Покров Шута.

Глава Последняя. Аллен стоял возле подоконника, ссутулившись, уложив на него одну из рук, другой задумчиво потирая едва заметный шрам на животе. Он стоял так уже третий час, тщетно стараясь сосчитать количество камней в стене здания напротив. Он сбивался уже раз двадцать, а пейзаж не менялся. Да и чему там меняться? Комнаты были расположены довольно низко, и здесь, в этом районе, здания располагались близко друг к другу, изредка перемежаясь небольшими площадями или узкими аллеями. Всё безжизненно и тихо. Тишина была инородной после полугода в обществе новорожденного, пусть и растущего быстрее иных ребёнка. Если бы Аллену не было лень шевелиться, он побился бы головой о стекло от досады на себя. — Я чувствую себя сбитым с толку, — громко отметил он. — Ты услышал меня? — раздался сзади тихий голос. — Да, — не совсем ложь. Аллен уже пятый раз за эти часы начинает говорить, чуть заслышав подозрительный шорох. Оборачиваться и смотреть, есть ли кто на самом деле, не хотелось. Будто он дал замысловатый обет стоять вот так неподвижно и ждать, когда кто-то придёт, схватит его за плечи, вот как сейчас Тикки, развернёт к себе… Поцелует, может быть? Аллену хотелось целовать, особенно сейчас, когда тёплые ладони лежали на его плечах без каких-либо действий. Ладно, он не будет ничего делать сам и продолжит пялиться на коричневые, почти сливающиеся друг с другом кирпичи в соседней стене. Это интереснее, чем смотреть на местное небо. Аллен помнил, как он, будучи ещё совсем ребёнком, ненавидел небо Ковчега. Почему точно — не помнил. А то, что ненавидел и порой даже закатывал скандалы, — это помнил отлично. С очень раннего детства. Лет в пять он ненавидел его уже и потому мог нормально находиться только под крышей. Может быть, он даже весь Ковчег по этой причине не жаловал? Может быть, из-за неба он решил однажды научиться управлять этой штукой и перестраивать её? Будет ли Вьят равнодушен к этому небу и сможет ли когда-нибудь изменить его сам Аллен? Стена была интереснее. — Полгода в дурмане… — пробормотал Аллен. — Как мне дальше с этим иметь дело? И с чего на самом деле я так слетел с катушек? Какой-то защитный суперинстинкт? Хотелось бы ясности. Только те, кто могли её внести, умерли семь тысячелетий назад. — Граф тех же лет, если не старше. Он жив. — Голос Тикки был тихим, с едва заметной хрипотцой. И интонации, с которыми произносились слова, совершенно не соответствовали смыслу. — Ему семь тысячелетий. — Да. Или больше. А что? — И он только сейчас стал прадедушкой… Аллен не слышал смеха мужчины, только ощутил слабую дрожь его пальцев. — И кстати о дедушках и связанных с этим вопросах, я могу кое-что уточнить? — Давай. — Аллен продолжал стойко не оборачиваться, несмотря на то, что именно сейчас Тикки убрал свои руки, оставляя юношу совсем без контакта с собой. И Аллену хотелось заорать во весь голос. — А почему всё-таки Вьят? То есть, посмотрим правде в глаза, это не похоже на то, что могло тебе понравиться. Стоит лишь вспомнить те параметры, что ты выбирал. Это не та начальная буква. И звучание тоже… Ну ладно. Звучание опустим. Просто скажи, почему именно оно? — А тебя волнует? — Я имею право знать, нет? Право выбора у меня отобрали. Не то чтобы я жаловался. Но, чёрт возьми, я хочу знать, почему ты назвал нашего сына так, как ты его назвал, вот и всё! — Знаешь, там были разные имена с разными значениями, и всё же они были однотипными. Я молчу о тех, что связаны с местами или занятием рода, но имена, посвященные качествам ребёнка, которые