***
Юнхо снится песчаное побережное, мелкие камушки возле саднящего по какой-то неведомой причине лица, так близко, что видно все мельчайшие частички породы: остатки ракушек и скелетов древних рыб. Снятся теплые волны, что накатывают с тихим шелестом, лаская кончики пальцев. Этот сон полон тревоги, что несут пушистые шапки пены на кромке воды, и так страшно поднять глаза на дальний горизонт. Неясное предчувствие тревоги стискивает голову, будто там вдали нечто опасное притаилось в обманчиво тихом океане. Но ведь это лишь сон? А значит всегда можно проснуться. Он поднимает глаза выше. Там вдали тонкая полоска горизонта густо-синяя с далекими вспышками молний — шторм ушёл дальше, робкое бледно-желтое солнце разбрызгивает лучи по водной ребристой глади. Маленькие вспышки слепят уставшие глаза, смазывая картинку, будто Юнхо смотрит в запотевшее окно. В океане происходит нечто пугающее — он видит неясные длинные тени, что ныряют в волнах, перетекают плавно, прячутся и вновь показываются. Играются с волнами и солнечными лучами, отбрасывая почему-то зеленые блики. Он знает, что эти тени — живое. Заворожено продолжает смотреть, даже когда одна из них начинает расти вверх. Выше и выше, пока не загораживает солнце острым змеиным силуэтом, увенчанным короной. Похоже на дракона, думает человек. Впереди у самой воды он видит еще один силуэт, что сидит на коленях спиной к нему, раскачиваясь из стороны в сторону, словно от горьких рыданий. — Всё пройдет, — говорит чей-то мощный, раскатистый голос уверенно, — заживёт и следа не останется. Юнхо просыпается, едва силуэт оборачивается. Часы на стене показывают начало второго, когда он словно по щелчку открывает глаза. Голова гудит так, что болят даже глазные яблоки, очень сильно хочется пить, и уснуть ещё на пару суток. Но судя по солнцу, упрямо проглядывающему сквозь тонкие занавески, уже давно день. С трудом он поворачивается на бок, выискивая на тумбочке телефон. Суббота — оповещает маленькая надпись в углу экрана, всё же есть в мире справедливость. Юнхо зарывается носом в подушку, едва не уплывая в сон дальше, ленивые мысли скользят по краю сознания. У него ведь были какие-то планы на сегодня… И он хотел обсудить их с Шимом, которого ясное дело уже нет в кровати, но и по дому не слышно. — Чанмин-а? — зовет он, сам вздрагивая от того насколько хрипло звучит собственный голос. Снова обращаясь к мобильному, он видит сообщение от ДжиХе, та напоминает, что встречаются они в четыре. Точно, у её мужа день рождения, а у него ни подарка, ни сил куда-то идти. С кухни доносится шорох, и следом щелчок чайника, видимо Шим готовит завтрак для своего проспавшего всё на свете парня. Причину своей сонливости он не может припомнить, ровно до тех пор, пока не видит маленькую, сотканную из воды фигурку на пороге спальни. Водяной дух приветливо булькает. В его крошечных ручках деревянный поднос с дымящимися тарелками и кружками. Юнхо подбирается на подушках, но встать не успевает, дух одним щелчком выправляет у тяжелого подноса ножки и ставит перед ним. В первую очередь Чон хватает тонкий белый лист, подложенный под тарелку с кашей, и трясущимися руками разворачивает. » Ешь, спи, не вставай с постели. Буду вечером, не думай слишком много» — ровным почерком. То, что Чанмин не остался в квартире, даже зная, что Юнхо до вечера выест себе душу виной и переживаниями, говорило о многом. Юнхо хватается за телефон, но набрать Шима так и не решается. Это определенно не телефонный разговор, да и что ему даст этот звонок? Дух что-то там экспрессивно булькает, указывая на полный поднос еды, и просто огромную чашку с чаем. Смешно барахтаясь в сбившемся одеяле, он всё-таки садится на край постели и, сложив ручки на груди, пристально смотрит бесцветными глазами. Удивительно, но Юнхо может даже улыбнуться на такой невыносимо милый жест. На подносе пиала с золотистым бульоном, и жидкая рисовая каша, но Юнхо чувствует лишь тошноту, едва представив себе, что даже настолько легкая еда попадет в рот. Под строгим взглядом духа, он обхватывает трясущимися руками тарелку бульона, осторожно прихлёбывает, едва не застонав от того ощущения тепла, что прокатывается по горлу, согревая изнутри. Через пару глотков к нему возвращается желание жить и голод, что же каша тоже не пропадает зря. В ванной Юнхо долго смотрит на своё отражение. На первый взгляд он совершенно не изменился, но едва Юнхо сосредотачивается, как видит это. Так вот какова плата за безрассудство, вот что имелось в виду под тем уверенным «заживёт». У Юнхо нет причин не верить, но зрелище потрясает своим уродством. Если не присматриваться, то ничего и не видно. Юнхо принимает