секунд почувствовал и охранник. — Иди к себе, мне-то никто ничего не сделает. — прошептал мужчина, подтолкнув Астру в сторону начала одного из тайных лазов. — Давай, не медли. Девочка кивнула и быстро выбежала в коридор. Она не стала задвигать дверь, потому что при закрытии она издавала ужасный скрип. Нажала на камень, находящийся на уровне ее колена. Стена почти бесшумно отъехала внутрь, Астра шагнула туда и, когда ход почти закрылся, до нее донеслось эхо: — Я, кажется, слышала голоса. Рид, ты выполняешь свои обязанности? — Вам, верно, показалось, уважаемая, здесь только я… Дальнейший разговор отсекло вставшей на место стеной. Девочка достала карманный фонарик, света от которого едва хватало, чтобы не запнуться о ступени, и пустилась в короткий путь до чердака женского корпуса, который Астра по праву может называть своим, ведь никто из приюта не хотел жить бок о бок с ведьмой и не важно, что сама «ведьма» приходит туда только, чтобы поспать, все остальное время пропадая либо в ближайшей библиотеке, либо в мастерской. Катакомбы, по которым Астра передвигалась, она нашла еще в пятилетнем возрасте и, благоразумно об этом помалкивая, расследовала все развилки, тупики и выходы. Она до сих пор недоумевала, как эти ходы еще не обнаружили роботы, занимающиеся прокладыванием путей для Верети (2). Это служило ей не только безопасным видом передвижений, но и помогало скрытно посещать огромных размеров свалку со множеством полезных вещей, которые обычные люди считали затратным ремонтировать, что для девочки было просто манной небесной, ибо разбирала их на запчасти и собирала обратно, тренируясь. Чаще всего, почесывая затылок, она озадаченно хлопала глазами на кучку «лишних» деталей… У Астры была своя, почти недостижимая, но все-таки мечта — стать мастером-изобретателем. Это самая перспективная профессия и все, кто имеет ее — сливки общества. А неосуществимой она была, потому что сироты, которых не забрали из приюта до совершеннолетия кто-нибудь из городских шли работать на заводы, где дослужиться можно разве что до начальника отсека, у которого дел в несколько сотен раз больше, чем зарплата. На самом деле ребенок из приюта мог сдать экзамен, который проходят гражданские, но так как их совершенно ничему не учили, готовя к профессии рабочего, а не аналитика, то такое было крайне редко, хотя бы потому, что об этом им не говорили. Ведь если каждый сирота захочет учиться, рабочих не останется вообще. В девять лет каждому приютскому на плечо набивали что-то наподобие штрих-кода, по которому определялась будущая профессия, так как детей старше этого возраста уже не забирали. Ей, например, предстояло место помощника кузнеца, с поправками на слабый пол, конечно. Астра все понимала, но упорно придумывала и мастерила. Городские прав имели больше. Они получали образование, выбирали собственный род деятельности в будущем и имели возможность голосовать. Подобная дискриминация Астре не нравилась совершенно, но что может сделать сирота без денег, влиятельного покровителя и связей? Ей бы сначала встать на ноги в этом мире, а уж потом ступать вершить правосудие. Хотя, для того, чтобы ее услышали придется собирать восстание. Кстати о восстании. Она знала, почему к ней так относятся. Около сорока лет назад девушка-альбинос, которую звали Ханко развязала одну из самых кровопролитных гражданских войн на всем Континенте. Она подняла восстание среди низшего класса и под ее предводительством они, словно цунами, сносили регулярные войска. Аристократия и городские были в панике, а воодушевленные победами и свободой от постоянных работ люди только напирали. Они захватили тот город и воззвали к рабочим из других городов, но многого сделать не успели — прибыло подкрепление аж из столицы, от самогó Главного Совета, боящегося, что люди взбунтуются по всей стране. Мятеж подавили и многих показательно казнили, а условия для оставшихся рабочих ужесточили. Астра всегда удивлялась тому, как описали Освободительницу: жестокая, напрасно подставляющая чужие жизни, безрассудный тиран. «Историю пишут победители» — качал головой Рид. Но это касается ее лишь постольку поскольку. Только вера в этом мире не давала