якобы обязаны в нём проявиться благодаря этому имени, имена во славу бога или чего-то иного. Я пытался найти подходящее для самого Сердца этого мира. Я думал что-то со значением хранителя, но не слишком широкое в этом смысле, и всё же мне ничего не нравилось. Я был сбит с толку. Это состояние становится для меня нормой в последнее время, не так ли? — Мы все были взбудоражены, хотя многие были только рады заняться такой ерундой, — усмехнулся мужчина. — Рад, что сумел вас повеселить. А потом я однажды открыл одну из книг, пробежался взглядом по именам и увидел это — переживший войну, выдержавший войну. И я не думал больше, я знал — это оно. Меня уже не смущало звучание, мне нравилось это имя. Я понятия не имею, почему. Я просто нашёл его, а оно нашло меня. — Выдержавший войну? Ты имеешь в виду тот факт, что он умер и всё же жив, так? — Наверное. — Аллен едва заметно качнул головой вбок, внезапно становясь серьёзным и сосредоточенным. — Тебе не нравится имя? «Мне плевать» — едва не ляпнул Тикки, но понял, что это, по сути, и не верно. Было озвучено достаточно имён, которые вызывали у мужчины отвращение. — Это нормальное. — Нормальное? — прищурился обернувшийся юноша. — Хорошее. Слушай, оно не моё, спрашивай у… а кстати, где сам Вьят? — Тикки ошеломлённо оглянулся, осознавая, что весь этот вечер здесь царит тишина, покой и нет того, кто, вроде, должен быть. — У дедушки, — фыркнул Уолкер. — Там ещё гости привалили, Майтра сказал, что присмотрит, и я ему верю. Если кому-то верю, то ему. И Эвану с Узам. Чёрт, они без меня такую заварушку провернули в Ордене, зато теперь у них отделения в глухой осаде! Надо что-то делать с экзорцистами, искать для них возможность жить и при этом решать проблему с акума и Графом. Я должен поговорить с ним завтра. Моя голова сейчас жутко тяжёлая, и я устал так, будто сутки вкалывал за долги Мариана… Аррр, но он тот специалист, что нужен нам на нашей стороне. Сколько Генералов, как думаешь, будут с нами? — Это сложный вопрос, — пожал плечами Ной, усаживаясь на кровать и жестом приманивая юношу к себе. — Ты ведь не собираешься скрывать тот факт, что ты Ной? Значит, к тебе вполне могут попытаться подобраться и украсть Сердце из рук «недостойного». — Верю, — Аллен прошаркал к кровати, плюхаясь на неё и начиная медленно стягивать сапоги. — Кто в Ватикане может быть опасен? Я знаю лишь Воронов с их магией, но, как оказалось,часть этих самых Воронов на нашей стороне и даже может помочь урегулировать конфликт. Линк, к примеру. Никогда не думал, что скажу это, но, видно, Рувелье сейчас меньшее зло. — Я понятия не имею, кто ещё у них может воевать, — Тикки, которому надоело наблюдать за ломанием молнии, нагнулся сам, нормально снимая обувь с Аллена. — Но знаю, что вся магия в этом мире не зря когда-то была объявлена злом. Все начальные магические знание были даны нашей Семьей. Знаешь, что это значит? — Они были даны, чтобы подгадить людям? — И посмотреть, как оно работает в этом мире. Насколько я понял из объяснений, дело в том, что наша магия немного иная. Чужеродная для людей и всего, что есть здесь. И поэтому она несёт вред. Только со временем люди научились её изменять так, чтобы её разрушительная природа, по крайней мере, не была видна сразу. Это то, что говорил Майтра и Трайд, кстати. — Да я уже почти догадался о том, кто источник этой информации. И это опять возвращает меня к неприятной теме «что же делать дальше». Если я свалю основную ответственность на Эвана, Кросса и Линка, как думаешь, это нормально? Я заслуживаю