душ, натягивает брюки, что едва не сваливаются с него и приходится искать ремень, рубашка повисает на плечах, собирается на спине мятыми складками. Лучше бы остаться дома — говорит рациональная часть Юнхо, но кто бы её слушал. Дух решительно перекрывает своим телом входную дверь, но Юнхо легко подхватывает ничего не весящее тело под мышки и отставляет в сторону. — Ты не знаешь ДжиХе, — хмыкает он яростно булькающему созданию, и выходит из дома. Водяной идёт с ним до самого лифта, после внезапно исчезая. Возможно побежал за Чанмином, но Юнхо это даже радует. Город за окном такси летит словно огромная птица, взмахивает крыльями, неся на себе все эти огромные серые здания с сияющими золотым солнцем окнами. Его укачивают плавные движения, мельтешение людей, которых он видит слегка размыто, даже прищурившись. Жизнь вокруг искрится так ярко, что приходится закрыть глаза. Он представляет себе Чанмина в белом переднике, раскаленную плиту на которой шипит солнечное масло, а за узкой столешницей сидят люди, даже на его стуле, и они говорят. Много с Чанмином, и он улыбается им самыми уголками губ. И фонарики у дверей маленького храма попеременно мигают красным светом. Наверняка так и есть, он давит нестерпимое желание оказаться там, рядом. Обнять Чанмина из-за спины, слушая, как сливаются в один звучные голоса людей, как их фигуры окутывает сияние, и они словно уходят на второй план, оставаясь теплым фоном. Ему нужно коснуться Чанмина, чтобы окончательно поверить. Он представляет, как пахнет от его белой рубашки пшеничной лапшой и соусами, как мягко трется о ногу серая кошка, и медленно склоняет голову. Он чувствует под щекой такое реальное тепло, и шероховатость ткани, и даже запах чуть резче, чем в его светлых мечтах, и он с замиранием сердца приоткрывает глаза. Фартук на чужих острых коленях синий вообще-то, с жарким пятном солнечного света и свои пальцы в чужих совсем тонкие и длинные, совершенно невесомо поглаживаемые по прохладным подушечкам. Юнхо сильнее сжимает ладонь, и совсем по-детски трется о его плечо щекой. — Прости меня, — говорит он, и слышит тихий вздох. — Правда. Прости я не смог остановиться, но я научусь, — обещает он торопливо, боясь, что сейчас Чанмин начнет говорить и его решимость испарится, — Чанмин, — он сжимает одну его руку в своих обезображенных. Бог замирает под боком, его взгляд тяжелым почти реальным прикосновением падает на сцепленные в замок пальцы, медленно поднимается до шеи в пятнах румянца, до лица с обожженными, выплавленными губами, и тихо, но отчетливо говорит. — Это пройдёт. Клянусь. — Это не так уж и важно. Тебе было намного хуже, пара шрамов… — Юнхо замолкает, едва теплая рука касается его губ. Пальцы невесомо проходятся по коже, и как только боль утихает, Юнхо вспоминает, что она всё-таки была. Рука между тем пробежала по лишенным ресниц векам, к вискам. Юнхо мягко перехватывает его запястье и неистово прижимает ладонь к губам. Целует в самый центр, зажмуривая веки. — Это лишнее, — наконец говорит Шим, мягко высвобождая ладонь только за тем, чтобы крепко переплести пальцы с его — Я просил тебя отдохнуть, — шепчет почти, оставляя долгий, полный горечи, поцелуй на виске. Юнхо чуть усмехается, чувствуя себя внезапно слабым и уставшим, рядом с таким Чанмином. От него буквально веет этим покровительством и силой, и даже слегка покалывает кожу. Юнхо вдыхает почти незаметный океанский бриз полной грудью, а перед глазами вспыхивают одна за одной картинки- под его ладонью лопается чешуя, но вместо кровавой плоти его слепит холодным светом. Лучи острыми кинжалами прошивают прочную шкуру, как масло, вспарывая горячий воздух, рассекая мягкую плоть человека. Юнхо вздрагивает — он совершенно не помнит чтобы, что-то такое было наяву, и сильнее сжимает руку Чанмина. Тот молчит, и наверное Юнхо зря волновался, что он может быть немного не в себе. — Пойдешь со мной? — спрашивает он, когда замечает приближающееся здание ресторана. — Сяду подальше и буду провоцировать тебя, облизывая ложки, а ты краснеть под взглядами семьи? Нет уж, — натянуто смеется Шим, расплачиваясь за такси, из которого выходит только Чон. — Юнхо, — окликает, когда он делает шаг к парадным дверям, — прости. Юнхо оборачивается, но видит лишь пустоту. И только тогда понимает, что совершенно не смотрел на лицо Чанмина, только на колени и руки. Странное ощущение присутствия, которое было в такси, исчезает, оставив место смутной тревоге. Однако вопреки всему вечер идет замечательно, на какое-то время Юнхо даже забывает, как сильно отличается от людей вокруг, от своей семьи невообразимо далёк, даже в шутку ищет среди людей Чанмина, что уже глупо, но