людям расслабиться. Здесь ты обязательно чья-то реинкарнация. Не важно, чья. И не факт, что своего предка, может просто кого-то постороннего. Все боялись повторения, поэтому при рождении девочек-альбиносов убивали. Но это не было каким-то законом, а, скорее, людским предрассудком, как, например, плюнуть три раза через левое плечо. И воспитатели не имели права убить Астру, хотя бы потому, что это противоречило закону и грозило им необъятными проблемами, а вот травить и избивать — нет, чем и пользовались все обитатели приюта. Астра хоть и была альбиносом, но она не имела голубых глаз и белесых ресниц, да и зрение у нее было получше некоторых. Только по белым волосам и почти прозрачной коже можно было понять, кто она такая. Вот девочка одиннадцати лет от роду и мажет свои слишком светлые и короткие, — дабы фронт работ был меньше, — волосы сажей, чтоб лишний раз не напоминать об этом цвете другим, да и в темноте светлые патлы как факел. Добравшись до чердака, первым делом она открыла окно, впуская сырой ночной воздух. Подойдя к табуретке с тазиком чистой воды, девочка задержала дыхание и сунула туда голову, взмылила волосы и побарахтала руками в воде, избавляясь от остатков темного налета и открывая вид на белоснежные волосы. Вытерлась и, достав из старого платяного шкафа уже маловатую ей пижаму, села на жесткую кровать, сменив одежду. От резкой смены дислокации поврежденные ребра начали ныть, отчего девочка поморщилась. «Все-таки успели и по ребрам попасть» — потерла она место ушиба. Астра накрылась своим штопанным-перештопанным одеяльцем и в который раз, всматриваясь в кусочек луны, выступившей из-за туч, тихонько прошептала свое желание, что казалось уже бессмысленным, но очень важным. Глаза слипались, а девочка все смотрела белый, словно молоко, диск, будто ожидая ответа. Отклика не последовало, и она забылась крепким сном. В этот раз пейзаж был взят из библиотеки, которую она посещает в тайне ото всех. Астра была самая образованная из приюта (не то чтобы она спрашивала у каждого, просто это факт), благодаря природной жажде знаний и коридорам, паучьей сетью расположенные подо всем городом. С их помощью она тщательнее некуда размазывала копоть по прядям и, выбираясь из катакомб в небольшом переулке, направлялась к книгохранилищу, находящемуся немного севернее. Сны у беловолосой, всегда были совершенно разные, хотя было бы удивительно, если они каждый раз повторялись бы. Но дело не в этом. Она видела то, чего в реальности не видела никогда. Например, море, о котором знала только, что это суша с одной стороны, а с других — соленая вода. Тогда ей посчастливилось воочию посмотреть на бескрайнюю гладь, песчаный берег и совершенно чистое синее небо. Астра счастливо смеялась, бегала по отмели и брызгала вверх кристально чистой жидкостью, вдыхая морской воздух с привкусом водорослей, — правда с непривычки от большого количества йода в воздухе ее затошнило, но кого это волнует, право слово? Уж точно не Астру. Любовалась она и горами, сначала у подножия, восхищаясь их величием и неприступностью, а потом и с вершины, расставив руки в стороны и наслаждаясь чувством свободы наравне с бегущими по небу облаками. Бродила по царственным лесам, раскинувшимся далеко за горизонт, вслушиваясь в трели незнакомых птиц и шорохи других обитателей. Преодолевала суровые метели и валялась в плотных сугробах сахарно-белого снега. Неслась вместе с ветром по необъятно широкой долине, устланной ковром синих цветков льна. Поднималась и скатывалась с высоких песчаных барханов, под палящим солнцем, из-за которого грани всех вещей начинали плыть. Гуляла по красиво украшенным городам, где опрятные дома были сделаны из красивого светлого камня с просто поражающим количеством счастливых людей, готовящихся к празднику или же ярмарке. Во всех этих местах она чувствовала себя своей. Астра никогда не сомневалась в том, что все эти земли где-то существуют, но точно не на Континенте, если вообще в ее мире. Тут смог заводов застилал небо, от природы остались лишь жалкие остатки, а люди словно давно разучились не то, что радоваться, даже улыбаться. В конце каждого из снов по ее голове будто проводила невидимая