Примечание автора: И вот она! Следующая глава: D Кстати, прописывать Бакуго сложно. Ха-ха. Я пытаюсь понять, как сильно он изменился спустя несколько месяцев покорности и дружбы с Киришимой, и что не изменилось совсем. Весёлое времечко. (То, что мне нравится прекрасная дружба Киришимы и Бакуго, не помогает совсем…. Типа…. Я слишком сильно сгущаю вокруг них краски). Ещё я добавила парочку дополнительных тегов. Это фанфик об отношениях. И он не будет превышать PG-13, но немного неприличного контента всё же будет. Так что, выше нос! В любом случае, спасибо за прочтение и наслаждайтесь! Случайный факт: «This is Gospel» Panic! At the Disco песня Бакугодек. МУХАХАХАХА
Когда Мидория активировал свою причуду перед всеми на фестивале, Бакуго сорвался. По-другому нельзя было назвать его бессвязный крик. Киришима наблюдал, как на лице лучшего друга эмоции одна за другой сменяли друг друга, начиная с искреннего беспокойства из-за того, что Изуку мог быть ранен из-за взрыва, переходя в замешательство и заканчивая яростью из-за наличия причуды у Мидории. Где-то в этом бешеном порыве слов Эйджиро смог уловить: — Этот мелкий кусок дерьма прятал свою причуду?! — Кацуки искренне верил в то, что Мидория скрывал причуду все эти годы, просто чтобы теперь насолить Бакуго из-за того, что когда-то имело какой-то смысл. (Самомнение его лучшего друга иногда его беспокоило.) Несмотря на это, он еле успел собраться до своего боя с Ураракой. Хотя если вспомнить об этом, Киришима не может сказать, что тогда Бакуго успокоился, правильнее будет сказать, что всю ярость, вызванную Мидорией, он превратил в боевой дух и сосредоточился на бое. Для победы ему этого хватило, но он всё равно был зол и очень ворчлив, Киришима оправданно беспокоился, что инцидент у ворот, когда Мидория признался, что он был причиной нападения слизевого монстра, может повториться. Ему понадобилось достаточно много мужественного надоедания, но в конце концов Бакуго поговорил с ним поздно ночью после спортивного фестиваля: у них был душевный разговор с глазу на глаз о том, как он ненавидел Изуку (хотя он мог врать насчёт этого) и о том, что он не чувствовал, что заслужил это первое место, потому что Тодороки использовал только половину своей силы. Как бы хорошо это ни было для них, Бакуго всё ещё сердился от мысли, что он должен говорить с ним (даже если ему нужны были эти разговоры), и даже признался, что его начинает раздражать, когда Эйджиро «поддерживает» его при всех. Кацуки чувствовал себя как питомец, которого приручили, а Киришима начал замечать, что после всех тех разговоров, когда он успокаивал Бакуго, его самого начали беспокоить проблемы с контролем гнева, который становилось всё сложней сдерживать. Не желая больше смущать Бакуго, Эйджиро решил придумать секретное слово для таких бесед. Если Киришима думал, что Кацуки заходит слишком далеко и что ему надо успокоиться и выговориться, то он спрашивал, не хочет ли тот позаниматься. Все в классе уже знали, что они занимаются вместе, так что это был беспроигрышный вариант. Бакуго чувствовал, что теряет контроль без материнской помощи Эйджиро, и он знал, что сможет спокойно обсудить это позже, наедине. Пока что тест их «кодового слова» в классе проходил успешно. Но теперь они дома после первого катастрофического дня. Бакуго сидел перед Киришимой в ожидании ещё одного мужественного сеанса. И он не был особо воодушевлён: Мидория — ужасная тема для разговора. — Урарака жестко проехалась по тебе сегодня, да? — сказал Киришима. Он поставил миску со сладостями между ними и постарался улыбнуться. — Ты не должен давать ей выводить тебя из себя. — Она не знает, о чём говорит, — пробормотал Кацуки. Он взял печенье и отломил кусочек прежде, чем положить его в рот. — Деку