Возвращаясь, входи без стука...

Стань птицей, живущей в моём небе. Помни, что нет тюрьмы страшнее, чем в голове. Стань птицей, не думай о хлебе. Я стану дорогой. Я помню прозрачность воды моря. Я вижу прозрачность горящего газа. Стань сердцем, бейся в моём теле. Я стану кровью. Я буду делать всё, как умею. Стань книгой, ложись в мои руки. Стань песней, живи на моих губах. Я стану словами. (песня группы «КИНО»)

Возвращаясь, входи без стука… Запись в блоге: «Смерть обесценивает многое. Плевать ей на золото и платину кредиток в бумажнике, на количество машин в гараже и ценных бумаг в сейфе. На добрые и злые дела ей, впрочем, тоже плевать… Плевать на гениальность и тупость – она не привередлива. Все превращается в прах, когда за тобой захлопываются створки печи крематория, как только чужие руки подталкивают последний деревянный приют твоего оставленного жизнью тела по бесшумно вращающимся валикам в ее равнодушно разверстую пасть или опускают на веревках в землю. Ashes to ashes, dust to dust...»* Джон помнил, как долго он не мог выдавить из себя ни звука. Нечто подобное было с ним в Афганистане в самом начале его службы. Тогда, когда с поля боя впервые принесли запорошенное песком и пеплом тело, которое можно было опознать только по нашивкам на истерзанном осколками камуфляже, да по биркам... Это было непривычно и дико — видеть на столе человека, с которым еще утром здоровался за руку и перебрасывался шутками… видеть мертвым, навсегда застывшим за мгновение до вдоха... Уотсон думал, что война, проведя его через геенну огненную, выжгла из него страх, сделала привычным к боли, но доктор ошибся, потому что познал ад в тот момент, когда посмотрел в неподвижно уставившиеся в небо глаза Шерлока... …В ушах до сих пор стоял звук ломающихся о мостовую костей и мягкого, шлепающего соприкосновения тела с асфальтом... Только этот звук. Больше ничего. Снова и снова. Первым, инстинктивным движением Джон растолкал столпившихся вокруг зевак и склонился над другом, зовя его по имени, требуя не сдаваться, умоляя быть живым, пытаясь нащупать пальцем толкающуюся сквозь кожу пульсирующую жилку. Но Холмс был мертв. Его лучший друг. Его самый близкий человек. Его... его Шерлок был мертв, и с каждой секундой разум заполняло осознание необратимости произошедшего. Джон, не помня себя от нахлынувшей боли, так и остался стоять посреди шумящей улицы на коленях, притянув к себе изломанное тело, касаясь щекой окровавленных завитков темных волос, так и не решившись закрыть другу глаза — это бы навсегда провело грань между жизнью и смертью. А сейчас, когда это прозрачное серебро еще не было затуманено и с утонченным Холмсовским сарказмом отражало лондонское небо, Уотсон мог ненадолго обмануть себя иллюзией жизни. «Шерлок... ШЕРЛОК!!!» Доктору казалось, что он кричал до разрыва связок, истошно, на всю улицу. Откуда ему было знать, что приехавшие врачи скорой уже несколько минут мнутся рядом с онемевшим от шока мужчиной, не решаясь подойти — Джон их не видел. Он не разомкнул губ, не издал ни звука, а руки намертво прикипели к пыльному вороту пальто, к мокрому от крови затылку, там, где между чутких пальцев хирурга топорщились черно-алые прядки, ведь сейчас, обнимая и покачиваясь, словно убаюкивая набегавшегося за день ребенка, Джон Уотсон прощался со своей любовью... Глава 1 Парад на кладбище Когда дом тряхнуло, и на его одеяло блестящим ледяным крошевом посыпались осколки лопнувших стекол, Джон скатился с кровати, стремительным броском направляя свое тело в относительно безопасную часть комнаты. Дверцы шкафа со скрипом распахнулись, и с полок на пол цветным ворохом съехали свитера, рубашки, белье... Он подобрался, по-звериному стоя на четвереньках: кисти рук касаются пола, полусогнутые ноги, словно пружина, готовы к толчку… - Шерлок! Ты в поряд…ке? – выкрикнул доктор и, только когда слова уже сорвались с языка, понял, что сказал… Погребение Шерлока было запланировано на сегодня, но Майкрофт все отменил, объяснив это тем, что хотел бы похоронить брата на фамильном кладбище в кругу родных. Уотсон тогда ничего не сказал, не возразил, даже