натыкается на совершенно чужие лица: живые и мертвые. Последних к счастью не так много, и они держатся подальше. Разговоры непривычно человечные, в них через слово не упоминается опасность и сумасшедшие боги, в них о работе, перспективах и внуках. Юнхо затягивает в этот водоворот простоты и спокойствия. Он смотрит на всю семью за столом — отца и мать, с теплыми улыбками наблюдающих за малышкой Ын Че в красивом пышном платье и с маленьким хвостиком на макушке, немного смущенного повышенным вниманием зятя, счастливую улыбку сестры — Юнхо понимает, как сильно скучал по ней особенно. И насколько они отличаются от его нынешнего мира, будто красивая иллюзия, скульптура под стеклом и лазером — смотри, но не трогай. И он отдал бы всё, чтобы так оно и оставалось всегда. Чтобы этот мир, полный чудовищ и монстров не касался их даже своей тенью. Он ловит своё отражение в начищенной до блеска посуде и замирает. Все ещё не привык — когда взял в руку бокал, глаза прикипели к изрытой шрамами коже намертво. Чанмин сказал, что это пройдёт — его обезображенная с головы до ног кожа, словно уродливая маска, которую не снять. Хочется провести ладонью по лицу, ощутить неровную, словно обтянутую тонким слоем пленки кожу, но он крепче стискивает бокал. И ослабляет внимание. Всматривается. Собственный облик как по велению переключателя меняется с «до» на «после». Интересно, на какой все это время смотрел Мин? — Да что с тобой такое?! … — Не делай вид, что не слышишь! … — Юнхо? Юнхо! — М? — он рассеяно смотрит на мать, что совершенно не выглядит довольной. — Я думала, ты приведешь свою девушку, — хмурит брови женщина, и какой-то призрак, копошащийся перед ужинающей пожилой парой через проход от них, скользко усмехается черным ртом, подмигивая Юнхо белесым глазом. Стоит подумать, что хоть один такой может случайно оказаться в их уютном доме, ползать под потолком, пока ЫнЧе смотрит мультики… Чанмин просил его не утрировать, иначе и свихнуться можно. ЫнЧе вовремя обливается соком, будто спасает своего глупого дядюшку от этих разговоров о несуществующей будущей жене. Юнхо подхватывает племянницу — она непривычно тяжелая, все же дети быстро растут, и отправляется в комнату для таких случаев, заверяя, что справится. Джи Хе вздохнув идет следом, прихватив детскую сумку. Они перебрасываются ничего не значащими словами, пока не заканчивают с переодеваниями — Юнхо садит ЫнЧе на колени. ДжиХе подмигивает дочке, и совершенно серьезно смотрит на брата. Осторожно касается сладко-пахнущей рукой его лба в бисеринках пота. Юнхо на секунду вздрагивает, ожидая её реакции, но она не чувствует. — Ты отвратительно выглядишь, — говорит обеспокоенно, — странно, что я сразу не обратила внимания. Мягко сказано, вот она тактичность младшей, и чудеса божественных сил. — Ты хорошо ешь? Совсем худой стал, — продолжает, а Юнхо отвечает что-то мало понятное даже для него самого. Но с полной уверенностью на лице, он все же старший брат, ни к чему малышке ДжиХе о нём беспокоится. — У тебя ведь всё хорошо? — Всё отлично, — улыбается, подхватывает протянувшую к нему руки племянницу. Он первым идет к двери, но едва распахнув её, тут же захлопывает обратно. Сердце без промедления переходит на бешеный ритм, когда он слышит приглушенное: — это не очень-то вежливо, не находишь? Тем более твои родители всё видят. Юнхо едва заметно вздрагивает, крепче прижимая ЫнЧе к груди. Краем глаза находит сестру, что удивленно смотрит на него, но слава богам ничего не предпринимает. Он осторожно открывает дверь снова, стараясь выглядеть спокойным. Лун Ван стоит чуть в стороне. На китайском божестве традиционные одежды с тонкой серебряной вышивкой, белоснежные и невесомые, хоть и навернуто слоев пять, судя по выглядывающим воротникам, и надо отдать ему должное при виде Чона он сохраняет лицо бесстрастным. Тяжёлый взгляд, словно скальпелем проходится от середины лба до носков туфель, край губ чуть дергается, и Юнхо на миг видит клыки и уже не такую идеальную фарфоровую кожу. Это даже льстит — дракон теряет лицо пусть и на секунду. — Выглядишь потасканным, — говорит Ван, и они как небо и земля друг перед другом. Красота и уродство. Юнхо жмёт плечами. «Пройдёт» — говорил Чанмин, и у Юнхо нет причин не верить ему. В глазах дракона, ярко-огненных, чудится почти сочувствие. Юнхо находит глазами родителей, что беспечной переговариваются не замечая их заминки. Сестра за спиной делает шаг вперед, хватаясь за его локоть, и чуть кивает божеству. Тот даже не смотрит. — Я только за тобой, — кивает Ван на ребенка в руках человека. И всё это слишком быстро. Юнхо надеялся у них есть ещё немного времени, но его нет. Совсем