Роза и Тимьян

Вам доводилось видеть тимьян? – На первый взгляд, самое обычное растение, если не сорняк. Невзрачное, листья кажутся не зелеными, а прозрачными… Да и цветы не лучше. Меньше ногтя мизинца не то розового, не то сиреневого цвета. Ничего особенного, если не считать этого дурманящего запаха, который кружит голову ещё до того, как он станет основой для приправы или украсит ничем непримечательный ассам, сделав его достойным чайной церемонии у самих Винзоров. Или полынь? Вот уж точно сорняк мышиного цвета, в котором скрывается зелёная фея. Для Джуда было стыдно, как британцу забыть обо всём этом. В его стране ботаника испокон веков третье по популярности хобби, после футбола и потребления виски. Судьба нашла весьма ироничный способ напомнить ему об этом. Столкнула его с ним. С Чарли Ханнэмом. С его личным сортом полыни и тимьяна, как было модно говорить у девочек подростков лет восемь назад… На совместном прогоне «Меча Короля Артура», Джуд совсем не впечатлился тем, кому было суждено играть Артура. Да ясные серые глаза без линз и натуральные светлые волосы определённого рода достижение сегодня, но в этом мужчине среднего роста и комплекции никак не угадывался герой баллад, на которых мальчишки в Англии учатся читать. Хотя, после успеха Шерлока, Лоу зарёкся критиковать выбор Гая. Смог же он добиться от американца создания образ одного из самых харизматичных Шерлоков современности. Но этот Чарли был куда ближе к образу рыцаря Ланцелота, чем к королю. Однако потом, когда они снова встретились в павильонах студии, взору Лоу предстал ОН – король. Дело было не только в выросшей мышечной массе и новой стрижке и отпущенной бороде. А во взгляде, который Лоу так и не заметил на прогоне. Спокойный, ровный как гладь Ла-манша и при этом хищный как у красного коршуна. И когда «король» изволил обратиться к «узурпатору трона» своим звучным басом: - Вот мы и встретились, дядюшка… Джуд понял, что пропал. Как будто он упал в поле цветущего тимьяна и вдохнул этот аромат… Терпкий, мягкий проникающий под кожу. И это наваждение возникало каждый раз, когда Чарли оказывался рядом. Каких усилий стоило держаться нейтрально-дружеского стиля общения и делать свои «исчезновения» не слишком поспешными. И сдерживать яростную гримасу ревности, слыша шуточки о превратностях судьбы исходящих от Эйдана Гиллена. Чёрт бы побрал этого ирландца. Это становилось смешным, не столько из-за возраста, хотя сходить так с ума в сорок три года, а столько потому, что это мешало работе. Ну не гоже, что в сцене, где Вортигер Пендрагон должен унижать Артура, ломать его, гордо возвышаться над своим поверженным врагом…. Джуд Лоу мечтает лишь об одном: посреди дубля упасть на колени и попросить о том, чтобы Чарли показал ему, кто тут настоящий король и что бывает за непослушание. Не гоже выпадать из реальности, когда взгляд падает на закушенную губу Чарли, которого осекает Ричи за то, что в этой сцене тот не выглядит сломленным. Да как такой тщедушный интеллигентишка как Джуд, может «ломать» живое напоминание того, что когда-то Англию покоряли викинги. И уж тем более странно размышлять не утрачены ли навыки, приобретенные в колледже входе однополых экспериментов. Он не пытался, как в юности заместить тягу и одержимость чем-то другим. И, кажется, это было его главной ошибкой. К тому моменту когда его работа на площадке заканчивалась Джуд был готов сойти с ума, подобно Макбету… но не от желания владеть троном, а от желания познать, каково это когда тобой обладают. Его тело бредело днями и ночами, прошибая потом или ознобом всякий раз, когда Чарли входил в «интимную зону». Видимо сегодня его заберут с площадки с температурой сорок три. Сегодня снимали их последнюю битву. Точнее, её окончание. До этого помимо пытки вторжения сопровождались унизительным костюмом для накладки спецэффектов, на котором потом дорисуют необходимую для Джуда мощь и силу, чтобы быть достойным противником короля. Каких усилий Лоу стоило не дать гримасе унижения и беспомощности показаться на лице. И дело вовсе не в том, будет ли видно его лицо – оно как раз таки будет жестко заретушировано. А в том, чтобы не показаться королю смешным. Сейчас его герой и он сам выглядели одинаково – повержено. Сломлено, растерзано. А Артур, простите, Чарли возвышался над ним не то, как герой скандинавских саг, не то, как победитель монстров из греческих мифов: - Ты хотел знать, что дало мне столько сил? Это был ты. – почему в его обезумевшей голове этот голос звучит так вкрадчиво. – Ты отправил меня в тот бордель - не отрывая глаз от «алтаря», Чарли шёл на него, чувствуя команду оператора видимо нутром. – Ты закалил меня улицей. И сейчас я здесь только благодаря тебе. Ты создал меня, и за это я благодарен тебе – почему он не плюёт свои проклятия, а шепчет их точно на ухо в спальне – жар его руки ощущался через плотную кожу перчатки – поцелуй перста короля. – Вы воплощение дьявола. Мой король. – О да, в картине это будет выглядеть как великая издёвка. А для Джуда сейчас… это пытка. Потому что его тело не реагировало так жадно ни на одну его женщину. И ещё никогда актёрское мастерство не требовалось для того, чтобы обмануть его язык. Чтобы разваленная поза, не превратилась в приглашающую, чтобы глаза продолжали едва-едва глядеть из под век угасающе, а не молящее. И ещё никогда в жизни ему так не хотелось чая, чьей вкус дополняет аромат тимьяна. Самое ужасное в этом влечении то, что его нельзя сбросить как образ, когда площадку оглушает команда режиссёра: «Снято!».