упадёт, ударившись лицом об асфальт, заплачет и вернётся обратно на свой общеобразовательный курс, поджав хвост. Просто смотри. — Неужели тебя так беспокоит то, что он пытается стать героем? — спросил Киришима. Бакуго отодвинул миску с печеньями в сторону и открыл тетрадь. — Я не хочу об этом говорить. — Чувак, я реально начинаю беспокоиться о тебе. Я знаю, что занимаюсь избиением дохлой лошади, но это заходит слишком далеко, — открывая свою тетрадь, сказал Эйджиро. Он вздохнул, смотря на страницы, но вдаваться в подробности написанного не стал. — Я не представляю, что такого ужасного он мог сделать, когда вам было по шесть, что ты так бесишься, но тебе надо забыть об этом, если и правда хочешь стать героем. Киришима перевернул страницу в ожидании ответа Кацуки. Его плечи всё сильнее напрягались, а сердце стало биться чаще от незнания, как он мог помочь своему другу. — Это тупо, — выдохнул Бакуго. Киришима наблюдал за ним: как дрогнула его губа, как он сжал кулак. — Чувак, всё в порядке, — произнёс Эйджиро. Он был с Кацуки в его худшие времена: когда он рыдал без остановки и терял над собой контроль. На этом этапе не было уже ничего, что могло бы помочь Бакуго избавиться от Киришимы. Он отложил свои книги в сторону и пододвинулся к столу, касаясь своим плечом плеча Бакуго. — Поговори со мной. — Он ничего не сделал, — мягко сказал Кацуки. Он отодвинулся от стола и Киришимы, облокачиваясь на каркас кровати. Бакуго вытянул ноги и откинул голову. — Он пару раз возразил мне, когда я бил какого-то пацана, но издеваться над ним я начал задолго до этого. Киришима никак не прокомментировал признание Бакуго в том, что он издевался над другими детьми. Он сидел молча, боясь, что разрушит этот момент покаяния, пока его друг всё ещё хотел говорить. — Он просто… — Кацуки замолчал. Он сглотнул и посмотрел на свои ладони. — Деку продолжал пытаться спасти меня. И я ненавидел это. — Пытался спасти? — осторожно поинтересовался Эйджиро. — Когда мне было пять, я упал с бревна в неглубокую речку, — начал Бакуго. Он хотел начать издалека. — Я был в порядке. На мне едва ли были царапины, но появился Деку со своей протянутой рукой и этим взглядом, полным волнения и жалости. Он всегда делал такие тупые вещи. Говорил, что мои глаза просили о помощи, что бы это ни значило. Это выводило меня из себя. Он, чёртов слабак, всегда прибегал, стараясь спасти всех, когда его никто не просил об этом. «Стараясь спасти всех, не думая о своей безопасности — звучит очень по-геройски», — подумал Киришима. Он смотрел на сжатые кулаки Кацуки и его расстроенное лицо. Он распахнул глаза. — Бакуго, ты завидуешь Мидории? — не сумев остановиться, спросил Киришима.***
Изуку не мог перестать трястись, когда Каччан спросил, не могут ли они поговорить за школой после уроков. Из-за этого он едва ли мог быть внимательным на уроке. Отделаться от беспокоящегося Шинсо, не перестающего задавать вопросы, и Урараки, просящей не обращать внимания на Кацуки, было сложно. Он рад, что у него были друзья, которые за него беспокоились, но он понятия не имел, о чём хотел поговорить Каччан. Он уже дал понять, что не рад учиться с Изуку в одном классе. Сам Каччан тоже не упрощал ситуацию. После того, как Бакуго попросил (попросил! не потребовал!) переговорить с Изуку после уроков, он вернулся на своё место и продолжил сидеть тихо и задумчиво, будто оцепенев. Он не говорил ни с кем во время обеда (хотя и сел как обычно с Киришимой, Ашидо, Серо и Каминари). Его не выдавало ничего, кроме такого спокойного поведения. Даже Киришима не давал ему никаких подсказок по поводу того, что происходит с Каччаном, хотя они были близки. Ситуация была настолько абсурдной, Мидория так сильно ушёл в себя, что даже забыл расстроиться