Покров Шута.

Ветер наконец-то успокоился. Тишина вступила в свои права, нарушаемая лишь одиноким дыханием, да, если очень прислушаться, сердцебиением. Едва-едва колыхались тонкие занавески, не закрывающие и половину приоткрытого окна, тусклые лучи заходящего солнца чертили прямоугольники на полу и кровати, оставляя скрючившуюся человеческую фигурку в относительной темноте. Фигура не подавала видимых признаков жизни и на три слоя оказалась закутана в плотную белую ткань, скрывающую даже лицо юноши. Ткань была, очевидно, не обычной - плащ не только полностью закутал своего экзорциста, но ещё и поставил защитный контур на стены, двери и окно комнаты, чтобы никто и никак не мог его побеспокоить. Словно причудливый, заботливый кокон, отгораживающий от злого, ужасного внешнего мира. Там, под слоями удивительно лёгкой и в то же время слишком тёплой ткани было очень хорошо и почти спокойно. Аллена даже не трясло больше, он не плакал, не злился или не боялся. Скорее его состояние можно было описать как апатию. День подходил к концу, и апатия была его достойным завершением. За дверью было тихо тоже, хотя Аллен не был уверен, что это не результат действия его щита. Вполне возможно, что Плащ всего лишь отрезал от экзорциста весь шум снаружи. С другой стороны, если бы его так и звали снаружи целый день, то наверняка бы уже обеспокоились, что он не откликается. Значит, всё же отстали. Поверили, что Аллен очень нервный из-за беременности, что ему просто приснился ужасный кошмар, и теперь юноша нуждается в тишине, покое и одиночестве. Уолкер был уверен, — это единственный верный рецепт его спасения. Конечно, неплохо было бы попытаться поговорить с кем-то, отвлечься, развеяться, но всё это было из разряда нереального. Развеяться?? Он действительно настолько глуп, что надеется на что-то подобное?? Дыхание вновь стало тяжёлым. Первый предвестник того, что скоро глаза наполнятся тяжёлыми солёными каплями, а потом они потекут по щекам, горячие в этом горячем коконе. Следует успокоиться. Не думать. Если бы он встретил сейчас хоть кого-то, он бы оказался в таком отчаянии, что выдал бы им всю правду. Всю страшную правду. Не факт, что они бы поверили перепуганному, явно не в себе мальчишке, но это насторожило бы их в будущем точно. И надзор бы усилился. И жить стало бы ещё сложнее. И Орден, с каждым новым днём всё более напоминающий тюрьму, стал бы ей на самом деле. Как хорошо, что в самом начале он лишь лепетал про кошмар и просил оставить его одного! И, как ни странно, его послушались. Наверное, и впрямь испугались разрушительной истерики или чего похуже. Мало ли что может учудить беременный экзорцист, чистая сила которого славилась своими непробиваемыми щитами и разрушительными защитными контурами? Шут много чего умел, если верить истории книжников. А Аллен им верил. Знал, что, пожалуй, они единственные люди в этой войне, которые стоят по ту же сторону баррикад, что и он, — защищают Сердце. Его ребёнка. Аллен уже давно держал ладони на животе, будто ожидая, что в любой момент может ощутить толчок или что-то ещё. Какое-то присутствие. И иногда ему казалось, именно это и происходило… Но лишь казалось. Наверное, было рано. И Аллену оставалось лишь догадываться о дальнейшей судьбе его сына. В том, что это будет именно сын, Аллен и не сомневался. Его сын. Его и Тикки, если уж быть более справедливым. И это казалось ещё более странным, но больше не пугало. Отец его ребёнка — Ной?? Ха-ха! Он сам Ной! И, как обычно, от одной этой мысли перехватило дыхание, болезненно сжало грудь, стало ещё горячее. Слишком горячо на вкус Аллена, и он решительно протянул руку, отодвигая складки плаща с лица, давая дополнительный доступ для прохладного воздуха и облегчённо вдыхая. Плащ не противился и не мешал своему носителю, осторожно разматывать его материю, тут же удаляя ненужные более метры ткани. Знатно его тут замотало. Наконец-то освободив голову, юноша так же вытянул наружу руки и задумчиво