нет. Как и сил у Юнхо, чтобы хоть что-то поменять. — Как ты не умер? — спрашивает дракон, пока они вдвоем идут к выходу. Юнхо тоже интересно, потому что судя по прошлым ощущениям и нынешним шрамам его буквально по кускам собирал Шим, когда сам был не в лучшем состоянии. На улице божество останавливается, и деловито оглядывается, но вокруг только люди, и он обращает свое внимание на Юнхо. — Потрясающая редкость, — он касается щеки Юнхо краем стеклянного ногтя, и тут же отдергивает руку словно обжегшись. Метка на теле Чона вспыхивает алым, даже через одежду, предупреждая, угрожая почти. Лун Ван скалится в улыбке, и стремительно набегающая тень накрывает его, оттеняет безумный огонь ставших янтарными глаз. Искривляет черты лица, в один миг вытягивает белую фигуру ввысь. Юнхо делает шаг назад, на проезжую часть, впервые видя Лун Вана в этом облике, и глядя на его исполинскую фигуру, на искрящийся ледяным светом силуэт, он размыкает губы, но не может и слова сказать. На божество физически больно смотреть любому человеку, всё нутро словно пронизывает тончайшими лезвиями, Юнхо прикрывает ослепленные глаза ещё и руками — на веках пляшет белое пламя, но ему совершенно не больно. Двухсотметровый дракон парит высоко и невесомо, причудливо обогнув городской рельеф, затопляя его словно покрытым инеем жидким серебром. Длинное тело изгибается кольцами, и огромная, заостренная морда оказывается прямо перед Юнхо. Выдох проходится морозом по обезображенной коже, щекотно скользит по шее гибкий белый ус, дракон изящно танцует по кругу, играючи касается то плеч, то спины, зная насколько больно на него смотреть не то, что ощущать. Но человек даже не дрожит. Стоит, закрыв веки ладонями, и будто ждёт чего-то. А это что-то всё не происходит. Нехорошее предчувствие щекочет где-то на затылке, и Лун Ван замирает в танце в одно мгновение, и недоверчиво оглядывает совершенно чистый горизонт. Метка вспыхивает невообразимо ярко, настолько что даже Лун Ван на миг жмурится, чтобы после узреть лишь пустую улицу. Человека и след простыл.***
Юнхо чувствует, как кто-то (слишком знакомые ощущения, чтобы сомневаться) берет его за похолодевшие пальцы и тянет назад. И он с уверенностью делает этот шаг, чтобы тут же оказаться в крепких объятиях со спины. — Испугался? — слышится тихое над ухом. — Моя семья? — В порядке. Юнхо делает попытку развернуться, но его сжимают еще крепче, и он решает остаться так. Вокруг простираются до самого горизонта кроваво-алые луга маков. Нежные лепестки трепещут волнами на легком ветру — у Юнхо дух захватывает, но вовсе не от восторга. Он чувствует это — разлитое в воздухе, под самой кожей, и его начинает мелко потряхивать. -Что мы будем делать? — спрашивает Чон, с отчаянным упрямством поворачивая голову, но с такого положения почти не видит Шима, только мышцы шеи поддергивает от напряжения. — Ты отдал мне всё, но… — Этого не достаточно, — перебивает Юнхо, до боли цепляясь за руки Чанмина, не придав значения странному вздоху последнего, — Я видел, как он силен. Потянем время? Убежим? Он не успевает продолжить, как замечает впереди фигуру в белых одеяниях. Руки Чанмина выскальзывают из его пальцев слишком легко. Юнхо хватает воздух, хочет обернуться, но не смеет отвести глаз от Лун Вана, что замер в ста шагах. На тонких губах легкая улыбка, он смотрит прямо в глаза. За спиной вырастает тень, накрывающая с каждым мигом всё большую площадь. — Пожалуйста, уйдём, — шепчет Юнхо в ужасе, и порыв ветра срывает все лепестки до единого. Кроваво-алые они взмывают вверх подобно миллионам бабочек, слепят, разлетаясь по воздуху до ряби перед глазами. Чанмин тянет его на себя, и Юнхо с готовностью идёт. Раз за разом. Пейзажи мелькают перед глазами снова и снова. Но каждый раз божественная фигура появляется следом, и с каждым разом все ближе и ближе. Расстояние сжимается вполовину, когда Чанмин говорит: — Юнхо.Остановимся. У Юнхо ком в горле от этого «остановимся». Он яростно мотает головой, подталкивая Чанмина себе за спину, не сводя ненавидящего взгляда с Лун Вана. Тот делает шаг, улыбаясь широко. — Хватит бегать. Юнхо одними губами шепчет, но Чанмин его слышит, и в следующий миг они оказываются посреди улицы, забитой людьми. Чона едва не уносит в сторону, но Чанмин буквально впечатывает его в себя, одновременно оглядываясь в поисках Вана. Юнхо лихорадочно думает, куда бежать дальше, если что. Но ведь боги насколько он успел заметить, не устраивают сражений при людях. Толпа обходит их по широкой дуге, словно невидимое препятствие, китайского бога нигде не видно, и Юнхо даёт себе передышку, наконец-то находя лицо Шима глазами. Пепельные волосы взлохмачены, на