из-за того, что Всемогущего вызвали и он не смог прийти на урок (а ещё он вообще забыл о том, что Всемогущий теперь один из его учителей). Как только прозвенел звонок, Киришима показал Бакуго пальцы вверх и помахал Мидории, прежде чем уйти со своими друзьями. Ещё удивительней было то, что Каччан, наблюдая за ним, ждал Изуку у его парты. — Можем пойти вместе, — пробубнил тот. Сердце Изуку пропустило удар, и он кивнул. — Конечно, Каччан. Они вышли из класса плечом к плечу и шли так до внутреннего двора. Изуку отставал на пару шагов, поэтому Каччан сбавил темп, чтобы идти рядом. Сердце бешено билось. Он понял намёк и ускорился. Он не помнил, чтобы хоть раз он шёл рядом с Каччаном, а не позади него. Зайдя за школу, Мидория заметил то место, где трава была бурого цвета, на котором его в прошлый раз бросил Каччан. Кацуки тоже его заметил и громко сглотнул. Он кинул свой рюкзак на землю и облокотился на стену школы. — Ты в порядке? — спросил Изуку. Бакуго потянулся к волосам, отбросил их назад и оттолкнулся от стены, встав ровно. Он посмотрел Мидории прямо в глаза и сказал: — Прости меня. Должно быть, Изуку это снится. — Урарака была права вчера, — тихо, как сам не свой, произнёс Кацуки. — Ты мог стать отличным героем даже до получения причуды. Повисла долгая, гнетущая тишина. Спустя несколько минут Бакуго снова сглотнул и продолжил: — Поэтому я ненавидел тебя в детстве. Ты всегда старался помогать всем, не думая о себе, и, я думаю, мне казалось, что ты станешь героем лучше, чем я. У тебя это так легко получалось. И это бесило меня. Изуку чуть не ударил себя в грудь, чтобы убедиться, что его сердце всё ещё бьётся. Бакуго облизал губы, бегая глазками, не зная, куда смотреть, когда изливаешь душу. — Я хотел сломать тебя, но ты всё равно продолжал, и ты был таким чертовски сильным, что я ненавидел тебя всё больше и больше, и… Это превратилось в жестокий замкнутый круг. Он снова замолчал и провёл пальцами по губам. — И ты не заслужил этого. — Каччан, — произнёс Изуку, неуверенный, что вообще можно сказать в такой ситуации. В его голове были тысячи мыслей, начиная с «Он извиняется, только потому, что я получил причуду?», переходя в «Нет-нет, он сказал, что раньше так думал», а потом снова в «Он, наверное, врёт», а завершалась цепочка мыслей «Заткнись, заткнись! Каччан говорит с тобой, идиот!». — В любом случае, — хмыкнул Бакуго. Он переступал с одной ноги на другую и сжимал губы. — Я постараюсь быть лучше. Ты не неудачник. И никогда им не был. Думаю, зависть сделала из меня ужасного человека. Изуку чувствовал то же самое. Ещё несколько секунд они простояли в тишине. Кацуки, видимо, сказал всё, что хотел, а Изуку был всё ещё не уверен, сможет ли он ответить, игнорируя стук своего сердца и желание сделать два шага и обнять Каччана сильнее, чем он обнял Шигараки несколько дней назад. В конечном счёте, Мидория собрался и задал вопрос, который интересовал его больше всего: — Что привело тебя к этому? Единственное, о чём мог подумать Изуку — вчерашние слова Очако, но это была лишь мелкая ссора, не что-то, что могло привести к раскаянию. — Киришима, — ответил Кацуки, и Мидория сразу пожалел о том, что спросил. Бакуго вдохнул побольше воздуха, почёсывая затылок. — После того, как я вчера наехал на Урараку, мы, э, поговорили об этом. И он первый, кто объяснил, что именно я чувствую. Я никогда бы не подумал о зависти. Я всегда думал только о злости. Он был прав. Чем больше я об этом думаю, и чем больше мы об этом говорили, тем, думаю, больше я понимал, что должен извиниться перед тобой. Киришима. Изуку почувствовал, как к горлу подступает ком, но он только сглотнул, скрестил руки на груди и засмеялся, стараясь звучать максимально искренне. — Тогда я рад, что вы поговорили. Я