рука, такая родная и знакомая, которую хотелось никогда не отпускать. Астра не могла описать словами, какого это было, но, может, ей просто не с чем сравнивать? После этого девочка всегда просыпалась с чувством опустошенности и без кусочка души, оставленного очень далеко, вновь обретая на короткий срок, когда засыпала. Сегодняшней ночью ей предоставили возможность побывать в кладези знаний, где сегодня Астра не дочитала книгу. Беловолосой было интересно, будут ли записи в книгах соответствовать оригиналам. Решив не медлить, она вприпрыжку понеслась к стеллажам с бесценной для нее информацией. Раскрыв фолиант на пару страниц назад от того места, где завершила чтение, девочка прочла несколько строк и удостоверилась, что все скопировано слово в слово. На это замечательное чтиво про теорию механизмов и машин она заглядывалась давно, но все багажа сведений не хватало. И вот, забравшись с ногами в удобное кресло, находившееся перед одним из огромных окон, погрузилась в изучение динамики, синтеза и геометрии механизмов. Глаза девочки с интересом блестели и быстро бегали по строчкам, частенько становясь мутными, а потом снова оживая. В эти мгновения она расфасовывала знания по полкам, чтобы при случае можно было сразу «достать» нужные данные. Ей сознания всех людей представлялись, как небольшие квартирки. Они делились на три части. Первое, что встречается за дверью — прихожая и коридор. Здесь мелькают мысли, о которых человек думает на данный момент и неважные мелочи. После — гостиная, кабинет или спальня, уж какой выверт сделает фантазия сказать сложно. Как раз тут и находиться, по обыкновению, библиотека с воспоминаниями, счастливыми и грустными, игривыми и серьезными. Правда, если на пороге чужака можно стерпеть, ведь ничего важного там нет, то вот вглубь дома впускать его не захочет никто. И наконец, каморка, кладовка, подвал, хоть как назвать, но все одно. Страхи, воспоминания, постыдные и те, которые разъедают душу, стоит только получить на них намек, хранятся именно в самых темных уголках памяти. Это сравнение пришло к Астре спонтанно, но оно было не менее эффективно. Там же она тренировала свою фантазию. Прочитав книгу со схемами всевозможных ловушек, она, представляя конечный результат, расставляла их везде, где только можно, а потом оставляла видимой только рябь воздуха. После каждой западни она чувствовала себя тщательно выжатым лимоном, если вообще могла доделать ее до конца, но после отдыха снова продолжала. Через некоторое время ей стало совершенно не сложно ставить от одного до трех капканов за раз. Каждый день дел у Астры было хоть как топливо для камина используй — лет на десять хватит! Уделить время книгам, не просто заглянуть в мастерскую, но и закончить хотя бы одну из многочисленных разработок механизмов, не забыть выпросить у библиотекарши золы, стянуть у зазевавшегося продавца булку или грушу, — уж что попадется, иногда и по рукам получала, но прежде, чем девочку успевали схватить с поличным, получалось удрать, — заняться хозяйственными делами: стиркой грязных вещей, уборкой, — хотя бы пыль стереть, — на чердаке, да и принятие пищи с гигиеной тоже никто не отменял. И при всем при этом не попасться приютским, что обычно заранее обречено на провал. Каким-то образом дети все же вылавливали Астру, будто все поголовно были охотничьими собаками. По волосам девочки опять провела ладонь, на миг подарив чувство защищенности и всепоглощающей радости. Она открыла глаза, и из ее груди вырвался разочарованный вздох. Астра прикоснулась рукой к уже зажившей коже. После сна на ней почти не остается следов от ударов. Сводились даже полоски шрамов. Что и послужило причиной, по которой ее назвали ведьмой. Когда Астру однажды избили едва не до полусмерти (смена была, как стало понятно, не Рида), через четыре дня она была, словно отдохнувшей в санатории — не было ни царапинки, ни рубца, которые безусловно остались бы у обычного человека. После этого случая девочка в глазах приюта обрела бессмертие, но не когти и зубы, из-за чего они стали бить сильнее, зная, что Астра выживет. Астра сменила одежду на рабочую, чем уже долгое время ей служили давно выцветшая кофта