измученном, остром лице горят желтым светом два неестественно огромных желтых глаза. Юнхо готов поклясться, что еще миг и Мин потеряет весь свой человеческий облик. Словно почувствовав, Мин переводит взгляд на него, и его губы чуть приоткрываются. И что-то в его облике, в силе исходящей от с виду хрупкого тела настораживает. Юнхо понимает, что сейчас не время, но собирается закрыть глаза. Чанмин чуть качает головой, указывая вперед. Лун Ван стоит в десяти шагах, сведя ровные брови у переносицы. — Давай же, морской бог! — тянет он полным презрения голосом, — Сразимся! Долго ты бегать будешь, как псина, поджав хвост? — Нет, — цедит человек, сжимая руку Чанмина с такой силой, что будь тот человеком уже остались бы синяки. Ему хочется верить в Чанмина так сильно, но осознание, что из этой битвы ему не выйти живым, бьет его наотмашь. Так что перехватывает дыхание от одной лишь мысли, что смерть — это навсегда. Горло запирает крик, тело потряхивает от ужаса — он не может потерять Чанмина. Он не может его оставить, он не может его спасти! И из всего этого только один выход. Юнхо разжимает пальцы на руке Чанмина, но хватка на его собственной ладони ни на миг не ослабевает. Шим вдруг стоит совсем близко, смотрит прямо в глаза, своими огромными, почти безумными. У Юнхо сотни тысяч слов рвутся с губ, но получается что-то несуразное и непонятное: — я!.. ты.! еще тогда, просто не мог! это я трус! никогда не винил тебя! каждыйразхотелсказатьтывсегдадляменя! прошутебя! я же без тебя не смогу… Чанмин! — Я знаю, — тихо говорит Чанмин, оказываясь совсем-совсем близко, и губы Юнхо опаляет короткий поцелуй, такой будто и не было, — просто верь в меня. Юнхо кивает обреченно, не в силах сказать богу, что иногда веры совсем не достаточно. Но все сомнения канут в бездну, потому что Чанмин улыбается ему самыми уголками губ. И в его заострившемся профиле, во вмиг потемневших глазах, обращенных на Лун Вана, непоколебимая уверенность. Юнхо не смеет не верить. Чанмин разворачивается к противнику сильнее, отводя правую ногу чуть назад. Спина беззвучно вытягивается в дугу, ощерившись рядом острых гребней. На миг Юнхо мороз по коже пробирает от полуоборота дракона, он изгибается бледным телом, только наполовину покрытым черной чешуей, над самой головой, длинные руки с загнутыми когтями прикрывают слабое тело человека. В каждом изгибе вздыбившихся мышц кроется сила, из глотки дракона рвется предупреждающее утробное низкое рычание. Юнхо невольно делает шаг назад, теряясь от неправильности происходящего с Шимом. Чанмин уже полностью скрывает его от взгляда Лун Вана, и Юнхо не видит, как тот срывается с места, просто понимает его по резкому движению рядом. С громким треском лопается асфальт под ногами, а Юнхо, как пушинку отбрасывает назад. От падения на вздыбившийся асфальт, спасает огромная драконья лапа, что хватает его поперек туловища, и резко вздергивает вверх. Юнхо щелкает зубами, цепляясь пальцами за жесткую чешую, пока внезапно вымерший город неотвратимо отдаляется. Ветер свистит в ушах, хлещет по лицу, и приходится, что есть сил зажмуриться. Где-то совсем рядом вспыхивает молния и рык, подобный раскатам грома, бьет по ушам. Стараясь не обращать внимания на крутящийся в бешеной скорости мир, где небо то и дело менялось местами с землей, а крыши небоскребов едва не задевали его голову, не прикрытую пальцами дракона, он пытается сосредоточиться, но его тут же сбрасывают вниз. Секунда полета и Юнхо кубарем летит на что-то жесткое. Пару раз перекатившись, он по инерции вскакивает на дрожащие ноги, и едва удерживает неуместный зов. В грозовом небе, стремительно чернеющем, словно в него плеснули чернилами, в схватке сцепились два дракона — белый и черный. Несмотря на боль в коленях, Юнхо бежит к краю крыши, едва удержав желудок от головокружительной высоты, и успевает вцепиться в ограждение до того как с неба, беспрерывно разрезаемого хлесткими прутьями молний, хлынул ливень. Одним сплошным потоком такой силы, что Юнхо валится на многострадальные колени от его тяжести. Молнии огромными жгутами устремляются вниз, вгрызаясь в мокрую землю, пустые здания. С громким треском лопаются провода, мертвыми змеями устилая вздыбленные улицы. Юнхо, прикрыв глаза руками, по которым будто чугунным прутом бьют, ищет драконов в вышине, но те растворились в воздухе миражами. Вспышки молний не прекращаются и на миг освещая мрак белоснежным, холодным светом будто включили огромные прожекторы. Юнхо давится водой и с огромным трудом, поднимается на ноги — пора убираться с этой крыши. Но едва он разворачивается к входу, как здание с диким скрежетом камня и железа вздрагивает. Юнхо