такого, ведь так? У меня вон ребёнок, чтобы следить теперь, растёт. И Семья, с которой надо разруливать ситуацию. — Конечно. Конечно, ты можешь переложить часть забот на чужие плечи. Тикки притянул Аллена к себе, целуя в висок. — Да и кто даст тебе командовать? Аллен нахмурился. — Тем более ты сам ничерта в этих темах не понимаешь и признаёшь это, разве не так? — Тикки Микк! — раздражённо рыкнул Аллен, опрокидывая мужчину на спину и с самым злобным выражением лица нависая над ним. — Да, Малыш? Разве я не был прав в моих предположениях? Тикки дунул на касающиеся его лица серые волосы, наблюдая за тем, как дрожат губы юноши. Тот определённо старался скрыть свои эмоции. — Это были даже не факты, но предположения? — тщательно выговаривая каждое слово, уточнил юноша. — Я не могу утверждать точно. Я не видел тебя полгода. Я мог пропустить что-то в развитии твоих талантов. Аллен демонстративно поднял голову, глядя на дверь комнаты. Затем посмотрел на Тикки. И опять на дверь. И опять на Тикки. — Ты разминаешь шею? — Я ментально запираю дверь. — Мне нравится, как это звучит — хмыкнул мужчина. Его рука уже придерживала на мерно приподнимающейся грудной клетке Аллена, теребя верхнюю, незастёгнутую пуговицу. И Аллен не мог опуститься ниже из-за этого — «Ментально закрываю»? — опустил лишь чуть-чуть голову юноша, так что их лица разделяло всего пара дюймов. — «Закрываю дверь». Тикки приподнялся, прижимаясь к губам Аллена, а затем переместился. — Интересно, — жаркий шёпот щекотал ушко юноши, - у всех мужчин такое странное ощущение, когда они встречают… родивших своих? — Что? — Ты такой худой. Юноша от неожиданности охнул, когда вторая рука мужчины обняла его за спину, опрокидывая на себя. — Обычно женщины после родов полнеют, между прочим. — Ерунда. — Уверенно ответил Тикки. — По сравнению с тем,как они ходили с животом. К тому же ты выглядишь ещё более худым, чем раньше, но всё ещё аппетитно. Как представлю, в каких позах я могу тебя теперь съесть… — Представить? — Точно, пора переходить от слов к делу. Полтора часа спустя они оба совершенно голые валялись в смятой постели. И Аллен наконец-то был доволен. Он наконец-то нацеловался по крайней мере за месяц того времени, что не общался с Тикки. Ещё несколько таких перспективных вечеров… Вот только позже всегда наступает утро. — Я буду говорить с Графом завтра с утра. — Аллен не мог просто взять и выбросить это из головы. — У меня есть идея. — Идеям Графа обязательно быть в нашей постели? — Это не идея Графа. А моя. Граф… вот уж кого не надо точно, эта кровать слишком маленькая, — Аллен ткнул пальцем под рёбра Микка. — Значит, мы никогда не будем иметь кровать большего размера, — продолжая наблюдать потолок и игнорировать Аллена, решил Ной. — Почему это? — Потому что иначе ты можешь решить, будто присутствие здесь Графа будет уже не таким уж плохим. Аллен перевернулся на бок, подползая к Тикки и собственническим жестом укладывая левую руку поперёк живота. — Ты больной, ты в курсе? — теперь уже забрасывая полусогнутую ногу на ногу и продолжая медленно, но верно наползать на мужчину, уточнил Аллен. — М? А почему ты хочешь говорить об этом именно сейчас? — Сейчас мы могли бы пойти в ванну. Она здесь большая. Удобная, — Уолкер уткнулся носом в чужую шею, высовывая язык и самым кончиком касаясь солоноватой кожи. — Я всю жизнь мучился с душевыми и условиями, вообще не подходящими для купания. А тут ванна. — Большая ванна? — Ага. —А сколько у нас ещё времени-то? — До утра имеется точно. — Ты ведь понимаешь, что