с длинным рукавом, платок, использовавшийся как бандана и застиранный до дыр комбинезон с карманами, в которых находилась всякая мелочевка вроде экстренного запаса копоти, булавок и иголок, воткнутых в тряпку, даже маленькая отвертка присутствовала. У каждого приютского ребенка на полке находилось три комплекта одежды, не считая обуви и верхнего убранства, наподобие курток и шапок. Городской совет на каждого в год выделял определенную сумму и, исходя из запросов в письменной форме, закупали гардероб. Это могло бы показаться странным, выделять такое количество денег на обычных сирот, но дело в том, что они окупались. Потому что после лекки каждый приютский еще лет пять работал практически себе в убыток. «Испытательный срок» — так это называли, а девочка знала, поэтому экономила на всем. Так, например, чтобы Астра смогла позволить себе хороший рабочий комбинезон, она отказалась от шарфа и перчаток, а вместо зимнего головного убора выбрала берет, который обошелся дешевле. Зимы для нее были теплыми, и девочка обходилась лишь пальто. Она достала из недр шкафа мешочек с золой, посыпала ею деревянный гребень и, смотря в маленькое мутное зеркало, начала тщательно расчесывать пряди, крася их. Не то чтобы Астра не могла купить краску и забыть об этом примитивном окрашивании очень надолго, но краску изготавливали оптом, на заказ для парикмахерских, а девочка не рискнула бы пройтись по оживленной главной торговой улице, пускай и короткий отрезок дороги, с чистой головой. Одежда с капюшонами была не в ходу, и ателье проявляли нездоровый интерес ко всем просящим неприметные плащи и накидки. Сомневалась она и в том, оказали ли бы ей услуги парикмахеры, увидев ее настоящие волосы. Прошагала к окну, за которым разгорался рассвет, что было действительно необычным зрелищем, ведь обычно из-за серой пелены, словно одеялом укрывающей небо не было видно и кусочка бледно-голубой выси. Ночь неохотно уступала свои владения, но лучи солнца становились все настойчивей и быстрей отвоевывали пространство. Несильный ветер игрался с маленькими листочками всевозможных цветов от ярко-оранжевого и желтого, до бурого и темно-фиолетового. Астра не в первый раз мысленно благодарила архитекторов за то, что окна чердака выходили на перелесок, что находился за пустырем. Девочка могла бы смотреть вечно на это исключение из однообразных дней мышиного цвета, но дымка снова спрятала небосвод от любопытных глаз, и она прикрыла окно, оставив створку незапертой, чтобы ветер мог проникать в помещение. Спустившись с чердака, Астра направилась в сторону ванн. Там она вылила грязную воду из таза и налила новую, поставив в углу, чтобы Рид смог забрать его и отнести к ней. Побрызгав водой себе на лицо и окончательно проснувшись, Астра попыталась улыбнуться, но в зеркале отразилось лишь бледное лицо со впалыми щеками, искривленное неудачной попыткой. Она вздохнула и, отсчитав от пола в пустующем непрогретом коридоре с десяток булыжников, поплелась в свою небольшую мастерскую. Минут через пятнадцать пути девочка покинула катакомбы и выбралась почти к самому порогу покосившейся от времени деревянной лачуги, практически вросшей в холм, стоящий к ней вплотную. Этот несомненный плюс Астра использовала на полную. Разобрав примыкающую к возвышенности стену, они вместе с Ридом отремонтировали крышу и заделали щели в оставшихся стенах. В горке девочка сделала склад. Все шестеренки, винты, болтики, пружины, инструменты разной степени величины и новые механизмы в стадии разработки Астра хранила там. Чтобы у мастерской не было дыры она, буквально, соединила землю со стенами и крышей, создав коридор полметра в длину между холмом и домиком. Зимой, несомненно, было холодно, но отопление не проведешь и камин не выстроишь, правда, Астра еще думает, как решить эту проблему, а пока на время холодов переносит все детали и механизмы к себе на чердак женского крыла. Вот он — творческий подход при отсутствии средств, материалов и рабочей силы, не брать же в расчет мелкую девчушку и мужчину пожилого возраста? Астра оперативно достала из горы всевозможных зародышей чего-то нового хаотичное устройство и пока вспоминала для чего это вообще