уставился на них, решая. Думая. Предполагая. Затем коснулся кончиками пальцев своих висков и со страхом провёл по лбу. Ничего. Ничего ужасного или заметного. Но после сна его голова почти разрывалась от боли. Уолкер почти был уверен — это пробуждение. Это стигматы, которыми были награждены все Нои. Но ничего не появилось. Его с головой заботливо укрыл плащ, реальность пошатнулась, расплылась, но боль отошла на задний план, втянула в себя свои мерзкие шипы и улеглась никем незамеченной где-то в глубине черепа, откуда наверняка в любой момент сможет вырваться наружу повторно. Аллен не был дураком и отчётливо понял, что произошло: неудачное пробуждение генов Ноя. Неудачное лишь от того, что оно оказалось заблокировано его чистой силой. И впрямь, что случится с экзорцистом, в котором пробились гены? Может быть, если речь идёт не о паразитическом виде чистой силы, всё пройдёт гладко: пробуждение, отречение от чистой силы, присоединение к семье. Но сила Аллена была заключена в его руке! С самого рождения! С прошлой жизни! И он отлично помнил, как она, невидимая ни для кого, даже для него самого первое время, вступила в конфронтацию с и без того не вполне спокойной тёмной сущностью юного Четырнадцатого. Конфронтация вышла тяжёлой. В итоге чистая сила отошла на второй план, впрочем, как и разум Ноя. Всем начала заправлять его тёмная сущность, он стал всё чаще проваливаться в странные сны, сходить с ума и кончил тем, что пошёл убивать Ноев. Пошёл убивать свою семью. Он не хотел любого повторения или интерпретации той ситуации. И он знал — на сей раз балом правит чистая сила, и пока она активна, сущность не посмеет пробудиться. Будет лишь беспокоить отдалёнными воспоминаниями, головными болями и, возможно, чем то ещё. Аллен знал это. Знал и не имел больше права вновь отрываться от реальности, отрицая очевидное. Его гены были его проблемой. Даже если чистая сила сдерживала их, никто не мог гарантировать, что так будет всегда. Никто не мог гарантировать, что Ною место среди экзорцистов. Никто ничего не мог гарантировать вообще! Его жизнь всё больше напоминала безумный, перевёрнутый мир, где всё неправильно и всё наперекосяк! И пока Аллен не придумал, как справляться с этим безумием. Юноша откинулся спиной на стену, переставая разглядывать свою левую руку и пытаясь мыслить разумно о чём-то другом. Например, о том, кем же всё-таки был закутанный гость в его снах. Пусть даже сны приходили к нему из прошлой жизни, но гость ведь был. И говорил о бремени, о том, как удивителен Неа, о том, что юный Ной завершит то, что он начал. Гость был… Шутом? Шут давно был мёртв, он не был бессмертен. Но мог ли он вложить отпечаток самого себя в кристалл чистой силы Плаща Шута? Оставить сообщение? Был способен на нечто подобное человек, разрушивший временную линию? Мог — Аллен был уверен в этом. Как и в том, что та третья встреча была последней. Он смутно помнил, что на сей раз во сне досмотрел не до конца из-за встречи с собственным отражением и пришедшим осознанием. Но знание о том сне, где Шут попрощался с ним, навсегда всё же было с Алленом. И юноша не собирался усложнять положение, пытаясь противостоять этому. Всё опять приходило к тому, с чего и начиналось. Нои. Тот факт, что Аллен был Ноем. Что он переродился вместе с чистой силой. А ведь и впрямь странно - родиться с чистой силой кроме него ещё никому не удавалось! Он был Ноем, и он отчаянно боялся. Вдруг это всплывёт наружу? При этом он страстно желал рассказать кому-нибудь о своих бедах. Тикки? Вайзли? В его судьбе теперь было два Ноя, два, как оказалась, родственника, которые были ему доступны. Но безопасно ли рассказывать им такое? Не могли ли они позже или прямо сейчас связаться с семьёй Ноя или с Графом и сообщить о случившемся. И что тогда будет дальше? Нужен ли им Ной, который ходит с чистой силой и однажды уже сошёл с ума? Он был предателем! Холодок пробежал по позвоночнику. Аллен предал свою семью в прошлой