валится на спину — боль оглушает. Он не видит, как подобно карточному домику, этажи под ним схлопываются — в последний момент из груды камней появляется лапа, что огромным коконом обволакивает его хлипкое тело. В темноте, плотно сжатый в гигантский кулак, Юнхо слышит нервное «держу тебя». — Мин! В этот раз посадка намного мягче — он стекает по чешуйчатой лапе в утонувшие улицы. Воды набежало до колен, но едва Юнхо ее касается, как она расступается в стороны. Дракон над ним огромен, угольно-черное тело влажно блестит в свете молний, что бьют во все стороны смертоносными искрами, но не задевают его. В сыром воздухе, даже дезориентированный от света и шума, Юнхо явно чувствует густой запах крови. Дракон смотрит на него всего миг, выискивая раны, но и его хватает, чтобы застать врасплох. Белоснежный возникает словно из ниоткуда, врезается слепящей стрелой в замершего всего на секунду Чанмина и оба они испаряются из воздуха, будто провалившись в невидимую дыру. Юнхо готов поклясться, что его бы убило на месте ударом хвоста любого из них, не смени они локацию в последний момент. Куда их унесло, страшно даже представить. Вздрагивая на каждую вспышку молний, человек бредет в расступающихся волнах вперед, хватаясь за покореженные машины, вывороченные столбы, и остатки стен, но от хлещущего с неба водопада, не может поднять глаз, чтобы попытаться найти драконов. Они мелькают где-то высоко 25 кадром, и каждое их появление знаменуют молнии и осыпающиеся будто игрушечные небоскребы. Обломки летят сплошным градом, но каким-то чудом Юнхо всегда остается под прикрытием волн, что огромными змеями вырываются в воздух захватывая камни и обломки. Через тридцать шагов Чон спотыкается — из клубящихся облаков вырывается изломанный черный силуэт. И это не привычный полет- человеку не хватает дыхания- это падение. Юнхо кажется, что это он разбивается. Что это от его падения дрожит земля, и мелкой рябью идет вода под ногами. Он не осознает, что она больше не расступается, а вяжет ноги, будто патока. Пробирается вперед, хватаясь в слепую за воздух, спотыкается и падает, вода полная мелкого мусора и грязи забивает нос и рот, но ему все равно. Он оказывается рядом спустя бесконечные залпы замолкающего на все более долгие интервалы грома, и завесу стихнувшего до мелкой мороси дождя. Впереди бесформенной грудой лежит дракон, снесенные падением дома обломками усыпают его тело. Юнхо трясет от ужаса. Словно обезумев, он кидается на мешанину обломков, едва не налетая во тьме на торчащие прутья перекрытий, когда его с силой тянут за шиворот назад. Лун Ван стоит над ним без улыбки, белоснежное лицо залито кровью, но держится на ногах уверенно. — Сиди на месте, — говорит божество и мажет по его губам пальцем, стирая кровь. Безошибочно находит в груде бетона и металла рог, и тянет за него с видимым усилием. Юнхо передергивает, едва с грохотом осыпающихся обломков он вытягивает безвольное черное тело, после брезгливо отряхивая руки. Огромная морда дракона залита кровью, вывороченная от удара когтями чешуя обнажает темно-красное на лбу, надбровная дуга сломана и почти вмята в глазницу. С приоткрытой пасти ручьями стекает густая кровь. Юнхо бросается вперед не медля, собираясь прикрыть его своим телом, но вынужденно отшатывается — мимо пролетает ком из белых тряпок и удивленного лица. Чанмин тяжело поднимается на человеческие ноги в таком привычном, пусть и потрепанном облике человека. Юнхо влетает в него с разбега, обхватывая лицо ладонями- на нём лишь пара царапин- и прижимается к пыльным губам своими. Отдает все те крохи, что успел скопить за меньше чем сутки, Чанмин мычит что-то протестующее, но его лишь крепче обнимают. Юнхо закрывает его полностью, прячет в ладони мокрый от крови затылок, чувствуя как утекают последние капли сил и дрожат ноги. В груди с силой сжимается сердце, замедляя ритм — Чанмин прижимает ладонь к губам Юнхо и смотрит так будто это ему тут невыносимо больно. И Юнхо понимает — Чанмин до сих пор не справился и с теми то силами, а ему еще добавили. Он видит как дрожат пальцы Мина, как вздуваются под кожей вены, полные жидкого света, вместо крови, и как расширяются принявшие было человеческий вид зрачки. Мин держит контроль жестко — не дает и капли бушующей, сырой силы выбраться наружу, но в глазах зарождается залегшее было на дно безумие. И у Юнхо только один вопрос- если эта битва так важна, почему Чанмин до сих пор сдерживается? В его груди по меньшей мере тысячи атомных реакторов выходят из строя, причиняют ему боль, рвут его нутро снова и снова, и тут же залечивают, убивают и спасают его сами по себе, никакого китайца не надо. — Что? — это