Какого цвета красная стена?

*** Врач — профессия беспокойная. Вениамин это усвоил, еще будучи зеленым первокурсником, потом затвердил аспирантурой и окончательно дошлифовал годами больничной практики. Тебя могут сдернуть из дома без завтрака, вызвонить из душа, сорвать с любимой жены (что иногда бывает очень даже кстати), не дать дообедать или разбудить в половине пятого утра — вот как сейчас, например. — Дэн? Что-то случилось? Барской привычки встречать нежданных гостей в постели, разблокировав входную дверь голосовой командой, Вениамин так и не приобрел — опять же издержки профессии. Врача, как правило, не будят среди ночи лишь для того, чтобы пожелать ему приятных снов. Вопрос обычно заключается только в том, предстоит ли хватать чемоданчик и срочно куда-то бежать — или же работать придется на дому. — Боюсь, что да, Вениамин Игнатьевич. Судя по тому, что Дэн не хватал Вениамина за руку и никуда не тащил, не требовал немедленных действий и даже не говорил о критической ситуации, никто из команды или пассажиров пока еще не умер и не находится при смерти, иначе навигатор был бы куда более активен и целеустремлен. Но, исходя из того, что Дэн просто стоял у порога с понурым и обреченным видом, до жути напоминая выпровоженного тремя часами ранее Станислава, работать в эту ночь (вернее, раннее утро) доктору предстояло на дому. И, похоже, жилеткой. Надо быть с мальчиком помягче, что ли... Вениамин героически подавил невольный смешок (пополам с зевком) и посторонился. — Хочешь поговорить об этом? Ну, тогда заходи. Убирать постель доктор поленился (в наивно-оптимистической надежде — а вдруг разговор не затянется и будет еще шанс доспать? разбирай потом снова), просто накрыл скомканное одеяло покрывалом и первым уселся поверх, пример показывая. — Садись, Дэнечка, в ногах правды нет. Будь на месте доктора капитан, он бы обязательно добавил: «И говори по-быстрому, чего приперся!» А может быть, даже и еще грубее бы высказался. Ну так Стасику иначе и нельзя, должность обязывает. Стасик ведь по натуре человек мягкий и добрый, всех пожалеть норовит, а подчиненным только покажи слабину — вмиг на шею сядут. Вот и приходится бедолаге застегивать на все пуговицы маску грубого солдафона. А доктору подобные доспехи без надобности, доктор может позволить себе удовольствие быть и мягким, и добрым. Он живых лягушек резал. Дэн садиться не стал, замер у стола, напротив Вениамина. И доктор, еще раз вздохнув (на сей раз мысленно), приготовился выслушать нечто не слишком приятное. В отличие от вечно все принимающего слишком близко к сердцу капитана, навигатор не имел привычки ни преувеличивать опасность, ни излишне драматизировать ситуацию. И если он выглядел так, словно очень и очень не хотел говорить того, что сказать собирался, то вряд ли доктор сейчас услышит что-то, способное доставить удовольствие. Внезапно Вениамина словно шкодливый бесенок толкнул под ребро. Ну или под язык, если быть точнее. — Что, ты тоже хочешь попросить меня сделать Полине анализ на наркотики? — спросил он с благожелательной улыбкой инквизитора, интересующегося у потенциальной ведьмы месторасположением ее метлы. Дэн, как раз набиравший в грудь воздуха (то ли для длинной фразы, то ли просто для глубокого тяжелого вздоха), закаменел на полувдохе. — А… — Голос его стал совершенно бесцветным. — Значит, вы все знаете. Значит, это была… проверка. Абсолютно нейтральный голос. Нейтральное лицо — ну разве что очень бледное, словно замороженное, словно смотришь на него сквозь покрытое инеем стекло криокамеры. Мертвое такое. И с каждой секундой мертвеющее все больше. И глаза… — Ничего я не знаю! — рявкнул Вениамин, нисколько не заботясь тем, что может кого-то разбудить. Реанимационные меры потому и называют экстренными, что делать их надо быстро и резко. — Ни про какую проверку! Ясно? Просто я диагност. Вот и тебя… продиагностировал. Ясно, я спрашиваю?! — А. Ясно. Дэн… не расслабился, нет, но словно бы чуть ожил. И глаза его больше не выглядели обжигающе ледяными, в них как будто подтаяло что-то. — Вот то-то же! — ворчливо буркнул Вениамин, возвращаясь к своему обычному благодушию. — Ну, а раз ясно, тогда рассказывай. Как ты дошел до жизни такой, как уговорил Теодора распотрошить его обожаемую противозаконную, а главное — как и зачем вы, два великовозрастных обормота, накурили бедную девочку и заставили Стаси... эээ, то есть Станислава Федотовича нервничать. От Теодора я еще мог такой глупости ожидать, но от тебя… — Что? — Дэн моргнул. И ожил уже окончательно. — Да вы что, Вениамин Игнатьевич?! Да я что, по-вашему… Да вы меня совсем, что ли… Глазки горят, губы дергаются, на скулах румянец — любо-дорого посмотреть, что обида животворящая с человеком делает! Настоящая искренняя