жизни, и те даже не догадывались о причинах его безумия и о том, были ли эти причины вообще! К тому же он вряд ли сможет доказать, что он Ной. Что ему делать с этой Семьей в таком случае? Рассчитывать ли на возможную помощь с их стороны? Или напротив, необходимо прятаться сильнее? Что делать теперь, когда он Ной, предатель и экзорцист, носящий ребёнка, что будет, кажется, Сердцем? Все факты говорили о том, что ему необходимо держаться от Семьи Ноя подальше. Однако что-то - может быть, его тщетно бодающиеся гены – твердили, что попытаться всё же стоит. Он Ной, и кто поймёт его лучше Семьи? Что там и как вообще в этой семье Ноя? У Аллена было слишком мало памяти об этом. Но было целых два великолепных источника. И он не собирался пренебрегать ими. Особенно Тикки. Аллен хотел увидеть его. Очень хотел увидеть. И не только увидеть. Они виделись всего несколько дней назад, но при одной мысли о Ное в животе тут же разливалось тепло, а пульс учащался. И это было так странно и неестественно для Аллена. — Тим? — хрипло позвал он в комнату. В шкафу тут же зашебуршились, и через мгновение золотой голем завис перед своим хозяином. Хозяином и… создателем? Аллен отвлёкся от предыдущих мыслей, сжимая ладонь в кулак. — У тебя нет ничего для меня, Тим? — спросил он осторожно. Голем ничего не ответил, разумеется, лишь неловко покачнулся в воздухе. — То есть, ты знаешь, кто я такой? Ещё одно неловкое покачивание. — Я… — произносить вслух это было страшно. — Я Аллен Уолкер, но ты знаешь, кто я такой на самом деле, ведь так? Каким-то непостижимым образом, встопорщив хвост, Тимканпи умудрялся выглядеть заинтересованным. — Я твой создатель, — и не уверенный в том, что этого достаточно, добавил. — Я Неа. Поведение голема в следующие несколько минут можно было описать, как бурный восторг. Захлопав крыльями, тот начал носиться вокруг Аллена, то и дело тыкаясь в юношу, смеша неловкими пируэтами. — Значит, я не оставлял ничего для себя, нет? То есть с моей памятью непорядок, и я мог забыть что-то в тебе, понимаешь…. Тим тут же замер перед лицом юноши, открыл пасть и высветил перед собой изображение партитуры. — Это единственное, что я оставил в тебе? Нет. Тимканпи, будто пролистнув партитуру, показал несколько изображений, выполненных всё тем же шифром, и Аллен смутно догадался, что это некие расчёты. Слишком сложные для не имеющего памяти Аллена. — Похоже, я использовал тебя для записи данных моих секретных проектов. Вот уж в чём, а в том, что над полной блокировкой Ковчега Неа корпел в свои времена в одиночку, Аллен был уверен. И второе сердце для Ковчега создавал тоже без чужой помощи. Если бы Граф узнал о таких опытах, точно обратил бы внимание. И либо потребовал бы прекратить, либо помог бы… Граф был личностью эксцентричной. А когда Неа только начинал работать над всем этим, он и не помышлял ни о каком предательстве. Аллен был уверен, работа над Ковчегом занимала около шести, по крайней мере, лет. А кристалл оказался в руке Неа примерно за полгода до его смерти. Смерти — горло снова сдавило, хотя Аллен и не вполне понимал причину. — Тим, приведи Тикки. Только не срочно. Не срочно, значит, можно и не сегодня ночью, а когда получится. На неделе или на следующей. Но мне надо его увидеть. Врата для него я установил, — тихо пробормотал Аллен. Он понимал, если что Тим покажет именно эту запись Ною, тот поймёт все нюансы. Голем деловито «кивнул», сделал в воздухе круг, замер в ожидании ещё каких-либо указаний. — Мариан Кросс, — вспомнил Аллен, — как и другие люди не должен получать никакой информации обо мне. И да, Нои тоже! — вдруг голем не принимает их за людей. — А теперь лети, Тим, я надеюсь на тебя. Он так и не вышел из комнаты. Только попросил Линка принести поесть. Он был голодным весь день, и спасал его только старый добрый гвоздь, как обычно засунутый в рот, но ближе к ночи организм потребовал своё: мерещащиеся запахи, которых не могло быть в его комнате, были особенно