Покров Шута.

Нужно вздохнуть. Тёмный силуэт, которого он уже почти не видел, выделялся даже на фоне затухающего зрения и вспыхивающих алых кругов, в груди была пустота, которая ширилась, грозя в любой разорвать его тело на кусочки. Превратить в лопнувший мясной шарик. Чистая сила не активировалась. Она не была сильно повреждена или что-то вроде. Просто не активировалась, возможно, по какой-то причине не могла сделать это из-за вакуумной ловушки, из-за пустоты, сжимающей его со всех сторон и, что главное, изнутри, и Аллен ничего не мог сделать. У него не хватало сил. Его чистая сила опять оказалась недостаточно сильной. А Удовольствие Ноя, мрачной тенью нависший над ним, пообещал, что убьёт его, если уж невозможно уничтожить чистую силу, не убив Уолкера. И теперь он наблюдал за его смертью, видно не желал больше промахов. Чёртов Ной. Внезапно в голову пришла идея, что он, кажется, слышал сегодня от Роад его имя. Или от кого-то ещё. Но даже этого не запомнил. Не узнал. Не навалял этому придурку как следует за свою чистую силу, за своё унижение. Не узнал, в конце концов, почему Ной не убил его раньше. Так и не выполнил свои клятвы. Ни единой. Остановился посреди пути. Разве так можно? Разве так можно? — вопрошал он у своей безжизненной руки, вспоминая о той силе, которая была у него в руках в первые мгновения после эволюции. Разве этого мало? Тогда что может остановить этих монстров? Близнецы Узы, погубившие Крори, Гнев, забравший с собой Канду, Роад, которая собирается уничтожить Лави, Удовольствие Ноя, уничтоживший стольких экзорцистов и искателей. Тысячелетний Граф, наконец. Тот, кто всё это начал. Враг, зло, тьма. Почему все самые категоричные слова этого мира смешались именно в образе этого странного существа, которого человеком назвать и язык не повернётся-то? Семья Ноя, против которой его чистая сила оказалась бессильной и бесполезной. Враги, которые оказались слишком сильными. Ной продолжал стоять прямо перед ним, глаза были открыты, но уже ничего не видели. Его левая рука онемевшая, тяжёлая, неповоротливая, никак не желала активироваться, как бы он ни пытался. Как бы ни взывал к своей чистой силе, она не откликалась. Кажется, он даже слышал смех. А над ним повисла огромная, сияющая белым светом луна, и свет этот волнами опускался вниз, закручивался спиралью вокруг мальчика, превращаясь в серебристую, едва осязаемую вуаль. А вуаль пульсировала при каждом стуке его сердца медленно, угасая, мучительно. Тонкая ткань коснулась горячей кожи лица, сворачиваясь жёсткой, плотной маской с острыми, режущими краями. И, кажется, всё же вуаль была настолько холодной, что обжигала, но всё равно хотелось потянуться к ней всеми силами, всем своим сознанием, потому что Аллен знал, что это его чистая сила. Что она опять с ним. Так же, как и отдающийся эхом задиристый, оглушающий смех, вливающий потоки бодрящей уверенности и покоя, знания, определённости, перед которыми все прочие метания казались такими несерьёзными и почти детскими. Всё было просто. Он вдохнул воздух полной грудью. Он сделал шаг вперёд, зная, что нужную опору ему дадут многочисленные ленты плаща. Он взмахнул левой рукой, фокусируя на пальцах мощные потоки энергии, потоки силы, и бросил её вперёд в удивлённого его живучестью врага с одним единственным желанием: убить. Убить это тёмное создание, сломанной куклой отброшенное к тут же пошедшей трещинами стене. Убить его. Уничтожить угрозу, защитить своих. Да, это было правильно и легко, он знал это так же ясно, как слышал чей-то смех у себя в ушах. Последняя