ненавидел не быть твоим другом, Каччан. Я надеюсь, мы можем начать всё заново. Кацуки кивнул и прикусил губу. — Да, можем попробовать, если хочешь. — Я правда хочу, — произнёс Мидория, надеясь, что отчаяние в его голосе было незаметно. Если он сейчас спугнёт Кацуки, то тот его никогда не простит. — На сегодня, думаю, с меня достаточно признаний, — прямолинейно сказал Бакуго. Он поднял свой рюкзак и перекинул его через плечо. — Увидимся в классе, Де… — Кацуки замолк. Он медленно вздохнул, а затем продолжил: — Изуку. До завтра. — Пока, Каччан, — прошептал Мидория, неуверенный в том, что сможет выжить при таком частом биении сердца и желании догнать Кацуки и попросить произнести его имя снова. Он не мог вспомнить, когда в последний раз Бакуго звал его по имени. Изуку прижал руку к груди и выдохнул. Он старался сосредоточиться на том, как Каччан произносил его имя, чтобы запомнить, если вдруг это всё окажется просто случайностью. Он хотел запомнить, как Каччан смотрел на него, и отказывался думать о том, почему и из-за кого… — Вы поговорили? — послышался голос Киришимы из-за угла. Мидория замер, поворачивая голову и замечая спину Кацуки, виднеющуюся из-за угла. — Да, маньяк, — хмыкнул он и засунул руки в карманы. — Я же сказал, что можешь не ждать. — Да, но тогда каким бы другом я был, — громко сказал Эйджиро, ни о чём не заботясь. — Должно быть, вам обоим было сложно, поэтому я хотел быть рядом на всякий случай. — Ты такой неудачник, — сказал Бакуго, не имея в виду ничего плохого. — И? — спросил Киришима, не зная или не заботясь о том, что Мидория мог слышать их разговор. — Как прошло? — Хорошо, — произнёс Бакуго. Он замолчал. Кивнул. — Прошло хорошо. — Чувствуешь себя лучше? — Да, — и снова кивок, — лучше. — Отлично, — Кацуки пропал из его поля зрения сразу, как загорелая рука упала ему на плечи и потянула за здание. Счастливый смех и крики: «Чувак, я так горжусь тобой», — нельзя было спутать ни с чем. Изуку не видел их, но ему не составило никакого труда представить, как они обнимаются. Киришима трогал Каччана при любой возможности. Объятия, прикосновения к лицу, нежные — к щекам, мужественные — хлопки по спине. Их можно было по ошибке назвать парочкой, если хорошо не знать этих двоих и делать выводы на небольших прикосновениях друг к другу и взглядов, которые понимали только они. В то время, как строилась их близость, все те месяцы Изуку мучала его ужасная часть, появившаяся в момент, когда он узнал, что у Кацуки есть друзья, которые могут пристыдить его. Они могли сказать Каччану, что делать. И Каччан делал. Изуку взял рюкзак и пошёл в обратном направлении, подальше от этого смеха, подальше от той картины, на которой были два друга. По дороге домой Изуку прокручивал в голове то, как Каччан произносил его имя. Раз за разом. Он должен был сосредоточиться на единственном хорошем моменте за сегодня. У него тоже случаются хорошие вещи в жизни. Изуку получил причуду, завёл хороших друзей, а после хорошего сна он сможет снова вернуться в игру. Изуку может украсть Каччана у Киришимы завтра.***
Томура слушал Мастера, всё твердящего о том, как новый член Лиги мог помочь ему вырасти, как злодею. Он, очевидно, становился мягче, так как всё ещё не придумал хороший план нападения на Всемогущего и Юэй. — Это хорошо, что у тебя появился друг, Томура, — сказал Мастер. — Но тебе нужно более хорошее влияние, чтобы подтолкнуть тебя двигаться дальше, чтобы стать мужчиной, которым ты, я знаю, можешь стать. Мидория может составить неплохую компанию или быть питомцем, но ты должен думать о своём будущем. Шигараки закряхтел, всё ещё неуверенный в выборе своего Мастера. — И кто знает? Может, у тебя будет достаточно влияния, чтобы запугать своего друга, чтобы он бросил