она начала мастерить, настраивала очки на резинке с треснутой линзой для увеличения и выделения нужных деталей. Удобная вещь, однако. Забыл где оставил, допустим, шестеренку диаметром три сантиметра, настроил нужные параметры, и деталь подсвечивается белым светом. И это была далеко не единственная функция. Ей необыкновенно повезло найти их, ведь они просто баснословно дорогие — каждую линзу делают на заказ по технологии, известной лишь семье изобретателя, да и выкидывают их очень редко, предпочитая вставить одно из увеличительных стекол или заменить поломанную оправу, чем тратить огромные деньги еще раз. Девочка очень бережно к ним относилась, холила, лелеяла и заворачивала в бумажную обертку в несколько слоев, чтобы не сломались, упав со стола или (не дай Духи) испортились, лежа рядом с сырой землей. Сейчас же она хлопнула себя по лбу, поражаясь своей забывчивости и умению перескакивать с механизма на механизм, не заканчивая прошлый. Сравнив чертежи с наглядным примером и кивнув самой себе, вытянула определенную сверток, сложенный в трубу. Беловолосая поставила таймер, чтобы не опоздать на завтрак, иначе она может тут и до ночи провозиться. Взяв с полки перчатки, надежно закрепила их на руках и, включив свет над собой, склонилась над конструкцией. Ее глаза затуманились, а руки, словно живя отдельной жизнью, потянулись к пока не работающему устройству. Под шум работающей лампочки, едва слышный скрип от стула, на котором сидела Астра, тиканье остальных систем, дожидающихся своей очереди на завершение, звуки законченных игрушек и всевозможных изобретений, работающих не совсем по задумке девочки, она ковырялась в устройстве, то и дело утаскивая из кучки запчастей, лежащей неподалеку нужные ей вещи. Когда раздался противный звук, заглушающий все остальные, Астра дернулась и чуть не напортачила с расстановкой, что привело бы к не самым приятным последствиям как для самого прибора, так и для беловолосой. Она отложила устройство и выбежала из мастерской. Природа не особо радовала теплом или же отсутствием ветра. В середине сентября не столько сильные, сколько пронизывающие потоки воздуха забирались под неплотную ткань кофты и трепали короткие пряди умышленно грязных волос. Знал бы кто, насколько сильно ей не хочется возвращаться в кирпичное здание приюта, где скоро начнется завтрак и наверняка Астре не дадут спокойно поесть. Чудом, не иначе, каждый день девочке удавалось сохранить треть от всей порции и то, только то, что в принципе нельзя было разбить. Ведь каждый считал своим практически священным долгом опрокинуть поднос «ведьмы», надеясь, что она умрет от голодания. Благо, хоть публично никто не осмеливался начать избиение. Уже не было так обидно, как в раннем детстве и горько, как всего пару лет назад. Ко всему привыкаешь, и плохое отношение — не исключение. Правда, накатывало время от времени осознание несправедливости с оттенком отчаяния, тогда Астра, не стесняясь, могла прореветь всю ночь напролет, а под утро забыться беспокойным сном. Никто не видит — можно и выплеснуть эмоции, а потом еще пару-тройку недель даже не морщиться на концентрированную ненависть. Что странно, при всем этом беловолосая ни разу не думала о том, чтобы сброситься со своего излюбленного обрыва или порезать вены какой-нибудь остро заточенной деталью. Может, из-за Рида, может, из-за красочных и невероятно реалистичных снов или своей мечты. Желудок болезненно скрутило от потребности съесть хоть что-нибудь, ведь на вчерашнем ужине удалось отвоевать лишь полстакана молока и пару кусков хлеба, благо, их уж она засовывала в карман в первую очередь. Жаль, что порции были строго рассчитаны, и Рид не мог взять лишнего, иначе девочка бы не напоминала полутрупа. Когда беловолосая заглянула в обшарпанную столовую с голыми стенами, то, не обращая внимания на, буквально, искрящее презрение, повисшее в воздухе, заметила незнакомого мужчину, что стоял неподалеку от входа. У него в руках был толстый блокнот и ручка, которой он поигрывал, время от времени проводя цепкими серыми глазами по помещению. Недоумевая, она заняла очередь за своей порцией, бросая взгляды в сторону незнакомца. Что показательно, сегодня