нам… нельзя уснуть там? — произнёс Тикки, резко переворачиваясь, сбрасывая с себя юношу. На грани властной нежности он провёл ладонью по лицу улыбающегося юноши. — Я понятия не имею, что делать дальше и как разгребать эту яму. Но я точно знаю… что так было всегда. Всегда разгребались подобные мусорные ямы. Потихоньку, не спеша… Пошли в ванну, а? *** А на следующее утро Аллен, тщательно обдумавший всё вдоль и поперёк, намотавший пятьдесят кругов вокруг неуспокаивающегося сына (зубы, Аллен ненавидел зубы) и, следовательно, совершенно не выспавшийся, решил отправиться к Графу. И добрался до него только к полудню. Было слишком непривычно покидать не просто свои комнаты, но весь дом, и улицу, и вообще перемещаться по Ковчегу. Дверь рабочего кабинета Графа распахнулась, и Глава Семьи Ноя изумлённо наблюдал за тем, как к нему пробирается решительно настроенный Аллен Уолкер. Взлохмаченный, усталый и немного злой. Немного злой по меркам того, как злы обычно бывают Нои, разумеется. Не стоит забывать, кем был Аллен. Даже если Аллен благодаря своей чистой силе то и дело забывал об этом. Но самая большая странность была уже хотя бы в том, что этот юноша показался здесь. — Доброго времени. Граф, у меня к вам один вопрос. — Даже не знаю, доброе ли оно, раз ты вдруг выполз из своей конуры, — пробормотал мужчина. Лулу, сидящая в другом конце кабинета, насторожено наблюдала за тем, как Аллен остановился у стола Графа. Его лицо и глаза полностью отражали внутреннее смятение мальчика. И в то же время он был полон мрачной решимости. — Аллен? — Граф был удивлён тем, что юноша продолжает молчать. — Это что-то важное? — Это… Ладно, — мальчик треснул ладонью по столу, — это всего лишь вопрос, Граф. Кто такая Ной? Лулу нахмурилась. Этот вопрос почему-то задел что-то внутри неё. Хотя она определённо не понимала, о чём идёт речь. Впрочем, выражение лица Графа не изменилось, он не выглядел встревоженным или что-то вроде этого. — Сердце. Ной — это Сердце. Наше Сердце, уничтоженное Хелеосом, уничтожившим и всех нас, весь наш мир. *** — Что это вообще за место? Огромная спиральная лестница уходила вниз. Под землю. И Юу вполне имел право на подобные вопросы. А Лави не имел ответов. — Мы можем спуститься и посмотреть? — предложил ученик книжника, опираясь небрежно о перила и тут же отпрыгивая назад, когда сухое дерево с треском надломилось и, глухо перестукивая о ступени, полетело вниз. Самодельный факел, и без этого горевший неровно от всех открытых сквозняков, в достатке гуляющих в этой области, потух окончательно. Лави проигнорировал уничижительный взгляд Юу, понимая, что заслужил. С ветхостью некоторых элементов цитадели Хелеоса они познакомились гораздо раньше. И уже должны были быть начеку. Особенно он. Долбанный, будущий Книжник. По крайней мере, каменная лестница выглядела надёжно. Сверху не было видно, на чём она держится и не повреждено ли её крепление, но это были такие мелочи для экзорцистов! Ах, да, здесь не активировалась чистая сила. Лави хотел лампу. Или ещё лучше — фонарь. Только не комуевского типа - фонари комуевского типа почему-то раздавали «полезные» советы на разные голоса и подзаряжались от кофе. Якобы от кофе. Лави не любил вспоминать, что за безумие происходило во времена, когда Комуи пытался раздавать эти фонарики разных размеров и типов всем подряд, а потом их напоили кофе и… Лави никогда не знал, что умные фонари могут быть настолько непробиваемыми и громкими. Вопили они одно и тоже, разумеется: хочу кофе. На максимальной громкости. Без остановки. Кто-то