На грани (Зазеркалье)

Через неделю улетать на Один. Они и так загостились в приграничье. Миттермайер в последний раз шёл тихими улочками Хербствальдштадта — городка, где жили семьи «сторожевиков». Семейных здесь хватало — считалось, что холостяки гибнут чаще. Правда, в отношении женщин-«сторожевиков» это правило действовало наоборот, потому Хильда фон Миттермайер и была до сих пор «фройляйн». Хотя она всего на год младше Эвы. Не думать об Эве. Не сегодня, не сейчас. Он пришёл просто ещё раз посмотреть на памятник. Но, как обычно, стоило подумать о почти однофамилице, и на ум сразу пришла фройляйн фон Мариендорф. Она, должно быть, уже стала кайзерин. Кайзерин Хильдегарде. Они с его величеством будут прекрасной парой. А скоро на свет появится наследник престола... Миттермайер невольно улыбнулся, вспомнив четыре свадьбы. Пятая будет сыграна уже на Одине. Но кто бы мог подумать, что девушки-демократки ответят взаимностью на чувства пришлых имперцев! Хотя женился же здешний адмирал Лютц на демократке и прожил с нею в любви и согласии долгие годы. Вот Байерляйн страдает — некая «роза» в чине старшего сержанта ответила отказом. Очень даже может быть, что его величество Райнхард разрешит девушкам служить в армии. На каких-нибудь спокойных должностях. Медики, связистки, интенданты, адъютанты — это Миттермайер мог понять и принять. Даже девушку-техника — хоть и не женское это дело, копаться в деталях и моторах. Но женщина-пилот? Из рейда можно и не вернуться, так зачем рисковать жизнью? Разве в сторожевой службе не хватает мужчин? Кроме фройляйн капитана, на базе «Серебряная роза» всего три девушки, два сержанта и старшина, и они не ходят в патрули. И не командуют мужчинами. Фон Штернталь справился бы с эскадрильей не хуже. Он отличный офицер, наконец дослужившийся до капитана — так почему бы не передать эскадрилью ему? А Хильду фон Миттермайер перевести на какую-нибудь штабную должность. Могла ведь, могла получить повышение и стать заместителем командора. Говорят, отказалась. Летать, мол, интереснее. Гросс-адмирал выругался. Про себя, зато от души. Друг может сколько угодно изображать хладнокровие и невозмутимость, но видно же, как он волнуется, стоит чуть задержаться серебристому «Танго». С фройляйн он держится по-особому, не так, как с другими женщинами. И ни разу за эти месяцы Ройенталь не вспомнил о фройляйн Кольрауш. Волку очень хотелось верить, что всё образуется, что фройляйн фон Миттермайер станет фрау фон Ройенталь, а первенца по семейной традиции назовут Вольфгангом. А как назовёт наследника его величество? Может быть, когда-нибудь они это узнают. То, что за эти месяцы не появилось никого «из дому», хотя прорывы случались часто, ещё не означает, что никого не будет. Не зря «розы» и «тюльпаны» круглосуточно патрулируют территорию. Даже если его величество Райнхард запретил летать в этом районе, рано или поздно кто-нибудь да нарушит запрет. Местных тоже не останавливают ни крупные штрафы, ни угроза тюремного заключения. Две недели назад патруль выловил какого-то ушлого торговца с Феззана. Хвала асам, что обошлось без жертв, и кораблик феззанца проскользнул между двумя «проколами». Никакие извинения и попытки оправдаться не помогли — груз конфисковали, а феззанца отправили «куда надо». Куда именно, командор не пояснил, а Миттермайер не стал расспрашивать. От СБ лучше держаться подальше. Даже если она скромно именуется сторожевой службой. Вольф вышел на ярко освещённую площадь графа Оттофрида фон Хербствальда. В центре стоял памятник Крылатому Отто — огромная каменная роза, и в сердцевине такая же фигура мужчины, не то указывающего путь, не то разрубающего препятствие. Крылатый Отто, глава сторожевой службы при августейшем кузене, кайзере Эберхарде Разумном. «Сторожевики» рассказывали, кайзер, тогда