повариха почти не морщилась, накладывая еду Астре, а дети вместо того, чтобы, как обычно, толкнуть ее, лишь косились. «Вот это да… Неужели, приехал Проверяющий? Значит, сегодня никаких наказаний и всего остального. Ну наконец-то!» Этот день девочка считала каким никаким, но Днем Рождения. Нашли ее как раз в сентябре, но числа никто не помнил. Да даже если б и помнил, то ничего и не сказал бы. День Проверки всегда варьировался, как и личный праздник девочки. По привычке сунув краюху в карман, шмыгнула за единственный пустующий стол в углу. За ним находился только один, ее, стул, а деревянная поверхность начисто протерта, чего обычно не было. Сегодня воспитатели и персонал приюта расстарались на славу: кафель столовой весело поблескивал отсветами лампочек, дети смирно поедали свой завтрак, изредка шепотом переговариваясь, а еда была теплой и не так противна на вкус, девочка бы даже сказала съедобна. В пару минут уничтожив жидкую кашу и запив слабо-заваренным чаем, при этом обжигая язык, Астра попыталась привычно уйти к себе раньше других, ибо так она не мозолила глаза воспитателям и детям в придачу, но в нескольких шагах от выхода ее остановил Проверяющий: — Девочка, куда ты собралась? — Я? — Астра опешила, замерев. Мужчина терпеливо кивнул. — В к-комнату… — Если я правильно помню, завтрак еще не окончен, а после, вас должны вести на прогулку, — Проверяющий щелкнул ручкой и что-то отметил в блокноте. — Да, г-господин Проверяющий, — беловолосая сжалась, втянув голову в плечи. Откуда мужчине было знать, как именно к ней относились в приюте, и она старалась быть незаметной всю свою сознательную жизнь? К ним подошла одна из воспитательниц. Возможно, в молодости она и была миловидной, но сейчас от той красоты не осталось и следа — испещренное морщинами лицо, седые волосы, заколотые в строгий пучок и неизменно опущенные вниз уголки губ. Именно от нее девочке перепадал наибольший срок наказания. Мисс Уорнер Астра тихо, но совершенно искренне ненавидела. От этой женщины никогда не дождешься даже простого игнорирования — только презрение, как от наследницы древнего рода при виде дворовой кошки и ненависть, будто беловолосая на глазах воспитательницы убила всю ее семью. — Господин Проверяющий, что-то случилось? Эта девочка досаждает Вам своим невежеством? — Астру окатили уничтожающим взглядом, из-за чего беловолосая сжала губы в тонкую полоску и зыркнула на воспитательницу исподлобья. — Нет, девочка совершенно ни в чем не виновата. А вам я бы задал несколько вопросов по поводу расписания детей. Мы могли бы отойти в более малочисленное место? Я думаю, во избежание несостыковок пусть девочка пройдет с нами. Ты же не против? — мужчина посмотрел на Астру. В это же мгновение воспитательница угрожающе сузила глаза, но беловолосая, напуганная таким вниманием со стороны чужого человека не заметила этого и кивнула головой, соглашаясь. Только выйдя в коридор вслед за взрослыми, она увидела, что на нее пялится весь приют: воспитатели — будто говоря «только попробуй сказать что-то не то», а дети со злорадством. Девочка передернула плечами и прибавила шаг, отвернувшись. Шагая по каменным коридорам позади взрослых, как это и надлежит детям, Астра пыталась понять, что же ей говорить, когда Проверяющий начнет задавать вопросы о приютском расписании. Его она не знала от слова совсем, кроме разве что времени приемов пищи. Ни то, во сколько встают и ложатся дети, ни то, с какого времени у них свободное или прогулочное время. Совершенно ни-че-го. И если раньше это беловолосой даже не нужно было, то теперь могло сыграть злую шутку. Присев с самого краю на довольно жесткий стул для посетителей в кабинете заведующей приютом, девочка подняла глаза на Проверяющего, который, казалось, забыл цель его и Астры пребывания здесь, что-то беспрестанно черкая в блокноте. Мисс Уорнер сидела, будто проглотила палку, и светловолосая устыдилась своей осанки. Никто в приюте за этим не следил и дети, чаще всего, ходили ссутулившись. Попытавшись выпрямиться, она наткнулась на презрительный взгляд воспитательницы, но сделала вид, словно он предназначался не ей. Через минуту Проверяющий оторвался от