из персонала после данного инцидента имел проблемы со слухом. — Ещё немного, и я поверю, что мы больше отсюда не выберемся. А ты что думаешь, Юу? Эй, Юу!! Мечник не ответил, глядя вниз, стоя у самого края. Будто зачарованный — вот-вот сделает шаг вперёд и рухнет. Учитывая его новый, довольно жалкий уровень регенеративных способностей и жажду смерти, он мог такого и не пережить. — Эй? — Лави пошёл к японцу. — Юу, отзовись, хватит прикалываться! — Ты слышал это? — Канда обернулся настолько резко и неожиданно, что Лави сам едва не спрыгнул вниз от ужаса. Особенно напугало взволнованное выражение лица мечника. — Что? — Когда туда упало дерево, там был голос! Лави мог такого не заметить? Лави не мог. Галлюцинации? Ну, учитывая тот факт, что вместо обычного эха в этих стенах ходило эхо других времён, всё могло быть. — Думаешь, там и есть цель нашего путешествия? — А у нашего путешествия есть цель? — Канда направился к первым ступеням. — Я хотел бы в это верить, — отметил юный книжник, отправляясь за Кандой. Он остался без света и каких-либо дополнительных средств для быстрой и эффективной добычи огня. Спускаться вниз было немного страшно. Лави боялся всего: и того, что вот-вот обвалятся, вроде бы, крепкие, тысячелетние ступени, и того, что неожиданно возникнет очередное эхо, напугав его пуще прежнего, и того, что эта лестница никогда не закончится. Юу шёл с огнём впереди, довольно медленно, наблюдая за тем, что находится у него под ногами. И шёл уже очень давно. — Не слишком ли это глубоко? — Канда не выдержал первым. — Что можно было прятать на такой огромной глубине? — Ещё один громадный зал? — фыркнул Лави. У него была лишь пара идей. — Дойдём — увидим. — А нам не нужно опять что-то сделать, чтобы увидеть? — Ты же не спрашиваешь, не спим ли мы всё ещё, ведь так? — Реалистично для сна, — приостанавливаясь и позволяя Лави оказаться рядом, предположил Юу. — Но после знакомства с одной сволочью я не считаю это таким уж невозможным. Им оставалось только продолжать спускаться вниз и вниз. И при этом делать время от времени остановки, чтобы оглядеться хорошо, точно осознать, что они не ходят по кругу, и снова отправиться вниз. Краем сознания Лави уже давно успел отметить ступеньку под номером тысяча пятьсот. А когда вместо очередной ступени под ногами оказалась гранитная плита, никто в это не поверил. Лави и Канда замерли на последней ступеньке, молча вперив взгляд в это невиданное чудо. Никто не собирался ступать на него. Впереди, по очевидным причинам, видно ничего не было: здесь было слишком темно. — Подожжёшь мою деревяшку? — предложил Лави. Его голос многократно отразился эхом от невидимых отсюда стен. Возможно, он угадал. Здесь было что-то большое. Может быть, даже огромное. Принимая обратно свой деревянный обрубок, теперь уже служащий осветительным прибором, юный Книжник, как ему и полагается, жестом предложил Юу идти первому. Он не должен творить историю, он должен её лишь наблюдать. Когда нога Канды коснулась гранита, Лави почти ожидал, что вот сейчас обязательно что-то случится. Ничего не случилось. И ему пришлось тоже ступать вниз. А потом он убедился, что помещение было немаленьким. Широкие, высокие двери под три метра в высоту и в два метра шириной были ничтожны по сравнению с общими размерами. И, несмотря на то, что высоту потолка подтвердить было невозможно, Лави был уверен, что высота и не была главным,сразу же, как только переступил порог, отмечая голубоватое свечение таинственных кругов на полу. Лави, как завороженный, наблюдал