волна упруго соскользнула с пальцев, обрушивая свой вал сразу во все стороны, теряя большую часть своей мощи, но заставляя крошиться опоры и перекрытия, выбивая из Мечты Ноя отчаянное ругательство и крик, заставляя Линали и Чао Джи полететь в их расколовшейся клетке слишком близко к бездне. Если бы Аллен видел, чувствовал или знал по-настоящему, он бы испугался. Но он всего лишь впитал в себя свет огрызка несуществующей луны и слышал смех безумца. По-настоящему он распахнул глаза, давая в них отразиться реальности, лишь когда понял, что это его смех, что его плащ многослойным покровом обрушился вдруг, подобно взрывной волне, разрушая это помещение. И что Ной перед ним дико кричит от боли в прожжённой изодранной одежде, истекающий чёрной кровью, источающий свою тьму, которая сейчас корчилась от боли, предчувствуя слишком близко подошедшую к ней смерть. И эта ужасная картина была нарисована его руками — понял Аллен, глубоко вдыхая воздух, ошарашено оглядываясь и с изумлением замечая, что Чао Джи каким-то невероятным образом держит над собой и Линали огромную глыбу. Перевес вновь был на их стороне. Оставалось лишь добить Ноя… — Не смей подходить к нему, или я уничтожу их! — голос рванувшей к нему Мечты срывался в истерические тона, сама она, взлохмаченная и метающая взглядом молнии, уже стояла, преисполненная решимости перед корчащимся Ноем, робко оглядываясь на него, опасаясь надолго отводить взгляд от Аллена. В какое-то мгновение ему показалось, что во взгляде Роад, обращённом к нему, читалась паника и едва ли не мольба о помощи. Но важнее было то, что подобные по скорости молниям, большие, размером почти с копья стрелы были направлены на Линали и Чао Джи. И Уолкер не был уверен. — А как же честная игра? — медленно спросил Аллен, не понимая, почему его так потряхивает. От того ли, что он чуть не убил Ноя? Или от того, что он считает этого Ноя человеком? — С ней придётся немного обождать, братик для меня всё равно важнее тебя, Аллен! Ной за её спиной испустил жалобный стон и сполз на пол, и Роад выглядела настолько растерянной, что Аллен невольно задался вопросом: неужели они тоже могут ощущать боль потери? Но тогда как они смеют давать Графу творить то, что тот творит? — Тикки? — тихо окликнула брата Роад, но тот не отзывался. — Да, похоже, придётся… Девочка вдруг осеклась на полуслове, закашлялась, схватилась за грудь, из которой вдруг показалось лезвие, и, выдавив из себя проклятие, растворилась в воздухе, будто сама по себе была всего лишь жутким видением. Видением, рассеявшимся от вскрика очнувшегося Лави, оглядывающегося по сторонам, широко распахнув глаз, и тут же оскальзываясь бросившегося на помощь Линали. Башня шаталась, разрушаясь под действием загрузки и сокрушительной мощи новой чистой силы. Лави, Линали и Чао Джи осторожно выбирались из-под грозящих вот-вот опрокинуться завалов. Весь мир был сплошным движением, и только Аллен казался себе неподвижной точкой Только Аллен продолжал стоять столбом не то ошеломлённый, не то полностью опустошенный собственной атакой. Пол под ногами экзорциста натужно, словно дряхлый старик, заскрипел и начал проседать, раскраиваясь мощными трещинами, Лави оказался совсем рядом и с радостью дал ему пинка, требуя, чтобы Уолкер перестал маяться дурью, а скорее поднимался наверх. Сам или с помощью молота юного книжника. — Я.. Да… Аллен ухватился за Лави. Прощупать хотя бы малейшую связь с чистой силой не удавалось, руки дрожали, и было как-то совсем неуютно, нехорошо, будто бы он сделал только что что-то ужасное под