когда миссис Хадсон возмущенно спросила, почему старший Холмс не позвал того, кто несколько лет был его брату лучшим другом, верным, преданным и готовым отдать за него жизнь. Позже, когда марево шока рассеялось, Джон вспомнил, что ответил Майкрофт, и его передернуло от гнева и незаслуженной обиды. До него и сейчас не доходил смысл, вложенный Майкрофтом в столь жестокую фразу, словно плетью стегнувшую по сердцу: «Он был готов отдать, а Шерлок - отдал…» Джон не стал разжигать в душе ненависть и выяснять отношения с Майкрофтом. Это теперь казалось таким мелким, лишним, бессмысленным… Что ему до камня над несколькими футами земли, до плоти, в которой больше не было души? Верил ли доктор в бога – он сам не знал, но изо всех оставшихся сил надеялся, что там, где сейчас находился его друг, хорошо и спокойно, что ему там не скучно, и не приходится палить в стену… Когда-то давно, когда Джон был еще совсем мальчишкой, бабуля говорила: «У всякой живой твари есть душа. И каждая будет призвана в свой срок…» Маленький Уотсон горько плакал над умершим псом, а бабушка гладила его по макушке морщинистой теплой ладонью, промокала его слезы пахнущим корицей передником и успокаивала: «Оплачь его один раз и отпусти… Ушедшим больно, когда мы тянем их назад своими слезами». «Оплачь и отпусти…» - за эту мысль Джон держался, она была его стержнем, и он старался, хотя получалось не всегда. Шерлок прочно пустил корни в сердце. Шерлок держал его. За окном царил хаос. Крики, грохот, пронзительный вой сотен автомобильных сигнализаций. Город подпрыгнул, как домик из кубиков, словно неосторожный малыш дернул за край ковра. Уотсон выглянул из окна, но вынужден был снова отступить вглубь комнаты, потому что пол под ногами снова качнулся, а мобильный коротко пиликнул, оповещая о пришедшем сообщении. «Майкрофт?» - Джон с удивлением уставился на экран, и его брови сошлись на переносице. «Закройте окна. Тщательно залепите щели, и ни при каких обстоятельствах не покидайте помещение. Угроза заражения. МХ» Несколько секунд Джон бездумно таращился на светлый прямоугольник экрана, а потом, словно кто-то нажал на невидимую кнопку и задал нужную программу, вскочил и побежал вниз по ступенькам мимо комнаты Шерлока, пересекая гостиную. - Миссис Хадсон! Марта! Резко затормозив, он оглянулся назад: на распахнутую дверь своей комнаты, и снова вернулся. Покрывало и одеяло полетели в коридор, сброшенные с матраса, которым Джон перекрыл проем разбитого окна. Туда же, к окну, он, напрягаясь, передвинул тяжеленный шифоньер. Схватив в охапку одежду, какая попалась под руку, Уотсон выскочил в коридор и, закрыв дверь на ключ, стал подтыкать покрывалом щель у самого порога. Как бы предвзято он ни относился к Майкрофту, но одно Джон знал точно – шутить подобным образом тот бы не стал. Все было очень серьезно. Следующие несколько дней были похожи на блокаду при оккупации. Днем и ночью улицы патрулировали бронированные автомобили, предотвращая мародерство и разгоняя всех, кто не внял предупреждению оставаться в помещениях, по домам, но это мало помогало. В городе происходило что-то невообразимое: паника, толпы людей, громящих магазины, машины военных и полиции на улицах — все это последовало за взрывом, от которого закачались люстры и попадали книги с полок даже на окраинах Лондона. Никто не знал, что произошло. Дикторы телевидения в срочном порядке зачитывали выданные правительством прессрелизы, призывая сохранять спокойствие, и не покидать дома, но охваченным страхом людям было не до лицемерных отговорок – им хотелось жить. Доставая из кладовой запасливой миссис Хадсон очередную банку бобов, Джон поднялся наверх, в маленькую комнату, где они старательно заклеили щели на окнах. Попытки дозвониться Майкрофту не увенчались успехом. Лестрейд тоже не отвечал, и Джон, подумав, что у полиции сейчас хватает забот и без вопросов отставного капитана, перестал звонить. Он радовался, что в доме было электричество и вода, и надеялся, что так продлится и дальше, потому что военные машины на улицах и комендантский час никогда не означали для мирного населения ничего