светлую сторону, которую так любит. Томуре не нужен ещё какой-то злодей, чтобы сделать это. Мидория сам скоро узнает, что такие герои, как Всемогущий, не стоили того, чтобы тратить на них время. Томура был тем, кто дал Мидории то, что он хотел. Не герои. Шигараки не надо было волноваться: с Мидорией всё будет в порядке. Но в то же время ему не хотелось пока не подчиняться Мастеру. Так что он даст шанс этому парню тогда, когда Курогири найдёт его. Шигараки зачесал шею, облокачиваясь на барную стойку и осматривая комнату. В итоге он перекатился на диван и расставил широко ноги. Он ненавидел ждать.***
Киришима прижал Кацуки к окну в тёмной комнате, целуя и кусая его сухие губы. Эйджиро вцепился в его спину, из-за чего Кацуки согнулся, и Киришиме удалось нависнуть над ним, не давая Бакуго извиваться. Острые зубы прошлись по губам Бакуго. Тот тяжело дышал, потными ладонями хватаясь за рукава Киришимы. — Я так горжусь тобой, — произнёс Эйджиро, соприкасаясь лбами. Он сильнее надавил на Кацуки и поставил свою ногу между ногами Бакуго. Киришима положил руки на шею Бакуго и прошептал: — Мне нравится, когда ты делаешь то, что я говорю тебе. Такой хороший мальчик. Кацуки застонал; Изуку уронил свой рюкзак в дверях класса. — Привет, — произнёс Изуку, делая пару шагов в комнату. Он обернулся, в надежде увидеть там Шинсо, или Каминари, или кого-нибудь ещё, что доказывало бы, что это розыгрыш. Должно быть, это какая-то жестокая шутка. Но он никого не увидел. Киришима продолжал целовать Кацуки, вдавливаясь своими бёдрами в бёдра Бакуго, в то время как тот извивался от сильного давления. Изуку громко спросил: — Что вы делаете? — Ты всегда делаешь то, что я говорю тебе, да, Кацуки? — задавал вопрос Эйджиро, впиваясь в губы Бакуго. Он отстранился и положил руки на плечи Кацуки. — Ты такой гордый и крутой, но я знаю, чего ты на самом деле хочешь. — Хватит игнорировать меня, — прошипел Мидория. Его ноги предательски приклеились к полу, когда он так хотел подбежать к ним и свернуть Киришиме шею. Как он посмел?! Каччан был героем и лидером. Он не отвечал другим людям. Он мог ошибаться и совершать ошибки. Он плакал, когда никто не видел, но Каччан, чёрт возьми, никогда не подчинялся никому. Каччан всегда был главным. Изуку прорычал. — Хватит! — Ты будешь вести себя хорошо со мной? — спросил Эйджиро. Он потянул вверх лицо Кацуки за подбородок и ухмыльнулся, когда Бакуго кивнул. Мидорию начало тошнить, пока он слушал каждое слово Киришимы, как влюблённый идиот. — Встань на колени для меня. Киришима, положив руки на плечи Бакуго, надавил и опустил его вниз. Звук удара эхом разнёсся в ушах Изуку. Кацуки наклонился вперёд, утыкаясь носом в ляжки Эйджиро. Киришима положил руку на затылок Бакуго, пальцами закапываясь в блондинистые волосы, и прижал его нос в более интимное место. Уродство, живущее внутри Мидории, взорвалось. — Отойди от него! — Изуку нашёл в себе силы сдвинуться с места и налетел на Киришиму, врезавшись в парту и повалив того на пол. Он ударился головой, но благодаря своей причуде не получил никаких повреждений: вместо его черепа раскололся пол. Эйджиро засмеялся, привставая на локтях. Тяжело дыша, Мидория уставился на него. — Что смешного? — Ты правда злишься из-за того, что Каччан встал на колени? — спросил Киришима. На его лице растянулась самодовольная ухмылка, обнажившая его акульи зубы. — Или ты злишься из-за того, что он встал на колени не перед тобой? Изуку повернул голову в бок: Каччан всё ещё стоял на коленях. Он смотрел на них красными горящими глазами, со слегка приоткрытым ртом и покрасневшим лицом. Кацуки положил руку на бедро Мидории и провёл по нему, остановившись рядом с ремнём. Он подполз ближе и прошептал: — Изуку. — Нет, — шёпотом сказал Мидория. Он