назойливыми. Аллен мог бы и сам выйти и пройти в столовую, но решил немного покапризничать и доказать всем и, в первую очередь, себе, что он вполне может в одиночестве сидеть в комнате сколько хочет. И никто его отсюда не выгоняет. Он думал о том, что ночью обязан сбежать к Вайзли. Он не мог ждать нового осмотра и пары дней. Он хотел поговорить с человеком, оказавшимся в подобном положении. Он действовал неосмотрительно и, возможно, немного глупо. Конечно, парень может оказаться не рад Аллену, конечно, юноша может попасться ученым, ведь удача не вечна. Но он не мог сидеть в своей комнате и перебирать свои мысли. Как только за окном окончательно стемнело, Аллен потянулся, убирая щит на комнате и прислушиваясь к тишине в коридоре. Кажется, его никто не стерёг… Ну да, конечно! Размечтался! Стоило только выйти, как он наткнулся сразу на шестерых караулящих и, шарахнувшись сразу ото всех, заявил, что идёт в туалет и в надзирателях не нуждается вообще. Напомнил, что на его ноге отслеживающий браслет, и его энтузиазм тут же сдох. Даже если браслет не показывает точного местоположения, то задать вопрос о том, что делает Аллен в закрытом исследовательском крыле, Линк будет обязан. Следующие три дня Аллен пытался реабилитировать себя в глазах окружающих его людей, но предательские скачки настроения не давали и шагу ступить. Обижаться, огрызаться, едва не рыдать, злиться, рычать, надоедать, сходить с ума от всего этого стало почти привычно. Уолкер даже почти смирился с таким положением вещей. На него косились с разных сторон и из тёмных углов, но это ещё терпимо. Его обсуждали, но не слишком громко или назойливо. Спросить напрямую у экзорциста о происходящем никто не решался, но, насколько понял Аллен, не стесняются подходить к Линку. И Линк оставался терпеливым и всепрощающим целых три часа. Позднее его тоже начали обходить стороной. Вместо того чтобы обсуждать появление нового Ноя, гибель Генерала или хотя бы больничный Юу (Канда, задержавшийся в госпитале, это действительно невероятно, но он до сих пор был под присмотром врачей), все сосредоточились на Аллене. А всего-то стоило один разок проснуться от кошмара!! И люди сразу придумали, что, может, это кошмар, наведённый Ноями, или какое-то пророчество, или предупреждение чистой силы! Его друзья и знакомые уяснили, что сейчас лучше держаться в стороне и не отсвечивать. Исключением являлся Лави, который, напротив, будто бы нарывался на большую трёпку и постоянно кружил рядом. Может быть, это инстинкт книжника подсказывал ему, что Аллен знает много того, что следовало бы поведать доблестным хранителям тайной истории? Но Аллен не собирался сдаваться так просто и раскрывать все свои тайны. Книжник или нет, но это слишком опасная информация, опасная и для Аллена, и для окружающих. В итоге ему удалось прожить дни до обследования почти мирно. Не хватало только Тикки… Сообразив, что беседу с Вайзли придётся отложить, юноша понадеялся на Тикки, вдруг тот успеет появиться как раз вовремя, как раз к новому обследованию, и они смогут поговорить все втроём сразу. Однако спускался на нижние уровни он в одиночестве. И следующие часы исследования только и делал, что витал в облаках, хмурых, неприветливых облаках, которые нашёптывали ему всякие ужасы. Сомнения одолевали юношу. Сомнения, с которыми он почти никогда не был знаком. Всё же Тикки был прав, Аллен был человеком дела, а не мыслей. И если он оставался без двигательной активности, то мысли начинали забиваться в его голове, создавая там хаос. И отбросить всё это, шагнув вперёд, шагнув прямиком навстречу судьбе… Судьба была неблагосклонна. — А это кто ещё тут у нас бродит? — раздражённым голосом откликнулось внезапно появившееся на пути юноши препятствие. Аллен моргнул, понимая, что успел только выскочить из собственной палаты, поднял голову, раздражённо отмечая, что его препятствие очень, ну просто очень высокое (как только об потолок не стукается?), потёр лоб