обида с настоящим искренним человеком. А есть там у него процессор или нет — это уже дело десятое. — А что должен думать бедный доктор, если ты пришел, но так ничего толком и не рассказываешь? И остается бедному доктору строить предположения одно ужаснее другого. И ладно бы только бедному доктору, но ведь и капитан, между прочим, переживает! А ведь ему и так эта Тедова конопля хуже клистира… — Конопля тут ни при чем. — Дэн погас так же быстро, как и вспыхнул. Но на недоразмороженный труп более не походил, в глазах осталось живое. Да и красные пятна на скулах таяли медленно. — Я… совершил ошибку, Вениамин Игнатьевич. Серьезную. Так. Уже легче. Конопля ни при чем, стало быть. Стасику не о чем волноваться. С остальным разберемся по ходу. Судя по молчанию аварийной сирены, навигаторская ошибка лежит не в профессиональной сфере — корабль не попал в завис и не напоролся на неучтенную аномалию, выкинувшую его в иную галактику. И на борту опять-таки не завелся третий киборг, неучтенный и, конечно же, сорванный, да к тому же имеющий четкие планы по захвату вселенной. Ну или хотя бы одного маленького транспортника — иначе рыжий злился бы, а не тосковал. А стало быть — что остается? Правильно. У навигатора опять сбойнула гипертрофированная совестливость. Это хорошо, это радует, это лечится. Тем более что мальчик сам пришел (Вениамин умилился), вовсе даже и не будучи капитаном послан во всех смыслах этого слова. Стоит вот теперь, ждет. Голова поднята, плечи опущены, лицо — как у того спартанского мальчика, чьи потроха как раз в эту минуту выгрызает спрятанный под хитоном лисенок. И говорит так, словно проталкивает слова через горло с заметным усилием, бессвязно и торопливо, лишь бы вытолкнуть, а они при этом путаются, цепляясь друг за друга и сбиваясь в невнятные кучки. — Я… очень надеюсь, что еще не поздно, Вениамин Игнатьевич… Да нет, я уверен, что еще не поздно! Понимаете, каннабиноиды были эндогенные, а я не сразу понял… Состояние некритическое, и, думаю, даже серьезного лечения не потребуется, к ним же нет быстрого привыкания… больше он ее вроде как ничем травить не стал, только эта штука для стимуляции их выработки, я не сразу понял… проверял постоянно, анализы чистые… ну, почти… но… Но все равно это была моя ошибка, понимаете? Было мало данных для точного прогноза… да что я! Данных было достаточно, просто прогноз… прогноз был неблагоприятен. Но я решил, что это просто мало данных, и… у меня ведь интуиция… — На этих словах Дэн горько усмехнулся, с издевкой выделив последнее слово. Продолжил безжалостно: — Мне всегда феноменально везло, Вениамин Игнатьевич, вот ведь ужас-то, правда? Я привык. Привык, что везет, привык, что как бы ни было паршиво, какой бы паскудной ни была жизнь, обязательно случится какое-нибудь чудо и все образуется. Как-нибудь, само собой… ведь как же иначе, правда? Вот и тут… думал, что это тоже… интуиция… Что все хорошо… ну, хотя бы будет… Он замолчал, нахмурился, закусил губу. Глянул остро исподлобья и вдруг спросил: — Вениамин Игнатьевич, у вас остался коньяк? — Коньяк? — От изумления доктор проснулся окончательно. — Ну да, остался. А зачем тебе? Дэн качнул головой. — Не мне. Вам. — И поторопился добавить, пока искреннее недоумение на лице у доктора не сменилось чем похуже: — Тед в таких случаях предпочитает пиво, но мне кажется, что вы пиво не будете. — Я и коньяк не буду! С утра-то пораньше, тоже мне, нашел алкоголика! — возмутился доктор, но тут же устыдился (нельзя же, в самом деле, быть таким эгоистом!). — Впрочем, если это надо тебе… — Мне не надо. — Ну вот и мне не надо! — ответствовал доктор с достоинством и еще немного возмущенно пофыркал носом, разглядывая вновь замолчавшего навигатора. А потом вздохнул и добавил примирительно: — Но ты предложил, спасибо. А я услышал. Так что можешь считать, что ритуал взаимного уважения соблюден и можно переходить к делу. Так что стряслось-то, начнешь ты наконец рассказывать, или бедному доктору так и теряться в догадках? — Он ее все-таки укусил, Вениамин Игнатьевич. И не один раз, похоже. За один раз так бы не подействовало. — Так… — Вениамин подергал себя за мочку уха, пытаясь понять, действительно ли он проснулся? И не логичнее ли предположить, что все происходящее, начиная с визита Стасика, — всего лишь результат слишком плотного ужина. — А с этого места поподробнее. Кого — ее? Нет, я понимаю, что если у нас кто-то кого-то укусил — то, скорее всего, именно что Полину. Ведь Полину же, да? Дэн обреченно кивнул. — Полину. — Ясно. С жертвой мы разобрались, Полина укушена, ясно, переходим ко второму вопросу. Кто у нас киса? Э-э-э, ну то есть кто такой тот самый он, который укусил бедную девочку? — Да вимпус ее драгоценный, конечно же! Кто же еще-то? ***