всё на что хватает нынешнего красноречия. Чанмин смотрит так, словно Юнхо это бокал воды в сезон засухи, на миг человек чувствует себя голым под настолько горящим взглядом — лицо обдает жаром смущения, кажущимся неуместным. Лун Ван с перекошенным от ярости лицом выбирается из помятой его телом машины, одним мощным толчком взлетая высоко — машина вминается в асфальт как пластилиновая. Чанмин вскидывает руку и путь отрезается вздыбившимися волнами, что подхватив обломки зданий, несутся в сторону второго божества. Юнхо видит лишь, как исчезает в черной воде Лун Ван, как Мин слегка пошатывается, и с ревом к небесам устремляются несколько огромных водяных смерчей. — Это я, — вдруг говорит Шим отчетливо даже при таком ветре и буйстве водной стихии, — Это я едва не убил тебя. Юнхо смотрит на Чанмина так, будто у него выросла вторая голова. Это когда такое было?! Чанмин протягивает руку, ведет около его обезображенного лица не касаясь, и заламывает брови, словно от нестерпимой боли. В голове Юнхо щелкает — кицуне вырвала сердце своего избранника, а буквально вчера ночью он… Он был уверен, что Чанмин защищает его от бури. Возможно, пока он был без сознания, что-то все же пошло не так. «Если я кинусь, прогони меня» — говорил Чанмин тогда, но раз Юнхо не мог, то и остановить его было не кому. — Ты? — слетает с губ тихое. Водяные смерчи, призванные Мином, разбиваются на тысячи брызг. Лун Ван оказывается вдруг совсем рядом, целится в открытую голову морского божества, встречая его лихорадочный взгляд в последнюю секунду до удара. Юнхо чувствует порыв холодного ветра на спине и затылке, когда Мин внезапно сдвигает его в бок, в сторону от когтей атакующего божества. Слышится хруст ломаемых костей и влажный раздираемой плоти — мимо лица Юнхо сверкает белая рука с хрустальными когтями, облитая кровью по локоть. Чанмин сдавленно мычит, отталкивая Юнхо в сторону, но тот лишь сильнее вцепляется в него в ответ, и чтобы оттолкнуть придется ранить. А в следующий миг красная вспышка озаряет по меньшей мере три разрушенных квартала. Словно мотылек налетевшей на пламя — Лун Ван вспыхивает белоснежным пламенем, и врезается в ближайшую стену. Сплевывает хлынувшую горлом кровь, досадливо морщась. Хрустальные когти на правой руке обломаны под корень. Юнхо удивлено смотрит на Шима, что одними побелевшими губами отвечает: — неприкосновенны. И тут же светлеет лицом, решительно удерживая Мина за плечо, смотрит прямо в глаза Вана. Вот оно. Он может защитить Мина! — Все же ниже есть куда, — хмыкает китайский бог презрительно, с трудом поднимаясь на ноги — прячешься за человечишкой? Лун Ван целился опасно близко к человеку, уверенный, что Чанмин даже зная, что Избраннику не угрожает ровным счетом ничего, оттолкнет его от опасности, открываясь для удара, кто же знал, что человек, даже после всего услышанного, не сдвинется с места?! Избранники неприкосновенны, и любой глупец, решивший напасть, жестоко поплатиться. Сама вселенная защищает их от посторонних — Лун Ван едва кости собрал. — Выжрал его под чистую, — продолжает он, скалясь в усмешке, — а толку? Сходишь с ума, убил бы его, не явись Имуги вовремя, до сих пор не можешь справиться с его силами! Юнхо с опаской смотрит на Шима, что крупно дрожит в его руках. Но боится лишь за него. — Так громко кричал о своей «любви»! И что же сейчас? Одна маленькая капля и ты собственными руками разорвешь ему глотку, поглотишь его душу — вот она любовь бога, вместе навечно! — Лун Ван смеется громко. Юнхо хочется кричать, убеждать, но слова что подобны бурному потоку в голове, не могут вырваться наружу. Их слишком много, но ведь смысл всего один: Юнхо лишь человек, верящий в бога Чанмина всем сердцем, кто бы что ни говорил. Потому что, как тот, кто не раз совершал ошибки, почти стоящие Чанмину жизни, он не находит в себе сил, да и желания, хоть в чем-то его винить, если и правда есть за что. Возможно это глупо, возможно это самоубийство. Но они оба все ещё стоят тут, Чанмин защищает его, как и всегда, смотрит на него больными глазами, словно ждёт, что сейчас его оттолкнут. Но Юнхо никогда этого не сделает, потому что Чанмин никогда не отталкивал его, потому что всегда протягивал ему руку, потому что.. — Я верю тебе! В тебя! — Возможно он прав, — хрипло перебивает Чанмин, уходя из хватки чужих рук, будто ее и нет. — Вечность с тем, кого любишь, — почти выкрикивает Юнхо, — не так уж и плохо! Глаза Мина на миг расширяются, а после он тихонько фыркает, улыбаясь почти робко. — Я верю тебе, — говорит он одними губами, — раз уж ты так сильно веришь в меня. Юнхо улыбается так, что болят скулы, но не долго. Огромной волной его