их переплетение, проходя всё дальше и дальше. Круги являлись частью рисунка, рассмотреть полностью которого не удавалось, потому как светились только круги, но весь этот рисунок так или иначе сводился к круглым впадинам. Зал, мягко освещённый разноцветным сиянием. Объёмные жёлтые фигуры, уходящие под потолок, эфирная фиолетовая дымка у стен, яркий красный огонь, зеленоватое свечение, исходящее от дна пяти круглых резервуаров. И эти синие круги, куда более яркие, чем прежде. — Ты это видишь? — тихо-тихо спросил Лави. — Да, — ответил Юу. — Думаешь, что это может быть? Лави шагнул к резервуарам, и все цвета, кроме поблекшего синего, погасли в один миг. — Вот чёрт! — Какого… — Что это было? — шёпотом уточнил Лави, вытягивая руку с факелом. Резервуар был пуст. И он был маленьким. Одним из четырёх маленьких, что окружали один большой в центре и были соединены с ним аккуратными трубками. Но сейчас эти трубы были сломаны. Да и воды не было в резервуарах. И дно не светилось тем зеленоватым свечением. Юноша опустился на корточки, задумчиво осматривая сколотые края. — Раз за разом я буду возрождать человечество, как бы его не пытались покалечить и кто бы ни делал этого. — Голос Хелеоса эхом отражался от стен. А зал снова был наполнен светом. Лави обернулся на звук и обнаружил, что Сердце стоит у самого большого резервуара, сейчас искрящего на поверхности воды. Он выглядел по-человечески задумчивым. И, похоже, говорил именно с собой, протягивая к искрам руку. — Раз за разом, так же, как это делали те… тот, кто был… Мне так жаль… Почему…. Почему память о нём ещё живёт в них? Почему они живы, если их мир мёртв? Эхо исчезло, вновь погружая зал в темноту. — Ты видел это? — Да. И снова всё понял. Но да, это определённо не один из тех языков, что я должен знать. — Тогда пойдём к центру? Возле него он стоял. И это же центр. Юу, между прочим, до сих пор стоял у дверей. — Давай, может, нам хотят что-то показать! — Почему я позволяю это делать? — едва слышно пробормотал японец, проходя за Лави. Они оба остановились возле центрального резервуара. — Почему вы защищаете людей? — вытянувшись во весь рост, спросил юноша, закутанный в рваный старый плащ, у существа, представшего перед ним. Печального существа, которое никогда не улыбалось со дня своего появления. Или чего-то более трагичного. Лави знал это. Откуда знал – понять не мог. Но знал. — Скажите мне, только честно на сей раз! — Я… создан для того, чтобы защищать людей. Защищать ваш мир. Я… — растеряно произнесло создание, закрывая глаза и жалобно кривя губы. Лави казалось, что его мозг медленно плавится, это точно был совсем не зал, кусочек дикого леса, и - будто этого мало - он знал гораздо больше о происходящем, чем мог! С точки зрения этого юноши, но не Хелеоса! И даже отвернуться, позвать Юу не мог почему-то. — Я должен, должен, иначе… Зачем? — Зачем? — удивлённо переспросил юноша у отвернувшегося создания. — Я так хочу понять вас, тех, чей мир и чьё существование я берегу. Так хочу стать хотя бы подобным. Понять… почему вы….? — Мы что? — Мне так жаль, — тихо шепнул он. На сей раз юноша молчал, не сводя взгляда со сгорбленной, словно под десятитонной тяжестью фигурой. — Почему… — существо запнулось, вскидывая голову. — Почему ты не спросишь, кто наши враги, Мьянгел? Почему не спросишь, против кого придётся сражаться, если примешь… — А разве это важно? Они желают уничтожить вас, того, без кого человечество будет уничтожено. — И тебе не интересно, почему? — Нет. — Ты не самый лучший человек на