ещё кронпринц, сам не раз бывал в пограничье, пытаясь разгадать тайны грани и найти закономерности. Законы кайзера Эберхарда, цикл фон Хербствальда — на них основана вся нынешняя теория грани. Недаром «сторожевики» чтут кайзера Эберхарда и графа Оттофрида как небесных покровителей. Отправляющихся в рейд напутствуют «Храни тебя Крылатый!» или «Помоги вам кайзер». Недавно на вопрос «как дела?» Байерляйн машинально ответил «милостью кайзера, всё спокойно». Волк вгляделся в решительные черты человека, составившего классификацию прорывов. Крылатый Отто одним из первых одолел «тюльпан» и предсказал существование «розы». Самой паскудной и плохо поддающейся вычислениям из «сложных» воронок. «Роза» его и погубила. Возможно, где-то за гранью и живут потомки Крылатого Отто и членов его экспедиции, но для родного мира они мертвы. Совсем как... Горло царапал горячий комок. Не думать, не вспоминать, иначе сойдёшь с ума. Дома всё благополучно, он уверен, а здесь надо жить. Им показывали зал Памяти. Здесь, на имперской базе, его украшает мозаичное панно во всю стену. Тонкая красная линия делит картину пополам. Справа — кайзер Эберхард, слева — граф Оттофрид. А напротив — чёрные мемориальные доски. Названия кораблей, имена экипажей... У демократов почти то же самое, только бюсты графа Отто, Эберхарда Разумного и его прадеда Эберхарда Сильного, подписавшего указ о создании сторожевой службы, стоят в дальнем конце зала, а мозаику заменяет картина. Те самые пятьдесят семь кораблей, проваливающиеся в воронку типа «тюльпан». Эта память жива, и до сих пор в годовщины гибели графа Отто и «чёрного тюльпана» все «сторожевики» — имперцы и демократы, настоящие и бывшие — поминают их сообща. А что останется от них дома? Кенотафы? Несколько строчек в энциклопедии? Если бы знать... Из каменного цветка выбралась маленькая фигурка. Мальчик, на вид лет семи-восьми. — Добрый вечер, — вежливо поздоровался он. — А у вас тоже кто-то ушёл? — о погибших «сторожевиках» говорят только так. — Добрый вечер. Нет, у меня никто не ушёл. То есть сегодня не ушёл, — поправился Волк. — Просто захотелось посмотреть на памятник. Это ведь не запрещается? — А у меня папа ушёл, — мальчик вздохнул. — Давно, пять лет назад. Я его плохо помню. А вы оттуда? Из-за грани? — Оттуда, — подтвердил Вольф, — меня зовут Вольфганг Миттермайер, гросс-адмирал, а тебя? — Отто Феликс, — представился новый знакомый, — то есть Отто Феликс Шутце. Феликс... В глазах защипало. Эва говорила, что если Фригг пошлёт им ребёнка, она назовёт его Феликсом. Может быть, она взяла сына Ройенталя... — Давай я тебя домой провожу, — предложил Миттермайер, — а то вон как стемнело. Феликс был не против. По пути он засыпал гросс-адмирала вопросами о войне и родном мире лоэнграммовцев. Признался, что мечтает увидеть другие планеты. У нас тут всегда одно и то же, а там, наверное, интересно. А мама не хочет, чтобы я был «сторожевиком». Говорит, что умрёт от горя. А у вас от горя умирают? Фрау Шутце встретила у калитки. Без лишних расспросов накормила ужином. Одно из блюд почти в точности повторяло Эвин рецепт. Да и сама фрау Шутце чем-то напоминала Эву. Феликс отправился спать, а взрослые долго беседовали. Началось с рецепта, а закончилось... Собственно, разговор не закончился, а был перенесён на следующий день. Вольф снова явился в гости, уже не с пустыми руками, и они втроём неплохо провели вечер. Потом ещё один... А перед самым отлётом фрау Шутце привела Феликса на космодром и попросила гросс-адмирала присмотреть за мальчиком. «Иначе он всё равно удерёт. А так я хоть буду спокойна за сына. Пусть только пишет почаще и слушается вас». И отказать, глядя в эти карие глаза, было решительно невозможно. Феликс смотрел с такой надеждой! ...Флот лоэнграммовцев летел в столицу. Начиналась новая жизнь.