и, развернувшись, вернулся в свою палату. Мужчина в белом халате от такого отношения кинулся было за юношей, распахнул дверь. — Что ты здесь делаешь, мальчишка? На территории исследовательского комплекса нахождение… нахожд… ниее… эм… Стальной коготь воткнулся всего в миллиметрах от шеи мужчины. Аллен хотел прицелиться рядом с лбом, но было слишком высоко тянуться. Выглядело бы не так круто. Рост этого учёного его сильно раздражал. — У нас был трудный день, — медленно произнёс он, красноречиво проводя левой рукой по своему животу. Чем быстрее этот парень поймёт, что к чему, тем быстрее всё закончится. — Вы экзорцист? Дрожь в голосе и страх на лице мужчины делали его настолько жалким, что Аллен мысленно даже поинтересовался, как он в штаны-то не наделал. — Ответ положительный. — И вы… — А вы новичок? Мужчина кивнул. Аллен улыбнулся. Это выглядело жутко, но Аллен действительно был рад. Чему — и сам не знал. Но это всё вдруг стало таким забавным: столкновение, злость этого мужчины, неоправданная агрессия и то, как он реагировал сейчас. — Идите и уточните у вашего начальства, что за экзорцист проходит здесь обследование. Аллен отодвинул свою левую руку с когтями, и в то же время заточенный край плаща скользнул вниз, оставляя на стене глубокий след, а в халате мужчины рваную дыру. — Я у-у-уточню… — с трудом отозвался мужчина. — Вот и отлично. Не переживайте так. А я немного посижу и пойду к себе. Да. Чуть-чуть. Рука привычно скользнула в карман, извлекая всегда выручающий гвоздь, а торопливые шаги учёного уже эхом отдавались в коридоре. — Интересно, а если бы я был враг или ещё кто нехороший? — вдохнул Аллен, уже куда более осторожно высовываясь за дверь и начиная красться к заветной двери. — Надеюсь, хотя бы с Вайзли сегодня ничего не успело приключиться. — Доброе утро? — с надеждой поинтересовался юноша, заглядывая в нужную ему палату и застенчиво улыбаясь. Парень, некоторые из волос которого сейчас больше напоминали седые, лежал на своей кушетке в довольно расслабленной позе и листал какой-то журнал. — Довольно да, — отозвался он, даже не оборачиваясь. — Не думал, что ты зайдёшь снова. — Я молод и любопытен, — хмыкнул Аллен, закрывая за собой дверь. — Легкомысленный, я бы сказал, — хмыкнул парень. — Мне по возрасту положено. — Ты экзорцист. С каких это пор вам можно быть легкомысленными, а, хранители мира? — шутливо усмехаясь, обернулся Вайзли. Выглядел он сегодня, опять же, очень паршиво, но хоть улыбался и не был зол. — Хмм… — Аллен сделал вид, что задумался. Вайзли выглядел так, будто получил назад уже немало воспоминаний. Как давно он висит в состоянии между пробуждением? И как много этот Ной знает? — Я уверен, что и раньше были легкомысленные экзорцисты. — наконец ответил он, решив не открывать свою личность, как Шута. — Были, — согласился Вайзли, откладывая своё чтение и начиная осторожно и медленно переворачиваться на спину. — Хорошо они не заканчивали. — Ну, это как поглядеть… Учитывая, что успел сделать перед смертью Шут… — Как хочешь, так и гляди. Не кажется тебе, что это опасно, приходить всё же к Ною, пусть и не пробудившемуся? Почему не сообщил обо мне своим учёным? — Хочешь выяснить, как я отношусь к этому? — удивленно поднял голову Аллен. — Тогда ты должен понимать, что я… я в любом случае против таких методов. — Ноев надо убивать, а не изучать? — Я не… Вайзли, ты можешь ответить мне на пару вопросов? — Информация? — прошипел парень. — Ты точно не связан с книжниками? — Иначе они бы уже знали о тебе и сидели здесь со мной, — развёл руками Аллен, присаживаясь на пол. — Мне просто нужно знать, как пробуждаются Нои. И как пробуждаешься ты. Как это… Что это вообще? — Пробуждение? Высвобождение тёмной сущности, я бы сказал, — хмыкнул Вайзли. Очевидно, возможность поговорить с кем-то была для него значимей сохранности этих сведений в тайне от других. — Но это происходит быстро и банально. Головная боль тупая и несильная, будто лоб чешется с обратной