хорошего. Миссис Хадсон была, по мнению Уотсона, чересчур внимательна и предупредительна. «Беспокоится», - понимал доктор, и сердце предательски пропускало удар, потому что чужое внимание сразу же напоминало ему о том, что он старательно пытался забыть. Успел ли Майкрофт провести погребение? Кто присутствовал на церемонии? Мысленно возвращаясь к этим вопросам, Джон чувствовал, как в груди раковой опухолью прорастают метастазы тоски. Он заставил себя считать, что попрощался с Шерлоком там, у подножия Бартса – там доктор в последний раз видел… Что видел? Тело на мостовой? Уотсон одергивал себя, и все равно не мог перестать думать. - Джон… - окликнула его миссис Хадсон, и тот повернулся к ней. – Я чай заварила. На травках. Вам нужно отдохнуть, Джон… - мужчина только кивнул. «На том свете отдохнем», - хотелось ответить, но доктор понимал, что подобные высказывания сейчас неуместны и грубы. *** Спал Джон беспокойно. Он подолгу лежал с открытыми глазами, и в полумраке комнаты ему то и дело мерещились движущиеся тени и слышались звуки. Но это было лучше, чем те сны, которые ему теперь снились. В них не было афганских пустынь с притаившимися душманами и присыпанными песком минами. Во снах к Джону возвращался Шерлок… И Уотсон раз за разом подскакивал на узкой койке, словно сквозь тело пропустили разряд дифибриллятора. Наверное, Джон все-таки свыкся с той мыслью, что Шерлок мертв. Иначе с чего бы подсознанию услужливо возвращать его в том виде, в котором он ночами топтался у порога дома по Бейкер стрит 221В? Доктор просыпался с криком, покрытый испариной и с трясущимися руками, а перед глазами удивительно четко представал образ с ввалившимися черными глазницами и острыми скулами, о которые, словно подтверждая слова Ирен Адлер, теперь действительно можно было порезаться. - Чушь… - шептал под нос Джон, - чушь какая-то… Мужчина ставил себе диагнозы. Констатировал депрессию и посттравматический синдром. Пил чаи на травках, заваренные заботливой миссис Хадсон. А по ночам снова приходил Шерлок. Он постепенно подкрадывался все ближе: от снов у порога, он перешел в сны у двери комнаты, а потом и у самой кровати торчал зловещим долговязым пугалом. И Джон смирился. Призрак у кровати больше не пугал, а получил статус Хранителя. Больше Уотсон не просыпался с криками… Сообщения от Майкрофта давно воспринимались Уотсоном вестниками неприятностей. Этот раз тоже не был исключением. «Запаситесь водой. Следующие 10 дней водопроводная вода будет не пригодна к употреблению. МХ» - О, господи… - тихо пробормотал под нос Джон, и миссис Хадсон, отвлекшись от вязания узорной салфетки, взволнованно посмотрела сначала на доктора, потом на телефон, судорожно зажатый в руке. – Скорее, миссис Хадсон… Нужно наполнить все имеющиеся емкости водой. Пока не поздно. Из расчета на 10 дней. А через час на город обрушился ливень, и с той самой минуты все изменилось… Джон Уотсон даже представить себе не мог, что же было в воздухе, и что вместе с дождевыми потоками попало в землю, но первые результаты появились через несколько дней, когда вместо полицейских патрулей по пустующему шоссе, медленно, пошатываясь, появилось ЭТО… Доктор мог бы поклясться, что это нечто, напоминающее человека – мертво. Но оно двигалось, перемещаясь от одного здания к другому по одному ему известному маршруту и преследуя неизвестную цель. Цель тоже стала ясна, как только из соседнего здания вышел грузный мужчина средних лет в рабочем оранжевом комбинезоне. Джон раньше не раз встречал его в пабе, кажется, он работал сантехником. Все бы ничего, но стоило мужчине попасть в поле зрения непонятного двуногого создания, как то неожиданно быстро метнулось к нему, а из ближайшей подворотни появились еще несколько, и Джон похолодел, слушая крики, доносящиеся с улицы. Он едва заставил себя смотреть на происходящее, потому что, желай он рискнуть и помочь - помогать было уже некому, а то, что осталось от бедняги сантехника, уже мало чем напоминало человека… Они питались человечиной… ______ *Ashes to ashes, dust to dust - Пепел к пеплу, прах к праху» - ритуальная фраза священника на отпевании