влиянием этого смеха, проникшего в его самую душу и перевернувшего там всё. Дверь Роад всё ещё стояла на вершине башни, а Молот Лави с лёгкостью доставил всех четверых на нужный им ярус, готовых наконец-то вырваться наружу, мечтающих об этом утомлённых экзорцистов. Они все надеялись, что дверь — не обман. Надеялись, что смогут выйти наружу. Но Аллен, наполненный тревогой и волнением, оглянулся всего раз, чтобы посмотреть на Ноя с этой высоты, и это оказалось тем определившим всю его дальнейшую судьбу фактором. — Лави, стой!! Стой, Лави, мы не можем, — пол под ногами прогнулся, начиная медленно заваливаться набок, огромные трещины поползли по стенам. Башня разрушалась, и Аллен так же поспособствовал этому со своей странной атакой, но сейчас дело было в другом. Лежащий внизу Ной уже не был Ноем — внизу лежал человек. Может быть, он бросился вниз, потому что узнал этого человека? Может быть смешение, непонимание, шок, две реальности, столкнувшиеся внутри него, привели к тому, что мозг Аллена отказывался думать? Но он уже собрался прыгнуть вниз в тот момент, когда Лави его перехватил. Крепко сжал запястье, раскрыв рот, чтобы прокричать что-то, что должно было вернуть Аллену разум, но вдруг умолк, как-то притихнув, посерев, отшатнувшись. — Это опасно, Аллен, — всего-то и произнёс юный книжник, вспомнив о том, кто он такой и что его решения не должны влиять на чьи либо судьбы. В тот момент, только выбравшись из ловушки Роад, которая едва не перевернула его сознание вверх дном, он совсем забыл о последних словах Книжника, о том, что перед ним не просто друг и товарищ на поле боя, но, возможно, Шут. И что в звании Шута скрывается кое-что и впрямь важное. О важном Лави вспомнил лишь в тот момент, когда тёмные щупальца вдруг обвили талию помедлившего экзорциста и рванули вниз. — Аллен, нет! Лави бросился вслед за падающим Уолкером, но того спас от жёсткого приземления зацепившиеся за неустойчивый выступ ленты Плаща. — Куда это вы, зайчики? — голос Тикки Микка почти звенел от переполняющих его едва сдерживаемых чувств. Сам Ной оказался уже на ногах и прямо-таки пылал тёмным воодушевлением: чёрное, призрачное пламя окутывало все его тело, языками облизывая совершенно чёрную кожу, образуя матовую броню на спине, груди и поверх головы. Казалось, тёмная материя, получив повреждения, лишь вырвалась наружу, стремясь защитить Ноя и покарать обидчиков. — А как же доиграть до конца? — Мы уже добрались до двери; огненная печать, вихрь пламени! — веско ответил Лави, направляя атаку на Ноя, но тот почти играючи легко переместился в другой конец залы, перескочив огромный пролом. Движения Ноя явно стали куда более быстрыми, чем раньше. — Вам придётся придумать что-нибудь поинтереснее, — удар, направленный прямо в юного книжника, попал в пол под ним, разбивая не только его, но и вожделенные врата наружу. А башню охватило громкое, вибрирующее гудение, всё вокруг поблекло, свет, до этого льющийся с ясного неба, потемнел, стены начали тускнеть, а за окнами начала формироваться странная туманная дымка. Ной, оглянувшись лишь на мгновение, смачно выругался, похоже, это было что-то, чего он не ожидал. — Чёртов ублюдок!! — Лави решил воспользоваться моментом, огненная печать получилась на удивление мощной, последовавшая прямо за ней древесная помогла раздуть грозное пламя. Но Тикки, оказавшийся быстрее, возник за спиной Лави, ударяя не книжника, а пол, который не смог этого вынести... — Линали! — беспомощно заорал Аллен, выскакивая на разрушающуюся платформу и протягивая руку к соскальзывающей