стороны, возникает примерно за несколько часов. Могут в то же время путаться мысли, дезориентация, потеря во времени, проблемы с памятью. Затем — острая головная боль, связанная не только с прорезанием стигмат, но и с пробуждением памяти. Боль в глазах, также боль и по всему телу. Характер обычно зависит от специализации. Как и характер повреждений, которые могут быть причинены тем, кто находится слишком близко к пробуждающемуся Ною. Это занимает от пары до пятнадцати минут, не больше. И всё — после этого ты Ной. Обычно пробуждённых тут же забирают в Семью - Граф или кто ещё, посланный им. Но с того момента мы фактически активны и готовы к действиям. При проблемах можем какое-то время быть ослабленными. — А что с памятью? Вы помните о том, что происходило в прошлых жизнях? — Я - да. Но не все сразу. Я специализируюсь на разуме, памяти, телепатии, и мои воспоминания тут же должны встать ряд в ряд. У других могут быть с этим проблемы, какие-то жизни, как неважные, они могут забыть полностью, что-то отпечатается сильнее. Как у людей, в общем-то. — А что с твоей памятью сейчас? — Ах, вот и цель твоей беседы? — усмехнулся Вайзли, и Аллен не стал отрицать очевидное. — Память - это единственное, что у меня сейчас от Ноя. Не полная, покорёженная. Причиняющая множество неудобств. Но она здесь, — парень постучал пальцем по лбу, — со мной, и никуда от этого не деться. Я Ной, и меня держат здесь эти идиоты, называющие себя великими учёными и исследователями! — К ним просто попала информация из Ковчега, — тихонько пробормотал Аллен. — Из Ковчега? — Да. Так как Ковчег был заблокирован, Граф стал перегружать его в новый корабль, и вышел облом. Облом благодаря тому, что с нами играли в Ковчеге, и был там ещё Мариан Кросс. — Заноза в заднице, — пробормотал Вайзли. — И в итоге один Ковчег остался у нас, а другой - их новый - у Ноев. И почти всё, что было внутри нашего, после этого самоуничтожилось. Вот. Но остался один архив, и там были данные. Вайзли кивнул. Аллен ожидал, когда его собеседник примет сказанное. Ему нравилось говорить с этим парнем, пусть даже у них было всего-то три беседы. Ему нравилось быть здесь, и он хотел поделиться своими страхами, но не знал, как к ним подойти. — Вот как… наверное, Граф был в ярости. — Пока он этого не показал. — Аллен мучительно пытался подобрать слова. — Слушай, Вайзли… Я… Я хочу кое-что сказать, но это будет звучать странно. Ты помнишь Четырнадцатого? — Да. Смутно, эта память сильно повреждена, но помню. — Ты помнишь Неа, и что ты можешь сказать? — Откуда ты знаешь его имя? — насторожился Вайзли. — Или это Кросс… — Нет, он не говорил мне ничего и никому. Это… так называл меня гость. — Что? — выражение лица Вайзли прямо-таки кричало о смятении и сложной работе мозга, пытающегося понять, что происходит. А Аллен продолжал, пока не лишился своей решимости. — Так называл меня Шут. Во сне. Очень старом сне. Ты знаешь, что моя чистая сила это Плащ Шута? Аллен активировал мягкую белую ткань, тут же растёкшуюся по тонким плечам. Вайзли отрицательно качнул головой. — Плащ нельзя уничтожить. Он в моей руке, — чувствуя, что задыхается от волнения, продолжал Аллен. — Но когда один Ной оторвал её и разрушил кристалл, он обратился в пыль и позже восстановил форму. Её нельзя уничтожить так просто, и это важно. — Почему? — Потому что… Впервые этот кристалл уничтожал я… Я помню это.. — Аллен вскочил на ноги и под пристальным взглядом Ноя начал ходить по тесной палате. — Помню, как она рассыпалась и будто уколола меня в ладонь. Я сказал об этом. Это было странно. Там была Мечта! Она рассмеялась в ответ и тоже подумала, что это забавно, а потом… потом что-то начало происходить. Она оказалась в моей руке, но это было так незаметно, — Аллен сдавил виски пальцам, останавливаясь, и вновь обернулся к Вайзли. — Ты понимаешь, что я имею в виду. Вайзли медленно кивнул. — Ты Ной, Аллен. Ты… Четырнадцатый Ной… Похоже, всё становится ещё более интересным.