записей. — Меня зовут Айрон Хилл, я назначен Малым Советом на пост инспектора государственных объектов. Назови свое имя, чтобы мне было удобнее. — Я Астра. Фамилии нет, нигде не работаю, просто сирота, — девочка попыталась ослабить напряжение шуткой, но взрослые не оценили порыва, отчего девочке стало еще неуютнее. — Что ж, Астра, я надеюсь, тебя не затруднит ответить на пару вопросов о твоем каждодневном расписании. Прошу, начинай. — Сначала подъем, но я просыпаюсь раньше, чтобы успеть переодеться. Потом мы умываемся и приводим себя в порядок, — девочка то и дело скашивала глаза на воспитательницу, отслеживая реакцию на свои слова, — завтракаем и идем на прогулку… — Если не секрет, то сколько по времени вы гуляете? — Часа полтора… А, нет, два. — беловолосая увидела, как мисс Уорнер начала постукивать пальцем по колену и поспешила исправиться. — Так, пожалуй, я понял. — мистер Хилл развернул корпус в сторону женщины. — Мисс Уорнер, пожалуйста, не могли бы Вы выйти на несколько минут. Я побеседую с девочкой наедине. Ей несколько некомфортно в Вашем присутствии. — Но… — попыталась возразить воспитательница. — Пожалуйста. — повторил мужчина с нажимом. Мисс Уорнер едва заметно нахмурилась, но кивнула и вышла. Девочка и так знала, что Проверяющий очень важная шишка, но теперь его авторитет в глазах Астры возрос до облаков. — Теперь можешь говорить спокойно. Не дергайся, я не кусаюсь и даже не щипаюсь. Скажи, ты же ведь не знаешь расписания? — Проверяющий вернулся к теме разговора, отчего девочка снова сгорбилась. Она отрицательно помотала головой. — Что же тогда ты делаешь? — он действительно удивился. Как можно настолько халатно относиться к своим обязанностям? Проверяющий считал, что где один ребенок, там второй, пятый, десятый. — Вы никому не скажете? — понизила голос Астра. Это позабавило мистера Хилла, но он не стал смеяться и кивнул. — Я учусь. — беловолосая напряглась, ожидая криков. — Похвально. — мужчина поперхнулся воздухом. Такого благоразумия от маленькой девочки он не ожидал. — Тем не менее, это не объясняет безалаберности персонала. — Понимаете, меня тут не любят. Да кого я обманываю, они меня ненавидят! Ой, — девочка заткнула себе рот ладонями и со страхом взглянула на дверь, за которой скрылась воспитательница. Ей показалось, что она сказала это слишком громко, и мисс Уорнер сейчас вернется, чтобы посадить ее в подвал. — За что же, позволь узнать? — если девочка хулиганила, то можно понять, что наказаний ей перепадало больше, и из-за этого она могла подумать, что ее ненавидят. Но Астра не была похожа на злостную нарушительницу правил, скорее, на забитого зверька. — Эм… Ну… Вот, в общем. — девочка, послюнявив пальцы и проведя ими по прядке, избавила от импровизированной краски часть волос и теперь напряженно дожидалась вердикта от Проверяющего, боясь поднять глаза. — Знал я, что все эти доисторические устои до добра не доведут. — недовольно фыркнул он. — Что же с тобой делать? — задумался на пару минут. — Знаю! Переведем тебя в другой приют и дело с концом! В том месте тебя никто не видел и если продолжишь красить волосы и там, то этой же ситуации не повториться. Думаю, дня два — и ты уже будешь знакомиться с остальными детьми. Астра была на седьмом небе от счастья. Она переедет в новый приют и там будет все по-другому. Жаль, здесь останется Рид, но он не обидится, по крайней мере, девочка на это надеялась. У нее будет столько дел! Собрать свои невеликие пожитки, найти местонахождения входов подземных тоннелей, еще… Беловолосую словно ударило током. Если никто не будет знать о настоящем цвете ее волос, то Астра сможет найти друзей. Друг. Девочка смаковала это слово, как самое настоящее сокровище. Чем же еще оно было для человека, у которого из знакомых только библиотекарь и охранник? На эмоциях беловолосая крепко сжала в объятьях Проверяющего, из-за чего тот неловко крякнул. Астра этого не заметила, а в голове крутилось лишь одно слово: «Спасибо». (1) — возраст, с которого дети считаются совершеннолетними (16 лет). Гражданские идут в высшее учебное заведение, а приютские и дети рабочих на фабрику. (2) — подземное средство передвижения наподобие нашего метро.