сделал шаг назад и врезался в парту, сдвинувшуюся от веса Изуку и поцарапавшую пол. Кацуки на коленях пополз за ним. Мидория мог смотреть на него сверху вниз. Он поднял руку, желая провести по волосам Бакуго так же, как это делал Киришима. — Нет. Не делай этого. Это неправильно. — Что такое? — всё ещё лежа, ухмылялся Эйджиро. Свет освещал только часть его лица, от уличных фонарей его зубы ярко блестели. — Ты без проблем получал всё, что хотел. Почему не можешь получить Каччана? — Заткнись! — закричал Изуку. Но он не оттолкнул Каччана, когда тот расстегнул ремень Мидории и… Изуку крикнул и распахнул глаза. Потолок. Всемогущий с постера улыбался ему. Повернувшись на бок, он застонал. Он уткнулся лицом в подушку, прижимая ноги к груди и стараясь успокоиться. У него не было таких кошмаров с тех пор, как он впервые увидел, как Шигараки расщепил кому-то лицо. Изуку сел и проверил время: стрелки часов указывали, что было уже десять минут девятого. Он понял, что его отдых был дольше, чем он планировал. Мидория провёл рукой по волосам и поставил ноги на пол. Он закрыл лицо руками, зная, что оно было красным. Ему приснился Каччан. Он вдохнул и поднял своё пальто с пола. Изуку обулся и быстро спустился по лестнице. Ему нужно было отвлечься и подышать свежим воздухом. Он не собирался больше спать, не тогда, когда перед его глазами мелькала картинка покрасневшего Каччана. — Я иду к другу в гости, — крикнул Изуку. — Будь осторожен, дорогой! — ответила ему Инко. — Напиши мне, если останешься у него ночевать. — Хорошо, — с напряжённой улыбкой на лице произнёс Мидория. Он помахал на прощание, засовывая телефон в карман, и вышел. Он пойдёт к Шигараки. Ничто не помогало Изуку забыть о своих проблемах так, как Шигараки, рассказывающий о своём дне. (Он убегал от своих проблем, но ему было всё равно. Особенно сегодня.)***
Томура обернулся, когда дверь открылась. Курогири пришёл раньше, чем он думал… подождите-ка. Это был Мидория. Красное лицо, мятая одежда. Он выглядел не так, как обычно. Под глазами у него появились мешки, на нём было пальто, которое совершенно не шло его образу. Шигараки посмотрел на часы: было поздно, обычно в это время Изуку собирал вещи и шёл домой, не приходил. Его друг улыбался ему, но улыбка была слабая и напряжённая. Томура подумал о том, что он уничтожит того, кто довёл Мидорию до такого состояния. — Эй, — помахал он, присаживаясь на диван рядом с Шигараки. Его тело утонуло в подушках, он сразу же расслабился. — Прости, что пришёл без предупреждения. Я хотел подышать свежим воздухом и решил зайти. — Ничего, — покачал головой Шигараки. Он ткнул в один из мешков под глазами Изуку и потянул вниз. — Что-то произошло? — Я позже расскажу, — сказал Мидория. Он повернулся к Шигараки и посмотрел на него серьёзными глазами. — Лучше расскажи о своём дне. Теперь он точно знал, что что-то было не так. Томура не успел ответить, потому что раскрылся портал и из него вышел Курогири с ещё одним человеком. Шигараки зачесал шею, а Мидория выпрямился на диване. — Так это Лига Злодеев? — спросил Стейн, стоя в дверном проёме. — Я не впечатлён. — Я-я выбрал плохой день для визита? — прошептал Изуку, смотря на Убийцу Героев. — Молчи и сиди здесь, — ответил Томура, а Мидория, приняв мудрое решение, закрыл свой рот. Поняв, что Мидория будет вести себя хорошо, Шигараки встал и на экране нажал кнопку «Только звук». Он повернулся к Стейну и сел за барную стойку, за которой уже стоял Курогири, готовящий напиток их гостю. Настало время узнать, что такого особенного Мастер нашёл в этом Убийце Героев, и решить, достоин ли он занять место на их вечеринке. А потом он узнает, что тревожит Мидорию. Что бы ни случилось, у Томуры было хорошее предчувствие, что кто-то сегодня умрёт.