в бездну девушке, и в тот же миг его руку сжала чёрная широкая ладонь. — Нет… — голос сорвался, когда платформа полетела вниз, самого его дёрнули в сторону, и Аллен даже не сразу осознал, что стоит на пошатывающемся полу, на небольшом выступе, и не сразу понял, что за его спиной глухо вскрикнул Ной, одергивая руку. Он лишь краем глаза, уже разворачиваясь, заметил серебристый росчерк удивительно острой полы собственного плаща и попытался ударить Ноя когтями, едва не ломая их о ставшую удивительно твёрдой и непробиваемой стену. Ноя рядом больше не было, да и Аллену было почти плевать на его отсутствие. Лентой выпуская пояс вверх, он даже не понял, за что именно та зацепилась, но быстро перескочил к краю бездны, в которую провалились только что его товарищи. И, с замирающим сердцем взглянув вниз, увидел лишь застрявшие на расстоянии пары метров внизу длинные перекрытия. Ни Лави, ни Линали, ни Чао Джи. Никого вообще. — Ной? — плащ взметнулся, будто сам наполненный жаждой сражения хозяина, когда Аллен развернулся. Ной сидел в другом конце разрушенной залы на искорёженном камне оконного проёма. — Успокойся, Малыш, они живы. Пока. — Живы? — Аллен вновь недоверчиво скосил взгляд в сторону бездны и сделал шаг к Ною. — В смысле? Они упали! — Ага. И ты тоже можешь туда прыгнуть, если не желаешь слушать разумные речи, и у тебя так чешутся кулаки. — Ох, я лучше дождусь, пока ты меня попробуешь туда отправить! — С куда большим удовольствием я лишу тебя этой шаловливой ручки, которая, кажется, и контролирует твой кусачий плащик, — Ной, издевательски улыбаясь, поднялся на ноги, распрямляясь и потягиваясь. — Попробуй, — холодно отозвался Аллен. Вот только он продолжал не вполне понимать, как проводить атаки его чистой силой. Раньше он знал это на интуитивном уровне, а теперь не мог рассказать даже, как делается то, что он уже делал. Но Тикки оставался стоять на месте. — И тебе совсем не интересно, что случилось с твоими друзьями? — Они умерли, Ковчег разрушился. Разве это не очевидно? — Как легко-то, — Тикки сдержанно рассмеялся, — где, как и благодаря чему вообще этот Ковчег существует, ты знаешь? Как Граф строит новый Ковчег, перегружая данные с этого? Что становится с тем, что поглотила эта бездна? Не знаешь, не так ли? — А ты? Расскажешь? Тикки махнул рукой в его сторону и снова уселся на первую попавшуюся плиту, прищурившись, осматривая разрушенное помещение. Аллен неуверенно переминался с ноги на ноги. Часть его требовала движения, а другая, та самая, которая скоропалительно поверила Тысячелетнему Графу, та, которая так неосторожно соглашалась на безумные предприятия, та, которая помнила о его ошибках, заставляла его замереть в ожидании и прислушаться к неестественной тишине. Всё время, находясь в Ковчеге, он слышал звуки разрушения. Всё время. — Что происходит? — Происходит? — Тикки хмыкнул, — Уже ничего. Они включили блокировку, уж не знаю, что могло произойти, но, судя по тому, что я слышал от Роад о загрузке, для подобного должно было произойти что-то вылезающее за рамки… Точно, Роад же отвечала за загрузку и теперь… Ной замер с совершенно прифигевшим лицом, Аллен замер за компанию. Всё вокруг тоже замерло, но это произошло уже некоторое время назад и никак не влияло на общее впечатление. — И что? — продолжал настаивать Аллен. — Мы здесь часов на шесть, кажется, застряли, а что они будут делать с этим огрызком, не знаю. — Огрызком? — С тем, что осталось от Ковчега, Малыш, включи мозг и начни думать им, а не своей симпатичной попкой, так и тянущей тебя на