свете… Шут, — улыбка, неуверенная всё ещё, исказила губы Хелеоса. Лави разинул рот в неприличном изумлении и услышал рядом кашель. Отлично, Юу тоже в этой миленькой галлюцинации. — Но я тот, кто будет заботиться о вас до конца. Пока вы заботитесь о нас. — Я… благодарен, — произнёс он. Шут, теперь уже точно Шут, пусть он и станет им лишь несколько часов спустя, этот непонятный безумец, вырезавший собственную семью, поклонился и отступил. — Мне очень жаль, — одними губами в сторону произнёс Хелеос. — Я был рождён, чтобы уничтожить. Чтобы дать людям жить в этом мире. Почему… почему они ещё живы? — Ух ты ж, я думал, что меня вообще не отпустит, — выдохнул Лави, падая на колени перед знакомым резервуаром. — У меня голова кру… Юу? Точно, он совсем не заметил, что зал хоть и довольно тускло, но всё ещё освещён гораздо сильнее, нежели в настоящем. — Посмотри назад, идиот. И Лави обернулся. Да. Хелеос. На сей раз стоял у одной из стен, сжимая в руках тонкий кристалл, напоминающий чистую силу. А может быть, ей и являющийся. Но он был не один. Рядом стоял седовласый старик, стоял, закрыв глаза, будто в любой момент мог свалиться на пол, заснув. Лави улыбнулся при этой мысли и едва не пропустил момент, когда Хелеос оторвал взгляд от кристалла в его руках, поднимая голову. — Если всё сработает, если наш план - мой и моего Шута – сработает, я останусь жив, и люди продолжат жить в своём мире. Но это не способ истребить Семью Ноя. Более того, Семья собирается эффективно обеспечить себе бесконечный ряд перерождений. Их сущность невозможно убить пока будут люди, несущие их гены. А они будут. И не мало. Потому я и желаю сохранить хотя бы их часть чистыми от тех генов. А потом Семья может придумать что-то ещё. Работа Графа с манипуляцией душой настораживает. Они жаждут мести за их разрушенный мир. За Ноя, убитую мной. За их Сердце. Но это естественный порядок вещей. Мир живёт с одним своим Сердцем, но может появиться и иное. И единственная возможность нового Сердца действительно родиться, это создать свой собственный мир для своего разума, и для этого надо убить Сердце, что живёт в настоящем. Мы появляемся с этим знанием. Мир не может иметь два Сердца. И если появляется новое, то оно с невинностью дитя убивает своего предшественника. Пытается, по крайней мере. Кажется, это должно быть сложно. У меня это получилось с первой попытки. Это то, для чего мы созданы. Это вне морали или понимания, нас не может быть двух. Так умирает один мир и рождается новый. Но… Что-то пошло не так в этот раз. Они не умерли. Тринадцать остались живы и в новом мире. Тринадцать почему-то сохранили в себе память о Сердце. И первый из них сохранил память о миссии их Сердца. И теперь они желают убить меня, уничтожая человечество и возвращая своей памятью свой мир, может быть? Если такое вообще может быть, я слышал о такой идее. Вот и всё. Интересно, что же мы на самом деле? Интересно, как всё могло пойти не так и несколько из жителей того мира выжили? Я не знаю. Если план сработает, проблема этой Семьи и их угрозы человечеству будет решена раз и навсегда. И я не собираюсь давать ключ к абсолютной победе и их убийству. Нет. В убийстве Семьи Ноя просто не будет нужды… Хелеос улыбался. Улыбался и продолжал говорить. Юу и Лави стояли и слушали, понимая, что наконец-то видят что-то вроде осмысленной записи из прошлого в будущее. А когда Хелеос закончил свой рассказ, свет в очередной раз угас. Только теперь полностью. И не только свет. Мир погрузился в темноту, и оба гостя древней обители потеряли сознание.