Закон бумеранга

      Данил Алексеевич Иванов всю ночь размышлял о своих поступках. Всю ночь пилил потолок взглядом. Зачем Ваня на днях прикрыл его на стройке? Ведь он мог в лучшем случае ликвидировать соперника и вообще ненавистную личность на долгое время. А в худшем — навсегда остаться единственным сыном двух пар родителей и деда. Почему? Почему? По-че-му? Еще немного — и на потолке проступили буквы. Сначала «П», как арка или дверь, ведущая в пучины Ада. Потом «О», похожая на бесконечное колесо Сансары, вечные страдания и пустота. Жалко, что в слове «почему» нет буквы «с», а у Дани, кажется, где-то потерялась совесть и скромность. Зато приобрелись новые качества: вспыльчивость, распущенность и, что уж тут, откровенная жестокость.       Раньше Данила умел терпеть, умел прощать, переживать все это. Весь негатив проходил мимо мальчика, которому ничего кроме компьютера и не надо было. Пока ребята гонялись, он делал домашку, читал книги. Когда они повзрослели и начали пить, курить и водиться с такими же распущенными девушками, он изучал мозги компьютера вдоль и поперек. Иногда Даня забывал, что он человек, а не машина. А с большой высоты больно падать. Сложно принимать то, что тебе надо спать, есть, следить за своим телом, жить в социуме и разговаривать с людьми. То, что было необходимым — выполнялось беспрекословно. То, что было не обязательно — посылалось куда подальше, на вечную ссылку в «корзину» к прочим удаленным файлам. Поэтому школьные насмешки, как впрочем и просьбы о помощи, редко трогали его. Они все — чужие. Свои — семья.       Даня задумался, когда он впервые вышел в оффлайн всем своим существом? Когда пристав сломал компьютер? Или когда всплыла подмена детей в роддоме?       Нет.       Встреча с Ваней. Такой похожий на Даниных родителей. Ухмылка, взгляд. Все похоже на них. Тогда Даня понял, что свои — это уже не совсем свои. По законам логики — это уже вполне себе чужие. Но как может быть чужим человек, который тебя вырастил? Никак.       Это тоже логично.       Система дала сбой и привела к обновлению и перезагрузке.       Потом этот поход покормить рысь. С первого взгляда Ваня казался парнем, которому на все наплевать, пик подросткового максимализма, «никто не прав и все виноваты». Но на второй. На второй предстал парень, который отшучивается, когда ему плохо, предпочитает прямое нападение защите и… И иногда смотрит так, что черствое сердце сжимается.       В вк часто мелькают строчки,

«Страшнее нету одиночества, Чем одиночество в толпе. Когда безумно всем хохочется, А плакать хочется — тебе.»

      И Даня в кой-то веки понимает, как это бывает. Понимает, когда они начинают жить вместе, когда он досконально знает весь Ванин режим и жесты. И знает, как брюнет, слушая музыку в наушниках, закрывает глаза, а потом бросает косой взгляд в окно.       Даня никогда не ловил этот взгляд, но всегда ждал момента этой секундной слабости, этой трещины в маске веселого безответственного шалопая.       Данила знал обо всем, но никогда не унижал Ивана своим знанием. ***       Ваня во сне мечется как от кошмара. Одеяло скомкано, подушки разбросаны, а сам царь этой постели лежит звездой и иногда дергается. Даня иногда выныривает из своих мыслей, чтобы проверить, что брат не успокоился. В какой-то момент блондин просто поднимается и делает буквально два шага.       Один.       Оправдывает свои действия собственной выгодой. В конце концов, блондин хоть и прожил 16 лет с дедовским храпом, но спит довольно чутко и Ваня своими кошмарами, постаныванием и тяжелым дыханием постоянно его будит.       Два. «Да, я просто устал от его частых метаний. Он спит нормально только в день попойки и два дня после. Ну, и когда выжат как лимон… Или после той ночи…»       Даня остановился около кровати. Лицо Ивана выражало муку, как будто бы он раз за разом переживает какой-то кошмар. Это как вечный повтор, как видео, которое уже надоело в край, но ты никак не можешь его остановить, вырубить. И все, что остается — вот так мучиться в своем бессознательном. «Господи, кого я обманываю?»       Блондин сел на кровать и положил руку на голову парня. Он начал медленно перебирать длинные пряди. — Зачем ты их отрастил, модник?       Иван, будто почувствовав родной источник тепла, перевернулся на бок, прижимаясь к спине блондина, но все еще непроизвольно дергался. Так Даня и просидел час или два. Просто гладя по голове брата, которого сам и запугивал, и шантажировал, и собирался продолжать это делать, если не хуже. А Ваня прижимался наивно и по-детски к собственному, пусть и не родному по крови, то ли брату, то ли врагу.       Когда за окном начало светлеть, Данила вышел из задумчивости и отошел. Эта ночь дала ему что-то новое, в системе появился какой-то новый элемент, с назначением которого сам парень еще не определился. То ли вирус, то ли полезный софт.       И Ваня для блондина тоже то ли вирус.       То ли панацея от одиночества и скуки.