неприятности! Ной нагло чиркнул спичкой о бок неизвестно откуда взявшегося коробка, прикуривая. — При.. эм.. — подобные слова были последним, что Аллен Уолкер ожидал услышать от Ноя, и теперь он совсем сбился, в голове было слишком много вопросов сразу, и он не знал, с чего начать. С блокировки Ковчега, с того, что стало с его друзьями, со странного отношения Ноя к Уолкеру? Кстати, о последнем. — Почему ты не убил меня? — Очаровательный вопрос. — Ты обещал ответить, когда мы доберёмся до финала! — Ну, — Тикки сделал задумчивую мину, посмотрел вверх, туда, где темное небо дарило двум последним обитателям Ковчега свой неяркий свет. – Потому что ты мне нравишься? Аллен зашипел не хуже рассерженной кошки, бросаясь на своего обидчика практически с голыми руками, и тот с лёгкостью перехватил его и перекинул через себя, тут уже припадая на колено и придавливая строптивого юношу к полу. Но всего один короткий взмах руки Уолкера, и плащ формирует подобные его краю серебристое острое лезвие врезающееся в броню Тикки на плече. Ной ухватился было за лезвие на руке, но Аллен уже почувствовал в себе уверенность побеждающего и с лёгкостью пнул его в колено, пытаясь лишить равновесия, пытаясь вспомнить что-нибудь кроме этих лезвий, например, сфокусировать опять же удар между когтями. — Маленький, прыгучий проходимец! — юноша вскрикнул сквозь зубы, когда чьи-то пальцы, с силой впившись в правую ладонь вывернули руку, едва не разрывая связки. — Ты же, кажется, хотел побеседовать, Малыш, так что это за открывшаяся в тебе прыгучесть? — Может быть, как раз та, которая тебя прикончит? Очередной разворот, не обращая внимания на боль, плащ взметается вверх, с силой отталкивая противника, словно воздушный кулак, и Микк с глухим звуком врезается в противоположную стену. — Ах, Малыш, ты и впрямь думаешь, что от таких атак будет какой-то прок? Наивное дитятко! Ной с лёгкостью и даже некоторым изяществом отскочил от стены, словно его в неё не впечатали, а он сам решил воспользоваться ей, как стартовой площадкой. — Как был хамом, так им и остался, — приземляясь на ноги перед Алленом, протянул Тикки. — И чего я перед тобой распинаюсь? Но ничего не поделаешь, я ведь обещал, что всё будет по-честному. Ты ведь уже знаешь, кто я, видел и даже решил мне помочь, не так ли? Аллен с трудом сглотнул внезапно ставшей вязкой слюну. — Это был обман. Ты как-то узнал и притворился… Чернота сошла с тела Тикки Микка так же, как и матовая броня. Тикки развёл руками, демонстрируя себя таким, каким он всегда показывался на глаза Аллену. — Растрепи мне волосы, надень те страшные очки…ммм, убери стигматы, конечно же, и этот вызывающий цвет кожи. Разве не похож? — Ни разу, — всё же вздрогнув, ответил Аллен. — Ты не можешь быть им! — Рассказать тебе что-то, что знали только мы? Только, Малыш, не проси принимать тот облик, твоя зараза ранила меня до самой глубины моего естества, так что сейчас я буду в тёмном обличии. Ах, да, то, что ты видел, всего лишь моя светлая половина. — Всего лишь светлая половина… — Да, мне нравится так… быть человеком, — пояснил Ной, лениво вытягивая сигарету изо рта и внимательно рассматривая её. — Можно сказать, я даже больше человек, чем Ной. Зачем я тебе это говорю? — Не знаю, мой вопрос звучал по-другому. — И я уже ответил, что ты мне нравишься. Полог плаща вновь сверкнул, удлиняясь, будто перед атакой, но потом Аллен лишь выругался и, развернувшись, отошёл в другой конец зала, объявляя тем самым временное перемирие, необходимое ему для элементарного анализа ситуации и собственных чувств.