"С Днём Рождения!"

      Восьмое февраля две тысячи двадцать седьмого года, Лос-Анджелес       — Феникс, от всей души поздравляю тебя с юбилеем! Оставайся молодым душой, весёлым и счастливым! Пусть у тебя всё будет хорошо!       — Спасибо, Майк! Чертовски приятно! Как у тебя дела? Ты помнишь про нашу совместную зверино-пижамную вечеринку в субботу, тринадцатого?       — Да, конечно! А ты уже позвонил ребятам?       — Да, Джо приедет из Майями с Хайди и детьми, Роб обещал познакомить нас со своим новым бойфрендом, Тобиас прилетит, ещё ребята-техники надумали присоединиться, а вот Брэд… Майк, он ведь так и не нашёл себя после нашего распада, а развод окончательно добил его, и, мне кажется, он потихоньку спивается. Может, ты поговоришь с ним?       — Да, Дейв, я навещу его сегодня вечером, после премьеры, сразу как сдам свою медвежью пижаму в химчистку, забыл это сделать в том году.       — Ты опять в ней?! Ну Майк! Так неинтересно — одно и то же из года в год. Вот я купил себе новую зебру, а Джо рассказывал, что они все будут в костюмах разных Смешариков, а Роб выбрал жирафа…       — А я снова, уже в какой раз подряд, буду старым-добрым синим медведем!       — Да ну тебя!       — Ну и ладно!       — Бля, Шинизл, всё-таки мы такие… 50-летние придурки!       — Но-но, попрошу, мне ещё 49!       — Ничего, в четверг всё изменится… — кажется, Феникс продолжал свой монолог, но слово «четверг» болезненно отозвалось в сердце Майка, и дальше он не слушал. Еженедельно, уже в пятьсот тринадцатый раз, с того самого утра перед фотосессией, когда он, в счастливом ожидании встречи, узнал, что его любимого больше нет, каждый четверг стал его персональным адом, днём, который он ненавидел, мечтал выбросить, перечеркнуть, стереть из истории, из памяти, с лица земли.       — Ладно, Дейв, побегу я… Хорошего дня!       — И тебе, Майк! До скорого!       На выходе из дома Майк заглянул в гардеробную и быстро отыскал костюм синего медведя. Его взгляд почему-то упал на пиджак, который он надевал на церемонию прощания… Девять с половиной лет прошло — а больно, будто всё случилось только вчера.       Кажется, он тогда чем-то его заляпал, надо бы тоже почистить. Взяв обе вешалки и сложив их в чехол для одежды, Майк отправился на пресс-конференцию и фуршет по случаю премьеры фильма, для которого он написал саундтреки.       Вечером, сбежав со светских мероприятий пораньше, он завёз вещи химчистку. Он курил на стоянке, собираясь направиться к Брэду, когда девушка-администратор выбежала вслед за ним со словами: «Мистер Шинода, в кармане пиджака лежал вот этот листочек, возможно, что-то важное!» Майк поблагодарил её и, едва она удалилась, развернул сложенную в четыре заворота бумажку:       «В десять вечера на пристани. Ч.Б.»       Майка прошиб холодный пот. «В кармане пиджака» — вертелось в голове, но он точно помнил, что покупал его после злополучного двадцатого июля специально на похороны и больше ни разу не надел. Выкурив ещё одну сигарету, он взглянул на часы: он успевал на часок заскочить к Брэду и ровно в девять оказаться на пристани: в том, что он должен туда поехать, у него не было ни малейших сомнений.       Брэд встретил его ужасным перегаром и немым упрёком, дескать, «если бы вы, сукины дети, не развалили группу, я бы сейчас не был таким дерьмом.» Разговора по душам не вышло: Делсон мечтал поскорее выпроводить незваного гостя и продолжить напиваться, а Шинода был в растрепанных чувствах, и психолог из него получался никакущий. В итоге после целого часа полнейшего деструктива Брэд, с чувством отвращения к себе, захлопнул дверь за Майком, который ненавидел себя за то, что отворачивается от друга, которому так нужен. Но сердце тащило его на пристань, и Шинода, громко врубив Stone Temple Pilots, выжимал из своего Мерседеса максимум, чтобы успеть покурить на стоянке и ровно в десять быть в назначенном месте. Майк точно знал, где это: та часть пристани, которая была заброшена ещё четверть века назад. Он вспоминал, как будучи занятыми своими делами в Лос-Анджелесе, они с Честером периодически встречались именно там, не боясь посторонних взглядов, это было «их секретное место». Сейчас, девять с половиной лет спустя, тут было так же безлюдно, безветренно и ни один фонарь не горел.       — Майкл Шинода? — тот повернулся и увидел перед собой мужчину с фонариком. Он был низкого роста, с длинными кудрявыми волосами, одетый в джинсы, рубашку и жилетку. Сколько ему было лет, Майк сказать не мог, про таких говорят «без определённого возраста».       — С кем имею честь? — стараясь сохранить самообладание, спросил Шинода.       — Я старик Том. Я ждал тебя.       — Эта записка…       — Да, знаю.       — Давно?..       — Давно ли она лежит у тебя в кармане?       — Да.       — С двадцать девятого июля две тысячи семнадцатого года.       — Он… жив?       — Мне не велено ничего говорить, мне велено тебя отвезти.       — Куда?       — Этого я не могу сказать, могу только отвезти, но для этого тебе придётся выпить это.       Том протянул Шиноде фляжку.       «Похуй, хуже уже не будет…» — и без лишних раздумий залпом выпил всё содержимое. Сознание почти мгновенно покинуло его.