подхватывает бережно, как в колыбель и уносит все дальше от места битвы, чтобы даже случайно его не задело. Фигура Мина тонет в ослепительно ярком сиянии, когда он наконец перестает себя сдерживать, и Юнхо на миг прикрывает глаза. В следующий он стоит на крыше самого высокого здания, вцепившись в мокрые перила, а у самого края вода. Почти черная, перебегающая волнами, уходящая до самого горизонта. Скрывшая в своем нутре весь порушенный город. В таком внезапно близком небе, крутятся ураганные тучи, несутся вперед, минуя Юнхо легким прохладным ветерком. В недосягаемой дали волны вырастают, касаются своими верхушками туч, сливаются с ними в один единый смертоносный шар. Юнхо знает, что Чанмин там и потому тихонько опускается на крышу — было бы романтично, если бы для молитвы, но ноги уже просто не держат от усталости- и делает то, о чём просили. Верит.Эпилог
Метка это намерение. У Юнхо все зажившее тело покрыто узорами, складывающимися в странный гипнотический рисунок. Немного неловко, но не удержаться — Юнхо рассматривает свое тело в зеркале, как новенькую обшивку на машине. — Кажется, я стал красивее, ты так не думаешь? — Юнхо вопросительно смотрит на маленького духа, что пригрелся в его ванной и раскидав шампуни и мыла в стороны — его невыносимо бесили все химические добавки в воду — пускал кораблики из одного края в другой, поднимая небольшие волны. Дух булькает что-то, человек придумывает ответы сам. За неделю они неплохо ужились, тем более что водяной приносил Юнхо вкуснейшую еду. — Ты всегда таким был. Юнхо едва не подпрыгивает от этого голоса, и натыкается взглядом на отражение Чанмина. Тот стоит в дверном проеме, неловко сложив руки на груди, смотрит куда-то в пол. Юнхо хочется так много спросить, что на это уйдет вечность, в итоге он решает просто обняться. Чанмин не даётся, не иначе как своими супер силами удлиняя пространство так, что Юнхо не дойти, сколько бы он ни пытался. А ведь они с той битвы виделись от силы пару секунд- Чанмин забрал его с крыши в облике немного (читать как ужасно, кошмарно) помятого, но все такого же величественного дракона, и переправил домой. Пригревшись в жесткой лапе, Юнхо незаметно для себя уснул, и пропустил уход Мина. И пусть они созванивались и переписывались, в те недолгие моменты, когда Юнхо не спал, восстанавливая силы, он безмерно скучал. — Прости, побудь пока там, я… плохо себя контролирую, — кривит губы в виноватой улыбке, почему-то отводя глаза. — Как ты? — видимо всё же вопросы. Юнхо копирует его позу, только смотрит прямо. А потом вспоминает, что стоит в одних домашних шортах, но на радостях от встречи совсем позабыл об этом факте. — Хочу сожрать твою душу, чтобы оставить с собой навечно, — фыркает бог шутя, но взгляд его пылает совсем не шуточно. А затем продолжает уже серьезно: — хочу закутать тебя в теплую куртку и летать высоко, до самых небес, пока тебе не надоест, нырять с тобой на самое дно океанов, показать каждый кусочек бесконечных миров, и трахнуть у этого зеркала. Могло быть и лучше, как ты понимаешь, — продолжает, а у Юнхо глаза на лоб лезут от такой откровенности. — Это… — Скоро пройдёт. Крышу рвёт от вседозволенности, но я смогу это исправить. Юнхо ему верит, облегченно кивая. Все же едва они справились с Лун Ваном( Чанмин говорит, что всю работу сделал Юнхо, когда подставился под удар), он проспал пару дней, а проснувшись не обнаружил Мина рядом и на нервах, что тот серьезно ранен, добавил ему энергии, да так, что Мин взял ещё пару дней отпуска вдали. Что же, им еще учиться и учиться, и для этого теперь вся жизнь впереди. Чанмин напротив слабо улыбается. — Если я могу помочь… — Нет. — Но я.. — Юнхо. Это не та помощь, — Мин как-то судорожно сглатывает, коротко окидывая взглядом, — о которой я могу попросить. В моем состоянии это…будет грубо. Юнхо чувствует себя странно взволнованно. И ему почему-то кажется, что грубой будет вовсе не просьба. — Оу. Чанмин фыркает на его красноречивое, смущенное лицо, и сжимает руки крепче. Юнхо отслеживает его жест глазами, думая о его натренированной выдержке, и вздыхая как перед прыжком в пропасть. — Когда тебе станет легче, мы ведь попробуем? — спрашивает он медленно. — ? — Я надену теплую куртку и мы полетим до самых дальних уголков миров, спустимся на дно океана, займемся любовью у этого зеркала и вообще, где захочешь. Можешь даже забрать мою душу, я вовсе не против остаться с тобой навечно. Юнхо думает, что все же опрометчиво поспешил с такими признаниями, когда Чанмин странно всхлипывает, и делает шаг вперёд. Запоздалое осознание последствий выжимает из Юнхо шутливое, одними губами произнесенное: «пожалуй, подождём ещё немного».